Прекращение судом производства по ч.ч. 4, 6 ст. 12.5 КоАП РФ

Ко мне обратился знакомый с просьбой оказать правовую помощь сотруднице его организации со ссылкой на то, что его адвокат сейчас в отъезде, а заседание суда по делу об административном производстве назначено на послезавтра.

Позвонила женщина, рассказала историю «происшествия», что называется «своими словами».

Этот ее рассказ уже породил во мне глубокие сомнения, что из этого случая можно что-то «вытянуть» в процессуальном смысле. По ее словам выходило, что доблестные блюстители порядка на дорогах остановили на Кутузовском проспекте красный Гелендваген одного весьма известного блогера, который систематически развлекается откровенным троллингом этих самых блюстителей порядка, а на машине сопровождения — черном Ленд Крузере, который остановился следом за первой машиной и следовавшей за ней в режиме «охраны — сопровождения», были нанесены полосы спецрасцветки, как на машинах следственного комитета, за что и был наказан водитель машины сопровождения — мой потенциальный подзащитный.

Одним из принципиальных моментов для данного дела оказалось то обстоятельство, что мой потенциальный подзащитный — водитель «автомобиля сопровождения» оказался гражданином Египта и египтянином по происхождению, отсюда возникли и соответствующие «трудности перевода».

Попросил прислать мне копии процессуальных документов, выданных на месте их составления, документы на машину и прочие документы, удостоверяющие личность правонарушителя.

Первичный анализ документов показал, казалось бы, еще большую беспросветность позиции защиты в этом деле. На месте были составлены протоколы осмотра транспортного средства с констатацией факта нанесения цветографических схем, сходных до степени смешения с цветографическими схемами автомобилей оперативных служб, в отсутствие необходимого разрешения, протокол досмотра транспортного средства с изъятием на месте тангенты для подачи специальных звуковых сигналов, опять же в отсутствие необходимого разрешения. Там же были составлены постановления об административных правонарушениях по обоим составам ч.ч. 4 и 6 ст. 12.5 КОАП РФ, а также еще постановление по случаю отсутствия полиса обязательного страхования гражданской ответственности, что называется — до кучи.

В день, обозначенный в постановлении, вместе с водителем явились в судебный участок мирового судьи по району Дорогомиловский, сделали копию материалов административного производства, определились с датой рассмотрения. Оказалось, что в рамках этого производства будет рассматриваться только один состав, предусмотренный п. 4 ст. 12.5 КОАП РФ, т. е. применительно к цветографическим схемам, нанесенным на автомобиль без соответствующего разрешения.

При подготовке позиции защиты в рамках этого процесса, в первую очередь обратил внимание на правовую позицию, выраженную в п. 23 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 25.06.2019 № 20 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при рассмотрении дел об административных правонарушениях, предусмотренных главой 12 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях», согласно которой,

при рассмотрении дел об административных правонарушениях в области дорожного движения необходимо учитывать, что согласно части 3 ст. 26.2 КОАП РФ не допускается использование доказательств по делу об административном правонарушении (например, протокола об административном правонарушении) если указанные доказательства получены с нарушением закона. Все собранные доказательства подлежат оценке по правилам ст. 26.11 КОАП РФ и не могут выступать предметом самостоятельного оспаривания.

 Нарушением, влекущим невозможность использования доказательств, может быть признано, в частности, получение объяснений лица, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении, которому не были предварительно разъяснены его права и обязанности (часть 1 статьи 25.1, часть 2 статьи 25.2, часть 3 ст. 25.6 КОАП РФ, статья 51 Конституции Российской Федерации).

В данном случае права хоть и разъяснялись, точнее даже не разъяснялись, а зачитывались инспектором с распечатанного текста постановления, будучи изложенными на втором листе поставления, но зачитывались на русском языке, тогда как водитель дал понять инспектору, что не в достаточной степени владеет русским языком, чтобы понять все нюансы зачитываемого ему довольно специфического текста. Самим водителем были предоставлены мне видеозаписи самого процесса зачитывания, сделанные им на свой смартфон.

Инспектор не придумал ничего лучше, чем внести в текст постановления рукописную запись о том, что поскольку предоставить переводчика не представилось возможным, текст постановления буде переведен на «международный язык» (именно так в тексте протокола) и выслан по адресу местожительства водителя. Как позже пояснил инспектор в суде, эту запись он сделал по указанию командира роты, который подъехал на место и присутствовал при составлении постановления.

Вместе с тем, понимая, с одной стороны, что подобного грубого нарушения прав лица, привлекаемого к административной ответственности на защиту, при объективном рассмотрении материалов, должно быть вполне достаточным для констатации отсутствия состава административного правонарушения, с другой стороны, при сегодняшнем однозначно обвинительном уклоне любых процессов административного, равно как и уголовного и налогового характера, проводимого против гражданина, я отдавал себе отчет, что не плохо было бы позицию усилить за счет дискредитации самого состава, фактически установленного (а если точнее — не установленного) в данном административном производстве.

Обратил внимание на то, что в протоколе указано на нарушение п. 11 ПДД, согласно которому запрещается эксплуатация транспортного средства с нанесенными цветографическими схемами, не соответствующими требованиям государственного стандарта.

Я был более чем уверен, что инспектор, стоявший на дороге и заполнявший потом весь этот ворох бумаг, никакого понятия о государственном стандарте, регламентирующем порядок нанесения цветографических схем, конечно же не имеет, стандарта в глаза не видел и заполнял протокол и постановление по заранее заготовленным бланкам, не особо вчитываясь в их содержание.

Соответственно, в ходе судебного разбирательства, на мой вопрос о том, каким же собственно государственным стандартом регламентирован порядок нанесения цветографических схем на автомобили спецслужб, инспектор ничего вразумительного пояснить не смог. Дальше — больше. Он в своих пояснениях заявил, что полосы были оранжевого цвета, такие как на машинах МЧС. Второй инспектор рассказывал о красных полосах, характерных для автомобилей Следственного комитета, а командир роты, которого тоже привлекли в качестве свидетеля, говорил о расцветке автомобилей оперативных служб ФСБ.

Пришлось уточнить еще несколько значимых пробелов в описании выявленного ими нарушения, касающихся того, что ни размера полос, ни соответствия их схемам размещения на легковых автомобилях (в отличие от схем грузовых автомобилей) инспектор не установил и в процессуальных документах не отразил. А при подобных обстоятельствах можно было задать два очевидных на мой взгляд вопроса. Во-первых, а какое же конкретно нарушение они выявили, кроме общей фразы «до степени смешения». А во-вторых, пришлось обратить внимание суда на то обстоятельство, что если уж уполномоченные «специалисты» — инспекторы ГИБДД не в состояние определенно квалифицировать даже такой достаточно очевидный вопрос — какой же собственно из оперативных служб соответствует нанесенная на конкретное транспортное средство цветографическая схема, то что можно требовать от водителя не владеющего в достаточной степени русским языком, тем более, что он управлял автомобилем который ему не принадлежит, а собственника этого автомобиля (который двигался на своем Гелендвагене во главе «колонны») после проверки документов благополучно отпустили без лишних вопросов.

Судья, рассматривавшая материалы административного производства, уже по своей инициативе, выясняла вопрос каким же, все-таки образом водителю разъяснялись его процессуальные права и кому же в действительности принадлежит идея вписать в протокол эту замечательную фразу про перевод на «международный язык».

Итогом разбирательства стало постановление о прекращении производства в связи с отсутствием состава.

Этот факт в значительной степени ободрил и внушил изрядный оптимизм в отношении второго производства, касающегося изъятой тангенты для подачи спецсигналов. Хотя процессуальные нарушения, связанные с ненадлежащим разъяснением прав, в этом процессе были аналогичными, однако габаритные размеры тангенты на факт наличия системы подачи спецсигналов на остановленном автомобиле никак повлиять не могли. Тем более, что к материалам административного производства били приобщены три видеозаписи, на одной из которых запечатлено как инспектор, обнаруживший в автомобиле тенгенту, демонстрирует ее работоспособность, нажимая на клавишу извлеченной из машины тангенты и подавая «крякающий» сигнал.

Как выяснилось, приложенные к материалам видеозаписи были сделаны не на штатные видео-регистраторы инспекторов, а на собственный телефон командира роты, который подъезжал на место в режиме контроля за работой «линейных» инспекторов и заодно снявший процесс на камеру своего телефона. На мой вопрос по поводу записей со штатных видео-регистраторов, номера которых были указаны непосредственно в протоколе, прозвучала знакомая «песня» о том, что они то ли разрядились, то ли потерялись в недрах отдела административной практики, но предоставить их в суд не представляется возможным.

Начал было готовить заявление о недопустимости подобных видео-записей в качестве доказательств по делу, сформированных с использованием не штатных, не сертифицированных, не поверенных и не внесенных в протокол технических средств. Но при просмотре собственно файлов этих записей, предоставленных на компакт-диске, обратил внимание на время записи, отраженное в свойствах файлов.

Как говорится, в очередной раз, к вопросу о внимании к деталям (или «дьявол кроется в мелочах»).

Оказалось, что время записи в свойствах файлов отмечено, как 16:59, 17:04 и 17:05. В то время, согласно записям в протоколе, время составления протокола осмотра транспортного средства с участием привлеченных понятых, было указано как 19:40, а согласно письменным объяснениям самих понятых, зачем-то написанным ими собственноручно по требованию инспектора, время их привлечения к участию в осмотре машины — 20:00.

При таких обстоятельствах, пришлось обратить внимание суда на то, что фактически осмотр автомобиля и фактическое же обнаружение оборудования для подачи спецсигналов, продемонстрированное инспектором на видеозаписи, любезно предоставленной командиром роты, были проведены за три часа до привлечения понятых, т.е. с грубым нарушением установленного порядка проведения осмотра транспортного средства.

Итогом разбирательства по второму делу также стало постановление о прекращении производства в связи с отсутствием состава.