Найти юриста / адвоката / эксперта
Публикуемая нами работа адвоката Павла Юрьевича Силкова «» является особой формой исследования существующих реалий уголовного процесса. Это столь же точная и объективная форма, как «Процесс» Кафки или «Законы» Платона – недаром между всеми этими произведениями можно проследить строгую преемственность.
Художественная интуиция используется как метод познания даже в точных науках (о чем нам многократно говорили великие математики и физики), в праве же она не только допускается, но является необходимым, а порой даже единственным, средством осмысления действительности. Практикующие юристы знают, что часто в суде убедительным доказательством может служить только образное моделирование ситуации, но не абстрактное логическое рассуждение.
То же касается и других обстоятельств правового познания – в работе с доверителем, в общении с коллегами, чиновниками и так далее.Закон, хочет того законодатель или нет, является частью жизни, и сам он живет только в применении к определенному случаю, к живой ситуации. Случай же выразим через сюжет. А если этот сюжет в основных чертах повторяется среди разных людей и даже в разные эпохи, речь идет о таком случае, который у юристов называется прецедентом, а у философов и психологов – архетипом.
Именно поэтому метод художественного исследования и был применен в главе «Правовой процесс как страдание, или Франц Кафка как истинный реалист существующего правосудия» третьей части Теории адвокатуры, органическим продолжением которой и является «Арест».
Данный рассказ является полностью вымышленным и не имеет к действительности никакого отношения. Все совпадения в рассказе носят случайный характер.
«Что касается освобождения из-под стражи. Категория тяжких и особо тяжких преступлений – при доказанности содеянного освободить из-под стражи может только одно. А – летальный исход, когда человек болен, когда негуманно содержать его под стражей. Все остальное должно находиться под стражей. Никаких залогов, поручительств, подписок и так далее. Это все от лукавого. Так называемая толстовщина». ИЗ ИНТЕРВЬЮ С СОВЕТНИКОМ ПРОКУРОРА. Новости «РТР», 14 часов, 02.09.2000 г.
Глава I
Ночью Брыкля плохо спал. Ему снились черви, но на них почему-то, в отличие от настоящих, были погоны. Он проснулся разбитым и уставшим. Позавтракав, Брыкля стал собираться на работу.
Ему предстояло ехать в центр Города, где он трудился сортировщиком писем в Городской газете. Он вышел из дома и направился к подземке, на которой ему приходилось ездить.
Проходя через сквер, он обратил внимание на группу мужчин, один из которых, увидев Брыклю, стал снимать его на видеокамеру. Брыкля сразу понял, что это оперативные сотрудники Безопасности.
Понять это было легко. Все они были коротко подстрижены, на шее у каждого была массивная золотая цепочка, а на пальцах рук – золотые печатки.
Когда они разговаривали, то громко ругались матом. Так громко ругаться матом могут только сотрудники Безопасности.
Это только обычным жителям Города нельзя громко ругаться матом, да и никак вообще нельзя, если эту ругань могут услышать сотрудники Безопасности. Ругаться можно только когда они не слышат, а им, наоборот, можно ругаться даже тогда, когда их слышат.
Брыкля решил не выяснять, для чего это вдруг его понадобилось снимать на видеокамеру. Когда он прошел мимо этих людей, то один из них, грубо его окликнув, потребовал предъявить документы.
Брыкля остановился. Он знал, что сотрудники Безопасности часто проверяют документы у жителей Города с целью выявления лиц, проживающих в Городе без указания в Главном документе отметки о резервировании жилья.
Брыкля читал в Главном законе Республики и много раз слышал по телевизору о том, что человек может жить и находиться там, где ему хочется, и что отсутствие отметки о резервировании жилья не может служить препятствием для нахождения гражданина Республики в том или ином месте. Хотя, с другой стороны, Главный надзиратель за соблюдением законов в Республике однажды сказал, что хотя отметку о резервировании жилья требовать не законно, но сотрудники Безопасности все равно должны это делать.
Еще тогда Брыкля подумал, какая это трудная и опасная работа у сотрудников Безопасности, что они обязываются Главным надзирателем за соблюдением законов эти законы нарушать. Видимо, все сотрудники Безопасности очень умные и образованные люди, раз способны разбираться в таких тонких вопросах.
Сам Брыкля никогда не мог понять, как это можно следить за соблюдением законов и еще быть обязанным законы эти нарушать. Но он смело подошел к сотрудникам, так как ему не о чем было волноваться.
Уж у него-то отметка о резервировании жилья стоит в Главном документе с самого рождения. Пусть они посмотрят и убедятся в этом.
Брыкля протянул Главный документ, как ему показалось, старшему сотруднику. Тот взял документ и, не заглядывая в него, положил его в карман пиджака.
– Покажите руки, – произнес этот сотрудник.
Брыкля вытянул руки перед собой, и тут же на них защелкнулись наручники.
– Вам придется проехать с нами, – сказал человек, надевший наручники.
Брыклю потащили к стоявшей рядом машине, посадили в нее и повезли в местное отделение Безопасности. Там его обыскали и составили протокол. Брыкля обратил внимание на то, что в протокол с особой тщательностью записали фразу о том, что у него не обнаружено запрещенных предметов.
Брыкля сразу успокоился и решил, что произошло недоразумение и что его, вероятно, приняли за кого-то другого. Его посадили в камеру и сказали, что за ним придут.
Он решил не возмущаться, так как думал, что все вскоре прояснится. За ним пришли только через несколько часов и повели в какой-то кабинет.
Там за столом сидел юноша лет двадцати и пил пиво. Брыкля удивился, когда тот представился ему следователем Безопасности.
Он всегда думал, что следователи такие, какими их показывают по телевизору. Этот юноша, вернее следователь, сказал Брыкле, что его дела плохи, что лучше во всем признаться и тем облегчить свою участь.
Брыкля не понимал, в чем он должен признаться, и спросил об этом у следователя.
– О, извините, – произнес следователь, – действительно, как же вы можете в чем-то признаться, если я не сказал вам, в чем мы вас подозреваем. Еще раз извините.
– А в чем меня можно подозревать? – спросил Брыкля.
– Вы сегодня шли через сквер? – в свою очередь задал вопрос следователь.
– Да шел. Меня там и задержали.
– А вы видели на кромке тротуара, по которому шли, пистолет?
– Нет, – ответил Брыкля, – не видел.
– Так-так-так – пробурчал юноша-следователь, – вот это и нужно написать. Будет лучше, если вы напишите это собственноручно. Берите бумагу, а я буду вам диктовать.
– Пишите – начал следователь, – сегодня я шел через сквер на работу. Никакого оружия у меня с собой не было. Я шел по тротуару и не видел, что у кромки тротуара лежит пистолет модели КК с серийным номером 18215, с тремя патронами в магазине и одним патроном в патроннике.
– Позвольте, – перебил Брыкля,– я ведь не видел пистолета, откуда я могу знать, сколько в нем патронов и какой у него серийный номер?
– Мы нашли его, – заявил следователь. – Этот пистолет положили там наши сотрудники с целью выявления лиц, незаконно приобретающих оружие. Я его уже осмотрел и поэтому знаю, сколько в нем было патронов и какой у него номер. Или вы мне не верите?
– Верю, конечно, верю, – поспешно сказал Брыкля.
– Тогда пишите, что вам диктуют. Итак, три патрона в магазине и один в патроннике.
Следователь отхлебнул из бутылки пиво и продолжил:
– Пишите дальше, что вы не подобрали этот пистолет и вообще его не видели. Написали?
– Написал, – сказал Брыкля, не совсем понимая для чего это нужно.
– Ну, вот теперь вы подозреваемый, – произнес следователь, убирая написанную бумагу в папку. — Вы подозреваетесь в том, что сегодня утром, проходя по тротуару в сквере и имея реальную возможность незаконно приобрести огнестрельное оружие путем присвоения найденного на кромке тротуара пистолета в целях его дальнейшего сбыта, не подобрали этот пистолет, так как его не увидели, то есть по причинам от вас не зависящим, и были задержаны с поличным на месте преступления сотрудниками Безопасности. Таким образом, вы подозреваетесь в покушении на незаконное приобретение в целях сбыта огнестрельного оружия.
– Отрицать бесполезно, – продолжил следователь. – Сотрудники Безопасности вместе с понятыми вели за вами скрытое наблюдение. Вы прошли мимо того места, где они положили пистолет, и вы этот пистолет не подобрали только потому, что не увидели его. Все это снято на видеокамеру.
Понятые уже допрошены. Они в один голос утверждают, что случайно проходили по парку, когда их пригласили сотрудники Безопасности засвидетельствовать факт покушения на совершение преступления.
Они показывают, что вы прошли мимо, даже не взглянув на пистолет, а также утверждают, что если бы вы его увидели, то обязательно бы подобрали и попытались бы затем сбыть его. У нас нет оснований не доверять показаниям понятых. Это совершенно посторонние люди, которые участвуют во всех наших операциях.
На суде они все подтвердят. Будете упорствовать и дальше или во всем сознаетесь?
Хотя ваше признание и не нужно. Вы ведь уже все написали собственноручно.У Брыкли голова шла кругом.
Он не понимал, шутит следователь или говорит серьезно. Хотя нахождение Брыкли в кабинете следователя говорило за то, что это не шутка, здравый смысл позволял надеяться, что все еще прояснится.
Вдруг Брыкля хлопнул себя по лбу и сказал:
– Так ведь все очень просто! Вы же не можете знать, подобрал бы я этот пистолет, если бы я его увидел, или не подобрал?
На это эмоциональное высказывание следователь, делая очередной глоток пива, очень спокойно произнес:
– А мы этого и не знаем. Мы вас просто подозреваем. А если у нас не будет оснований снять эти подозрения, мы предъявим вам обвинение. А уж разбираться, подобрали бы вы пистолет или не подобрали, если бы вдруг увидели его, будет суд. Спокойствие следователя все больше выводило Брыклю из себя.
Он попытался все объяснить, как ему казалось, еще проще.
– Ну, как же в этом случае суд может что-либо установить? – горячился Брыкля. – Ведь если бы я даже увидел этот пистолет, события могли бы развиваться совершенно по-разному. Я мог просто пройти мимо, сделав вид, что его не заметил, мог взять его и отнести в Безопасность, мог позвонить опять же в Безопасность по телефону – да мало ли что я мог бы еще сделать?
Следователя логические выкладки Брыкли ничуть не смутили, и он спокойно ответил:
– Ну, то, что вы сказали, в общем-то верно, но это только предположения, а следствие не может основываться на предположениях. Мы должны устанавливать только факты, а вот то, что вы его не подобрали, потому что не увидели, – это факт.
– Но кто же может утверждать, что это факт?– не унимался Брыкля.
Настырность Брыкли стала раздражать следователя. У него заканчивалось пиво. В камере сидел еще один подозреваемый в покушении на приобретение наркотиков, которые он не подобрал при выходе из магазина. Его тоже предстояло допрашивать, и наверняка он тоже будет все отрицать. Ладно, раньше, когда следователь только пришел в Безопасность, сотрудники иногда злоупотребляли своим положением, но опять же в интересах службы, и подбрасывали людям то наркотики, то оружие, то патроны.
Вот возмущение этих людей понятно. Вот когда они отрицали свою вину, это следователю было понятно.
Но после того, как Главный начальник Безопасности Города с молчаливого согласия Главного и всех Околоточных надзирающих за соблюдением законов одобрил новую концепцию борьбы с преступностью на стадии покушения на совершение преступлений, уж сейчас-то что отрицать очевидное? Ну, неужели не поднял бы, если бы увидел?
Ну, конечно, поднял бы. Безопасность стала сейчас работать гораздо лучше.
Девяносто процентов всех преступлений раскрывается на стадии покушения. Об этом с восторгом пишет вся пресса.
После четвертой бутылки пива мысли следователя путались. Он уже не помнил, зачем вдруг стал думать об этих процентах, о подозреваемых и прочей ерунде. В моменты просветления, когда следователь был трезвый, он даже иногда думал, что вся их работа никому не нужна, что все, что они делают, они делают только для Безопасности, а не для людей, что раскрытие всех этих покушений на преступления какая-то глупость и дурь.
Но когда он приходил на работу, все изменялось. Он видел, что Безопасность работает, что сотрудники не спят ночами, ожидая в засадах у подброшенных предметов проходящего преступника.
Бывая в тюрьмах, он видел, что количество заключенных не убавляется, а это значит, что преступность растет, и тогда он понимал, что делает благое дело, сущности и смысла которого простым людям понять невозможно. Следователь взглянул на Брыклю.
Ему вдруг захотелось ударить его бутылкой из-под пива по голове. Ведь именно из-за него и из-за таких, как он, следователь вынужден работать по 12-15 часов в сутки, без выходных дней, практически без отпусков.
Он уже потянулся к бутылке, но вдруг вспомнил, что, по инструкции, с подследственными надо вести себя корректно. Брыкля увидел, что следователь очнулся от своих мыслей, и вновь спросил:
– Извините, ну, так кто же сможет утверждать, что то, в чем вы меня подозреваете, случившийся факт?
Следователь глубоко вздохнул и начал:
– Никто ничего утверждать не будет. Просто есть еще один Закон. Его правда никто не видел, но все сотрудники Безопасности и судьи знают, что он существует.
Так вот, в этом Законе написано, что если нет никаких оснований обвинить и осудить человека по закону, который все знают и который опубликован, то действует другой Закон, невидимый, о котором никто не знает. В нем написано, что если нет законных оснований для вынесения обвинительного приговора, а оправдательный приговор вынесен быть не может в силу того, что человек уже является обвиняемым, то суд выносит обвинительный приговор по своему усмотрению.
– Как же вы можете знать, что написано в том невидимом законе, если о нем никто не знает и никто его не читал? – удивился Брыкля.
– Экий вы глупый человек. Так если бы этого не было написано в том невидимом законе, то как же тогда судьи могли бы выносить обвинительные приговоры, когда для их вынесения нет видимых законных оснований? Так что обязательно это написано, и думать по другому – большая глупость и возможность впасть в заблуждение, что людей могут сажать в тюрьму без какого-либо закона.
– Тогда мне нужен адвокат, – твердо, как ему показалось, произнес Брыкля.
– Адвокат не согласится вас защищать, потому что сейчас принят новый Закон, согласно которому, если адвокат взялся кого-то защищать и утверждает на суде, что его подзащитный невиновен, а суд, несмотря на это, приговаривает этого человека к наказанию, то и адвокат отбывает наказание вместе с ним.
Это очень прогрессивный закон, потому что раньше адвокаты, наряду с невиновными, защищали и виновных и говорили суду, что они невиновны, и суду было иногда затруднительно после их речей писать обвинительные приговоры. Теперь, когда адвокат в случае осуждения своего подзащитного сам становится осужденным, он должен думать заранее, стоит ему браться за защиту или не стоит. И суду теперь очень легко определять виновность.
Если адвокат отказывается защищать подсудимого, то, соответственно, этот подсудимый виновен, потому что если бы он был невиновен, то адвокат согласился бы его защищать.
Следователь ненадолго замолчал, а затем продолжил:
– Конечно, если вы будете настаивать, то адвокат будет вынужден принять вашу защиту. Но этот адвокат, если не будет уверен, что вас не осудят, не будет говорить на суде, что вы невиновны, он просто попросит суд объективно разобраться в вашем деле и, в случае признания вас виновным, назначить вам наказание менее строгое, чем оно может быть в случае назначения самого строгого. Кроме того, адвокатов, в силу этого нового Закона, уже осталось мало и к ним большие очереди. В этом случае мы будем продлевать вам срок ареста до тех пор, пока адвокат сможет взяться за вашу защиту.
Это ожидание может длиться не один год. А может случиться так, что того адвоката, к которому вы обратились, к этому времени уже посадят в тюрьму. А это может случиться, если он вдруг скажет суду, что его подзащитный невиновен, а суд его осудит. Тогда вам придется обращаться к другому адвокату и опять ждать.
Но по Закону, если вы обращаетесь за время следствия уже ко второму адвокату, то вы должны будете сами оплачивать свое содержание в тюрьме и платить зарплату надзирателям. А если у вас вдруг не окажется средств, то тогда действует упрощенная система судопроизводства. По ней вы объявляетесь начальником тюрьмы добровольно умершим, и ваше имущество переходит Городу.
Вас же, после такого объявления, сажают в отдельную камеру и перестают кормить. И для администрации тюрьмы вы считаетесь объявившим голодовку в знак протеста против халатного отношения к своему долгу адвокатов.
Следователь вдруг замолчал и опустил голову. Через некоторое время Брыкля услышал его храп. Брыкля вдруг успокоился.
Он понял, что следователь просто пьян, и все то, что он рассказывал, есть не что иное, как пьяный бред.
Глава II
Брыкля находился в тюрьме уже шестой месяц.
Следствие продолжалось. Правда, продолжалось оно очень странно.
За все это время следователь не пришел к нему ни одного раза. Чтобы следствие прошло быстрее, Брыкля не стал обращаться к адвокату, но, несмотря на это, срок следствия продлевали и продлевали.
Процедура продления срока, по мнению Брыкли, была наиглупейшей. Для этого Брыклю везли в суд.
Его будили в три часа ночи, и до девяти утра он был вынужден ожидать конвой в специальном помещении, в котором даже нельзя было сесть – настолько оно было тесное. Затем приезжала машина с конвоем, и Брыклю, по жаре или по морозу, возили по всем судам Города, и только к вечеру привозили в нужный суд.
Все это время его не кормили и не давали пить. В самом суде все выглядело еще глупее. Представитель Околоточного надзирателя за соблюдением законов говорил, что дело Брыкли очень сложное, что необходимо еще несколько месяцев для окончания расследования и добавлял, что отпускать Брыклю из тюрьмы ожидать суда – нецелесообразно. В камере у Брыкли была книга.
Она называлась «Свод правил, регламентирующих действия следствия и суда Республики». Из этой книги Брыкля знал, что Надзиратель за соблюдением законов в случае обращения в суд с просьбой продлить срок ареста обвиняемому обязан обосновать свою просьбу.
Также в этой книге было написано, что в случае, если Надзиратель не привел никаких доводов или приведенные доводы не смог обосновать, то суд обязан освободить обвиняемого. Однако на деле Брыкля ни разу не слышал, чтобы Надзиратель каким-то образом обосновывал свою просьбу.
Надзиратель просто говорил суду, что нужно продлить срок ареста, и суд, несмотря на требования Свода правил, непременно эту просьбу удовлетворял. Еще Брыкля обратил внимание на то, что судьями по его делу всегда оказывались женщины.
Эти женщины были с выжженными краской волосами и ярко накрашенными губами. Они всегда громко кричали на него, и у Брыкли сложилось впечатление, что они воспринимают его как некое недоразумение, взявшееся непонятно откуда и помешавшее им заниматься своими делами.
Еще у него сложилось впечатление, что он уже видел этих женщин, но не в здании суда, а на овощном рынке, за прилавком, торгующими квашеной капустой и солеными огурцами. Однажды Брыкля пожаловался на решение первого суда в вышестоящий суд, но оттуда пришла бумага, что решение первого суда основано на законе и для удовлетворения жалобы нет оснований. И вот тогда Брыкля понял, что прав был следователь.
Он теперь и сам был убежден, что Невидимый Закон, о котором говорил следователь, существует. И именно о нем было сказано вышестоящим судом, который утверждал, что решение, принятое первым судом, основано на законе. После этого открытия Брыкле стало легко и просто. В камере он написал письмо Главному чиновнику Республики. В этом письме он попросил его дать указание своим подчиненным опубликовать Невидимый Закон.
Это необходимо сделать для того, чтобы не морочить гражданам Республики головы и не тратить средства Республики на создание видимости соблюдения законов видимых, а все видимые законы отменить. Ответ на письмо пришел Брыкле через два месяца. В этом ответе говорилось, что его письмо рассмотрено, но удовлетворению не подлежит, поскольку опубликование Невидимого Закона может привести к обострению отношений со всем окружающим Республику цивилизованным миром.
Внизу Брыкля увидел приписку, в которой говорилось, что освободить его из-под ареста не представляется возможным, поскольку его вина подтверждена всей совокупностью собранных по делу доказательств. На следующий день Брыкля увидел по телевизору выступление Советника Главного надзирателя за соблюдением законов.
Раньше этот Советник занимал высокий пост в Безопасности. Слушая его выступление, Брыкля не верил своим ушам.
Его письмо Главному чиновнику Республики возымело силу. Советник в своем выступлении сказал, что для всех обвиняемых есть лишь одна мера пресечения – арест, а Свод правил, регламентирующих действия следствия и суда Республики, он назвал порождением нечистой силы.
– Наконец-то, – подумал Брыкля, – Невидимый Закон становится видимым.
После этого Брыкля написал на имя Начальника тюрьмы заявление с просьбой считать его добровольно умершим.
russian-lawyers.ru/arest.shtm
Художественная интуиция используется как метод познания даже в точных науках (о чем нам многократно говорили великие математики и физики), в праве же она не только допускается, но является необходимым, а порой даже единственным, средством осмысления действительности. Практикующие юристы знают, что часто в суде убедительным доказательством может служить только образное моделирование ситуации, но не абстрактное логическое рассуждение.
То же касается и других обстоятельств правового познания – в работе с доверителем, в общении с коллегами, чиновниками и так далее.Закон, хочет того законодатель или нет, является частью жизни, и сам он живет только в применении к определенному случаю, к живой ситуации. Случай же выразим через сюжет. А если этот сюжет в основных чертах повторяется среди разных людей и даже в разные эпохи, речь идет о таком случае, который у юристов называется прецедентом, а у философов и психологов – архетипом.
Именно поэтому метод художественного исследования и был применен в главе «Правовой процесс как страдание, или Франц Кафка как истинный реалист существующего правосудия» третьей части Теории адвокатуры, органическим продолжением которой и является «Арест».
Данный рассказ является полностью вымышленным и не имеет к действительности никакого отношения. Все совпадения в рассказе носят случайный характер.
«Что касается освобождения из-под стражи. Категория тяжких и особо тяжких преступлений – при доказанности содеянного освободить из-под стражи может только одно. А – летальный исход, когда человек болен, когда негуманно содержать его под стражей. Все остальное должно находиться под стражей. Никаких залогов, поручительств, подписок и так далее. Это все от лукавого. Так называемая толстовщина». ИЗ ИНТЕРВЬЮ С СОВЕТНИКОМ ПРОКУРОРА. Новости «РТР», 14 часов, 02.09.2000 г.
Глава I
Ночью Брыкля плохо спал. Ему снились черви, но на них почему-то, в отличие от настоящих, были погоны. Он проснулся разбитым и уставшим. Позавтракав, Брыкля стал собираться на работу.
Ему предстояло ехать в центр Города, где он трудился сортировщиком писем в Городской газете. Он вышел из дома и направился к подземке, на которой ему приходилось ездить.
Проходя через сквер, он обратил внимание на группу мужчин, один из которых, увидев Брыклю, стал снимать его на видеокамеру. Брыкля сразу понял, что это оперативные сотрудники Безопасности.
Понять это было легко. Все они были коротко подстрижены, на шее у каждого была массивная золотая цепочка, а на пальцах рук – золотые печатки.
Когда они разговаривали, то громко ругались матом. Так громко ругаться матом могут только сотрудники Безопасности.
Это только обычным жителям Города нельзя громко ругаться матом, да и никак вообще нельзя, если эту ругань могут услышать сотрудники Безопасности. Ругаться можно только когда они не слышат, а им, наоборот, можно ругаться даже тогда, когда их слышат.
Брыкля решил не выяснять, для чего это вдруг его понадобилось снимать на видеокамеру. Когда он прошел мимо этих людей, то один из них, грубо его окликнув, потребовал предъявить документы.
Брыкля остановился. Он знал, что сотрудники Безопасности часто проверяют документы у жителей Города с целью выявления лиц, проживающих в Городе без указания в Главном документе отметки о резервировании жилья.
Брыкля читал в Главном законе Республики и много раз слышал по телевизору о том, что человек может жить и находиться там, где ему хочется, и что отсутствие отметки о резервировании жилья не может служить препятствием для нахождения гражданина Республики в том или ином месте. Хотя, с другой стороны, Главный надзиратель за соблюдением законов в Республике однажды сказал, что хотя отметку о резервировании жилья требовать не законно, но сотрудники Безопасности все равно должны это делать.
Еще тогда Брыкля подумал, какая это трудная и опасная работа у сотрудников Безопасности, что они обязываются Главным надзирателем за соблюдением законов эти законы нарушать. Видимо, все сотрудники Безопасности очень умные и образованные люди, раз способны разбираться в таких тонких вопросах.
Сам Брыкля никогда не мог понять, как это можно следить за соблюдением законов и еще быть обязанным законы эти нарушать. Но он смело подошел к сотрудникам, так как ему не о чем было волноваться.
Уж у него-то отметка о резервировании жилья стоит в Главном документе с самого рождения. Пусть они посмотрят и убедятся в этом.
Брыкля протянул Главный документ, как ему показалось, старшему сотруднику. Тот взял документ и, не заглядывая в него, положил его в карман пиджака.
– Покажите руки, – произнес этот сотрудник.
Брыкля вытянул руки перед собой, и тут же на них защелкнулись наручники.
– Вам придется проехать с нами, – сказал человек, надевший наручники.
Брыклю потащили к стоявшей рядом машине, посадили в нее и повезли в местное отделение Безопасности. Там его обыскали и составили протокол. Брыкля обратил внимание на то, что в протокол с особой тщательностью записали фразу о том, что у него не обнаружено запрещенных предметов.
Брыкля сразу успокоился и решил, что произошло недоразумение и что его, вероятно, приняли за кого-то другого. Его посадили в камеру и сказали, что за ним придут.
Он решил не возмущаться, так как думал, что все вскоре прояснится. За ним пришли только через несколько часов и повели в какой-то кабинет.
Там за столом сидел юноша лет двадцати и пил пиво. Брыкля удивился, когда тот представился ему следователем Безопасности.
Он всегда думал, что следователи такие, какими их показывают по телевизору. Этот юноша, вернее следователь, сказал Брыкле, что его дела плохи, что лучше во всем признаться и тем облегчить свою участь.
Брыкля не понимал, в чем он должен признаться, и спросил об этом у следователя.
– О, извините, – произнес следователь, – действительно, как же вы можете в чем-то признаться, если я не сказал вам, в чем мы вас подозреваем. Еще раз извините.
– А в чем меня можно подозревать? – спросил Брыкля.
– Вы сегодня шли через сквер? – в свою очередь задал вопрос следователь.
– Да шел. Меня там и задержали.
– А вы видели на кромке тротуара, по которому шли, пистолет?
– Нет, – ответил Брыкля, – не видел.
– Так-так-так – пробурчал юноша-следователь, – вот это и нужно написать. Будет лучше, если вы напишите это собственноручно. Берите бумагу, а я буду вам диктовать.
– Пишите – начал следователь, – сегодня я шел через сквер на работу. Никакого оружия у меня с собой не было. Я шел по тротуару и не видел, что у кромки тротуара лежит пистолет модели КК с серийным номером 18215, с тремя патронами в магазине и одним патроном в патроннике.
– Позвольте, – перебил Брыкля,– я ведь не видел пистолета, откуда я могу знать, сколько в нем патронов и какой у него серийный номер?
– Мы нашли его, – заявил следователь. – Этот пистолет положили там наши сотрудники с целью выявления лиц, незаконно приобретающих оружие. Я его уже осмотрел и поэтому знаю, сколько в нем было патронов и какой у него номер. Или вы мне не верите?
– Верю, конечно, верю, – поспешно сказал Брыкля.
– Тогда пишите, что вам диктуют. Итак, три патрона в магазине и один в патроннике.
Следователь отхлебнул из бутылки пиво и продолжил:
– Пишите дальше, что вы не подобрали этот пистолет и вообще его не видели. Написали?
– Написал, – сказал Брыкля, не совсем понимая для чего это нужно.
– Ну, вот теперь вы подозреваемый, – произнес следователь, убирая написанную бумагу в папку. — Вы подозреваетесь в том, что сегодня утром, проходя по тротуару в сквере и имея реальную возможность незаконно приобрести огнестрельное оружие путем присвоения найденного на кромке тротуара пистолета в целях его дальнейшего сбыта, не подобрали этот пистолет, так как его не увидели, то есть по причинам от вас не зависящим, и были задержаны с поличным на месте преступления сотрудниками Безопасности. Таким образом, вы подозреваетесь в покушении на незаконное приобретение в целях сбыта огнестрельного оружия.
– Отрицать бесполезно, – продолжил следователь. – Сотрудники Безопасности вместе с понятыми вели за вами скрытое наблюдение. Вы прошли мимо того места, где они положили пистолет, и вы этот пистолет не подобрали только потому, что не увидели его. Все это снято на видеокамеру.
Понятые уже допрошены. Они в один голос утверждают, что случайно проходили по парку, когда их пригласили сотрудники Безопасности засвидетельствовать факт покушения на совершение преступления.
Они показывают, что вы прошли мимо, даже не взглянув на пистолет, а также утверждают, что если бы вы его увидели, то обязательно бы подобрали и попытались бы затем сбыть его. У нас нет оснований не доверять показаниям понятых. Это совершенно посторонние люди, которые участвуют во всех наших операциях.
На суде они все подтвердят. Будете упорствовать и дальше или во всем сознаетесь?
Хотя ваше признание и не нужно. Вы ведь уже все написали собственноручно.У Брыкли голова шла кругом.
Он не понимал, шутит следователь или говорит серьезно. Хотя нахождение Брыкли в кабинете следователя говорило за то, что это не шутка, здравый смысл позволял надеяться, что все еще прояснится.
Вдруг Брыкля хлопнул себя по лбу и сказал:
– Так ведь все очень просто! Вы же не можете знать, подобрал бы я этот пистолет, если бы я его увидел, или не подобрал?
На это эмоциональное высказывание следователь, делая очередной глоток пива, очень спокойно произнес:
– А мы этого и не знаем. Мы вас просто подозреваем. А если у нас не будет оснований снять эти подозрения, мы предъявим вам обвинение. А уж разбираться, подобрали бы вы пистолет или не подобрали, если бы вдруг увидели его, будет суд. Спокойствие следователя все больше выводило Брыклю из себя.
Он попытался все объяснить, как ему казалось, еще проще.
– Ну, как же в этом случае суд может что-либо установить? – горячился Брыкля. – Ведь если бы я даже увидел этот пистолет, события могли бы развиваться совершенно по-разному. Я мог просто пройти мимо, сделав вид, что его не заметил, мог взять его и отнести в Безопасность, мог позвонить опять же в Безопасность по телефону – да мало ли что я мог бы еще сделать?
Следователя логические выкладки Брыкли ничуть не смутили, и он спокойно ответил:
– Ну, то, что вы сказали, в общем-то верно, но это только предположения, а следствие не может основываться на предположениях. Мы должны устанавливать только факты, а вот то, что вы его не подобрали, потому что не увидели, – это факт.
– Но кто же может утверждать, что это факт?– не унимался Брыкля.
Настырность Брыкли стала раздражать следователя. У него заканчивалось пиво. В камере сидел еще один подозреваемый в покушении на приобретение наркотиков, которые он не подобрал при выходе из магазина. Его тоже предстояло допрашивать, и наверняка он тоже будет все отрицать. Ладно, раньше, когда следователь только пришел в Безопасность, сотрудники иногда злоупотребляли своим положением, но опять же в интересах службы, и подбрасывали людям то наркотики, то оружие, то патроны.
Вот возмущение этих людей понятно. Вот когда они отрицали свою вину, это следователю было понятно.
Но после того, как Главный начальник Безопасности Города с молчаливого согласия Главного и всех Околоточных надзирающих за соблюдением законов одобрил новую концепцию борьбы с преступностью на стадии покушения на совершение преступлений, уж сейчас-то что отрицать очевидное? Ну, неужели не поднял бы, если бы увидел?
Ну, конечно, поднял бы. Безопасность стала сейчас работать гораздо лучше.
Девяносто процентов всех преступлений раскрывается на стадии покушения. Об этом с восторгом пишет вся пресса.
После четвертой бутылки пива мысли следователя путались. Он уже не помнил, зачем вдруг стал думать об этих процентах, о подозреваемых и прочей ерунде. В моменты просветления, когда следователь был трезвый, он даже иногда думал, что вся их работа никому не нужна, что все, что они делают, они делают только для Безопасности, а не для людей, что раскрытие всех этих покушений на преступления какая-то глупость и дурь.
Но когда он приходил на работу, все изменялось. Он видел, что Безопасность работает, что сотрудники не спят ночами, ожидая в засадах у подброшенных предметов проходящего преступника.
Бывая в тюрьмах, он видел, что количество заключенных не убавляется, а это значит, что преступность растет, и тогда он понимал, что делает благое дело, сущности и смысла которого простым людям понять невозможно. Следователь взглянул на Брыклю.
Ему вдруг захотелось ударить его бутылкой из-под пива по голове. Ведь именно из-за него и из-за таких, как он, следователь вынужден работать по 12-15 часов в сутки, без выходных дней, практически без отпусков.
Он уже потянулся к бутылке, но вдруг вспомнил, что, по инструкции, с подследственными надо вести себя корректно. Брыкля увидел, что следователь очнулся от своих мыслей, и вновь спросил:
– Извините, ну, так кто же сможет утверждать, что то, в чем вы меня подозреваете, случившийся факт?
Следователь глубоко вздохнул и начал:
– Никто ничего утверждать не будет. Просто есть еще один Закон. Его правда никто не видел, но все сотрудники Безопасности и судьи знают, что он существует.
Так вот, в этом Законе написано, что если нет никаких оснований обвинить и осудить человека по закону, который все знают и который опубликован, то действует другой Закон, невидимый, о котором никто не знает. В нем написано, что если нет законных оснований для вынесения обвинительного приговора, а оправдательный приговор вынесен быть не может в силу того, что человек уже является обвиняемым, то суд выносит обвинительный приговор по своему усмотрению.
– Как же вы можете знать, что написано в том невидимом законе, если о нем никто не знает и никто его не читал? – удивился Брыкля.
– Экий вы глупый человек. Так если бы этого не было написано в том невидимом законе, то как же тогда судьи могли бы выносить обвинительные приговоры, когда для их вынесения нет видимых законных оснований? Так что обязательно это написано, и думать по другому – большая глупость и возможность впасть в заблуждение, что людей могут сажать в тюрьму без какого-либо закона.
– Тогда мне нужен адвокат, – твердо, как ему показалось, произнес Брыкля.
– Адвокат не согласится вас защищать, потому что сейчас принят новый Закон, согласно которому, если адвокат взялся кого-то защищать и утверждает на суде, что его подзащитный невиновен, а суд, несмотря на это, приговаривает этого человека к наказанию, то и адвокат отбывает наказание вместе с ним.
Это очень прогрессивный закон, потому что раньше адвокаты, наряду с невиновными, защищали и виновных и говорили суду, что они невиновны, и суду было иногда затруднительно после их речей писать обвинительные приговоры. Теперь, когда адвокат в случае осуждения своего подзащитного сам становится осужденным, он должен думать заранее, стоит ему браться за защиту или не стоит. И суду теперь очень легко определять виновность.
Если адвокат отказывается защищать подсудимого, то, соответственно, этот подсудимый виновен, потому что если бы он был невиновен, то адвокат согласился бы его защищать.
Следователь ненадолго замолчал, а затем продолжил:
– Конечно, если вы будете настаивать, то адвокат будет вынужден принять вашу защиту. Но этот адвокат, если не будет уверен, что вас не осудят, не будет говорить на суде, что вы невиновны, он просто попросит суд объективно разобраться в вашем деле и, в случае признания вас виновным, назначить вам наказание менее строгое, чем оно может быть в случае назначения самого строгого. Кроме того, адвокатов, в силу этого нового Закона, уже осталось мало и к ним большие очереди. В этом случае мы будем продлевать вам срок ареста до тех пор, пока адвокат сможет взяться за вашу защиту.
Это ожидание может длиться не один год. А может случиться так, что того адвоката, к которому вы обратились, к этому времени уже посадят в тюрьму. А это может случиться, если он вдруг скажет суду, что его подзащитный невиновен, а суд его осудит. Тогда вам придется обращаться к другому адвокату и опять ждать.
Но по Закону, если вы обращаетесь за время следствия уже ко второму адвокату, то вы должны будете сами оплачивать свое содержание в тюрьме и платить зарплату надзирателям. А если у вас вдруг не окажется средств, то тогда действует упрощенная система судопроизводства. По ней вы объявляетесь начальником тюрьмы добровольно умершим, и ваше имущество переходит Городу.
Вас же, после такого объявления, сажают в отдельную камеру и перестают кормить. И для администрации тюрьмы вы считаетесь объявившим голодовку в знак протеста против халатного отношения к своему долгу адвокатов.
Следователь вдруг замолчал и опустил голову. Через некоторое время Брыкля услышал его храп. Брыкля вдруг успокоился.
Он понял, что следователь просто пьян, и все то, что он рассказывал, есть не что иное, как пьяный бред.
Глава II
Брыкля находился в тюрьме уже шестой месяц.
Следствие продолжалось. Правда, продолжалось оно очень странно.
За все это время следователь не пришел к нему ни одного раза. Чтобы следствие прошло быстрее, Брыкля не стал обращаться к адвокату, но, несмотря на это, срок следствия продлевали и продлевали.
Процедура продления срока, по мнению Брыкли, была наиглупейшей. Для этого Брыклю везли в суд.
Его будили в три часа ночи, и до девяти утра он был вынужден ожидать конвой в специальном помещении, в котором даже нельзя было сесть – настолько оно было тесное. Затем приезжала машина с конвоем, и Брыклю, по жаре или по морозу, возили по всем судам Города, и только к вечеру привозили в нужный суд.
Все это время его не кормили и не давали пить. В самом суде все выглядело еще глупее. Представитель Околоточного надзирателя за соблюдением законов говорил, что дело Брыкли очень сложное, что необходимо еще несколько месяцев для окончания расследования и добавлял, что отпускать Брыклю из тюрьмы ожидать суда – нецелесообразно. В камере у Брыкли была книга.
Она называлась «Свод правил, регламентирующих действия следствия и суда Республики». Из этой книги Брыкля знал, что Надзиратель за соблюдением законов в случае обращения в суд с просьбой продлить срок ареста обвиняемому обязан обосновать свою просьбу.
Также в этой книге было написано, что в случае, если Надзиратель не привел никаких доводов или приведенные доводы не смог обосновать, то суд обязан освободить обвиняемого. Однако на деле Брыкля ни разу не слышал, чтобы Надзиратель каким-то образом обосновывал свою просьбу.
Надзиратель просто говорил суду, что нужно продлить срок ареста, и суд, несмотря на требования Свода правил, непременно эту просьбу удовлетворял. Еще Брыкля обратил внимание на то, что судьями по его делу всегда оказывались женщины.
Эти женщины были с выжженными краской волосами и ярко накрашенными губами. Они всегда громко кричали на него, и у Брыкли сложилось впечатление, что они воспринимают его как некое недоразумение, взявшееся непонятно откуда и помешавшее им заниматься своими делами.
Еще у него сложилось впечатление, что он уже видел этих женщин, но не в здании суда, а на овощном рынке, за прилавком, торгующими квашеной капустой и солеными огурцами. Однажды Брыкля пожаловался на решение первого суда в вышестоящий суд, но оттуда пришла бумага, что решение первого суда основано на законе и для удовлетворения жалобы нет оснований. И вот тогда Брыкля понял, что прав был следователь.
Он теперь и сам был убежден, что Невидимый Закон, о котором говорил следователь, существует. И именно о нем было сказано вышестоящим судом, который утверждал, что решение, принятое первым судом, основано на законе. После этого открытия Брыкле стало легко и просто. В камере он написал письмо Главному чиновнику Республики. В этом письме он попросил его дать указание своим подчиненным опубликовать Невидимый Закон.
Это необходимо сделать для того, чтобы не морочить гражданам Республики головы и не тратить средства Республики на создание видимости соблюдения законов видимых, а все видимые законы отменить. Ответ на письмо пришел Брыкле через два месяца. В этом ответе говорилось, что его письмо рассмотрено, но удовлетворению не подлежит, поскольку опубликование Невидимого Закона может привести к обострению отношений со всем окружающим Республику цивилизованным миром.
Внизу Брыкля увидел приписку, в которой говорилось, что освободить его из-под ареста не представляется возможным, поскольку его вина подтверждена всей совокупностью собранных по делу доказательств. На следующий день Брыкля увидел по телевизору выступление Советника Главного надзирателя за соблюдением законов.
Раньше этот Советник занимал высокий пост в Безопасности. Слушая его выступление, Брыкля не верил своим ушам.
Его письмо Главному чиновнику Республики возымело силу. Советник в своем выступлении сказал, что для всех обвиняемых есть лишь одна мера пресечения – арест, а Свод правил, регламентирующих действия следствия и суда Республики, он назвал порождением нечистой силы.
– Наконец-то, – подумал Брыкля, – Невидимый Закон становится видимым.
После этого Брыкля написал на имя Начальника тюрьмы заявление с просьбой считать его добровольно умершим.
russian-lawyers.ru/arest.shtm