2. Наша работа, полностью посвященная методологическим аспектам техники познания, не претендует на полноту объема освещения вопросов конечного приближения к практике применения уголовного закона. В принципе, это невозможно проанализировать в рамках нескольких десятилетий, не говоря уже об одной работе. Поэтому мы говорим исключительно о тех основах методологии познания, применение которых может изменить практику уголовного закона. Ценность данных методологических изысканий вряд ли можно оценивать, и поэтому мы действуем по принципу наличия факта, как основания целесообразности.
Прежде всего, в отношении методологии предполагается отказаться от обозначения символов через символы. Язык выступит, как периферия кодов, в массиве которых живет значение, второй формой кодов является та или иная форма бытия данных кодов, их органичности понимания. Но еще в раннее время истории была сделана универсальная попытка выйти из данного порочного круга и сформировать истинно пропедевтику познания, именно такой попыткой была философия (то, что мы сегодня называем философией) Аристотеля. Им были введены формулировки «бытия в возможности» и «бытия в действительности» (ранее мы их уже употребляли). Методологическая прелесть данных категорий заключается в том, что они являются некоторой формой синтеза конкретно эмпирического круга явления и рассудочных категорий, бытие и строй которых обычно связывают с понятием логики как когнитивной системы.
Скажем так, сами по себе они – лишь формы передачи значения, без прибавления к данному значению излишества таинства собственного смыла. Например, в случае с категорией «понятия» мы всегда наталкиваемся на необходимость содержания в отношении как внутреннего – понимаемого, в противопоставлении внешнему – форма сходства и различия, и, наконец, — противостояние от противного по природе.
Каждый методолог, структурирующий область значения всегда избегает одного достаточно щепетильного вопроса познания, который опускается, как правило, из малодушия, чем из-за несведущности. Это вопрос Идеального иРеального объекта познания, будь он универсален он или частно- эмпирически задан в перцепции. Происходит это от того, что каждому из нас трудно признать, что истинность, утверждаемая нами всего лишь колебание воздуха, каракули на песке, а не то, что способно перевернуть мир и спровоцировать его изменение в отношении предельных основ бытийности. Противостояние идеального и реального, чувствуемого и вынесенного за пределы чувствуемого и погруженного всецело в область рефлексии, соотношение, которое трудно вынести познающему. Достаточно трудно признать за своими выводами субъективный характер акта личной воли, личной непохожести, личной неустойчивости познания, личной недоуменности правилам игры. Желание признать за своими выводами объективность познания – самый большой соблазн для любого методолога, признавать за своими выводами объективность – самый большой соблазн власти, к которому она так тщательно стремится.
Греки, лишенные индивидуальности собственно – личного предназначения, эти дети божественности мифов о самих себе, были не так подвержены христианским пристрастиям греха гордости и необходимой уверенности, они неоднократно обращали внимание познающих на две особенности этого мира – дифференцированность объекта познания, и дифференцированность субъекта познания в процессе познания, умноженного на дифференцированность в процесс деятельности(социализация изменчивости природы).
Выделим двух наиболее полно, отразивших этот аспект (притом, что философия их предшественников сформировало то, что они смогли прочувствовать и озвучить), мы говорим об Аристотеле и Платоне.
Категория идеального у Платона преобразована и трансформирована в Эйдос, при этом подчеркнута главная особенность внечувственного – его самостоятельность экзистенции, идеальное существует вне зависимости от реального, более того идеальное определяет бытие актуально сущего, заданного в чувственной перцепции.
У Аристотеля категория идеального приобретает технократический характер, выраженный применительно к дифференцированию во времени и месте, при тождестве субъектов познания. Аристотелем введена в оборот впервые категория бытия в возможности, возможного бытия. При этом следует отметить, что до сих пор наши переводчики не смогли выделить долженствования перевода данного термина. В общем же под бытием в возможности следует в самом прежнем приближении понимать бытие мысли.
В целом желающий изучить представления по данному поводу двух великих мыслителей, родоначальников материализма и идеализма (как утверждают старые учебники по философии), мы отсылаем к первоисточникам.
Итак, мир как объект анализа предстает разделенным на две сферы: чувственного, заданного в чувственном восприятии и внечувственного, вынесенного за пределы чувственного. С помощью словоформ можно говорить о мысли, мире мысли, образе, символе ощущении и прочее и прочее. Здесь следует быть последовательным, и потому мы обратимся непосредственно к формулировкам, введенным Аристотелем: «бытие в возможности» и «бытие в действительности».
Бытие в возможности (далее БВ в формулах обозначается латинским «V») – это область вещей опосредованных мыслью, это все то, что вынесено за пределы чувственного восприятия. Соответственно, бытие в возможности может быть как объективным, так и субъективным относительно своей сущности в тот или иной период времени. Это в свое время и отмечал Аристотель, например, для данного человека его бытие в возможности является отражением чувственного в прошлом и поэтому оно есть чистое бытие в возможности, не опирающееся на непосредственность чувствуемого в рамках здесь и сейчас, для другого бытие в возможности аналогического плана является сопровождающим элементом действительного в рамках конкретного «здесь и сейчас». Так же возможна классификация по субъектам расположенным в разном месте и в разное время. Соответственно, и логические суждения и правила, Аристотель выводил, исходя из сопоставления бытия в возможности и в действительности.
Бытие в действительности – это бытие вещей, которые опосредуются чувственным восприятием, существует в рамках наших чувственных перцепций. Ощущение не есть бытие в действительности, до тех пор, пока не станет чувственностью, последней присуще знание предмета чувства. Предметность чувственности является продуктом реализации бытия в возможности в действительность, ибо мысль не существует вне бытия, а бытие вне мысли. БВ и действительность взаимоувязаны и связаны одной цепью сознания, замещение, хотя одного из этих элементов является уже ненормальным и приводит к потере приемлемой способности к ориентации – галлюцинации и прочее.
Следует обратить внимание на одну особенность. Человеку свойственно считать свои мысли собственностью самое себя, продуктом принадлежности самое себя, имманентностью,… но история учит обратному. Можно выделить следующее суждение – человеку принадлежит только область чувственного в силу ее неповторимости, область мысленного всецело вынесена за пределы человеческого как индивидуальности (понятие архетипа у К. Юнга, Эрик Берн, мифы и прочее). Редкое исключение составляют так называемые примеры гениальности, творческого, когда сама чувственность ставит себе в тождество мысль.
Субъект всегда существует в пределах двух данных категорий, при этом мысль всегда сопутствует чувственному, начнем с того, что прошлое существует только в области мысли, более того, прошлое становится прошлым только тогда, когда произошла реализация и то, что ранее структурировалось в рамках чувственного восприятия (парадигма), ставится только объектом внечувственной, рассудочной перцепции. Таким образом, процессуальность становления формообразования всегда относительно субъекта формообразования существует в прошлом на момент достижения результата реализации (закон энтелехии).
Рассмотрение данных категорий в целостности их применения невозможно для нашего исследования в силу его специфики как специально направленного на познание конкретной области (преступления). Но мы будем неизменно обращаться к ним, и поэтому минимум операционности использования данных суждений просто необходим.
Следует отметить, что их использование существенно облегчает объяснение многих форм бытия, но при том только условии, что субъектом, присоединяющимся к данному виду рассуждения, понята основная природа данных категорий. Повторимся еще раз. При всех интерпретациях самое себя бытие в возможности – это область бытия мысли, то самое, что остается всегда за пределом формализованности в объектах материального, чувствуемого. Критерием границы определения БВ является именно возможность чувственного восприятия. БВ – это то самое значение, которое требует своей эквивалентности и однозначности в процессе перехода от одного субъекта к другому, это то, что ни при каких условиях не может быть облечено в форму чувствования, сохраняя при этом самое себя как бытие в возможности.
Бытие в действительности – это категория всецело чувственного восприятия, то, что только и может быть воспринято на уровне чувствования, благодаря чувствованию.
Прежде всего, в отношении методологии предполагается отказаться от обозначения символов через символы. Язык выступит, как периферия кодов, в массиве которых живет значение, второй формой кодов является та или иная форма бытия данных кодов, их органичности понимания. Но еще в раннее время истории была сделана универсальная попытка выйти из данного порочного круга и сформировать истинно пропедевтику познания, именно такой попыткой была философия (то, что мы сегодня называем философией) Аристотеля. Им были введены формулировки «бытия в возможности» и «бытия в действительности» (ранее мы их уже употребляли). Методологическая прелесть данных категорий заключается в том, что они являются некоторой формой синтеза конкретно эмпирического круга явления и рассудочных категорий, бытие и строй которых обычно связывают с понятием логики как когнитивной системы.
Скажем так, сами по себе они – лишь формы передачи значения, без прибавления к данному значению излишества таинства собственного смыла. Например, в случае с категорией «понятия» мы всегда наталкиваемся на необходимость содержания в отношении как внутреннего – понимаемого, в противопоставлении внешнему – форма сходства и различия, и, наконец, — противостояние от противного по природе.
Каждый методолог, структурирующий область значения всегда избегает одного достаточно щепетильного вопроса познания, который опускается, как правило, из малодушия, чем из-за несведущности. Это вопрос Идеального иРеального объекта познания, будь он универсален он или частно- эмпирически задан в перцепции. Происходит это от того, что каждому из нас трудно признать, что истинность, утверждаемая нами всего лишь колебание воздуха, каракули на песке, а не то, что способно перевернуть мир и спровоцировать его изменение в отношении предельных основ бытийности. Противостояние идеального и реального, чувствуемого и вынесенного за пределы чувствуемого и погруженного всецело в область рефлексии, соотношение, которое трудно вынести познающему. Достаточно трудно признать за своими выводами субъективный характер акта личной воли, личной непохожести, личной неустойчивости познания, личной недоуменности правилам игры. Желание признать за своими выводами объективность познания – самый большой соблазн для любого методолога, признавать за своими выводами объективность – самый большой соблазн власти, к которому она так тщательно стремится.
Греки, лишенные индивидуальности собственно – личного предназначения, эти дети божественности мифов о самих себе, были не так подвержены христианским пристрастиям греха гордости и необходимой уверенности, они неоднократно обращали внимание познающих на две особенности этого мира – дифференцированность объекта познания, и дифференцированность субъекта познания в процессе познания, умноженного на дифференцированность в процесс деятельности(социализация изменчивости природы).
Выделим двух наиболее полно, отразивших этот аспект (притом, что философия их предшественников сформировало то, что они смогли прочувствовать и озвучить), мы говорим об Аристотеле и Платоне.
Категория идеального у Платона преобразована и трансформирована в Эйдос, при этом подчеркнута главная особенность внечувственного – его самостоятельность экзистенции, идеальное существует вне зависимости от реального, более того идеальное определяет бытие актуально сущего, заданного в чувственной перцепции.
У Аристотеля категория идеального приобретает технократический характер, выраженный применительно к дифференцированию во времени и месте, при тождестве субъектов познания. Аристотелем введена в оборот впервые категория бытия в возможности, возможного бытия. При этом следует отметить, что до сих пор наши переводчики не смогли выделить долженствования перевода данного термина. В общем же под бытием в возможности следует в самом прежнем приближении понимать бытие мысли.
В целом желающий изучить представления по данному поводу двух великих мыслителей, родоначальников материализма и идеализма (как утверждают старые учебники по философии), мы отсылаем к первоисточникам.
Итак, мир как объект анализа предстает разделенным на две сферы: чувственного, заданного в чувственном восприятии и внечувственного, вынесенного за пределы чувственного. С помощью словоформ можно говорить о мысли, мире мысли, образе, символе ощущении и прочее и прочее. Здесь следует быть последовательным, и потому мы обратимся непосредственно к формулировкам, введенным Аристотелем: «бытие в возможности» и «бытие в действительности».
Бытие в возможности (далее БВ в формулах обозначается латинским «V») – это область вещей опосредованных мыслью, это все то, что вынесено за пределы чувственного восприятия. Соответственно, бытие в возможности может быть как объективным, так и субъективным относительно своей сущности в тот или иной период времени. Это в свое время и отмечал Аристотель, например, для данного человека его бытие в возможности является отражением чувственного в прошлом и поэтому оно есть чистое бытие в возможности, не опирающееся на непосредственность чувствуемого в рамках здесь и сейчас, для другого бытие в возможности аналогического плана является сопровождающим элементом действительного в рамках конкретного «здесь и сейчас». Так же возможна классификация по субъектам расположенным в разном месте и в разное время. Соответственно, и логические суждения и правила, Аристотель выводил, исходя из сопоставления бытия в возможности и в действительности.
Бытие в действительности – это бытие вещей, которые опосредуются чувственным восприятием, существует в рамках наших чувственных перцепций. Ощущение не есть бытие в действительности, до тех пор, пока не станет чувственностью, последней присуще знание предмета чувства. Предметность чувственности является продуктом реализации бытия в возможности в действительность, ибо мысль не существует вне бытия, а бытие вне мысли. БВ и действительность взаимоувязаны и связаны одной цепью сознания, замещение, хотя одного из этих элементов является уже ненормальным и приводит к потере приемлемой способности к ориентации – галлюцинации и прочее.
Следует обратить внимание на одну особенность. Человеку свойственно считать свои мысли собственностью самое себя, продуктом принадлежности самое себя, имманентностью,… но история учит обратному. Можно выделить следующее суждение – человеку принадлежит только область чувственного в силу ее неповторимости, область мысленного всецело вынесена за пределы человеческого как индивидуальности (понятие архетипа у К. Юнга, Эрик Берн, мифы и прочее). Редкое исключение составляют так называемые примеры гениальности, творческого, когда сама чувственность ставит себе в тождество мысль.
Субъект всегда существует в пределах двух данных категорий, при этом мысль всегда сопутствует чувственному, начнем с того, что прошлое существует только в области мысли, более того, прошлое становится прошлым только тогда, когда произошла реализация и то, что ранее структурировалось в рамках чувственного восприятия (парадигма), ставится только объектом внечувственной, рассудочной перцепции. Таким образом, процессуальность становления формообразования всегда относительно субъекта формообразования существует в прошлом на момент достижения результата реализации (закон энтелехии).
Рассмотрение данных категорий в целостности их применения невозможно для нашего исследования в силу его специфики как специально направленного на познание конкретной области (преступления). Но мы будем неизменно обращаться к ним, и поэтому минимум операционности использования данных суждений просто необходим.
Следует отметить, что их использование существенно облегчает объяснение многих форм бытия, но при том только условии, что субъектом, присоединяющимся к данному виду рассуждения, понята основная природа данных категорий. Повторимся еще раз. При всех интерпретациях самое себя бытие в возможности – это область бытия мысли, то самое, что остается всегда за пределом формализованности в объектах материального, чувствуемого. Критерием границы определения БВ является именно возможность чувственного восприятия. БВ – это то самое значение, которое требует своей эквивалентности и однозначности в процессе перехода от одного субъекта к другому, это то, что ни при каких условиях не может быть облечено в форму чувствования, сохраняя при этом самое себя как бытие в возможности.
Бытие в действительности – это категория всецело чувственного восприятия, то, что только и может быть воспринято на уровне чувствования, благодаря чувствованию.
Если обычный, «рядовой» следователь прочтет сей ценный методологический материал, то, он, в силу прочтенного и:
1. найдя смысл, — должен уволится из правоохранительных органов в силу своей методологический некомпетентности.
2. не найдя смысла и продолжив его поиски — обратиться к психиатру по поводу галлюцинаций.
2. не найдя смысла и не предпринимая попыток к его поиску — остаться следователем.:D
А что тогда сделает среднестатистический российский судья, когда в прениях услышит похожие рассуждения уважаемого Рустама Павловича, достояния нашего сайта? А что сделают прокуроры, присяжные заседатели? Мне кажется вопреки принципам ЛЮДОЛОГИИ они не захотят так больше жить… Браво, Рустам Павлович!