4. Экзистенциально вопросы смерти всегда решаются с точки зрения подобного в степени отношения к самое себя. Так, нас не волнует смерть других людей так, как смерть наших близких. Это подобие, которое характеризуется, как общность по целевой причине, а так же по целостной парадигме реализации. В природе человека — все прощать своим близким (приближенным). Подобие в отношениях с не — родственным так же может быть продиктовано сферой движущих причин (единый статус) в той или иной парадигме бытия. Единая сфера реализации и прочее. Все это в той или иной степени обеспечивает подобность организации перехода, а, следовательно, и восприятия людей.
Понятие рождается, прежде всего, как форма защиты перед миром чувственного, перед миром пугающего и отзвучивающего во всем и вся. Понятие смерти не исключение. Смерть общественное понятие, продуцированное общественным бытием возможности, и потому само по себе находится вне формы влияния личности. Не будучи прочувствованно ни одним человеком в рамках тех парадигм, которые и создают личную уверенность ( многократное повторение, изменение по бытию в возможности в процессе реализации и прочее), оно остается неизменным для любого индивидуума на протяжении осуществления им функции приобщения, реализации, восприятия БВВ любого уровня.
Удивительна так же общность реагирования на понятие смерти любой эпохи и любой формации. Смерть центральная тема религий, верований, страхов, социальных устремлений, отношение к смерти является побуждающим мотивом и прочее. Даже при поверхностном анализе смерть предстает как форма движущей причины любого действия и стремления человека. Не говоря уже о физиологических реакциях чувствования смерти. Начиная от форм сексуальной активности и заканчивая проблемой личной судьбы, обозначенной Карлом Юнгом.
Понимание смерти выступает как меритель меры, и как самая острая форма спекуляций на тему человеческой жизни. Как некоторый ценностный ориентир.
Можно выделить следующие признаки, анализ которых неизбежен при столкновении с данным понятием.
1. Имманентность сознанию. Человек становится именно тогда человеком, когда он осознает конечность существования того, что он понимает как собственное «я», того, с чем он себя персонифицирует. Изначально понимаю, что «что – то существует», затем знаю что существует, затем понимаю что я существую, затем понимаю, что не существует, и одновременно понимаю качество существования- ограниченность, предельность и так далее, в том числе и самого себя.
2. Имманентность любым неизменяемым формам БВВ ( априорность). Смерть как форма понятия, как бытие в возможности рождает необходимость времени, необходимость поведения, необходимость совершения целого ряда ритуалов, обеспечивающих не наступление первичных признаков того, что принимают за смерть (питание, здоровый образ жизни, мирное поведение и так далее, вплоть до организации государства).
Подобное рождает подобное. Ничто из того, что связано со смертью не во власти человека. Все гарантии от смерти находятся за пределами власти человека, они расположены в кругу того, что не может зависеть от отдельно взятого смертного человека. Иначе они теряют смысл, человек внезапно смертен. Все, что служит формой защиты от смерти, помещается в область недосягаемого, становится антивстречным и антиподобным человеку, требует от него служения и не участия, не персонификации ни под каким предлогом. По сути, любое понятие, которое неподвластно личному сознанию в своем генезисе принадлежит функциональности защиты от смерти.
Чем меньше человек боится смерти, тем меньше степень защиты этих общих понятий, гарантирующих не наступление смерти (сначала уходит божественность и сакрализация, затем стираются образы неизвестного, затем и мир вещей приобретает совершенно другой вид), тем больше индивидуальность беззащитна перед враждебностью общественного.
3. Абсолютная верификация бытия. Наличие смерти может быть проверено человеком в любой момент его существования. При этом знание о смерти в индивидуальном переходе БВВ в БВД приобретено быть не может. Человек лишь достоверно знает о том, что есть смерть, исходя из соответствующего подобия и встречности в отношении тех, кто уже умер.
Чем меньше, уровень подобия и встречности, чем дальше смерть от познающего субъекта в отношении него самого, тем меньше участие его личного «я» в познании того, что есть смерть. Смерть животного сегодня нас абсолютно не страшит, мы вытеснили ее кухнями, кулинарией и холодильниками за пределы подобия и встречности самое себя, смерть не – человека, выродка и изверга, «врага народа», «не гражданина Рима», так же не встречна и не подобна нашему «я», — не одна «Империя зла» была построена на этом.
Верификация существования смерти проходит именно в рамках логического незнания, и чувственного стопроцентного знания. Пока есть человек нет смерти, когда есть смерть – уже нет человека (Эпикур). Сравните: энтелехия отличается тем, что пока есть становление нет ставшего, когда есть ставшее нет уже становления. Это обратная парадигма, которая отражает и обратную картину времени в отношении индивидуального и общественного.
Новорожденный ребенок наиболее далек от смерти, чем старик. Соответственно, расцвет и сила жизни в рождении (античные софисты). С точки зрения общественной парадигмы бытия время представляется как «прошлое- настоящее — будущее», с точки зрения парадигмы индивидуума «будущее- настоящее — прошлое». То есть образ – реализация в форме энтелехии (становление и ставшее)- ставшее. При этом время как необратимое движение, как в прошлое, так и в будущее, в зависимости от того участвуешь или не участвуешь в реализации какого – либо бытия в возможности.
Соответственно, для человека бытие в возможности смерти является единственной формой существования, смерть существует для человека только как бытие в возможности, пока человек способен воспринимать БВВ, персонифицироваться в нем, осознавать его.
Существование данного бытия в возможности для человека – будущее, он знает, что ему предстоит умереть. То есть бытие в возможности определенно реализуется в отношении него с необходимостью. Доказанность данной схемы абсолютна, как благодаря общественному бытию в действительности, так и отчасти слабости познавательной способности человека ( за исключением гениев преодолевающих, хоть и неосознанно знание о смерти, возможны так же варианты приобщенности к действию, но это аномалии выключенности сознания, которые не сохраняют своей жизнеспособности). Жизнь человека это вечный приход к смерти, движение к тому, что должно быть, реализация идеи, бытия в возможности, реализация смерти. Безумная идея, не правда ли? Может запросто свести с ума. И здесь подробнее. Ни одна вечность не длится больше жизни человека? Это правда. Но человек именно потому и создал себя, создал цивилизацию и прочий сонм игр, ибо как только он осознал свою конечность, как он живет и к чему стремится с той же необходимостью, что и река в море, — существование его стало невыносимо, оно стало обреченным, оно стало смертельным. И, наконец, завершение- факт смерти. Пока есть становление, нет ставшего, когда есть ставшее- нет становления. Пока нет ставшего ( реализация бытия в возможности под названием смерть) есть становление- жизнь человека, его бытие, когда есть …
Смерть как вечное будущее как вечная форма осуществления. По сути, у человека в этом отрезке есть нетерпимое настоящее. Будущее (смерть)- настоящее (от рождения и до смерти)- прошлое( для человека ничего, для общественной парадигмы именно прошлое). Именно здесь и происходит сцепление общественной парадигмы времени и личной – в области прошлого для человека. То что, в индивидуальной парадигме есть прошлое, для общества всегда будущее. На примере смерти это прекрасно видно. И именно эта перевернутая парадигма, как нельзя лучше, скрепляет абсурдность мира, превращая ее в логику абсурда.
4. Абсолютная универсальность. Смерть не является относимым бытием в возможности, оно не меняется в зависимости от того или иного сочетания в парадигме познающего субъекта. Существование в рамках общественного бытия в возможности носит абсолютно необходимый характер и применяется к абсолютно любым формам познания. Фактически смерть как понятие, как бытие в возможности, синкретично познающему субъекту. Более того, является некоторым критерием чистоты самого познания. Иными словами, то знание, которое не содержит в себе предела абсолютной конечности или бесконечности (противовес, исключающий сами условия возможности бытия смерти – защитный механизм) не воспринимается как полное и достоверное.
Нет ничего, что исключало бы ограниченность, предельность при помещении в схему субъекта познания.
Само по себе БВВ корреспондированно абсолютно неперсонифицированному кругу лиц. Отсутствие данного БВВ в сознании индивидуума воспринимается как ущербность, автоматически исключает его из круга человеческого (психически больные люди и прочие, пользующиеся только внешними формально – юридическими правами).
5. Абсолютно самореализующееся БВВ в части перехода в действительность. Сила игры такова, что человек уже давно символизировал смерть. Смерть это уже символ, который воспринимается помимо сознания, по факту элементарной перцепции. Именно данные ошибки перцепций и создали необходимость освидетельствования на предмет смерти. Человек видит смерть себе подобных и знает что это смерть, восприятие является уже самореализованным, смерть предстает именно как самореализующееся бытие в возможности в рамках бытия в возможности отдельного человека. Но для этой реализации достаточно полной утраты того функционального набора, который может позволить быть встречным и подобным тем, кто еще жив. Отсюда, пожалуй все наши мифы и призраки — от большого желания отнять у смерти конец встречности и подобия.
Сознание однозначно идентифицирует что – то как смерть и сделать с этим сегодня уже практически ничего нельзя, это мульти — биллионами раз отшлифованная перцепция, которая именно так формообразует бытие того, кого мы называем умершим. Персонификация, как по общественному бытию в возможности, так и по индивидуальному ничем не отличаются друг от друга, это тот случай, когда индивидуальное сознание полностью замещается общественным бытием в возможности.
Христианству удалось сломить данную структуру реализации смерти, расширив бытие в возможности самой жизни, уникальность результатов подобной парадигмы организации материи известна каждому.
5. Смерть — вещь в себе для человека, природа не терпит пустот, для бытия в возможности это верно вдвойне. Сама структура нашего сознания, нашей парадигмы бытия обязана этой пустоте подлинного сознания, всему мы обязаны этой вещи в себе. Все наши поиски истины, все наши стремления к достоверности, все то, что вечно и всегда остается без удовлетворения, но при этом всегда желанно в своем стремлении быть достигнутым, — все это от желания знать, знать лично, а не с чужих и согласованных слов, что же такое смерть. Человек наполняет это понятие в действительности всем, что обретает в самое себя, всем тем, что он есть, лишь бы сделать это бытие в возможности известным до того, как оно реализуется в отношении него самого. Каждому, кто стоял у черты познания известно, что спасения от вопросов нет, однажды узнав, что эта сумма вопросов существует относительно тебя и для тебя, остановиться уже невозможно.
Смерть остается пределом познания, неразрешимостью. Поэтому защитные механизмы срабатывают по принципу подобия и встречности, человек ищет всего, что подобно ему, всего, что утверждает и доказывает его существование. Существует только то, что названо, что есть для меня и созвучно мне как познающему субъекту. Вне этого нет ничего, вне этого узкого круга известного и апробированного мной — нет ничего, кроме тождественной смерти неизвестности. Так рождается право на борьбу за жизнь, так рождается социально действующий субъект, который начинает спасать себя от бытия в возможности, раз им увиденного. Человек как вид животного появляется незащищенным и ужасно слабым, смерть преследует его всюду, она не могла не сделать из него человека. Он постоянно находится в страхе быть съеденным, тем самым ужасным способом каким это делают другие животные, ужасно, сжевывать живую плоть такого же как и я. Смерть как БВВ, как необходимость была рождена задолго до коммуникативного, до того как можно было мыслить вне себя, мыслить звуками, мыслить речью.
Цивилизация как форма защиты развивается стремительно, не менее стремительно развивается и внутренние способности человека. Это именно лихорадка жизни, желание быть, желание доказать, что это жизнь может быть стабильной, может быть лишена смерти. Смерть играет роль необходимости известности, начинается включение внешнего мира в орбиту известности, в орбиту управляемости, в орбиту воли к власти над вестниками смерти, начинается гонка за право выжить, пережить и обмануть. Знание о том, что существуешь ставит вопрос о качественном существование, желание перенести себя за грань этой Необходимости.
Как только смерть превращается не в факт, а в возможность, которая к тому же может произойти внезапно… начинается формирование системы ценностей, где стоимостным ориентиром является все то, что отдаляет от смерти, гарантирует ее отсутствие, это и убежища, и орудия защиты, и сегодняшний комфорт и уют дома. Все начинается оцениваться как форма защиты, и так далее. Ценности становятся многоуровневыми, обслуживающее- параллельными и так далее. Начинается развитие.
Интересно так же то, что когда человек понимает причинно -следственную связь со смертью( увечья, болезни и прочее) начинает зарождаться медицина. Начинает формироваться негативная форма возможности, появляется необходимость в том, чтобы знать. То, что мир устроен так, как устроен – прекрасно, но это было прекрасно раньше, до того как произошла смена понятий и утрата первичного смысла формообразованного бытия в возможности. Сегодня многое лишнее в наших знаниях и представлениях — пора бриться.
Общество с успехом преодолело смерть. Все то, что составляет государственные и прочие институты полностью лишено фактора случайного влияния, человек ничего не знает, для общества, он бесценен. Человек всегда искал то, что неподвластно смерти- символы океана, звезд, богов и прочее. Нашел же он вечное только в создании системы общества, государства. Во всем том сознательном, что эксплуатирует вынесенность смерти за пределы действительного, забывание области разумного…
Понятие рождается, прежде всего, как форма защиты перед миром чувственного, перед миром пугающего и отзвучивающего во всем и вся. Понятие смерти не исключение. Смерть общественное понятие, продуцированное общественным бытием возможности, и потому само по себе находится вне формы влияния личности. Не будучи прочувствованно ни одним человеком в рамках тех парадигм, которые и создают личную уверенность ( многократное повторение, изменение по бытию в возможности в процессе реализации и прочее), оно остается неизменным для любого индивидуума на протяжении осуществления им функции приобщения, реализации, восприятия БВВ любого уровня.
Удивительна так же общность реагирования на понятие смерти любой эпохи и любой формации. Смерть центральная тема религий, верований, страхов, социальных устремлений, отношение к смерти является побуждающим мотивом и прочее. Даже при поверхностном анализе смерть предстает как форма движущей причины любого действия и стремления человека. Не говоря уже о физиологических реакциях чувствования смерти. Начиная от форм сексуальной активности и заканчивая проблемой личной судьбы, обозначенной Карлом Юнгом.
Понимание смерти выступает как меритель меры, и как самая острая форма спекуляций на тему человеческой жизни. Как некоторый ценностный ориентир.
Можно выделить следующие признаки, анализ которых неизбежен при столкновении с данным понятием.
1. Имманентность сознанию. Человек становится именно тогда человеком, когда он осознает конечность существования того, что он понимает как собственное «я», того, с чем он себя персонифицирует. Изначально понимаю, что «что – то существует», затем знаю что существует, затем понимаю что я существую, затем понимаю, что не существует, и одновременно понимаю качество существования- ограниченность, предельность и так далее, в том числе и самого себя.
2. Имманентность любым неизменяемым формам БВВ ( априорность). Смерть как форма понятия, как бытие в возможности рождает необходимость времени, необходимость поведения, необходимость совершения целого ряда ритуалов, обеспечивающих не наступление первичных признаков того, что принимают за смерть (питание, здоровый образ жизни, мирное поведение и так далее, вплоть до организации государства).
Подобное рождает подобное. Ничто из того, что связано со смертью не во власти человека. Все гарантии от смерти находятся за пределами власти человека, они расположены в кругу того, что не может зависеть от отдельно взятого смертного человека. Иначе они теряют смысл, человек внезапно смертен. Все, что служит формой защиты от смерти, помещается в область недосягаемого, становится антивстречным и антиподобным человеку, требует от него служения и не участия, не персонификации ни под каким предлогом. По сути, любое понятие, которое неподвластно личному сознанию в своем генезисе принадлежит функциональности защиты от смерти.
Чем меньше человек боится смерти, тем меньше степень защиты этих общих понятий, гарантирующих не наступление смерти (сначала уходит божественность и сакрализация, затем стираются образы неизвестного, затем и мир вещей приобретает совершенно другой вид), тем больше индивидуальность беззащитна перед враждебностью общественного.
3. Абсолютная верификация бытия. Наличие смерти может быть проверено человеком в любой момент его существования. При этом знание о смерти в индивидуальном переходе БВВ в БВД приобретено быть не может. Человек лишь достоверно знает о том, что есть смерть, исходя из соответствующего подобия и встречности в отношении тех, кто уже умер.
Чем меньше, уровень подобия и встречности, чем дальше смерть от познающего субъекта в отношении него самого, тем меньше участие его личного «я» в познании того, что есть смерть. Смерть животного сегодня нас абсолютно не страшит, мы вытеснили ее кухнями, кулинарией и холодильниками за пределы подобия и встречности самое себя, смерть не – человека, выродка и изверга, «врага народа», «не гражданина Рима», так же не встречна и не подобна нашему «я», — не одна «Империя зла» была построена на этом.
Верификация существования смерти проходит именно в рамках логического незнания, и чувственного стопроцентного знания. Пока есть человек нет смерти, когда есть смерть – уже нет человека (Эпикур). Сравните: энтелехия отличается тем, что пока есть становление нет ставшего, когда есть ставшее нет уже становления. Это обратная парадигма, которая отражает и обратную картину времени в отношении индивидуального и общественного.
Новорожденный ребенок наиболее далек от смерти, чем старик. Соответственно, расцвет и сила жизни в рождении (античные софисты). С точки зрения общественной парадигмы бытия время представляется как «прошлое- настоящее — будущее», с точки зрения парадигмы индивидуума «будущее- настоящее — прошлое». То есть образ – реализация в форме энтелехии (становление и ставшее)- ставшее. При этом время как необратимое движение, как в прошлое, так и в будущее, в зависимости от того участвуешь или не участвуешь в реализации какого – либо бытия в возможности.
Соответственно, для человека бытие в возможности смерти является единственной формой существования, смерть существует для человека только как бытие в возможности, пока человек способен воспринимать БВВ, персонифицироваться в нем, осознавать его.
Существование данного бытия в возможности для человека – будущее, он знает, что ему предстоит умереть. То есть бытие в возможности определенно реализуется в отношении него с необходимостью. Доказанность данной схемы абсолютна, как благодаря общественному бытию в действительности, так и отчасти слабости познавательной способности человека ( за исключением гениев преодолевающих, хоть и неосознанно знание о смерти, возможны так же варианты приобщенности к действию, но это аномалии выключенности сознания, которые не сохраняют своей жизнеспособности). Жизнь человека это вечный приход к смерти, движение к тому, что должно быть, реализация идеи, бытия в возможности, реализация смерти. Безумная идея, не правда ли? Может запросто свести с ума. И здесь подробнее. Ни одна вечность не длится больше жизни человека? Это правда. Но человек именно потому и создал себя, создал цивилизацию и прочий сонм игр, ибо как только он осознал свою конечность, как он живет и к чему стремится с той же необходимостью, что и река в море, — существование его стало невыносимо, оно стало обреченным, оно стало смертельным. И, наконец, завершение- факт смерти. Пока есть становление, нет ставшего, когда есть ставшее- нет становления. Пока нет ставшего ( реализация бытия в возможности под названием смерть) есть становление- жизнь человека, его бытие, когда есть …
Смерть как вечное будущее как вечная форма осуществления. По сути, у человека в этом отрезке есть нетерпимое настоящее. Будущее (смерть)- настоящее (от рождения и до смерти)- прошлое( для человека ничего, для общественной парадигмы именно прошлое). Именно здесь и происходит сцепление общественной парадигмы времени и личной – в области прошлого для человека. То что, в индивидуальной парадигме есть прошлое, для общества всегда будущее. На примере смерти это прекрасно видно. И именно эта перевернутая парадигма, как нельзя лучше, скрепляет абсурдность мира, превращая ее в логику абсурда.
4. Абсолютная универсальность. Смерть не является относимым бытием в возможности, оно не меняется в зависимости от того или иного сочетания в парадигме познающего субъекта. Существование в рамках общественного бытия в возможности носит абсолютно необходимый характер и применяется к абсолютно любым формам познания. Фактически смерть как понятие, как бытие в возможности, синкретично познающему субъекту. Более того, является некоторым критерием чистоты самого познания. Иными словами, то знание, которое не содержит в себе предела абсолютной конечности или бесконечности (противовес, исключающий сами условия возможности бытия смерти – защитный механизм) не воспринимается как полное и достоверное.
Нет ничего, что исключало бы ограниченность, предельность при помещении в схему субъекта познания.
Само по себе БВВ корреспондированно абсолютно неперсонифицированному кругу лиц. Отсутствие данного БВВ в сознании индивидуума воспринимается как ущербность, автоматически исключает его из круга человеческого (психически больные люди и прочие, пользующиеся только внешними формально – юридическими правами).
5. Абсолютно самореализующееся БВВ в части перехода в действительность. Сила игры такова, что человек уже давно символизировал смерть. Смерть это уже символ, который воспринимается помимо сознания, по факту элементарной перцепции. Именно данные ошибки перцепций и создали необходимость освидетельствования на предмет смерти. Человек видит смерть себе подобных и знает что это смерть, восприятие является уже самореализованным, смерть предстает именно как самореализующееся бытие в возможности в рамках бытия в возможности отдельного человека. Но для этой реализации достаточно полной утраты того функционального набора, который может позволить быть встречным и подобным тем, кто еще жив. Отсюда, пожалуй все наши мифы и призраки — от большого желания отнять у смерти конец встречности и подобия.
Сознание однозначно идентифицирует что – то как смерть и сделать с этим сегодня уже практически ничего нельзя, это мульти — биллионами раз отшлифованная перцепция, которая именно так формообразует бытие того, кого мы называем умершим. Персонификация, как по общественному бытию в возможности, так и по индивидуальному ничем не отличаются друг от друга, это тот случай, когда индивидуальное сознание полностью замещается общественным бытием в возможности.
Христианству удалось сломить данную структуру реализации смерти, расширив бытие в возможности самой жизни, уникальность результатов подобной парадигмы организации материи известна каждому.
5. Смерть — вещь в себе для человека, природа не терпит пустот, для бытия в возможности это верно вдвойне. Сама структура нашего сознания, нашей парадигмы бытия обязана этой пустоте подлинного сознания, всему мы обязаны этой вещи в себе. Все наши поиски истины, все наши стремления к достоверности, все то, что вечно и всегда остается без удовлетворения, но при этом всегда желанно в своем стремлении быть достигнутым, — все это от желания знать, знать лично, а не с чужих и согласованных слов, что же такое смерть. Человек наполняет это понятие в действительности всем, что обретает в самое себя, всем тем, что он есть, лишь бы сделать это бытие в возможности известным до того, как оно реализуется в отношении него самого. Каждому, кто стоял у черты познания известно, что спасения от вопросов нет, однажды узнав, что эта сумма вопросов существует относительно тебя и для тебя, остановиться уже невозможно.
Смерть остается пределом познания, неразрешимостью. Поэтому защитные механизмы срабатывают по принципу подобия и встречности, человек ищет всего, что подобно ему, всего, что утверждает и доказывает его существование. Существует только то, что названо, что есть для меня и созвучно мне как познающему субъекту. Вне этого нет ничего, вне этого узкого круга известного и апробированного мной — нет ничего, кроме тождественной смерти неизвестности. Так рождается право на борьбу за жизнь, так рождается социально действующий субъект, который начинает спасать себя от бытия в возможности, раз им увиденного. Человек как вид животного появляется незащищенным и ужасно слабым, смерть преследует его всюду, она не могла не сделать из него человека. Он постоянно находится в страхе быть съеденным, тем самым ужасным способом каким это делают другие животные, ужасно, сжевывать живую плоть такого же как и я. Смерть как БВВ, как необходимость была рождена задолго до коммуникативного, до того как можно было мыслить вне себя, мыслить звуками, мыслить речью.
Цивилизация как форма защиты развивается стремительно, не менее стремительно развивается и внутренние способности человека. Это именно лихорадка жизни, желание быть, желание доказать, что это жизнь может быть стабильной, может быть лишена смерти. Смерть играет роль необходимости известности, начинается включение внешнего мира в орбиту известности, в орбиту управляемости, в орбиту воли к власти над вестниками смерти, начинается гонка за право выжить, пережить и обмануть. Знание о том, что существуешь ставит вопрос о качественном существование, желание перенести себя за грань этой Необходимости.
Как только смерть превращается не в факт, а в возможность, которая к тому же может произойти внезапно… начинается формирование системы ценностей, где стоимостным ориентиром является все то, что отдаляет от смерти, гарантирует ее отсутствие, это и убежища, и орудия защиты, и сегодняшний комфорт и уют дома. Все начинается оцениваться как форма защиты, и так далее. Ценности становятся многоуровневыми, обслуживающее- параллельными и так далее. Начинается развитие.
Интересно так же то, что когда человек понимает причинно -следственную связь со смертью( увечья, болезни и прочее) начинает зарождаться медицина. Начинает формироваться негативная форма возможности, появляется необходимость в том, чтобы знать. То, что мир устроен так, как устроен – прекрасно, но это было прекрасно раньше, до того как произошла смена понятий и утрата первичного смысла формообразованного бытия в возможности. Сегодня многое лишнее в наших знаниях и представлениях — пора бриться.
Общество с успехом преодолело смерть. Все то, что составляет государственные и прочие институты полностью лишено фактора случайного влияния, человек ничего не знает, для общества, он бесценен. Человек всегда искал то, что неподвластно смерти- символы океана, звезд, богов и прочее. Нашел же он вечное только в создании системы общества, государства. Во всем том сознательном, что эксплуатирует вынесенность смерти за пределы действительного, забывание области разумного…
