Коллега Васильев Александр Васильевич единственный высказался, опубликовав свою точку зрения под заголовком «Сильно не бейте, но…».
Прямо на вопрос о наличии права и государства, как объекта и предмета исследования, Васильев А.В. отвечать не стал. Тем не менее, его точка зрения при ответе на этот вопрос интересна тем, что не отрицая наличия этих явлений, он заявил, что нормы права не могут восприниматься как нечто объективно существующее вне человеческого сознания и воли.
Что же получается? Имеем дело со сплошным волюнтаризмом?
Полагаю очевидным, что волюнтаризма, как и объективизма, тут нет.
В природе много примеров, когда имеется некая система и изучается не её объективное существование, а то, что делает систему системой.
Для маленького экскурса поясню (а тем, кто в теме – напомню), что система не есть сумма элементов её образующих, система – это новое целое, содержащее помимо качества элементов, образующих систему, ещё и некое новое, порождённое самой системой, качество.
Так муравейник не есть сумма муравьёв. Если свалить в кучу муравьёв из разных муравейников, никакого нового муравейника не получится. Не является веществом и сумма атомов. Если мы просто смешаем атомы водорода, кислорода и серы, мы не получим ни серной, ни сернистой кислоты. Тем более не получим вещество с заданными свойствами. Аналогично, поместив в одно помещение мужчину и женщину, мы не получим семью, либо, поместив в комнату много мужчин с оружием – не получим армию.
Когда-то, в 325 году на I Вселенском Соборе, святой Спиридон Тримифунтский взял в руки кирпич и стиснул его: мгновенно вышел из него вверх огонь, вода потекла вниз, а глина осталась в руках чудотворца. «Се три стихии, а плинфа (кирпич) одна, — сказал тогда святитель Спиридон, —так и в Пресвятой Троице — Три Лица, а Божество Едино».
Было ли действительно явлено это чудо? – Вопрос веры. Но несомненно то, что когда мы смешиваем глину, воду и добавляем огонь, мы можем получить кирпич. Однако, система не так проста, она не образуется по произволу, нужно иметь представление о технологии. Любая ошибка в смеси, режиме сушки, порядке обжига – приведёт к тому, что вместо кирпича мы получим просто россыпь частично обгоревших кусков глины.
А что нужно знать, чтобы получать положительный результат от технологии постоянно?
Верно, нужно знание о самой технологии. Но такое знание и есть в существе своём наука.
Таким образом, те, кто утверждает, что юриспруденция есть некая технология, или совокупность таких технологий, фактически говорят о наличии науки.
Чтобы убедиться в этом нужно вернуться в рамки диспута и пройти по тем вопросам, которые были изначально поставлены.
(Я понимаю, что искушённые в спорах коллеги наверняка попытаются увести диспут в сторону, но мы все тут владеем искусством спора, потому эти попытки непродуктивны.)
Напомню вопросы, которые были поставлены в связи с тем, что предполагаемое отсутствие науки предполагает отсутствие объекта и предмета исследования, то есть отсутствия права или государства:
1. Имеется ли в действительности некий регулятор отношений людей в обществе, который мы именуем правом?
2. Когда возникло право?
3. Каковы проявления права в жизни и какова форма права?
4. Каково содержание права?
5. Было ли право до государства?
6. Было ли государство до права?
7. Возможно ли государство без права, в том числе и какой-то период его существования?
8. Насколько связаны государство и право и в чём суть этой связи, если таковая существует?
9. Что было до появления права регулятором поведения людей в обществе?
10. В чём отличие права от предыдущих регуляторов и почему оно появилось?
Понимаю, что теперь оппоненты скажут: «Да мы и не возражали по поводу того, что эти явления существуют, вопрос в том, что их суть не подходит для того, чтобы быть предметом отдельной науки».
Минуточку, Уважаемые Оппоненты! Мы уже договорились о порядке нашего диспута при обсуждении темы «Существует ли юриспруденция как наука? — Постановка вопросов.» И там действительно были поставлены последовательно вопросы, на которые мы договорились отвечать. И вопросы №3 и №4 как раз касаются этого. Так к чему нарушать последовательность, если мы действительно честно дискутируем?
Дам свои ответы на эти вопросы о наличии таких явлений как право и государство.
Имеется ли в действительности некий регулятор отношений людей в обществе, который мы именуем правом?
Тут не достаточно сказать просто «имеется», так как регуляторов множество, это и обычаи, и мораль, и культурные представления, и экономический интерес, и произвол, и даже биологические инстинкты. Причём перечень не полный. Человек существо социальное и сама социальная организация создаёт систему внутри которой человек зарегулирован определённым порядком. Так почему мы говорим о праве, как о чём-то отдельном?
Да потому, что мы имеем отдельное формальное выражение права – писанный закон. Причём не просто что-то там записанное по воле чиновника, или «корявого законодателя», а исторически развивающиеся, системно единые тексты. Достаточно взять Дигесты Юстиниана и сравнить их с современным Гражданским кодексом России, чтобы убедиться в этом. Можно сравнить с любым другим гражданским кодексом, не только России, чтобы убедиться в том, что право имеет отдельную сущность, которая формализуется в текстах законов.
Но наличия текстов недостаточно. Уже писал о том, что есть точка зрения, что право ничего не регулирует, поскольку подавляющее большинство людей законов не знают, а если и знают, то мизерную часть. Даже юристы не способны на память воспроизвести тексты всех законов. Посему люди руководствуются в повседневной жизни чем-то иным, но это иное не является правом. Скорее это мораль, представление о том, как надо себя вести, но не право.
Подобное утверждение и верно, и неверно одновременно.
Забегая вперёд, скажу, что у права действительно есть некий секрет, который делает его «невидимым» в повседневной жизни, и люди даже не подозревают, что руководствуются им. Но тот факт, что право тем не менее при всём при этом регулирует жизнь людей доказывается просто тем, что любой человек в сложной ситуации желает узнать «как правильно» и прибегает к помощи юриста, либо непосредственно обращается к тексту закона.
Таким образом, право, как регулятор, существует.
Когда возникло право?
Пожалуй, самый сложный из поставленных вопросов. Никто не может на него дать однозначный ответ. Чтобы разобраться в этом нужно обратиться к истории и попутно ответить на вопросы: «Было ли право до государства?» и «Было ли государство до права?», а также на вопрос «Возможно ли государство без права, в том числе и какой-то период его существования?». Очевидно, что в этом же ключе лежать вопросы: «Что было до появления права регулятором поведения людей в обществе?» и«В чём отличие права от предыдущих регуляторов и почему оно появилось?»
Начнём с того, что современные историки уже не выделяют однозначно момент возникновения государства. Государство «выкристаллизовывается» постепенно, потому выделяют предгосударственные образования. К примеру, что было у древних греков до появления государства? А были уже достаточно крепкие полисы-города, и были практически все те же общественные институты, которые мы видим впоследствии, когда имелись греческие города-государства. Или, что было у китайцев до появления «воюющих царств»? А были развитые культуры, и никто не может сказать в какой момент этого развития появилась та точка, от которой следует отсчитывать уже появление государства.
Помню спор с доктором исторических наук по вопросу о том, когда появилось государство. Маститый учёный-историк вспомнил древнешумерскую легенду о Гильгамеше и сказал, что фактически Гильгамеш уже не был племенным вождём, потому следует говорить о государстве. Действительно, события тех времён связаны с тем, что впервые была совмещена функция верховного жреца, который у древних шумеров исполнял ещё и хозяйственные функции (собирал и хранил общественное зерно, так сказать, «страховой фонд общины», определял порядок сельхозработ и т.п.), с одновременным избранием Гильгамеша военным вождём. Впоследствии Гильгамеш укрепил оборону своего города и завоевал соседние города.
Но дело не в совмещении должностей. Дело в том, что получается, государство возникло до того, как возникло право. Более того, ещё долгое время права как такового в форме изданных законов не было. Или было?
О том периоде истории шумеров, а это XXVII — XXVI в.в. до н. э. известно мало. Наиболее древние записи законов найдены в городе Уре (Гильгамеш правил в Уруке), и эти законы были записаны в период правления Ур-Наму, в XXII в. до н.э. На сегодня – это самый древний из известных свод законов. На три столетия раньше, чем Законы Хаммурапи. Известны ещё законы Эшнунны в XIX в. до н.э. и законы Липит-Иштар в XVII в. до н.э.
Так что же получается, государство может существовать без права?
Если считать правом именно писанный закон, то да, может. Но если признать, что не только государство «кристаллизуется» постепенно, но и право зреет точно так же, то окажется, что эти явления развиваются параллельно. Более того, вполне может оказаться, что какое-то из них обгоняет в своём «созревании» другое. То есть, государство может в своём развитии обогнать право, либо право может развиться в тот период, когда собственно государственные институты ещё не до конца развиты, когда мы имеем дело с каким-то протогосударственным образованием.
Примером того, что право развивается быстрее развития государственных структур и институтов может быть часть (наиболее древняя часть) законов Ману, или закон Моиссев у древних евреев. Правда, эти «обгоняющие» нормы права подозрительно религиозные, описывают традиционные устои. Но тому есть свои причины и они кроются в особенностях формирования раннегосударственных общностей и того, как они кристаллизуются из догосударственных образований (речь идёт об известном у разных народов догосударственном конфликте жрецов и воинов, который по разному разрешается у разных народов).
Те же древние греки не изобретали законы, они брали их в готовом виде. Например, Аристотель в своём труде «Политика» пишет:
«Лакедемонское законодательство, как говорят, и вероятно так и есть, в большой степени повторяет Критское.(…) Ликт — колония лакедемонян, и колонисты, когда они пришли на Крит, переняли законодательство, которое нашли у местных жителей. Даже до этих дней периэки, или подчиненное население Крита, управляются первоначальными законами, которые Минос, предположительно, ввел в действие.»
У шумеров, судя по всему, развитие социальных государственных институтов обгоняло развитие права. Известно, что в XXIV в. до н.э. в городе Лагаше правил Уруинимгина (иногда его имя пишут как «Уракагина»). Археологи нашли записи деяний этого правителя, которые интересны не только как история права, но и как демонстрация известной поговорки о том, что «история ничему не учит…».
В записях о начале правления Уруинимгины повествуется о том, что по всей стране, «начиная с северной границы… до моря были поставлены надзиратели в качестве судей… При корабле был поставлен надзиратель корабля. У ослов был поставлен надзиратель за пастухами, у овец был поставлен надзиратель за овчарнями. У рыболовных сетей был поставлен надзиратель за рыбаками. Жрецы должны были сдавать налог на поле перед начальниками закромов. Пастухи овец… должны были при отсутствии шерсти белых овец сдавать надзирателю соответствующее серебро.»
«Жрец, заведующий складами, мог в саду рядового воина взять и дерево, и плоды… Если труп погребался в могиле, то плата за похороны была… 7 кружек пива, 420 хлебов, 72 меры зерна, 1 одежда, 1 ложе, 1 кресло...»
«Чиновники богатели на поборах и грабежах. Земли и владения правителей (ишакку) сливались в сплошные огромные поместья.»
«Дома гарема, дома дворцовой семьи и поля дворцовой семьи простирались от края до края».
Но ок. 2400 г. до н.э. правитель Лагаша Уруинимгина «установил царство в Лагаше и… среди 36000 людей… он восстановил древние правления и дал силу слову… От корабля он удалил надзирателя за кораблем. От ослов и овец он удалил надзирателя за пастухами. От рыболовных сетей он удалил надзирателя за рыбаками. От налогового зерна жреца он удалил начальника закрома. От платежа серебром… он удалил надзирателя… Начиная с северной границы… вплоть до моря не было больше судей надзирателей...».
«Жрец, заведующий складами, не имел права больше входить и выходить из сада воина… Большой человек не должен вымещать зло на простом человеке, «если у них не состоялась торговая сделка».
Что это? Законы не записаны, но установления уже есть? И откуда взялись такие точные цифры поборов? Как они доводились? Чем регулировались торговые сделки? Почему нет записей этих законов, а только упоминания об этих установлениях? Они что, были устными?
Действительно, у такого «письменного» народа как шумеры законы долгое время не записывались. Помимо вышеприведённых упоминаний об этом есть много источников. Шумеры оставили большое количество хозяйственных записей, из которых видно, что были установлены налоги, регулировались сделки, набиралась армия, выплачивалось жалование чиновникам и т.д. и т.п. Но никаких кодексов, устанавливающих эти порядки долгое время не было. Законы не записывались.
Примерно то же самое мы наблюдаем и у других народов.
Та же империя инков в Южной Америке была бесписьменной, но суды были, законные установления имелись и соблюдались.
«Позвольте!» — скажут мои оппоненты, — «Но у инков же была письменность, было «узелковое письмо», называемое «кипу», значит, и законы записывались.»
А дело в том, что кипу не было письмом. Это способ регистрации цифровой, математической информации. Узелками кипу слова не записывались, ими записывался счёт. Да ещё цвет ниток и специальные узлы-указатели намекали о том, что мы считаем, зерно или жидкость, камни, или людей. Инки вели поразительно богатую статистику. Считали всё: сколько полей, сколько дорог, сколько выращено кукурузы и сколько её следует собрать в качестве налога, а сколько оставить на пропитание, сколько положено жалования чиновникам, сколько нужно поднести в храм…
Заметили? Что шумеры, что инки, не утруждались написанием законов, но вот математика в форме статистики у них была на высоте!
Мало кто из историков заметил, что для государства не так важно наличие письменного права, как важна статистика. Именно тогда, когда появляется систематическая статистика, появляется и государство. Именно статистика достоверно фиксирует для нас тот факт, что имеется некая отдельная власть, которая универсальной волей правит на отдельной территории, собирает налоги, содержит аппарат управления, распределяет людей и ресурсы.
Вот истинный момент возникновения государства и его основная, во многом тайная, ипостась. Она же содержит и одну из тайн власти, в силу которой людям выгоднее жить в государстве, чем родами и племенами, причём люди даже не задумываются о том внутреннем механизме, который обеспечивает эту выгоду. И эти механизмы старательно скрываются от людей. Госстатистика до сих пор по многим показателям является государственной тайной, либо просто искажается по тем, или иным причинам, связанным с той же тайной власти.
Такую же статистику находим в Древнекитайских государствах. То же самое видим на полуострове Индостан. Везде и всегда государство базируется на статистике.
Однако, одной статистикой не обойтись. Если просто принуждать людей выполнять заготовки, то люди теряют смысл повседневного существования. Человеку нужно дать цель, чтобы он не просто работал на поле и заготавливал продукт, но мечтал о лучшей жизни, о возможности вырастить детей, содержать дом, может быть подняться по социальной лестнице, или разбогатеть. Человеку нужно дать правила игры. Если их не дать, то люди взбунтуются. До издания письменных законов, или до их усовершенствования ко всеобщему благу, государства страдали от многих восстаний и войн. Шумеры постоянно восставали и воевали, по сути, только вышеупомянутый Ур-Наму начал преодолевать эту тенденцию. Древний Китай – это вообще поприще постоянных народных восстаний и войн с подозрительно одинаковым сценарием прекращения смуты и запуска нового цикла смут. Те же инки жестоко подавляли всякое сопротивление силой, завоёванные племена разделяли на части, и отправляли завоёвывать соседние племена, которые снова делили на части. Можно вспомнить Древнюю Грецию и народное восстание, которое вызвало к жизни Законы Солона. Даже Древний Рим не избежал этого, первоначально пришлось примирить плебеев и патрициев с помощью реформ Сервия Тулия, а потом, в 494 г., и ещё раз в 449 г. до н.э. плебеи снова восставали, уходили из Рима, и пришлось издавать специальные законы, чтобы восстановить порядок и вернуть работников, убиравших, в том числе, горы нечистот и мусора.
Ничего не чувствуете?
Разве не обнаружили объективную закономерность в том, как появляется право? Смотрите, приходится издавать законы. И не просто законы. Одной записи старых порядков недостаточно. Приходится учитывать некое новшество, а именно, факт социального расслоения. Право появляется тут как инструмент установления социального мира. Как новшество, призванное установить компромисс между жаждой наживы богатеющей социальной верхушки, и недовольством народных масс, которые своим каждодневным трудом производят эти богатства.
И до сих пор эта закономерность объективно существует. До сих пор право играет роль социального компромисса, которые не даёт вспыхнуть социальной войне, устанавливая компромиссные, в одинаковой степени допустимые, приемлемые, правила, как для богатого высшего социального слоя, так и для менее богатого низшего.
Отсюда и правовая теория «общественного договора». Но это лишь одна из ипостасей права, развиваясь с обществом, право усваивает многие социальные законы, которые так же объективны, как объективен человек и его бытие в качестве социального существа. Однако, у права есть свои особенности проявления общих социальных законов.
Так, например, социальной закономерностью является развитие производственных сил. Но в праве эта закономерность отражается иначе, по своим собственным законам, которые настолько отличны от общесоциальной закономерности, что могут запросто затормозить развитие. Дело в том, что устанавливая общие правила игры право должно при этом быть консервативным, поскольку постоянно меняющиеся правила игры никого не устроят, не выполнят свою социальную роль. И вот этой консервативностью права можно воспользоваться в недобросовестных целях, можно на некоторое время (на всегда это сделать не получится) сохранить к своей нечистоплотной выгоде прежние, уже изжившие себя, порядки.
Первоначально право появляется вообще без всякой письменности. В публикации «Имеются ли в действительности те явления, которые мы именуем «право», «государство»?» я привёл пример ацтеков – народа, который знал судопроизводство, имел законы, но не имел письменности. Они даже протоколировали судебные заседания! Но как они это делали?
Ацтекский правитель Моктесума I Старший (1440—1469 гг.) выработал «мудрые законы» и «сурово наказывал за отступление от них». Правитель Неса'уалькойотля (1430—1472 гг.) выработал 80 мудрых законов, при этом он требовал, чтобы сыновья заучили их на память. Учитывая, что высшим судебным магистратом был дворец правителя, не удивительно, что и низшие судебные магистраты соблюдали эти законы.
К тому же законы и ход судебных заседаний записывались с помощью пиктографии. Вообще первая письменность была пиктографическая, применялась в магических целях жрецами, и только с течением времени она становится всё более и более практический, вырабатываются иероглифические, слоговые, а затем и фонетические системы письма.
Два человека, мужчина и женщина, ночью (на это указывают четыре знака «око звезд») воруют узел с добром. В надписи поясняется, что воровство происходит на рынке. Такое преступление наказывалось смертью, на что указывает фигура справа (Кодекс Кинатцин)
Вор обшаривает петлакалли, короб из тростника. За такое преступление вора приговаривали к смерти (Кодекс Кинатцин).
А тут супружеская измена и наказание за неё – побитие камнями.
Тут видим исполнение сыновьего долга. Хороший сын стережёт добро. У плохого сына порвана одежда и сломан головной убор из перьев, очевидно он «попадает в истории», так как его за преступления ждёт смерть.
Но даже такая рисуночно-пиктографическая запись стала возможной для людей не сразу. Для её появления необходимо, чтобы появилось представление о собственности, и, соответствующее этому, представление о краже, чтобы были представления о чиновниках, и, соответствующее этому, представление о неповиновении, — представление о публичном, принимаемом и понимаемом всеми осуждении, и, соответствующее представление о наказании.
(Часть 2 далее...)