Найти юриста / адвоката / эксперта
Татьяна Бурмистрова
Старушка Михайлова родилась общественницей. Была она действительно, очень заслуженным в городе человеком: членом партии, фронтовичкой, районным народным депутатом нескольких созывов. Да еще и работала в Исполкоме нашего района много лет.
Причем, не смотря на свои 75 лет, не растеряла еще фронтовую смекалку и боевой задор. А уж по части отчаянной храбрости могла бы дать фору молодым служивым нашей доблестной Российской армии. А с виду даже и не скажешь, что этот божий одуванчик прошел в Великую отечественную войну от Ленинграда до Берлина. В день Победы старушка надевала свой офицерский костюм. И надо было видеть, как ярко сверкал у нее на груди иконостас из орденов и медалей. Эта смелая женщина с той страшной и жестокой войны вернулась настоящей победительницей. И победительницей она осталась на всю жизнь.
Смешная и грустная история, которая произошла со старушкой, самая что ни на есть реальная. Вот как все это было.
Выйдя на пенсию, моя героиня тосковала без общественной работы. Но работа секретаря парторганизации пенсионеров при Домкоме совсем ее не удовлетворяла. Негде ей было развернуться.
Хотя она постоянно, в качестве общественницы где-то, что-то проверяла, остро реагировала и доводила до сведения райкома партии и иных компетентных советских организаций. Ну не мыслила она себя без этой полезной общественной деятельности.
И вот, в один пригожий весенний денек шла наша старушка по улице мимо раскрытых нараспашку заводских ворот одного из оплотов социалистического машиностроения. Пытливая старушка резво засеменила на территорию завода, чтобы выяснить, по что такой непорядок? Нешто положено, чтобы на заводах ворота были нараспашку?
Подходи – бери, как говорится! Боевая старушка решила немедленно пресечь на корню такое вопиющее безобразие.
Пошла она искать охранника или хоть сторожа какого завалящего. Никого! И что самое страшное, прямо на середине заводского двора валялось десятка два дохлых крыс.
Ну, а это, по мнению старушки Михайловой, просто ЧП местного значения. Пошла она с дозором по территории завода.
Но, увы, завод был мертв. Это было видно невооруженным глазом: заводские корпуса зияли пустыми разбитыми окнами, а входная дверь в заводоуправление — заколочена. С трудом она отыскала какого-то молодого парня, который признался, что он и есть местный сторож.
Старушка решительно потащила парня к крысиным трупикам и открытым заводским воротам с резонным вопросом:
— Почему ворота открыты? А это что такое?
— Что-что! Конь в пальто! Не видишь, что ли? Крысы дохлые!
Наш божий одуванчик аж зашлась в праведном гневе:
— Да как ты… Да это же ЧП! Это же антисанитария! Это же – ЭПИДЕМИЯ! Почему не доложил, не устранил?
-Да я-то тут причем?
-Как это, при чем? Ты здесь для порядка поставлен! А ты прохлаждаешься и бездельничаешь! Посадить тебя надо как рассадника заразы от этих крыс!
— А я сюда крыс дохлых убирать не нанимался! Я вообще сюда ходить не обязан. Мне зарплату директор уже полгода не платит, все «завтраками» кормит. Буду я еще из-за крыс тут убиваться!
Прибежали они тут ночью и давай подыхать на середине двора. Очень надо. Я их тронуть боялся. А ну, как укусят?
Вот и подохли вчера.
— Так почему не убрал?
— Да ты что, бабуля! Ты что? Может, они заразные какие? Вот пусть мне зарплату за полгода заплатят, тогда и уберу их. А так, мне-то что? Пусть себе лежат! Они же есть-пить не просят!
Тут наша общественница-фронтовичка впала в азарт! Вот оно! Наконец-то открылось боевое поле полезной общественной деятельности!
Сейчас она всем покажет, чем сильна у Кузьки мать! И старушка, покинув приказавших долго жить крыс, помчалась в ближайший ЖЭК. Она решительно атаковала кабинет ничего такого не подозревавшего начальника ЖЭКА, прославленного великим Жванецким.
Несчастный начальник ЖЭКа! Он долго не мог понять, о чем речь? Какой-то завод, ворота, крысы, антисанитария, ЧП местного значения, какая-то эпидемия!
Просто кошмар! Но бабуля показала ему какое-то доисторическое удостоверение, подтверждавшее, что податель сего является внештатным сотрудником жестокого и беспощадного Комитета партийно-государственного контроля СССР.
Да и орденские планки боевых наград на груди старушки внушали почти сыновнее почтение.
Начальник ЖЭКА дипломатично объяснил пассионарной старушке новые правила игры наступившего дикого капитализма, пришедшего на смену социализму без человеческого лица:
— Видите ли, уважаемая, наши дворники обязаны убирать только территорию, окружающую жилые дома нашего микрорайона. Заводские территории и территории учреждений убирают дворники, которых они сами содержат в штате и платят им деньги. А мои дворники не обязаны убирать территорию этого частного теперь завода.
Промытарив несчастного начальника ЖЭКа битый час, взывая к его партийной совести, старушка сделала правильный вывод, что у начальника ЖЭКа нет не только совести, партбилета, но и вообще — креста на нем нет! По старой послевоенной ленинградской привычке, наша фронтовичка пошла к участковому милиционеру. Если кто не верит, можете не сомневаться, что после войны участковым милиционерам в своем околотке были вменены самые всевозможные обязанности: ловить преступников и правонарушителей, заниматься профилактикой преступлений, пресекать всякую безнадзорность, принимать находки, тушить пожары и даже следить за чистотой вверенной территории. И не сомневайтесь, дворники у прежних участковых по струночке ходили.
Потому, что у них, у участковых, не забалуешь!
Старушка долго ждала участкового, пока он якобы занимался поквартирным обходом. Чем он на самом деле занимался, остается только догадываться. Увидев, наконец, участкового Гусейнова, старушка воспряла духом и строгим, командирским голосом стала отдавать участковому приказания:
— Голубчик! На твоей территории — ЧП! Поднимай дворников в ружье! Организуй сантранспорт! Вызывай врача СЭС! Там трупы дохлые на заводе «Красный вулкан»!
Участковый Гусейнов впал в ступор:
— Где трупы? Какие трупы? Почему — дохлые?
— Да я же тебе толкую, сынок, что на заводе «Красный вулкан» трупы дохлых крыс валяются. ЧП, у нас, сынок! На весь район — ЧП! А то, может, уже и на весь город. Может, уже и в газетах наш район пропесочили. Просто позор!
— Бабуля, я что-то в толк не возьму — чьи трупы-то?
— Да крыс, сынок, крыс этих окаянных! По всему двору завода их там раскидало. И они уже разлагаются! Так смерят, сынок, так смердят! Надо срочно их эвакуировать.
Гусейнову раньше казалось, что языкового барьера у него не наблюдалось. Когда он приехал из солнечного Азербайджана, то протекция влиятельных людей из азербайджанской диаспоры обеспечила ему работу в милиции и вожделенную ленинградскую прописку. Но тут Гусейнов понял, что выходит, что он с русским языком не в ладах.
Что за фамилия такая — Крыс? И почему не склоняется? Но чтобы не попасть впросак, решил весьма профессионально уточнить:
— Так! Сколько там лежит трупов этих Крысов? Опознание трупов проводили? Откуда известно, что их фамилия – Крыс? А у трупов что — огнестрелы? Или их от взрыва раскидало? Что-то у нас за последние три дня по сводке происшествий никакие взрывы не зафиксированы.
Пришло время впасть в ступор нашей доблестной фронтовичке. Поняв, что на родине Гусейнов не встречался с этой разновидностью городской фауны, она решила его просветить, непонятливого:
— Сынок! Какие у крыс фамилии могут быть? Они без фамилий! Понимаешь, сынок, у вас в Азербайджане они тоже есть. Зверьки это такие, домашние, можно сказать. Только они грызуны и рассадники заразы. Их в капканы ловят или травят чем-нибудь.
Когда до лейтенанта Гусейнова дошел смысл сказанного, он побагровел, и взорвался с присущей всем кавказским народам эмоциональностью:
— Слушай, бабуля! Что ты мне голову морочишь со своими крысиными трупами? На моей территории настоящих трупов — навалом.
Одних суицидов только два человека! Да три — огнестрела. И все мне — преступников ловить!
Не знаю, как с ними управиться. А ты тут со своими крысиными трупами пристаешь! Пойми ты, бабуля, милиция крысиными трупами не занимается! Тебе с ними в СЭС надо идти. А сейчас все, не мешай работать, бабуля!
Бедному Гусейнову пришлось проявить чудеса изобретательности, что бы выкурить настырную старушку из своего кабинета. А потом ему пришлось занять круговую оборону, чтобы она вновь к нему не проникла.
Рабочий день уже подошел к концу и наш божий одуванчик мудро рассудил, что в СЭС лучше пойти завтра, прямо к открытию. Вечером она своим старческим почерком, не поддающимся расшифровке, довольно дельно написала главному врачу районного СЭС заявление о мучительно волновавшем ее вопросе — ЧП районного значения. А на следующий день утром, с боем прорвавшись через тело секретаря главного врача СЭС, она с победным видом вручила этому медицинскому чинуше свое выстраданное заявление. В нем она в императивных выражениях потребовала от главного врача СЭС «покончить с трупами дохлых крыс на территории завода «Красный вулкан», как источниками главной заразы во вверенном ему районе».
Районный санитарный врач был очень дипломатичным человеком. Он резонно объяснил фронтовичке, что ныне завод «Красный вулкан» сменил собственника и стал не просто заводом, а Обществом с ограниченной ответственностью. Поэтому теперь территория завода — частное владение.
Санитарные врачи уже выходили на «Красный вулкан» и установили там массу нарушений санитарных норм. Поэтому он, заботясь о санитарном благополучии населения вверенного ему района уже приостановил деятельность предприятия, а генерального директора завода оштрафовал.
Только вот беда — вручать все эти документы совершенно некому. Завод и так уже давно не работает, ни рабочих, ни директора врачи СЭС так и не нашли.
Поэтому СЭС никаких мер по ее заявлению принять не может.
Принципиальная старушка возмутилась:
— Как это — ничего не можете сделать? А крысы дохлые, что? Так и будут на заводском дворе разлагаться? Кто их будет эвакуировать?
— Увы, эвакуация мертвых грызунов в места их захоронений или утилизации, не относится к нашей компетенции. Есть специальная станция, которая этим занимается, но эти услуги по эвакуации и утилизации ваших крыс теперь платные. Предприятия сами этим занимаются и платят станции деньги.
Денег у СЭС на это нет. Мы тут ничем помочь не можем.
Старушка Михайлова, глянув на главврача, спросила его строго:
— Вы — коммунист?
— Да при чем тут моя партийная принадлежность? У нас уже давно шестую статью Конституции отменили, уважаемая!
— А при том, что вы – ренегат! А еще клятву Гиппократа давали! Тут эпидемия назревает, а вы мне про «компетенцию». Тут других мнений быть не может — крысы должны быть уничтожены! И это обязана сделать районная СЭС!
— Помилуйте, уважаемая! И как вы себе это представляете?
— А очень просто! Как на фронте! Организовать эвакуатор, спецсредства для защиты людей от заразы, мобилизовать весь штатный состав врачей, вывезти силами санитарных врачей дохлых крыс за город, в специальную яму и зарыть.
— Это какое-то безумие! Да нет у меня никого спецтранспорта, никаких спецсредств, и я не могу заставить врачей куда-то там поехать и зарывать дохлых крыс. Понимаете, это не входит в их должностные обязанности!
— Ах, не входит! А чтобы дохлые крысы распространяли заразу по району — это в ваши обязанности входит? Да вы просто недобитый вредитель! Мало вас сажали! Недобитки вы все, а не санитарные врачи! Мы на фронте свою кровь не за это проливали!
— Господи, да что вы такое говорите? Какое вредительство? Побойтесь Бога! Да меня еще тогда на белом свете-то не было!
В общем, старушка наша разошлась, почем зря! Ее низкий и зычный голос был слышен даже через закрытую дверь кабинета главного врача, как трубный глас архангела Михаила. Не зря же она — Михайлова!
Однако пассионарная старушка сдаваться не собиралась, она написала заявления в общей сложности в тринадцать районных и городских инстанций, которые по ее мнению, могли бы принять решение: что делать с дохлыми крысами? Но прошло уже два месяца, а дохлые крысы так и лежали на дворе завода. А все эти контрольные, надзорные и иные компетентные органы посылали нашей героине пространные ответы о том, что «уничтожение дохлых крыс не относятся к их исключительной компетенции».
Тогда упорная старушка решила изменить стратегию и тактику в направлении главного удара. Она точно знала, что раньше за чистотой вверенной им территории отвечали участковые милиционеры. А раз так, значит, нужно пожаловаться начальнику участкового Гусейнова. В приемный день начальника 43 отделения милиции Михнюка она явилась в своем знаменитом костюме с орденским иконостасом на груди.
Михнюк долго не мог понять, о чем это толкует ему заслуженная фронтовичка? Он долго перебирал 13 заявлений и ответов на них из самых различных инстанций по поводу дохлых крыс. Он сердечно согласился со старушкой, что крысы дохлые – это непорядок.
Но вот причем тут участковый Гусейнов? Если уж сам заместитель главы администрации района разъясняет, что дохлые крысы лежат на территории завода «вне пределов его компетенции» и предлагает обратиться в СЭС? А СЭС посылает старушку … в Администрацию района?
Когда старушка объяснила наивному милицейскому начальнику, в чем, по ее представлению, заключаются обязанности участкового Гусейнова, тот был потрясен:
— Значит, вы считаете, что в то время, как идет вал криминогенных посягательств на жизнь, здоровье и имущество граждан нашего района, мои участковые должны гоняться за дохлыми крысами? Вы сильно заблуждаетесь на этот счет! Пока я жив – этому не бывать!
— Нет, бывать! А кто же, если не милиция, дворников обязан приструнить и обязать? Раньше-то заставляли? А сейчас что? Не ровен час, эпидемия!
Кто в ответе? Народ знает, что «моя милиция — меня бережет»! И как же вы народ от эпидемий оберегаете?
Заставьте Гусейнова провести работу с дворниками из ЖЭКа и пусть он заставит дворников убрать дохлых крыс.
Долго они еще препирались таким образом, пока Михнюк не вышел из себя и не попросил старушку покинуть его кабинет. Но не тут-то было! Упрямая старушка наотрез отказалась покинуть его кабинет.
Тогда он пригрозил ей тем, что вызовет наряд милиции для ее выдворения из кабинета. Храбрый божий одуванчик с радостью на это согласилась.
Тогда Михнюк позвонил по телефону и вызвал молоденького дежурного сержанта, отдав ему команду:
— Увести!
Сержант оторопело посмотрел на старушку, сверкавшую иконостасом боевых орденов на груди, на своего начальника, покраснел, опустил глаза и тихо спросил:
— Куда?
— Выведи ее из кабинета и вообще из здания РУВД к чертовой матери! И не подпускай ее к зданию до конца рабочего дня на пушечный выстрел!
Бедный сержант, подошел поближе к старушке, взял ее под локоток, и тихо попросил:
— Гражданочка, пройдемте!
Боевая старушка резво выдернула свой локоток из неуверенной руки сержанта и своим трубным архангельским голосом возопила:
— Давай, сынок, давай! Тащи израненную на войне старуху в кутузку! Я кровь за тебя на войне, сынок, проливала! Тащи меня, сынок, тащи!
Сержант густо покраснел, стал, как вкопанный, и тихо сказал Михнюку:
— Ну, не могу я, товарищ подполковник! Она же старая, вся израненная! У меня тоже дед-фронтовик весь израненный! Не могу я! Хоть стреляйте!
— Да ты что? Отказываешься приказ начальника выполнять? Да я тебя сейчас арестую! Уволю по статье!
— Что хотите со мной делайте, ну не могу я, товарищ подполковник!
Дошедший до крайности Михнюк вызвал обоих замов. В присутствии боевой старушки милицейский триумвират провел оперативное совещание по поводу выдворения новоявленной Мерчуткиной из начальственного кабинета.
А пока они совещались, на старушку и не смотрели. Исключительно нестандартные действия старушки видел только совестливый старшина. А оперативная старушка за спиной начальников бодро взобралась на стол и победно завопила:
— Хватайте меня, сынки! Хватайте, вяжите старую фронтовичку! А я кровь за вас, сынки, проливала на Волховском фронте! Фашистам не сдалась и вам, сынки, не сдамся!
Спасите, люди добрые! Помогите!
Убивают! Люди добрые, фронтовичку Михайлову убивают! В милиции! Я до Горбачева дойду!
Не бывать по-вашему! Спасите!
Помогите! Прокурора!
Естественно, ее вопли были слышны не только в приемной Михнюка, но даже в коридоре. Люди, пришедшие на прием к начальнику 43 отделения милиции, стали нервно друг на друга озираться. Может, и их тоже сейчас убивать будут?
Жалобщики и заявители, пришедшие на прием, стали тихо уходить по добру, по здорову. От греха подальше!
А в кабинете Михнюка тем временем продолжалась спецоперация по экстренному выдворению новоявленной Мерчуткиной. Сержанта отослали и велели на глаза не показываться. Срочно прибыло подкрепление из трех человек.
Ретивая бабуля, стоя на столе Михнюка, отбивала все попытки по ее выдворению. Она размахивала руками, ногами, отбивалась от них своей, видавшей виды дамской сумкой. В результате общих титанических усилий, воинственную бабулю сняли со стола.
Тогда она стала драться, царапаться и кусаться, мертвой хваткой вцепилась в погон одного из милиционеров и оторвала его. Другому оторвала рукав форменного милицейского пиджака, а третьему — расцарапала лицо. С большим трудом ее водворили в «обезъянник» РУВД на первом этаже.
Очевидцы рассказывали, что сцена была душераздирающей.
Дежурный в муках рожал протокол об административном задержании Михайловой под ее вопли из «обезьянника». Туда ее водворили вместе с одним синюшным алкашом и двумя проститутками. А в это время Михнюк и его замы строчили рапорты своим начальникам и прокурору трясущимися от пережитых волнений руками. На всякий случай, вызвали фельдшера из районного медвытрезвителя, который находится в одном здании с РУВД, для освидетельствования воинственной старушки.
Фельдшеру разъяснили задачу освидетельствования. Но фельдшер, посмотрев на старушку, на должностной подлог не пошла. И наотрез отказалась признать в старушке лицо, «находившееся в состоянии сильного алкогольного опьянения».
Фельдшер даже категорически отсоветовала Михнюку вызывать «беленькую машинку» — так ласково у нас в народе называют неотложную психиатрическую помощь.
На следующее утро фронтовичку Михайлову из милицейского «обезьянника» доставили в Петроградский суд для привлечения ее к административной ответственности за злостное неповиновение работникам милиции. В рапорте обоих замов на имя их начальника указывалось, что «гражданка Михайлова в течение трех часов полностью дестабилизировала работу 43 отделения милиции». И это было самой, что ни на есть сермяжной правдой. А от правды старушке деваться было некуда.
В суд явилось в качестве свидетелей почти все руководство 43 отделения милиции и трое милиционеров, потрепанных в неравных боях с нашей героиней. В своих объяснениях суду о причине своего такого, прямо скажем, асоциального поведения, храбрая старушка трогательно описывала просто апокалиптические картины крысиного нашествия на весь Петроградский район, про раскиданные по району трупы дохлых крыс, про милицейскую халатность в борьбе с этими трупами. Судья сдерживалась от смеха из последних сил. Но когда она увидела трех потерпевших-милиционеров, представивших справки из районного травмпункта о причиненных им телесных повреждениях, порванные рукава и оторванные погоны, она не без ехидства спросила:
— На вас что, целая банда напала? Неужели эта старушка одна так вас уделала? Что ж это у нас за милиционеры такие, что их даже бабушки престарелые побить могут? Где уж вам тогда с преступниками бороться!
Доблестные правоохранители в голос стали возмущаться:
— Вам легко, товарищ судья, так говорить! А нам тогда не до смеха бы- ло! Она же дерется, как черт! А мы ее – тронуть не моги! Старушка же ведь! Опять же вся грудь в орденах! Не дай Бог, чего там ей сделали бы. Мы ее только за руки втроем держали, чтобы не дралась!
Судья, вспомнив поэта Некрасова, философски заметила:
— Да, есть еще женщины в русских селеньях!
В результате, судья нашу пассионарную старушку слегка пожурила за такое антиобщественное поведение в милиции и наложила на нее штраф. Упрямая Михайлова никак не могла согласиться с таким поворотом событий. Нет, не по скаредности своей, а из принципа.
Кто-то написал ей толковую жалобу в городской суд на это судебное решение. Три месяца в городском суде во всем этом деле разбирались. Городские судьи тоже посмеялись над боевой старушкой. И приняли соломоново решение, чтобы никому не обидно было.
Постановление судьи отменили по тому основанию, что она неправильно квалифицировала действия старушки, а надо было привлекать ее к административной ответственности по другой статье. Но так, как срок давности привлечения к административной ответственности составляет три месяца, а они уже истекли, то городской суд административное дело старушки Михайловой производством прекратил.
Михайлова пришла на прием к прокурору с ответом из городского суда. Естественно, она была в своем знаменитом костюме с иконостасом из орденов на груди, но еще и с огромным альбомом своих фронтовых фотографий. И я уже лично на себе испытала все прелести общения с этим божьим одуванчиком, потому, что жалобу у нее принимала моя подружка и коллега Марина, с которой мы сидели в одном кабинете. Работу нашего кабинета Михайлова дестабилизировала ровно на час.
Слава Богу, хоть на наши столы она с ногами не забиралась. Но мы с Мариной были готовы ко всему.
Но самое смешное в этой истории вот в чем. Михайлова поняла, что ничего ей не добиться от наших чиновников. Тогда она сама пришла и эвакуировала детской лопаткой дохлых крыс с территории завода! А тайное захоронение грызунов и рассадников заразы устроила на территории скверика перед Александровским лицеем.
Но с безответственными чиновниками продолжала бороться уже цивилизованным способом.
Последний раз видела я нашу пассионарную старушку в троллейбусе. Но прежде чем ее увидеть, я услышала знакомый трубный «архангельский» глас, поучавший нерадивого кондуктора. «О! Только не это!» — успела я подумать и тут же, чуть не на ходу, выпрыгнула из троллейбуса.
© Copyright: Татьяна Бурмистрова, 2009
Свидетельство о публикации №2912151046
www.proza.ru/2009/12/15/1046
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------
Старушка Михайлова родилась общественницей. Была она действительно, очень заслуженным в городе человеком: членом партии, фронтовичкой, районным народным депутатом нескольких созывов. Да еще и работала в Исполкоме нашего района много лет.
Причем, не смотря на свои 75 лет, не растеряла еще фронтовую смекалку и боевой задор. А уж по части отчаянной храбрости могла бы дать фору молодым служивым нашей доблестной Российской армии. А с виду даже и не скажешь, что этот божий одуванчик прошел в Великую отечественную войну от Ленинграда до Берлина. В день Победы старушка надевала свой офицерский костюм. И надо было видеть, как ярко сверкал у нее на груди иконостас из орденов и медалей. Эта смелая женщина с той страшной и жестокой войны вернулась настоящей победительницей. И победительницей она осталась на всю жизнь.
Смешная и грустная история, которая произошла со старушкой, самая что ни на есть реальная. Вот как все это было.
Выйдя на пенсию, моя героиня тосковала без общественной работы. Но работа секретаря парторганизации пенсионеров при Домкоме совсем ее не удовлетворяла. Негде ей было развернуться.
Хотя она постоянно, в качестве общественницы где-то, что-то проверяла, остро реагировала и доводила до сведения райкома партии и иных компетентных советских организаций. Ну не мыслила она себя без этой полезной общественной деятельности.
И вот, в один пригожий весенний денек шла наша старушка по улице мимо раскрытых нараспашку заводских ворот одного из оплотов социалистического машиностроения. Пытливая старушка резво засеменила на территорию завода, чтобы выяснить, по что такой непорядок? Нешто положено, чтобы на заводах ворота были нараспашку?
Подходи – бери, как говорится! Боевая старушка решила немедленно пресечь на корню такое вопиющее безобразие.
Пошла она искать охранника или хоть сторожа какого завалящего. Никого! И что самое страшное, прямо на середине заводского двора валялось десятка два дохлых крыс.
Ну, а это, по мнению старушки Михайловой, просто ЧП местного значения. Пошла она с дозором по территории завода.
Но, увы, завод был мертв. Это было видно невооруженным глазом: заводские корпуса зияли пустыми разбитыми окнами, а входная дверь в заводоуправление — заколочена. С трудом она отыскала какого-то молодого парня, который признался, что он и есть местный сторож.
Старушка решительно потащила парня к крысиным трупикам и открытым заводским воротам с резонным вопросом:
— Почему ворота открыты? А это что такое?
— Что-что! Конь в пальто! Не видишь, что ли? Крысы дохлые!
Наш божий одуванчик аж зашлась в праведном гневе:
— Да как ты… Да это же ЧП! Это же антисанитария! Это же – ЭПИДЕМИЯ! Почему не доложил, не устранил?
-Да я-то тут причем?
-Как это, при чем? Ты здесь для порядка поставлен! А ты прохлаждаешься и бездельничаешь! Посадить тебя надо как рассадника заразы от этих крыс!
— А я сюда крыс дохлых убирать не нанимался! Я вообще сюда ходить не обязан. Мне зарплату директор уже полгода не платит, все «завтраками» кормит. Буду я еще из-за крыс тут убиваться!
Прибежали они тут ночью и давай подыхать на середине двора. Очень надо. Я их тронуть боялся. А ну, как укусят?
Вот и подохли вчера.
— Так почему не убрал?
— Да ты что, бабуля! Ты что? Может, они заразные какие? Вот пусть мне зарплату за полгода заплатят, тогда и уберу их. А так, мне-то что? Пусть себе лежат! Они же есть-пить не просят!
Тут наша общественница-фронтовичка впала в азарт! Вот оно! Наконец-то открылось боевое поле полезной общественной деятельности!
Сейчас она всем покажет, чем сильна у Кузьки мать! И старушка, покинув приказавших долго жить крыс, помчалась в ближайший ЖЭК. Она решительно атаковала кабинет ничего такого не подозревавшего начальника ЖЭКА, прославленного великим Жванецким.
Несчастный начальник ЖЭКа! Он долго не мог понять, о чем речь? Какой-то завод, ворота, крысы, антисанитария, ЧП местного значения, какая-то эпидемия!
Просто кошмар! Но бабуля показала ему какое-то доисторическое удостоверение, подтверждавшее, что податель сего является внештатным сотрудником жестокого и беспощадного Комитета партийно-государственного контроля СССР.
Да и орденские планки боевых наград на груди старушки внушали почти сыновнее почтение.
Начальник ЖЭКА дипломатично объяснил пассионарной старушке новые правила игры наступившего дикого капитализма, пришедшего на смену социализму без человеческого лица:
— Видите ли, уважаемая, наши дворники обязаны убирать только территорию, окружающую жилые дома нашего микрорайона. Заводские территории и территории учреждений убирают дворники, которых они сами содержат в штате и платят им деньги. А мои дворники не обязаны убирать территорию этого частного теперь завода.
Промытарив несчастного начальника ЖЭКа битый час, взывая к его партийной совести, старушка сделала правильный вывод, что у начальника ЖЭКа нет не только совести, партбилета, но и вообще — креста на нем нет! По старой послевоенной ленинградской привычке, наша фронтовичка пошла к участковому милиционеру. Если кто не верит, можете не сомневаться, что после войны участковым милиционерам в своем околотке были вменены самые всевозможные обязанности: ловить преступников и правонарушителей, заниматься профилактикой преступлений, пресекать всякую безнадзорность, принимать находки, тушить пожары и даже следить за чистотой вверенной территории. И не сомневайтесь, дворники у прежних участковых по струночке ходили.
Потому, что у них, у участковых, не забалуешь!
Старушка долго ждала участкового, пока он якобы занимался поквартирным обходом. Чем он на самом деле занимался, остается только догадываться. Увидев, наконец, участкового Гусейнова, старушка воспряла духом и строгим, командирским голосом стала отдавать участковому приказания:
— Голубчик! На твоей территории — ЧП! Поднимай дворников в ружье! Организуй сантранспорт! Вызывай врача СЭС! Там трупы дохлые на заводе «Красный вулкан»!
Участковый Гусейнов впал в ступор:
— Где трупы? Какие трупы? Почему — дохлые?
— Да я же тебе толкую, сынок, что на заводе «Красный вулкан» трупы дохлых крыс валяются. ЧП, у нас, сынок! На весь район — ЧП! А то, может, уже и на весь город. Может, уже и в газетах наш район пропесочили. Просто позор!
— Бабуля, я что-то в толк не возьму — чьи трупы-то?
— Да крыс, сынок, крыс этих окаянных! По всему двору завода их там раскидало. И они уже разлагаются! Так смерят, сынок, так смердят! Надо срочно их эвакуировать.
Гусейнову раньше казалось, что языкового барьера у него не наблюдалось. Когда он приехал из солнечного Азербайджана, то протекция влиятельных людей из азербайджанской диаспоры обеспечила ему работу в милиции и вожделенную ленинградскую прописку. Но тут Гусейнов понял, что выходит, что он с русским языком не в ладах.
Что за фамилия такая — Крыс? И почему не склоняется? Но чтобы не попасть впросак, решил весьма профессионально уточнить:
— Так! Сколько там лежит трупов этих Крысов? Опознание трупов проводили? Откуда известно, что их фамилия – Крыс? А у трупов что — огнестрелы? Или их от взрыва раскидало? Что-то у нас за последние три дня по сводке происшествий никакие взрывы не зафиксированы.
Пришло время впасть в ступор нашей доблестной фронтовичке. Поняв, что на родине Гусейнов не встречался с этой разновидностью городской фауны, она решила его просветить, непонятливого:
— Сынок! Какие у крыс фамилии могут быть? Они без фамилий! Понимаешь, сынок, у вас в Азербайджане они тоже есть. Зверьки это такие, домашние, можно сказать. Только они грызуны и рассадники заразы. Их в капканы ловят или травят чем-нибудь.
Когда до лейтенанта Гусейнова дошел смысл сказанного, он побагровел, и взорвался с присущей всем кавказским народам эмоциональностью:
— Слушай, бабуля! Что ты мне голову морочишь со своими крысиными трупами? На моей территории настоящих трупов — навалом.
Одних суицидов только два человека! Да три — огнестрела. И все мне — преступников ловить!
Не знаю, как с ними управиться. А ты тут со своими крысиными трупами пристаешь! Пойми ты, бабуля, милиция крысиными трупами не занимается! Тебе с ними в СЭС надо идти. А сейчас все, не мешай работать, бабуля!
Бедному Гусейнову пришлось проявить чудеса изобретательности, что бы выкурить настырную старушку из своего кабинета. А потом ему пришлось занять круговую оборону, чтобы она вновь к нему не проникла.
Рабочий день уже подошел к концу и наш божий одуванчик мудро рассудил, что в СЭС лучше пойти завтра, прямо к открытию. Вечером она своим старческим почерком, не поддающимся расшифровке, довольно дельно написала главному врачу районного СЭС заявление о мучительно волновавшем ее вопросе — ЧП районного значения. А на следующий день утром, с боем прорвавшись через тело секретаря главного врача СЭС, она с победным видом вручила этому медицинскому чинуше свое выстраданное заявление. В нем она в императивных выражениях потребовала от главного врача СЭС «покончить с трупами дохлых крыс на территории завода «Красный вулкан», как источниками главной заразы во вверенном ему районе».
Районный санитарный врач был очень дипломатичным человеком. Он резонно объяснил фронтовичке, что ныне завод «Красный вулкан» сменил собственника и стал не просто заводом, а Обществом с ограниченной ответственностью. Поэтому теперь территория завода — частное владение.
Санитарные врачи уже выходили на «Красный вулкан» и установили там массу нарушений санитарных норм. Поэтому он, заботясь о санитарном благополучии населения вверенного ему района уже приостановил деятельность предприятия, а генерального директора завода оштрафовал.
Только вот беда — вручать все эти документы совершенно некому. Завод и так уже давно не работает, ни рабочих, ни директора врачи СЭС так и не нашли.
Поэтому СЭС никаких мер по ее заявлению принять не может.
Принципиальная старушка возмутилась:
— Как это — ничего не можете сделать? А крысы дохлые, что? Так и будут на заводском дворе разлагаться? Кто их будет эвакуировать?
— Увы, эвакуация мертвых грызунов в места их захоронений или утилизации, не относится к нашей компетенции. Есть специальная станция, которая этим занимается, но эти услуги по эвакуации и утилизации ваших крыс теперь платные. Предприятия сами этим занимаются и платят станции деньги.
Денег у СЭС на это нет. Мы тут ничем помочь не можем.
Старушка Михайлова, глянув на главврача, спросила его строго:
— Вы — коммунист?
— Да при чем тут моя партийная принадлежность? У нас уже давно шестую статью Конституции отменили, уважаемая!
— А при том, что вы – ренегат! А еще клятву Гиппократа давали! Тут эпидемия назревает, а вы мне про «компетенцию». Тут других мнений быть не может — крысы должны быть уничтожены! И это обязана сделать районная СЭС!
— Помилуйте, уважаемая! И как вы себе это представляете?
— А очень просто! Как на фронте! Организовать эвакуатор, спецсредства для защиты людей от заразы, мобилизовать весь штатный состав врачей, вывезти силами санитарных врачей дохлых крыс за город, в специальную яму и зарыть.
— Это какое-то безумие! Да нет у меня никого спецтранспорта, никаких спецсредств, и я не могу заставить врачей куда-то там поехать и зарывать дохлых крыс. Понимаете, это не входит в их должностные обязанности!
— Ах, не входит! А чтобы дохлые крысы распространяли заразу по району — это в ваши обязанности входит? Да вы просто недобитый вредитель! Мало вас сажали! Недобитки вы все, а не санитарные врачи! Мы на фронте свою кровь не за это проливали!
— Господи, да что вы такое говорите? Какое вредительство? Побойтесь Бога! Да меня еще тогда на белом свете-то не было!
В общем, старушка наша разошлась, почем зря! Ее низкий и зычный голос был слышен даже через закрытую дверь кабинета главного врача, как трубный глас архангела Михаила. Не зря же она — Михайлова!
Однако пассионарная старушка сдаваться не собиралась, она написала заявления в общей сложности в тринадцать районных и городских инстанций, которые по ее мнению, могли бы принять решение: что делать с дохлыми крысами? Но прошло уже два месяца, а дохлые крысы так и лежали на дворе завода. А все эти контрольные, надзорные и иные компетентные органы посылали нашей героине пространные ответы о том, что «уничтожение дохлых крыс не относятся к их исключительной компетенции».
Тогда упорная старушка решила изменить стратегию и тактику в направлении главного удара. Она точно знала, что раньше за чистотой вверенной им территории отвечали участковые милиционеры. А раз так, значит, нужно пожаловаться начальнику участкового Гусейнова. В приемный день начальника 43 отделения милиции Михнюка она явилась в своем знаменитом костюме с орденским иконостасом на груди.
Михнюк долго не мог понять, о чем это толкует ему заслуженная фронтовичка? Он долго перебирал 13 заявлений и ответов на них из самых различных инстанций по поводу дохлых крыс. Он сердечно согласился со старушкой, что крысы дохлые – это непорядок.
Но вот причем тут участковый Гусейнов? Если уж сам заместитель главы администрации района разъясняет, что дохлые крысы лежат на территории завода «вне пределов его компетенции» и предлагает обратиться в СЭС? А СЭС посылает старушку … в Администрацию района?
Когда старушка объяснила наивному милицейскому начальнику, в чем, по ее представлению, заключаются обязанности участкового Гусейнова, тот был потрясен:
— Значит, вы считаете, что в то время, как идет вал криминогенных посягательств на жизнь, здоровье и имущество граждан нашего района, мои участковые должны гоняться за дохлыми крысами? Вы сильно заблуждаетесь на этот счет! Пока я жив – этому не бывать!
— Нет, бывать! А кто же, если не милиция, дворников обязан приструнить и обязать? Раньше-то заставляли? А сейчас что? Не ровен час, эпидемия!
Кто в ответе? Народ знает, что «моя милиция — меня бережет»! И как же вы народ от эпидемий оберегаете?
Заставьте Гусейнова провести работу с дворниками из ЖЭКа и пусть он заставит дворников убрать дохлых крыс.
Долго они еще препирались таким образом, пока Михнюк не вышел из себя и не попросил старушку покинуть его кабинет. Но не тут-то было! Упрямая старушка наотрез отказалась покинуть его кабинет.
Тогда он пригрозил ей тем, что вызовет наряд милиции для ее выдворения из кабинета. Храбрый божий одуванчик с радостью на это согласилась.
Тогда Михнюк позвонил по телефону и вызвал молоденького дежурного сержанта, отдав ему команду:
— Увести!
Сержант оторопело посмотрел на старушку, сверкавшую иконостасом боевых орденов на груди, на своего начальника, покраснел, опустил глаза и тихо спросил:
— Куда?
— Выведи ее из кабинета и вообще из здания РУВД к чертовой матери! И не подпускай ее к зданию до конца рабочего дня на пушечный выстрел!
Бедный сержант, подошел поближе к старушке, взял ее под локоток, и тихо попросил:
— Гражданочка, пройдемте!
Боевая старушка резво выдернула свой локоток из неуверенной руки сержанта и своим трубным архангельским голосом возопила:
— Давай, сынок, давай! Тащи израненную на войне старуху в кутузку! Я кровь за тебя на войне, сынок, проливала! Тащи меня, сынок, тащи!
Сержант густо покраснел, стал, как вкопанный, и тихо сказал Михнюку:
— Ну, не могу я, товарищ подполковник! Она же старая, вся израненная! У меня тоже дед-фронтовик весь израненный! Не могу я! Хоть стреляйте!
— Да ты что? Отказываешься приказ начальника выполнять? Да я тебя сейчас арестую! Уволю по статье!
— Что хотите со мной делайте, ну не могу я, товарищ подполковник!
Дошедший до крайности Михнюк вызвал обоих замов. В присутствии боевой старушки милицейский триумвират провел оперативное совещание по поводу выдворения новоявленной Мерчуткиной из начальственного кабинета.
А пока они совещались, на старушку и не смотрели. Исключительно нестандартные действия старушки видел только совестливый старшина. А оперативная старушка за спиной начальников бодро взобралась на стол и победно завопила:
— Хватайте меня, сынки! Хватайте, вяжите старую фронтовичку! А я кровь за вас, сынки, проливала на Волховском фронте! Фашистам не сдалась и вам, сынки, не сдамся!
Спасите, люди добрые! Помогите!
Убивают! Люди добрые, фронтовичку Михайлову убивают! В милиции! Я до Горбачева дойду!
Не бывать по-вашему! Спасите!
Помогите! Прокурора!
Естественно, ее вопли были слышны не только в приемной Михнюка, но даже в коридоре. Люди, пришедшие на прием к начальнику 43 отделения милиции, стали нервно друг на друга озираться. Может, и их тоже сейчас убивать будут?
Жалобщики и заявители, пришедшие на прием, стали тихо уходить по добру, по здорову. От греха подальше!
А в кабинете Михнюка тем временем продолжалась спецоперация по экстренному выдворению новоявленной Мерчуткиной. Сержанта отослали и велели на глаза не показываться. Срочно прибыло подкрепление из трех человек.
Ретивая бабуля, стоя на столе Михнюка, отбивала все попытки по ее выдворению. Она размахивала руками, ногами, отбивалась от них своей, видавшей виды дамской сумкой. В результате общих титанических усилий, воинственную бабулю сняли со стола.
Тогда она стала драться, царапаться и кусаться, мертвой хваткой вцепилась в погон одного из милиционеров и оторвала его. Другому оторвала рукав форменного милицейского пиджака, а третьему — расцарапала лицо. С большим трудом ее водворили в «обезъянник» РУВД на первом этаже.
Очевидцы рассказывали, что сцена была душераздирающей.
Дежурный в муках рожал протокол об административном задержании Михайловой под ее вопли из «обезьянника». Туда ее водворили вместе с одним синюшным алкашом и двумя проститутками. А в это время Михнюк и его замы строчили рапорты своим начальникам и прокурору трясущимися от пережитых волнений руками. На всякий случай, вызвали фельдшера из районного медвытрезвителя, который находится в одном здании с РУВД, для освидетельствования воинственной старушки.
Фельдшеру разъяснили задачу освидетельствования. Но фельдшер, посмотрев на старушку, на должностной подлог не пошла. И наотрез отказалась признать в старушке лицо, «находившееся в состоянии сильного алкогольного опьянения».
Фельдшер даже категорически отсоветовала Михнюку вызывать «беленькую машинку» — так ласково у нас в народе называют неотложную психиатрическую помощь.
На следующее утро фронтовичку Михайлову из милицейского «обезьянника» доставили в Петроградский суд для привлечения ее к административной ответственности за злостное неповиновение работникам милиции. В рапорте обоих замов на имя их начальника указывалось, что «гражданка Михайлова в течение трех часов полностью дестабилизировала работу 43 отделения милиции». И это было самой, что ни на есть сермяжной правдой. А от правды старушке деваться было некуда.
В суд явилось в качестве свидетелей почти все руководство 43 отделения милиции и трое милиционеров, потрепанных в неравных боях с нашей героиней. В своих объяснениях суду о причине своего такого, прямо скажем, асоциального поведения, храбрая старушка трогательно описывала просто апокалиптические картины крысиного нашествия на весь Петроградский район, про раскиданные по району трупы дохлых крыс, про милицейскую халатность в борьбе с этими трупами. Судья сдерживалась от смеха из последних сил. Но когда она увидела трех потерпевших-милиционеров, представивших справки из районного травмпункта о причиненных им телесных повреждениях, порванные рукава и оторванные погоны, она не без ехидства спросила:
— На вас что, целая банда напала? Неужели эта старушка одна так вас уделала? Что ж это у нас за милиционеры такие, что их даже бабушки престарелые побить могут? Где уж вам тогда с преступниками бороться!
Доблестные правоохранители в голос стали возмущаться:
— Вам легко, товарищ судья, так говорить! А нам тогда не до смеха бы- ло! Она же дерется, как черт! А мы ее – тронуть не моги! Старушка же ведь! Опять же вся грудь в орденах! Не дай Бог, чего там ей сделали бы. Мы ее только за руки втроем держали, чтобы не дралась!
Судья, вспомнив поэта Некрасова, философски заметила:
— Да, есть еще женщины в русских селеньях!
В результате, судья нашу пассионарную старушку слегка пожурила за такое антиобщественное поведение в милиции и наложила на нее штраф. Упрямая Михайлова никак не могла согласиться с таким поворотом событий. Нет, не по скаредности своей, а из принципа.
Кто-то написал ей толковую жалобу в городской суд на это судебное решение. Три месяца в городском суде во всем этом деле разбирались. Городские судьи тоже посмеялись над боевой старушкой. И приняли соломоново решение, чтобы никому не обидно было.
Постановление судьи отменили по тому основанию, что она неправильно квалифицировала действия старушки, а надо было привлекать ее к административной ответственности по другой статье. Но так, как срок давности привлечения к административной ответственности составляет три месяца, а они уже истекли, то городской суд административное дело старушки Михайловой производством прекратил.
Михайлова пришла на прием к прокурору с ответом из городского суда. Естественно, она была в своем знаменитом костюме с иконостасом из орденов на груди, но еще и с огромным альбомом своих фронтовых фотографий. И я уже лично на себе испытала все прелести общения с этим божьим одуванчиком, потому, что жалобу у нее принимала моя подружка и коллега Марина, с которой мы сидели в одном кабинете. Работу нашего кабинета Михайлова дестабилизировала ровно на час.
Слава Богу, хоть на наши столы она с ногами не забиралась. Но мы с Мариной были готовы ко всему.
Но самое смешное в этой истории вот в чем. Михайлова поняла, что ничего ей не добиться от наших чиновников. Тогда она сама пришла и эвакуировала детской лопаткой дохлых крыс с территории завода! А тайное захоронение грызунов и рассадников заразы устроила на территории скверика перед Александровским лицеем.
Но с безответственными чиновниками продолжала бороться уже цивилизованным способом.
Последний раз видела я нашу пассионарную старушку в троллейбусе. Но прежде чем ее увидеть, я услышала знакомый трубный «архангельский» глас, поучавший нерадивого кондуктора. «О! Только не это!» — успела я подумать и тут же, чуть не на ходу, выпрыгнула из троллейбуса.
© Copyright: Татьяна Бурмистрова, 2009
Свидетельство о публикации №2912151046
www.proza.ru/2009/12/15/1046
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------