Александров А.С., Лапатников М.В. Старые проблемы доказательственного права в новой уголовно-процессуальной упаковке «сокращенного дознания» // Юридическая наука и практика. Вестник Нижегородской академии МВД России. – 2013. – № 22. – С. 23-28.
Old problems of the law of evidence in new criminal and procedural packing of «the reduced inquiry»
Вступивший в силу 15 марта 2013 года Федеральный закон №-23-ФЗ «О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» (далее — Закон) ввел в ткань отечественного уголовно-процессуального права ряд новелл. Кардинальность этих новелл заключается не только в появлении нового вида дознания и сужения действия института понятых, но и закреплении небесспорных нововведений в области доказательственного права.
Как известно, вопрос об особенностях доказывания имеет принципиальный характер. Судя по последним пассажам законодателя, имеет место попытка пересмотреть традиционную – следственную парадигму доказательства и доказывания (в частности, допустимости, достаточности доказательств, способов доказывания, проверки доказательств и пр.). При этом надо отметить, что «новые правила игры» должны распространятся на все досудебное производство.
Итак, были внесены существенные изменения в главу 19 Уголовно-процессуального кодекса РФ «Поводы и основания возбуждения для уголовного дела». Одним из нововведений явилось расширение перечня проверочных действий, разрешаемых проводить до возбуждения уголовного дела (ст. 144 УПК РФ). К действующей до недавнего времени триаде следственных действий добавились назначение и производство судебной экспертизы, получение образцов для сравнительного исследования. Кроме того, правоприменитель, обрел законное, а не фактическое, право на взятие объяснений и истребование предметов и документов (хотя о последнем говорилось в ч. 4 ст. 21 УПК РФ).
Отдельно скажем о такой формулировке закона, как «изымать их (предметы и документы — авт.) в порядке, установленном настоящим Кодексом» (ч.1 ст. 144 УПК РФ). Признаемся в недоумении, о чем здесь идет речь. Уголовно-процессуальный кодекс не предусматривает такого следственного действия, как «изъятие предметов и документов». Согласно закону, предметы и документы могут быть изъяты в ходе осмотра места происшествия, обыска и выемки. Значит ли это, что законодатель разрешено проводить обыск и выемку. Или только выемку, но не обыск. А быть может, имеется ввиду новое проверочное действие – изъятие. Формулировка явно нуждается в уточнении.
Настоящий перечень проверочных действий, допускаемый законом, выглядит так:
1) осмотр места происшествия;
2) осмотр трупа;
3) осмотр предметов и документов;
4) назначение и производство судебной экспертизы;
5) получение образцов для сравнительного исследования;
6) объяснение;
7) освидетельствование;
8) дача поручения органу дознания о производстве оперативно-розыскных мероприятий;
9) проведение ревизий и документальных проверок.
Также потенциально к этому перечню изъятие предметов и документов, однако что именно здесь имеет ввиду законодатель, пока не ясно.
Казалось бы, законодатель, наконец-то пошел навстречу нуждам правоприменительной практики, облегчив путь познания на этапе предварительной проверки по сообщению о преступлении.
Однако еще более радикальное нововведение содержится в части 1.2 статьи 144 УПК РФ.
Воспроизведем ее дословно: полученные в ходе проверки сообщения о преступлении сведения могут быть использованы в качестве доказательств при условии соблюдения положений статей 75 и 89 Уголовно-процессуального Кодекса. Если после возбуждения уголовного дела стороной защиты или потерпевшим будет заявлено ходатайство о производстве дополнительной либо повторной судебной экспертизы, то такое ходатайство подлежит удовлетворению.
Что же это означает? Теперь в ходе т.н. доследственной проверки собираются доказательства, а не материалы, которые обретают доказательственное значение после их приобщения и проверки уполномоченным лицом. Надо сказать, что отечественный уголовный процесс относительно давно уже не видел подобного.
Бывшее до недавнего времени формальное разграничение процессуальной и непроцессуальной деятельности «приказало долго жить». Нельзя не приветствовать этот шаг законодателя. Это разграничение обуславливало требование к субъектам доказывания проверять обстоятельства, установленные в ходе предварительной проверке следственным путем, в результате чего зачастую происходило дублирование одних и тех по существу (но не по форме) познавательных действий. В итоге «страдали» от этого все заинтересованные стороны – и правоохранительная система, с трудом справляющаяся с огромным валом уголовных дел, и граждане, чьи права были нарушены преступным деянием и лица, привлекаемые к ответственности. Нельзя не указать и на финансовый аспект – многократные вызовы и громоздкие процедуры способствуют увеличению денежных затрат государства. Таким образом, новелла авторов закона имеет прогрессивное значение.
Однако эта новелла вряд ли даст ожидаемый позитивный эффект. И одной из основных причин, на наш взгляд, будет выступать половинчатость данного шага. Новые нормы, по сути, сливают расследование и предварительную проверку по сообщению о преступлении, при этом, расширив перечень следственных действий, разрешенных проводить до возбуждения уголовного дела.
Таким образом, речь идет здесь о «перепрыгивании через ступень», когда формирование системы доказательств и оформление материала происходит в рамках одного правового режима, а не в двух разных по форме и временному интервалу, как это имеет место быть в недавнее время – сначала на этапе т.н. доследственной проверки, а потом на стадии предварительного расследования.
В этой связи совершенно неясна логика законодателя, ведь если собирание доказательств происходит еще на стадии предварительной проверки, то зачем же следует ограничивать перечень процессуальных действий, проводимых до возбуждения уголовного дела?! К чему все эти ограничения на получение сведений об обстоятельствах дела, если дознание и предварительную проверку предлагается совместить?! Собственно, в таких условиях существование института возбуждения уголовного дела теряет всякое логическое основание.
Мы считаем, что порочной следует признать саму идею разделения уголовно-процессуального познания на предварительную проверку (по сути пред-предварительное расследование) и собственно расследование. Данное позитивное, по своему содержанию, нововведение, прекрасно демонстрирует всю абсурдность существования в отечественном уголовном процессе разделения на формальное и неформальное расследование.
Увы, но сказав «а», то есть распространив режим собирания доказательств за пределы предварительного расследования, законодатель не сказал «б» — полностью не ликвидировал стадию возбуждения уголовного дела.
Совершенно непонятно и абсурдно в контексте существования стадии возбуждения уголовного дела выглядит норма, предусмотренная частью 1.1 статьи 144 УПК РФ. Согласно этой норме, лицам, участвующим в производстве процессуальных действий при проверке сообщения о преступлении, разъясняются их права и обязанности, предусмотренные Уголовно-процессуальным кодексом, и обеспечивается возможность осуществления этих прав в той части, в которой производимые процессуальные действия и принимаемые процессуальные решения затрагивают их интересы.
Естественный вопрос – в каком же статусе действуют лица, участвующие в производстве процессуальных действий при проверке сообщения о преступлении. И уж показательно использование законодателем словосочетания «процессуальные действия». Что же, получается, что граница между процессуальной и непроцессуальной деятельностью, пролегавшая по решению о возбуждении уголовного дела, стерта? Думается, что формально это не так.
Однако «Рубикон все же пройден». Происходит, по сути, поглощение стадией предварительного расследования стадии возбуждения уголовного дела, при формальном сохранении в уголовно-процессуальном законе.
Остается надеется, что законодатель не остановится на полпути, и мы придем к тому, что ликвидация стадии возбуждения уголовного дела получит свое логическое завершение. Формат данной статьи не предполагает анализ тех альтернатив, которые могут восприняты законодателем взамен отказа от вышеуказанной стадии и ряда других наследий советской правовой доктрины. Скажем лишь только, что на наш взгляд, вполне приемлемой может выступить и модель, воспринятая Уголовно-процессуальным правом Украины.
Что касается модели доказывания в ходе осуществления дознания в сокращенной форме, то здесь фактически допускается договорной способ установления фактов по делу, когда стороны фиксирует единство позиций по поводу существования тех или иных фактов. Предполагается уравнивание в доказательственном значении материалов доследственной проверки (объяснений, акта специалиста) с «настоящими» доказательствами (ч. 1.2 ст. 144; ч. 4 ст. 226.5 УПК РФ).
Обвинение может основываться на материалах, полученных путем проведения «проверочных действий», т.е. в ходе т.н. доследственной проверки. Следственные действия получают вообще субсидиарное значение в доказывании. Так, следственный способ собирания доказательств обязателен только для получения показаний подозреваемого – в ходе его допроса, так как статья 226.4 УПК РФ говорит именно о допросе подозреваемого.
Тем самым, отходит на второй план допустимость, приоритетное значение имеют относимость и достоверность сведений: неважно каким путем получено доказательство, если его достоверность не подвергается сомнению участниками процесса.
…
Сделаем выводы. Анализируемые нами законодательные новеллы доказательственного права знаменуют собой революционные изменения уголовно-процессуальной парадигмы.
Распространение режима «доказательство» за пределы процессуального поля указывает на закладывание нового смысла устоявшихся понятий. Грань между процессуальной и непроцессуальной деятельностью практически стерта, однако формально она осталась. И это не может не путать бедного правоприменителя, уже запутавшегося в хитросплетениях уголовной политики последних лет.
Создается впечатление, что люди, стоящие за законодательными процессами имеют весьма смутное представление о будущей модели уголовного судопроизводства. Непрофессионализм и непоследовательность законодателя приводит к посредственному «техническому» исполнению.
Это относится и к идея сокращенного производства. Институт дознания в сокращенной форме в его нынешней нормативной ипостаси вряд ли будет работать вряд ли так как задумано или близко к этому. К тому же, этот институт вряд ли способен кардинально решить проблему без полной ликвидации формального разделения на процессуальную и непроцессуальную деятельность на досудебных стадиях процесса путем удаления из организма отечественного уголовно-процессуального права института возбуждения уголовного дела.
И надо сказать, что шаги на этом пути уже сделаны. Но мы исходим из того, что, в конечном итоге, все досудебное производство было оптимизировано в единый правовой механизм – «полицейское дознание». Пойдет ли законодатель на такой шаг — покажет время.
____________
Источник
Old problems of the law of evidence in new criminal and procedural packing of «the reduced inquiry»
Вступивший в силу 15 марта 2013 года Федеральный закон №-23-ФЗ «О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» (далее — Закон) ввел в ткань отечественного уголовно-процессуального права ряд новелл. Кардинальность этих новелл заключается не только в появлении нового вида дознания и сужения действия института понятых, но и закреплении небесспорных нововведений в области доказательственного права.
Как известно, вопрос об особенностях доказывания имеет принципиальный характер. Судя по последним пассажам законодателя, имеет место попытка пересмотреть традиционную – следственную парадигму доказательства и доказывания (в частности, допустимости, достаточности доказательств, способов доказывания, проверки доказательств и пр.). При этом надо отметить, что «новые правила игры» должны распространятся на все досудебное производство.
Итак, были внесены существенные изменения в главу 19 Уголовно-процессуального кодекса РФ «Поводы и основания возбуждения для уголовного дела». Одним из нововведений явилось расширение перечня проверочных действий, разрешаемых проводить до возбуждения уголовного дела (ст. 144 УПК РФ). К действующей до недавнего времени триаде следственных действий добавились назначение и производство судебной экспертизы, получение образцов для сравнительного исследования. Кроме того, правоприменитель, обрел законное, а не фактическое, право на взятие объяснений и истребование предметов и документов (хотя о последнем говорилось в ч. 4 ст. 21 УПК РФ).
Отдельно скажем о такой формулировке закона, как «изымать их (предметы и документы — авт.) в порядке, установленном настоящим Кодексом» (ч.1 ст. 144 УПК РФ). Признаемся в недоумении, о чем здесь идет речь. Уголовно-процессуальный кодекс не предусматривает такого следственного действия, как «изъятие предметов и документов». Согласно закону, предметы и документы могут быть изъяты в ходе осмотра места происшествия, обыска и выемки. Значит ли это, что законодатель разрешено проводить обыск и выемку. Или только выемку, но не обыск. А быть может, имеется ввиду новое проверочное действие – изъятие. Формулировка явно нуждается в уточнении.
Настоящий перечень проверочных действий, допускаемый законом, выглядит так:
1) осмотр места происшествия;
2) осмотр трупа;
3) осмотр предметов и документов;
4) назначение и производство судебной экспертизы;
5) получение образцов для сравнительного исследования;
6) объяснение;
7) освидетельствование;
8) дача поручения органу дознания о производстве оперативно-розыскных мероприятий;
9) проведение ревизий и документальных проверок.
Также потенциально к этому перечню изъятие предметов и документов, однако что именно здесь имеет ввиду законодатель, пока не ясно.
Казалось бы, законодатель, наконец-то пошел навстречу нуждам правоприменительной практики, облегчив путь познания на этапе предварительной проверки по сообщению о преступлении.
Однако еще более радикальное нововведение содержится в части 1.2 статьи 144 УПК РФ.
Воспроизведем ее дословно: полученные в ходе проверки сообщения о преступлении сведения могут быть использованы в качестве доказательств при условии соблюдения положений статей 75 и 89 Уголовно-процессуального Кодекса. Если после возбуждения уголовного дела стороной защиты или потерпевшим будет заявлено ходатайство о производстве дополнительной либо повторной судебной экспертизы, то такое ходатайство подлежит удовлетворению.
Что же это означает? Теперь в ходе т.н. доследственной проверки собираются доказательства, а не материалы, которые обретают доказательственное значение после их приобщения и проверки уполномоченным лицом. Надо сказать, что отечественный уголовный процесс относительно давно уже не видел подобного.
Бывшее до недавнего времени формальное разграничение процессуальной и непроцессуальной деятельности «приказало долго жить». Нельзя не приветствовать этот шаг законодателя. Это разграничение обуславливало требование к субъектам доказывания проверять обстоятельства, установленные в ходе предварительной проверке следственным путем, в результате чего зачастую происходило дублирование одних и тех по существу (но не по форме) познавательных действий. В итоге «страдали» от этого все заинтересованные стороны – и правоохранительная система, с трудом справляющаяся с огромным валом уголовных дел, и граждане, чьи права были нарушены преступным деянием и лица, привлекаемые к ответственности. Нельзя не указать и на финансовый аспект – многократные вызовы и громоздкие процедуры способствуют увеличению денежных затрат государства. Таким образом, новелла авторов закона имеет прогрессивное значение.
Однако эта новелла вряд ли даст ожидаемый позитивный эффект. И одной из основных причин, на наш взгляд, будет выступать половинчатость данного шага. Новые нормы, по сути, сливают расследование и предварительную проверку по сообщению о преступлении, при этом, расширив перечень следственных действий, разрешенных проводить до возбуждения уголовного дела.
Таким образом, речь идет здесь о «перепрыгивании через ступень», когда формирование системы доказательств и оформление материала происходит в рамках одного правового режима, а не в двух разных по форме и временному интервалу, как это имеет место быть в недавнее время – сначала на этапе т.н. доследственной проверки, а потом на стадии предварительного расследования.
В этой связи совершенно неясна логика законодателя, ведь если собирание доказательств происходит еще на стадии предварительной проверки, то зачем же следует ограничивать перечень процессуальных действий, проводимых до возбуждения уголовного дела?! К чему все эти ограничения на получение сведений об обстоятельствах дела, если дознание и предварительную проверку предлагается совместить?! Собственно, в таких условиях существование института возбуждения уголовного дела теряет всякое логическое основание.
Мы считаем, что порочной следует признать саму идею разделения уголовно-процессуального познания на предварительную проверку (по сути пред-предварительное расследование) и собственно расследование. Данное позитивное, по своему содержанию, нововведение, прекрасно демонстрирует всю абсурдность существования в отечественном уголовном процессе разделения на формальное и неформальное расследование.
Увы, но сказав «а», то есть распространив режим собирания доказательств за пределы предварительного расследования, законодатель не сказал «б» — полностью не ликвидировал стадию возбуждения уголовного дела.
Совершенно непонятно и абсурдно в контексте существования стадии возбуждения уголовного дела выглядит норма, предусмотренная частью 1.1 статьи 144 УПК РФ. Согласно этой норме, лицам, участвующим в производстве процессуальных действий при проверке сообщения о преступлении, разъясняются их права и обязанности, предусмотренные Уголовно-процессуальным кодексом, и обеспечивается возможность осуществления этих прав в той части, в которой производимые процессуальные действия и принимаемые процессуальные решения затрагивают их интересы.
Естественный вопрос – в каком же статусе действуют лица, участвующие в производстве процессуальных действий при проверке сообщения о преступлении. И уж показательно использование законодателем словосочетания «процессуальные действия». Что же, получается, что граница между процессуальной и непроцессуальной деятельностью, пролегавшая по решению о возбуждении уголовного дела, стерта? Думается, что формально это не так.
Однако «Рубикон все же пройден». Происходит, по сути, поглощение стадией предварительного расследования стадии возбуждения уголовного дела, при формальном сохранении в уголовно-процессуальном законе.
Остается надеется, что законодатель не остановится на полпути, и мы придем к тому, что ликвидация стадии возбуждения уголовного дела получит свое логическое завершение. Формат данной статьи не предполагает анализ тех альтернатив, которые могут восприняты законодателем взамен отказа от вышеуказанной стадии и ряда других наследий советской правовой доктрины. Скажем лишь только, что на наш взгляд, вполне приемлемой может выступить и модель, воспринятая Уголовно-процессуальным правом Украины.
Что касается модели доказывания в ходе осуществления дознания в сокращенной форме, то здесь фактически допускается договорной способ установления фактов по делу, когда стороны фиксирует единство позиций по поводу существования тех или иных фактов. Предполагается уравнивание в доказательственном значении материалов доследственной проверки (объяснений, акта специалиста) с «настоящими» доказательствами (ч. 1.2 ст. 144; ч. 4 ст. 226.5 УПК РФ).
Обвинение может основываться на материалах, полученных путем проведения «проверочных действий», т.е. в ходе т.н. доследственной проверки. Следственные действия получают вообще субсидиарное значение в доказывании. Так, следственный способ собирания доказательств обязателен только для получения показаний подозреваемого – в ходе его допроса, так как статья 226.4 УПК РФ говорит именно о допросе подозреваемого.
Тем самым, отходит на второй план допустимость, приоритетное значение имеют относимость и достоверность сведений: неважно каким путем получено доказательство, если его достоверность не подвергается сомнению участниками процесса.
…
Сделаем выводы. Анализируемые нами законодательные новеллы доказательственного права знаменуют собой революционные изменения уголовно-процессуальной парадигмы.
Распространение режима «доказательство» за пределы процессуального поля указывает на закладывание нового смысла устоявшихся понятий. Грань между процессуальной и непроцессуальной деятельностью практически стерта, однако формально она осталась. И это не может не путать бедного правоприменителя, уже запутавшегося в хитросплетениях уголовной политики последних лет.
Создается впечатление, что люди, стоящие за законодательными процессами имеют весьма смутное представление о будущей модели уголовного судопроизводства. Непрофессионализм и непоследовательность законодателя приводит к посредственному «техническому» исполнению.
Это относится и к идея сокращенного производства. Институт дознания в сокращенной форме в его нынешней нормативной ипостаси вряд ли будет работать вряд ли так как задумано или близко к этому. К тому же, этот институт вряд ли способен кардинально решить проблему без полной ликвидации формального разделения на процессуальную и непроцессуальную деятельность на досудебных стадиях процесса путем удаления из организма отечественного уголовно-процессуального права института возбуждения уголовного дела.
И надо сказать, что шаги на этом пути уже сделаны. Но мы исходим из того, что, в конечном итоге, все досудебное производство было оптимизировано в единый правовой механизм – «полицейское дознание». Пойдет ли законодатель на такой шаг — покажет время.
____________
Источник
Рейтинг публикации:
«
Давно собирался написать на эту тему, если быть точным, то заготовка у меня хранилась еще когда закон был проектом на рассмотрении ГД РФ. Однако руки так и не дошли до этого материала. Между тем, в этой статье отражено почти все то что я сам хотел сказать на эту тему.
Не знаю как у вас, а у нас в «тундре», пока еще остерегаются всех этих новшевств. Работают по старинке. Ждут пока практика наработается. Ну и мы соответсвенно ждем-с!
Надо использовать в своих интересах. Например раньше суды не давали защитникам оглашать объяснения, мол это не доказательство. А теперь выходит что объяснение тоже доказательство и если выгодно показать противоречия между объяснением и допросом, то почему бы не огласить.
Все верно, Алексей Анатольевич. Надо попробовать. Вот за это мне и нравится здесь, всегда можно что-то новенькое почепнуть. Спасибо!
На мой взгляд, всю досудебную часть расследования, вообще необходимо сильно сократить и жестко формализовать, а не изобретать «переходные модели велосипедов».
Из стадии предварительного следствия необходимо исключить все допросы как таковые, т.к. сейчас почти все участники процесса, особенно свидетели и потерпевшие, подписывают всё, что им даёт следователь, даже не читая.
Зато потом — в суде, все эти лица оказываются под угрозой применения к ним ст. 307 УК РФ, и вместо того, чтобы дать правдивые показания, предпочитают говорить, что «это было давно, тогда я лучше помнил, как следователь написал — так и правильно».
Вот пусть в суде, в условиях состязательности и дают показания, а дело следователя только составить предварительный список свидетелей, да провести неотложные следственные действия по сбору и фиксации доказательств. Всё остальное следствие — в суде.
По крайней мере в нынешних условиях, это даст гораздо больше гарантий законности, состязательности и равенства, нежели все другие варианты вместе взятые.
В самую ТОЧКУ, Иван Николаевич!!! Но, тогда бы дела посыпались в судах. Поэтому прокурорско-следственное лобби никогда этого не допустит. Наоборот идет тенденция к облегчению для обвинения доказывания. скоро дойдет до того, что достаточно будет призанательных показаний, и рапорта. (соответсвенно ради смягчнение наказания)
Ну так ведь Если звёзды зажигают, значит это кому ни будь нужно © (bandit) :x 8-|
А разве это уже не так?
Отличная идея насчет допросов. Действительно пусть опрашивают и если надо составляют рапорта о результатах опроса. А ст.307 УК применять только за дачу ложных показаний в суде в условиях состязательности. Правда тогда могут могут возникнуть как перегибы в другую сторону так и новые проблемы. У нас же как закон не улучшай все равно получается только хуже.
На тему сокращенного дознания свои замечания не написал, наверное, только ленивый. Со статьёй профессора Александрова А.С. я ознакомился несколько ранее — на сайте МАСП, — позиция автора мне не совсем понятна. То, что поправки в УПК РФ сырые, — вопросов нет! А вот, то, что эти поправки заставили Александрова написать критическую статью, — вызывает недоумение. Если кто не в курсе, то автор статьи очень аргументированно выступал против необходимости установления объективной истины в уголовном судопроизводстве (практически — против точки зрения на необходимость установления объективной истины, поддержанной Бастрыкиным). Кажется, можно расслабиться: поправки внесены, объективную истину устанавливать не нужно, но появляется обсуждаемая статья… А обсуждать в общем-то и нечего!
Уважаемый Александр Владимирович, так ведь вопрос о возврате истины в уголовный процесс и введенная в УПК сокращенка, это разные вопросы. Поэтому лично у меня никакого недоумения нет.
Ну, а как сатрапы будут применять этот закон, мы скоро узнаем, хотя имея предыдущий опыт протокольной формы дознания (если помните была такая) и так понятно.
Прокуратор уже спрашивал: Что есть обьективная истина? Хотел ли он на самом деле услышать ответ? Сокращенка продолжает активно внедряться в процесс.