Городок

«Каждому гарантируется право на получение квалифицированной юридической помощи. В случаях, предусмотренных законом, юридическая помощь оказывается бесплатно».
Статья 48 Конституции РФ.

Все герои этого рассказа вымышленные, и любое сходство с реальными людьми случайность.

Начало декабря в этом году больше напоминало конец октября, листва опала, снега не было, земля промерзла, было сумрачно, тоскливо, природа умерла, умер и Карпов, не прожив и 22 лет своей жизни. Но свежесть воздуха, прозрачность его, как капли родниковой воды, компенсировали все недостатки ушедшей осени и  не пришедшей зимы, и свидетельствовали о самоочищении природы и наступления в будущем весны и новой жизни, но не для Карпова, он уже умер навсегда.

Звенящая тишина и наступившая прохлада способствовали медленным прогулкам с мыслями ни о чем, а просто созерцанием оголившейся до безобразия природы. Мать и дочь Мусихины, гуляя по парку, наслаждались наступившим покоем, их не удивляла смерть природы, они вскользь наблюдали за травой в ледяной корке, голыми деревьями и кустарниками, за застывшими в лужах насекомыми и все это было в черте города, где в метрах ста, если можно было так сказать, кипела жизнь небольшого, забытого богом и властями одного из сотен городков России.

Городок был так себе и не жив, но и не мертв, все устремления местных горожан заключалось в том, что они усиленно пытались жалко копировать жизнь успешных бюргеров какого-нибудь городка Западной Европы или деловых и продвинутых граждан североамериканских штатов.

У них в городке было все, что свидетельствовало о движении Родины вперед к благам ранее не ведомой российскому народу западной цивилизации. Яркой неоновой рекламой зазывали бары, где спаивали зрелых горожан элитными спиртными напитками неустановленного производителя, пара — тройка пиццерий активно предлагали молодежи пиво с пиццей явно далекой от кулинарного совершенства и больше похожей на пластиковые муляжи, активно работали с десяток супермаркетов, где населению скармливали в ядовито яркой упаковке заморские продукты второй свежести, несколько отделений малахольных российских банков весело и с улыбкой делали бедных горожан еще беднее, продавали даже суши и роллы, креветок и крабов, якобы из Японии, из страны, в которой  никто из горожан не был и не будет, поскольку денег не хватало, даже на поездку в областной центр в силу его отдаленности…

Все как бы было замечательно и перспективно, но с увеличением всех этих достижений цивилизации как-то незаметно из городка исчезла скромность, ушла порядочность, провалилась совестливость, забылись доброта и внимание, удовольствия тоже обмельчали и стали похожи на мелкие купюры, которые постоянно прописались в бумажниках горожан и не приносивших им большой радости в жизни.
 
Мусихины, продолжая прогулку молча и думая о своем не сбывшемся, вдруг обе одновременно застыли, их глаза глядя друг другу, молча кричали, звали на помощь, обращались к богу и искали помощи, но так и не смогли найти. На них из-под осенней листвы смотрела голова с выеденными глазницами, обглоданными ушами и скулами, под ветками упавшего дерева были видны, как тянутся к свету обглоданные зверьем руки, набухшие от сырости ноги и зияющий бездонной пустотой выеденный живот.

* * *

Били их не долго, но мастерски и с удовольствием, когда их троих задержали, специально вызвали из отпуска прапорщика Коновалова, который был большим специалистом по получению признаний с помощью применения  мер, не дозволенных законом.

Прапорщик делал это с любовью, с чувством и с расстановкой, получая от выполняемой работы не только профессиональное удовольствие, но что было для него важнее, он получал животное наслаждение, кроме того, за это даже платили деньги.

Коновалов играл заметную роль в отделе и когда до задержанных граждан не доходили слова, то всегда приглашали его, и не зря. Прапорщик Коновалов и в этот раз оказался на высоте, оправдал свое назначение и порадовал коллег, и за несколько часов качественно выполненной работы он раскрыл убийство, грабеж и попутно с десяток краж чужого имущества.

Аргументы, предоставленные обвинением в виде прапорщика Коновалова, были так весомы, убедительны и произвели настолько неизгладимое впечатление на троих юношей, что все трое признались в убийстве, грабеже, а также кражах автомагнитол, масла, дисков, шин и других незатейливых богатств из четырнадцати машин, принадлежащих жителям этого городка.

Все трое самостоятельно, искренне желая помочь следствию, написали явки с повинной, и никого не взволновало и никто тогда даже не задумался над тем, что поскольку прапорщик Коновалов звезд с неба не хватал, словарный запас его был мал, а кругозор еще уже, то и текст всех документов был один и тот же, только фамилии в явках были разные.

Так появилось на свет первое и крайне важное  для обвинения доказательство виновности юношей в убийстве Карпова.

Явка с повинной важное доказательство, но не достаточное, для раскрытия преступления, совершенного в условиях неочевидности и это знал следователь Кондратьев, он прекрасно понимал, что нужны доказательства в виде показаний подозреваемых, а в дальнейшем обвиняемых, важен и выход на место преступления, тем более, что все трое юношей, находясь под сильным впечатлением от первого знакомства с прапорщиком Коноваловым убедительно просили следователя допросить их и выйти с ними на место преступления, где они лично желали показать, как убивали, грабили и крали, что в дальнейшем освобождало их от продолжения общения с прапорщиком.

Данные следственные действия были нужны для следователя Кондратьева, но проводить их без защитников он уже не мог. И здесь следователь Кондратьев не мог ошибиться, он должен был сделать правильный выбор и назначить нужных защитников.

Проблем здесь не было, поскольку одежда и обувь, в которой задержали молодых людей, позволяла обоснованно стыдиться за их Родину и позволяла надеяться следователю на то, что они обойдутся защитниками назначенным следователем за счет государства, а у их родственников не будет материальных возможностей самостоятельно нанять адвоката.

Да и адвокаты у следователя нужные были, поэтому три звонка следователя Кондратьева нужным людям решили всю линию защиты молодых людей на два месяца вперед. 

Защита в лице двух десятков адвокатов данного городка в основной своей массе была крайне убога, среди них не было ни аристократов, ни интеллектуалов, не было даже эстетов, да просто граждан с хорошей родословной и с крепкой материальной базой.

В основном адвокатами были юристы, которые не смогли пробиться в судьи, попасть в нотариусы, удержаться в органах прокуратуры. Поскольку умственный труд в России никогда не ценился, то адвокатам было не легко, горожане не спешили платить им за их советы и помощь, поэтому почти все они в основном специализировались на оказание юридической помощи по уголовным делам за счет оплаты государством.

 Адвокаты Петров, Иванов, Сидоров были в прошлом сотрудники милиции, но находились в отставке и получали пенсию по выслуге лет, что обеспечивало им гарантированный ежемесячный доход и позволяло им не зависеть от прихотей их подзащитных.

В этой жизни их больше связывали интересы бывшего ведомства, чем судьбы их подзащитных, поскольку именно от следователя зависело какую сумму оплатить тому или иному защитнику за счет государства.

Портреты Петрова, Иванова, Сидорова висели в ленинской комнате местного ГОВД  на видном месте под надписью «ветераны МВД». Их кителя на фотографиях отвисали под тяжестью медалей, знаков и значков, что свидетельствовало об их большом послужном списке в борьбе с преступниками. Все трое были важные, опытные и заслуженные, поэтому работать за деньги они не хотели, да и не умели.

Защитники были так востребованы по делам по назначению, что были нарасхват, их ждал суд и не один, надо было успеть в органы дознания, отметиться у следователей милиции, а тут еще срочно их требовал следователь прокуратуры.

Поскольку важно было успеть всем и везде, они согласились на то, чтобы следователь допросил в качестве подозреваемых задержанных без их участия, а протокола допросов они потом подпишут.

Так родилось второе доказательство обвинения о виновности молодых людей в инкриминируемых преступлениях.

Не смотря на свой небольшой жизненный опыт, все трое юношей в первые же часы пребывания в стенах народной, а потому до боли родной милиции, ощутили своей кожей всю несправедливость общественного устройства, бесполезность их нервных потуг рассказать правду, которая в этих стенах уже ни кому была не нужна…

Всем троим предъявили обвинение в убийстве с целью хищения чужого имущества, суд, особо не церемонясь с убийцами и с целью отбывания назначенного им в будущем наказания (в чем уже суд не сомневался) избрал меру пресечения в виде заключения под стражу на два месяца, защита при этом не возражала.

Не смотря на то, что все трое адвокатов защищали разных молодых людей, со своими особенностями, опытом и участием в тех или иных вменяемых им деяниях, защита ни следователю, ни прокурору, ни суду, да и вообще  никому по делу не возражала.

Защитники не беседовали с подзащитными наедине в следственном изоляторе, они не консультировали их по вопросам уголовного и уголовно-процессуального права, они не соизволили пообщаться с родными молодых людей, поскольку они и так получат свой гонорар от Родины, не утруждая себя изысками в уголовном деле, главное не мешать следствию по делу.

Допрос в качестве обвиняемого, так называлось третье и серьезное доказательство обвинения, допрос был подписан юношами, поскольку он был «записан с их слов правильно, замечаний и дополнений нет», что как гербовой печатью было заверено размашистыми подписями защитников.

Выход обвиняемых на место преступления в сопровождении прапорщика Коновалова привело к получению еще одного железобетонного доказательства обвинения и только внимательный зритель просматривая видеозапись мог понять, что показывают они туда, куда их тащил в наручниках прапорщик Коновалов, говорили то, что требовал от них следователь Кондратьев и даже защитники вспомнив свой опыт работы в органах помогали следствию установить истину по делу.
 
Всех, все устраивало, все были довольны, все были при деле. И лишь крохотная деревенская женщина, мать юноши Ильина не могла найти себе место.

То, что ей сообщил следователь, ни как не укладывалось у нее в голове, она не верила, поскольку сама воспитывала троих детей, воспитывала тяжело, вопреки усилиям Родины и делала это правильно и добросовестно. С мыслью о том, что ее сын не убийца и он не виновен она с узелком еды, поехала в городок.

Деревенскую женщину все пугало в городке и новые виды, и новые нравы, ее пугал неизвестный общепит, ей не нравился внешний облик горожан, ей была чужда новая манера общения людей.

Ильина, превозмогая страх от всего нового, добралась до прокуратуры и в течение часа ждала, когда освободиться следователь, который в это время в кабинете травил байки с другими следователями и умышленно не торопился принять женщину.

После часа воспитания женщины, которая годилась ему в матери, ожиданием в коридоре важного учреждения, следователь соблаговалил спуститься до нее и громко на весь коридор сообщил, что ее сын убийца, что больше он ей  ничего не скажет, поскольку есть такая страшная тайна, как тайна следствия, и чтобы без вызова она  никого впредь не появлялась, не беспокоила и не отрывала важных людей от важных дел.

Женщина, напуганная неадекватным поведением такого видного должностного лица, даже не успела вставить слово, как следователь Кондратьев быстро растворился в коридорах власти.

Женщина, проработавшая 30 лет в колхозе, воспитавшая троих детей, сдававшая Родине мясо, молоко, шерсть, овощи еще и со своего хозяйства, которая  никуда в жизни не ездила,  нигде не была и не отдыхала и, в конце концов, обманутая сперва одной Родиной, а в последствии несколько раз этой же Родиной, но под другим названием, тихо и молча заплакала от безысходности, от незнания, от страха за своего сына.

Она плакала про себя,  стараясь никому не мешать, не привлекая к себе внимания, она настолько была погружена в себя, что не сразу почувствовала, как ее мягко, но настойчиво кто-то шевелил за плечо. Подняв глаза, сквозь слезы Ильина увидела красивое лицо пожилой женщины, в которой чувствовалась порода, была видна родословная, от нее исходило благородство, то, что было когда- то у ее бабушки, которая успела пожить без Советской власти и была воспитана другими властями и другим порядком и чего не было у всех граждан советской эпохи.

Женщина спросила, не принести ли ей воды, не нужна ли ей медицинская помощь, на что Ильина тихо рассказала про свое горе. Воспитанная другой эпохой, она не оставила Ильину без внимания, написала ей фамилию адвоката, номер его телефона и сказала, что этот человек, если возьмется за ее дело, то обязательно поможет, после чего удалилась в архив учреждения.

Адвокат Попов в силу выполняемой им морально тяжелой работы был эстетом по жизни, а поскольку был атеистом, то в полную силу проповедовал гедонизм. Раскуривая кубинскую сигару ручной скрутки и предвкушая предстоящее удовольствие от наслаждения отдыхом, но обратил внимание, как настойчиво требовал его внимания телефон.

Телефонный разговор был крайне короткий, одна сторона приняла на себя обязательство по защите Ильина в ходе уголовного преследования, другая обязалась в рассрочку оплатить услуги адвоката. Закончив разговор, адвокат Попов забыл про сигару, отдых и гедонизм, он как ищейка почувствовал вкус предстоящей интересной работы.

Адвокат Попов был очень рад этому звонку, поскольку в России с трудом, но все же ввели суд присяжных, то он в течение последних нескольких лет мечтал поучаствовать в суде присяжных, он даже был готов участвовать в суде присяжных и защищать подсудимых бесплатно, только бы пригласили, только бы его взяли.

Устав обращаться к профессиональным судьям, адвокат Попов мечтал хоть раз в жизни обратиться к судьям из народа, донести им всю правду жизни, рассказать им про слепое и глухое правосудие, про беспредел в ходе расследования, про отсутствие состязательности в суде, про тяжелую жизнь его клиента, да и адвоката и, в конечном итоге, с помощью народа оправдать подзащитного.

Даже было неясно, для кого был бы более важен суд присяжных, для обвиняемого или для защитника Попова. За ночь проштудировав монографию одного из столичных светил под названием «Искусство защиты в суде присяжных», адвокат Попов выехал к следователю Кондратьеву в их городок.

Встреча двух юристов, коллег по праву, была похожа на встречу двух разведчиков, служивших разным хозяевам. Тягостная тишина нарушалась короткими, но хлесткими фразами, которые неприкрыто свидетельствовали о сильной неприязни друг к другу, следователь всеми фибрами души пытался отвести адвоката, не дать ему встретиться с Ильиным в следственном изоляторе и не допустить к ознакомлению с доказательствами, полученными с участием его подзащитного.

Однако, Попов все это уже проходил не раз и, поэтому с хитрецой и даже с ехидцей предупредил Кондратьева о возможных последствиях для следователя, если он будет воспрепятствовать законной деятельности адвоката и для убедительности пошел жаловаться вышестоящему начальнику.

Кроме того, он поблагодарил и следователя и его начальника за предоставленную возможность поучаствовать в суде присяжных, за что он выразил им искреннюю признательность, чем поставил и следователя и прокурора в тупик.

Второй и крайне важный визит был к коллегам, адвокатам Петрову, Иванову и Сидорову. Профессия адвоката крайне специфическая, это даже не профессия, это состояние души, это стиль жизни – постоянно желать прийти кому — то на помощь, быть готовым жестко спорить с властями, ставить под сомнение устои государства и установленного правопорядка и что не маловажно всегда быть готовым и уметь принимать удары судьбы.

Поскольку работа адвоката индивидуальная, штучная, конфиденциальная, то дружбы как таковой среди адвокатов не было, их, как пропасть разделяли клиенты, а еще больше их гонорары.  Нет, неприязни между ними не было, все быстро все поняли и оставшиеся в деле двое коллег по назначению рассказали Попову все обстоятельства получения доказательств виновности молодых людей в убийстве, кроме того они согласились помогать Попову, у которого было свое видение конечного результата по данному уголовному делу, а следовательно и судьбы троих юношей.

В течение последующих шести месяцев Попов осаждал кабинеты следователей и их многочисленных начальников, преследовал и надоедал прокурорам ниже и  вышестоящим, от которых также зависела судьба его подзащитного, пламенно убеждал судей о необходимости освободить из под стражи Ильина и его товарищей по несчастью, но все было бесполезно, все вдруг замерло и не двигалось ни перед, ни назад.

Следователи, надзирающие прокуроры, да и судьи, регулярно продлевавший содержание молодых людей под стражей понимали всю сложность создавшейся ситуации с вступлением в дело адвоката по соглашению, с его навязчивой мыслью про суд присяжных, но и бесконечно продлевать срок следствия и содержание под стражей ни прокурор, ни суд уже не могли. Всем участникам уголовного дела необходимо было принимать какие-то шаги, все устали, все хотели закончить расследование данного дела и избавиться от него.

Адвокат Попов был большой гурман, он любил поесть, поскольку это отвлекало его от тяжелых мыслей, восстанавливало его боевой дух и привносило неподдельное удовольствие в его жизнь. Поедая с удовольствием свиную рульку и запивая темным, терпким и ароматным бельгийским пивом адвокат Попов, чуть не подавился, когда увидел, что ему звонит следователь Кондратьев.

Встреча со следователем Кондратьевым была в кабинете надзирающего прокурора и прошла крайне тяжело для всех участников. Условия, выдвинутые защитнику стороной обвинения были не простые, да еще в ультимативной форме и Попов должен был принять решение в течение двух от силы трех дней.

Попов не спал, он переживал за Ильина, за других молодых людей,  за себя, да вообще за свою Родину, которая была ему мачехой, в его голове пролетали мысли, что не давало ему уснуть. Он должен был сделать выбор и не промахнуться. 

Между тем при всем разнообразии мыслей и идей, другого выбора у Попова не было, он должен был спасти своего подзащитного и оправдать надежды его матери, и тогда он понял, что его мечте не суждено сбыться и никакого суда присяжных он не увидит.

После переговоров следователя, прокурора и адвоката все закончилось очень быстро, Ильин и один его товарищ по несчастью окончательно признали грабеж и кражи из автомобилей и дали свидетельские показания по убийству.

Областной суд рассмотрел дело спокойно, без нервотрепки, поскольку  никто из участников не сомневался в его результатах: Ильин и еще один молодой человек были осуждены за грабеж и кражи условно с испытательным сроком на 2 года и были освобождены из под стражи в зале суда, третий молодой человек получил двадцать лет лишения свободы за убийство Карпова с целью хищения чужого имущества.

Пока шло следствие и суд в городок пришла весна. Природа ожила, жизнь возвращалась, но выжили не все, горожане погибали на дорогах, умирали от халатности врачей, пропадали от безразличия властей, кто-то уезжал в столицы, а самые счастливые покидали Родину навсегда и радовались жизни в другой стране.

Там, где обнаружили Карпова, ни кто не ходил, только один раз видели там пожилую сгорбленную женщину. Она стояла у того дерева из под ветвей которого к солнцу тянулись руки ее сына, гладя на это место перед глазами пролетела вся ее жизнь.

Она поздно вышла замуж, а потом с мужем очень долго ждали ребенка, и только в сорок лет она родила сына, это ее был первый и поздний ребенок, муж после выхода на пенсию не успел насладиться отдыхом умер, теперь не стало сына.

Поняв, что осталась одна она почувствовала, как кровь обожгла ее сердце, и оно остановилось с последней ее мыслью о том, что она скоро вновь встретиться со своим единственным, поздним ребенком. Тело женщины, как и тело ее сына, обнаружили не сразу.
 
P.S. «Вступив в сословие, адвокату приходится выбираться на дорогу собственными силами ценой немалого ущерба  для вверенных ему чужих нужд и достояний, ценой гибели не одного несчастного клиента». Р. Гаррис.