Психолого-психиатрическая экспертиза - дурка по-тюремному. Из частного опыта

Любой адвокат, хоть раз защищавший человека, обвиняемого в убийстве или причинении тяжкого вреда здоровью знает, как сложно отправить своего подзащитного на стационарную психолого-психиатрическую экспертизу. Следователь «не видит оснований», судья доверяет «мнению» следователя.

Зато когда в клетку попадает «Заслуженный сутяжник РФ», говорящий (о ужас!) о том что судебная система России прогнила до основания и ее нужно менять срочно, причем менять коренным образом, фигуральным кровопусканием и отсечением головы гидре, дабы не дошло дело до реальных отстрелов, следователи и судьи сразу понимают – его надо проверить! А как иначе? Ведь человек говорит о том, что они – судьи, прокуроры и следователи чуть не поголовно или клинические идиоты, или преступники-рецидивисты.

Так было со мною. Для того, чтобы отправить в дурку, арестовывался майор милиции Алексей Дымовский. Главным основанием для «изменения» меры пресечения судье Новикову опять выставляется его якобы отказ пройти амбулаторную психолого-психиатрическую экспертизу.

Мне самому «пощастилось» комиссионно обследоваться в Хабаровском тюремном дурике, нарицательное название которого знает едва ли не каждый дальневосточник – «на Кубяка». И по праву опытного хочу поведать о том, что сие такое есть. 

Прежде всего, поведаю, как я туда попал. На меня тайно завели уголовное дело и вызвали предъявлять обвинение перед очередной поездкой в Китай. Я, естественно, брать на себя обязанности по соблюдению подписки о невыезде отказался, и на полтора месяца поехал в Поднебесную. Вернувшись, явился по просьбе капитана милиции, который «обрадовал» меня тем, что я нахожусь в федеральном розыске, на допрос к следователю.

А там – соплячок двадцати с небольшим, сынуля судьи областного суда. Предложил мне пройти амбулаторную ППЭ. Сам факт такого меня, естественно, раздражает до нельзя. Я понимаю, если у каждого следачка в кабинете будет висеть диплом о получении высшего юридического образования, а рядом выписка из стационарной комплексной психолого-психиатрической экспертизы, в которой указано, что занимающий данный кабинет, экспертизу прошел и может считаться нормальным с такими-то и такими-то оговорками.

К слову следователь Алимский, сын судьи областного суда, явно сам страдал наноцефалией – через год он был задержан на посту ГИБДД сотрудниками ФСКН с крупной партией наркотиков, которые перевозил, якобы как вещьдоки, и если бы не его коррумпированный начальник, и не менее коррумпированный папик, тянул бы сейчас свою законную пятнашку на ближайшей зоне для БээСов. 

В общем, я предложил обратиться в поликлинику и посмотреть весь мой анамнез за все интересующее следствие время. Через пару дней я заяехал в СИЗО за нарушение подписки о невыезде, которой не давал, хотя ч.1 ст. 298 УК РФ, по которой меня тогда обвиняли, предусматривала до двух лет лишения свободы. Естественно, что никаких следственных действий, пока я был в СИЗО, не проводилось – следователь пришел один раз и принес направление на амбулаторную ППЭ. И вот тут я вновь увидел, насколько тупа наша правопопирательная система.

Итак, сотрудники УФСИН по определению следователя, везут вас к психологам и психиатрам. Им, стало быть известно, что в отношении вас и тех, кто едет рядом с вами, существуют обоснованные сомнения в психической полноценности. Может быть у вас какая-нибудь фобия или как-то по-иному «бобина гремит». Не иначе поэтому везут на экспертизу в «стакане» – теснейшая камера в автобусе-автозаке КАвЗ. Я отказался от прохождения экспертизы в связи со способом моей на нее доставки – сделайте хотя бы зарешеченное, но окно, обеспечьте мне возможность аварийного покидания при аварии, и все такое, и в том же духе, о чем и написал у врачей в документах. 

Следователь, явно с головой не дружащий, вынес определение о том, что в связи с тем, что от «амбулаторки» я отказался, меня надо направить на стационар. Я, само собою, обжаловал. Но судьи Таня Коновалова и Маргарита Кривченко с головою дружили не лучше следователя. За день до назначения заседания по продлению мне срока заключения, меня этапом в вагонзаке отправили в Хабаровское СИЗО. Посидев немного там, а надо сказать что в смысле сидения Хабаровское СИЗО – песня. Там так называемый «черный ход», в то время на СИЗО сидели три Вора и сам Хозяин. Короче после Благовещенского, мне понравилось, и вот меня повезли «на Кубяка». 

Отделение судебной психолого-психиатрической экспертизы в Хабаровске располагается на втором этаже отдельно стоящего здания на территории психиатрической больницы. Вас проводят через первые железные двери, вторые. Вы раздеваетесь и вас осматривает терапевт. Третья решетка, и вы попадаете туда, где вам предстоит провести следующие 28 дней жизни (мне повезло – меня выгнали на 16-й). Дальше – душ, после которого вам дают пижаму и вы заходите в палату. 

Камеры СИЗО по сравнению с палатой в тюремной психушке – образец уважения к подследственным. В СИЗО есть окна, в психушке – нет. Кто-то, где-то и когда-то повесился в палате, свив веревку из полосок, разорванных с простыни, зацепив ее за решетку, поэтому решили, что проще и окна заделать. При этом дверь, в отличие от СИЗО, представляет собою решетку, на которой тоже можно запросто повеситься. Удавиться можно повиснув на спинке от кровати и еще многими путями. Само собою, ради «вашей же безопасности» после этого из палат уберут и кровати, перестанут давать простыни, пижамы, трусы и так далее. 


Кровати. Кто-то, где-то, и когда-то оторвал сетку и перерезал себе вены, поэтому теперь никаких сеток нет и в помине – на каркас стандартной металлической больничной кровати наварен лист железа, все это выкрашено в белый цвет. На кровати матрац с постелью и каждый день в палате проводится шмон. В моей палате десять вделанных в пол кроватей. «Переселяться» с одной кровати на другую нельзя – за тобой вроде как наблюдают. «Кровать №3» – стонет во сне, «кровать №8» — бьется головой об стену. 

Параша. В СИЗО место для отправления естественных надобностей все-таки разрешают занавешивать простынями, но в дурке этого нельзя! Пациент непременно повесится или совершит попытку утопления в унитазе. Поэтому параша поднята на высоту метра, дабы каждый имел возможность наблюдать как кто устроился на «орлином гнезде» и чего он из себя выдавливает.

Контингент. В отделении четыре палаты. Я в «черной», есть «красная», если появится бывший сотрудник, будет палата для одного его. И, наконец, палата «для дамочек». В моей палате самые чудные статьи – четыре ст. 105 УК РФ, четыре ст. 111 ч.4, одна ст. 162 ч.4 и я, главный злодей – ст. 298 ч.3. На девять человек в моей палате приходится одиннадцать трупов. «Дурак» среди нас только один. Его обвиняют в двойном убийстве, он не уверен, что совершал хотя бы одно, но точно знает, что его отправят в больницу. Ему в армии проломили голову и с тех пор он от четырех месяцев до восьми в году состоит на службе у Чингисхана.

Его выпустили из психушки полтора года назад, там он провел четыре года по медицинскому направлению и знает что вернется туда же по приговору суда. Пока мы обследуемся, у него нет никаких осложнений, он рассказывает нам как выглядят его походы с Чингисханом и запросто говорит, что взял все на себя, потому что ему и так, и этак в дурку. Он единственный, кому дают множество таблеток ежедневно и самыми «мультяшными» он делится с соседями. Те собирают по три-четыре маленьких-синеньких, выпивают их и потом их колбасит сутками – они лежат в кровати и ловят какой-то неведомый мне кайф. Успокоительные дают любому, кто попросит. Я не просил в первый день, поэтому меня попросили не поступать так больше. С тех пор своих три-пять каких-то таблеток я получал, но кушали их мои соседи. Все прочие убийцы совершили свои преступления в состоянии крайнего подпития и совершенно не помнят, как это было и было ли вообще. Все шестнадцать дней мы провели в беседах друг с другом. Не знаю как у кого, а на контингент в моей палате жаловаться не приходится – все вполне нормальные люди, когда трезвые, естественно.

Но через десять дней у нас переполох – две соседних палаты освободили полностью и в них поселили двух конченных дегенератов-подельников. Они какую-то девчонку изнасиловали, убили и частью съели. Таких нельзя сажать ни в «черные» хаты, ни в «красные», ни к «обиженным» и «петухам» — их порвут везде. В Хабаровском СИЗО, когда я туда прибыл, они сидели в одиночках, а теперь вот их привезли на проверку головы. Эти двое, безусловные дебилы хотя бы даже потому, что сидели оба, оба понимают, что с ними будет в зоне и оба до сих пор не повесились – в СИЗО им не особенно бы препятствовали, я думаю.

Времяпрепровождение. В дурке нельзя читать УПК, нельзя писать жалобы – ручкой можно выткнуть глаз соседу, нельзя получать почту и передачи. Нельзя знать что там с твоими обжалованиями. Вообще ничего нельзя! Библиотечка представляет из себя три детектива и штук десять жалобно-сопливых женских романов. Если старые зэки шугали меня своими карцерами и ШИЗО, а я говорил им, что видел даже больше на армейской гауптвахте и в комендатуре, то после тюремной «дурки» я знаю, что это – верх пытки. На «губе» в армии мне по крайней мере предлагали на выбор: или уставы, или полное собрание сочинений Владимира Ильича. Суммарно два месяца на «губе» я по крайней мере потратил с пользой – в институте на экзаменах по истории КПСС и прочей дребедени спокойно сыпал цитатами из классика. Тюремная дурка – полная противоположность. И кормят вкусно, и делать нефиг!

Собственно экспертиза. Вне зависимости от того, сколько вас на ней держут, с врачами вы встречаетесь трижды – вас осмотрел фельдшер или терапевт в первый день, вы ответили на несколько вопросов психолога и посмотрели на разные картинки через неделю-другую и – предстали перед выпиской перед комиссией из четырех-пяти специалистов. Всё!

 Мне написали, что я нормальный, но не совсем – оказывается острое чувство справедливости по мнению специалистов, это не вполне нормальное поведение. Ваше навязчивое желание доказать свою невиновность называется болезненным эгоцентризмом. 

 Как бы то ни было из дурки, не поднимаясь в «хату», я попал на этап, через пару дней меня освободили, а полный результат экспертизы прочел уже на воле. И сразу «доказал» врачам, что я ненормальный – оказалось, что исходя из экспертизы на моих предплечьях и животе – следы самопорезов из чего следует что я бываю склонен не к суициду, а к провокациям. Пришлось сделать экспертизу, которая установила, что на моих предплечьях и животе следов самопорезов нет и отродясь не было. Я подал заявление о возбуждении уголовного дела на одного профессора, двух кандидатов и специалиста со стажем в 22 года за дачу заведомо ложного экспертного заключения и потребовал проведения новой судебной психолого-психиатрической экспертизы в вольных условиях.

Судья на суде спросил меня считаю ли я что у меня «бобина громыхает», я сказал, что себя считаю нормальным, но не факт, что таковы он сам, следователь, прокурор и псих-спецы. Судья посчитал, что раз в экспертизе написано, что я нормален и я с этим согласен, значит и экспертизу проводить не надо. Мой довод о том, что экспертиза, на которую ссылается обвинение и он сам сделана в отношении иного лица, у которого имеются следы самопорезов на предплечьях и животе, последствий не вызвал. В чем прикол? Я сразу говорил, что я нормален и могу отвечать за свои действия! Зачем они тратили народную копейку на меня тогда, когда сотни адвокатов требуют, чтобы их подзащитных проверили на предмет аффекта?

Резюмирую: так называемая стационарная судебная комплексная психолого-психиатрическая экспертиза по сути своей является изощренной пыткой мыслящего существа полным бездействием.

P.S. Тем не менее, я вынес и из факта своего пребывания в дурке определенный плюс. Как только меня закатали в СИЗО за клевету в отношении судьи Кузьминой Елены Викторовны (она и муж ее, судья облсуда, к.ю.н. Сергей Вениаминович, навострили лыжи в суды Краснодарского края), я тут же написал на себя явку с повинной – я де не только Кузьмину мошенницей обозвал, но и председателя амурского областного суда Семенова Сергея Николаевича – законченной лживой мразью, а председателя совета судей области, Белоусова Павла Владимировича – семеновским холопом и крысиным адвокатом.

 Прокуратура состава преступления в этом не нашла, я обжаловал ее бездействие в суд. В суде прокурор распинался почему это не является ни клеветой ни оскорблением. Я приводил в пример текущее дело. Судья второй классной категории Маргарита Федоровна Кривченко соглашалась с прокурором. В результате я заметил, сидя в клетке: «кто-то из нас троих здесь – дебил! Либо я, либо прокурор, либо эта бабушка в черном балахоне, но у меня справка! Покажите свои!». Мой конвой не смог сдержать безудержного ржания…

P.S.S. Понятно, для чего следователи хотят изменить меру пресечения судье Дмитрию Новикову — это видно из «ходательства» Бастрыкина, было слышно из речи следователя Крючкова на суде и именно по этой причине следак Крючков фальсифицировал материалы уголовного дела в части якобы направления им Новикова на амбулаторную психэкспертизу в тот самый день, когда он отпустил его в Москву. Непонятно на что надеются? Даже если в Краснодарском крае найдется комиссия психиатров, которая согласится признатить Новикова невменяемым, это и стоить будет дорого и пройти новую экспертизу и, соответсвенно требовать, пусть через Европу, возбуждения дела на врачей и уничтожения авторитета российской судебной психиатрии, труда не составит. Впрочем, я давно привык к тому, что прокуроры и сотруднии СК оставляют мозги перед дверьми отделов кадров (если они у них при рождении имелись, конечно).