Найти юриста / адвоката / эксперта
Короткие эпизоды из адвокатской практики Светланы Михайловны Буниной, обращенные ее пером в небольшие повествования, – это всегда не только интересно, но и весьма поучительно.
Самая короткая речь
Это было давно, и мне самой не верится, что было вообще. Тогда все адвокаты, и великие, и начинающие, должны были участвовать в уголовных делах по государственной защите. А в судах “зверствовал” Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 года “Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества”. Его еще называли “двадцать лет за колосок”.
Мне, совсем неопытной, была поручена защита некоего Владимира. Жену его – Ирину – должен был защищать известный адвокат Виктор Грач. Кажется, не было женщины, которая могла бы оторвать от него взгляд. Голубые глаза, седина с голубизной. Сам прямой, как стрела. Всегда элегантный. А оратор какой! Голос… Голос просто завораживал.
Пара наших подзащитных стала супружеской за неделю до ареста. Оба блокадники, сироты. Всегда голодные. Жили в общежитии: он в мужском, она, естественно, в женском. Обоим по 18 лет.
Они совершили страшное преступление: похитили государственное имущество организованной группой – вдвоем. Он стащил в магазине случайно не проколотый продавщицей оплаченный чек на 250 граммов конфет-“подушечек”, а она по этому чеку их получила. Обоих задержали в магазине и взяли под стражу – указ!
Я ходила в изолятор к своему Владимиру почти ежедневно. Грешна, носила ему папиросы и какую-то жалкую еду: мы все тогда ничего не имели. По ночам писала свою будущую речь. Утром читала ее перед зеркалом и рвала – плохо. И писала следующую. Ведь мне предстояло выступать с самим Грачом…
В суде меня немножко познабливало, но я уже твердо знала все, скажу много и красиво. Обрадовалась, когда коллега определил, что я выступаю первой.
Судебное заседание длилось недолго. Обвинение доказано, спорить было не о чем. Статья – от 10 до 20 лет заключения в исправительно-трудовом лагере с конфискацией имущества.
Прокурор не задал ни единого вопроса. Да и о чем спрашивать? Ребят взяли с поличным. Я так волновалась, что не помню, с чего прокурор начал свою речь. Только услышала: “УСЛОВНО”. “Условно” по указу?! Такого еще не было.
Со мной что-то случилось. Надо было встать и начать рассказывать суду, как мой подзащитный перенес блокаду, что умерли его мать и бабушка, а отец погиб на фронте, как они голодали, как он только что женился…
Я ведь готовилась, написала с десяток речей, показывала их Грачу, и он согласно кивал головой. Сейчас я должна все это сказать. Но я продолжала сидеть. “Условно”! Кроме этого слова я ничего не воспринимала.
Грач подтолкнул меня. Я встала и выдавила из себя какой-то звук. Голоса не было. Голос пропал, полностью пропал.
Грач прижал меня к сиденью и сам пошел к судейскому столу. Как-то пригнулся и очень тихо, максимально смягчив голос, сказал: “Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте. Я кончил, граждане судьи. Спасибо”. Посмотрел на меня: “Коллега того же мнения”…
Когда наши подзащитные оказались на свободе, я могла только мычать… По дороге к метро Грач сказал: “Как же вовремя ты произнесла такую короткую речь. Я очень боялся отвлечь суд от позиции прокурора. Адвокат должен чувствовать ситуацию. Работать “на себя” нам нельзя. Ты даже не представляешь себе, как я боялся, что ты начнешь читать свою заготовку. Написанное заранее и прочитанное в суде может оказаться атакой вслепую”.
Домой я пришла немой. И твердо решила менять профессию… К счастью, не поменяла. Но никогда больше не писала своих речей. И всегда пыталась “почувствовать ситуацию”.
Говорят, на ошибках учатся. Лучше их не делать. Наша адвокатская ошибка, как ошибка врача: она может стоить человеку жизни.
Красивая прическа
Десятиклассник Лёня влюбился. Стал хуже учиться, прогуливал занятия, пропадал по вечерам. И это единственный сын в обеспеченной семье, где его готовили к поступлению в престижное высшее учебное заведение. Мама побросала все дела и начала следить за подростком. Выследила. Лёня влюбился в слепую девочку, Киру. Родители – алкоголики. Пятеро детей. Голь перекатная. Необходимо было оттянуть ребенка от этой семьи, от этой девочки.
Отец вел с Лёней серьезные беседы, мама – душещипательные. Увы!
А Кира, и правда, была хороша. Тоненькая, с точеным личиком и большими, словно живыми, зрячими глазами. Скромная, тихая, оторванная от жизни слепотой. Не надеясь на поддержку родителей, Лёня посвятил двух одноклассников в свою задумку: Кире нужен магнитофон!
Ребята перестали покупать завтраки, ходить в кино. Собрали деньги и купили магнитофон. Кира плакала от радости. А через день отец девочки пропил магнитофон вместе с кассетами. Теперь Кира горько плакала от горя… Надо было найти новое решение. Придумали. Купили железную цепь, большой “хитрый” замок.
Но денег не было. Разговоры с родителями ни к чему не привели. Работать? Да, но уже начались выпускные экзамены. Долго не думали и решили украсть большой магнитофон… из своей же школы.
Задумано. Сделано. Ночью высадили окно, влезли, вытащили. Принесли Кире. Сказали, что купили. Магнитофон “посадили на цепь” к батарее. Успокоились.
А через три дня следствие вышло на ребят. Магнитофон вернули в школу и возбудили уголовное дело. Кража государственного имущества организованной группой со взломом.
Я приняла защиту Лёни. Пришла читать дело. Судья Рыжова встретила меня довольно приветливо, узнала – я в то время периодически вела какие-то передачи по телевидению.
Поговорили, главным образом о том, как я попала на телевидение. Чувствовалось, что и судья не прочь “засветиться” там же.
Я попросила дело. Рыжова неожиданно спросила, почему я не беру разрешение на свидание с подзащитным. Я объяснила, что он на свободе и в настоящее время сдает экзамены в институт.
– Как на свободе?! Организатор кражи в родной школе – и на свободе? Его место в колонии, а не в институте.
С судьями спорят только в жалобах. Я ушла, понимая, какой приговор ждет парня. Надо было что-то придумать. Я была убеждена, что не место Лёне в колонии. Кража? Да. Однако какое благородство в его поступке! Сначала хотела заявить отвод этой судье. Но поняла – отклонит и врежет так, что мало не покажется. Думала, думала и вдруг меня осенило: телевидение. Поехала к сценаристу, режиссеру. Объяснила им, какой интересный сюжет: мальчишеская любовь, слепая девочка, непонимание родителей, кража “из благородных побуждений”. Честно призналась, что хочу таким образом избежать ареста парня.
Телевизионщики приехали к судье и открытым текстом заявили ей, что арест они показывать не могут и не будут. Это условие было Рыжовой принято.
Когда открылось судебное заседание, мы все тихо ахнули. На голове у судьи была огромная “хала” из волос, обернутая сверкающими нитями ёлочных украшений, – в глазах рябило. Рыжова тихо шепнула мне: “Спасибо”.
Процесс прошел по сценарию: без конвоя, без лишения свободы. Наказание – условное.
И все бы хорошо, но через пару недель по телевидению показали передачу, посвященную нашему делу. Там было всё: ребята, их родители, слепая девочка, директор школы, расписка о возвращении магнитофона, даже цепь с замком. Был и прокурор, сердито смотревший на наших воришек. И голос судьи… Не было только самой судьи Рыжовой с ее красивой прической. Ее просто не показали.
Честно говоря, я испугалась. Ведь я оказалась обманщицей. Хотя прекрасно понимала, в чем тут дело. Позвонила режиссеру. Он сухо ответил: “Судей надо уважать, а не выставлять их на посмешище с ёлкой на голове”.
Дорога в этот суд мне на годы была закрыта.
Светлана БУНИНА,
Адвокат
«Российский адвокат» №2, 2010
http://gra.litsa.ru/magazine.php?m=84&a=19
Самая короткая речь
Это было давно, и мне самой не верится, что было вообще. Тогда все адвокаты, и великие, и начинающие, должны были участвовать в уголовных делах по государственной защите. А в судах “зверствовал” Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 года “Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества”. Его еще называли “двадцать лет за колосок”.
Мне, совсем неопытной, была поручена защита некоего Владимира. Жену его – Ирину – должен был защищать известный адвокат Виктор Грач. Кажется, не было женщины, которая могла бы оторвать от него взгляд. Голубые глаза, седина с голубизной. Сам прямой, как стрела. Всегда элегантный. А оратор какой! Голос… Голос просто завораживал.
Пара наших подзащитных стала супружеской за неделю до ареста. Оба блокадники, сироты. Всегда голодные. Жили в общежитии: он в мужском, она, естественно, в женском. Обоим по 18 лет.
Они совершили страшное преступление: похитили государственное имущество организованной группой – вдвоем. Он стащил в магазине случайно не проколотый продавщицей оплаченный чек на 250 граммов конфет-“подушечек”, а она по этому чеку их получила. Обоих задержали в магазине и взяли под стражу – указ!
Я ходила в изолятор к своему Владимиру почти ежедневно. Грешна, носила ему папиросы и какую-то жалкую еду: мы все тогда ничего не имели. По ночам писала свою будущую речь. Утром читала ее перед зеркалом и рвала – плохо. И писала следующую. Ведь мне предстояло выступать с самим Грачом…
В суде меня немножко познабливало, но я уже твердо знала все, скажу много и красиво. Обрадовалась, когда коллега определил, что я выступаю первой.
Судебное заседание длилось недолго. Обвинение доказано, спорить было не о чем. Статья – от 10 до 20 лет заключения в исправительно-трудовом лагере с конфискацией имущества.
Прокурор не задал ни единого вопроса. Да и о чем спрашивать? Ребят взяли с поличным. Я так волновалась, что не помню, с чего прокурор начал свою речь. Только услышала: “УСЛОВНО”. “Условно” по указу?! Такого еще не было.
Со мной что-то случилось. Надо было встать и начать рассказывать суду, как мой подзащитный перенес блокаду, что умерли его мать и бабушка, а отец погиб на фронте, как они голодали, как он только что женился…
Я ведь готовилась, написала с десяток речей, показывала их Грачу, и он согласно кивал головой. Сейчас я должна все это сказать. Но я продолжала сидеть. “Условно”! Кроме этого слова я ничего не воспринимала.
Грач подтолкнул меня. Я встала и выдавила из себя какой-то звук. Голоса не было. Голос пропал, полностью пропал.
Грач прижал меня к сиденью и сам пошел к судейскому столу. Как-то пригнулся и очень тихо, максимально смягчив голос, сказал: “Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте. Я кончил, граждане судьи. Спасибо”. Посмотрел на меня: “Коллега того же мнения”…
Когда наши подзащитные оказались на свободе, я могла только мычать… По дороге к метро Грач сказал: “Как же вовремя ты произнесла такую короткую речь. Я очень боялся отвлечь суд от позиции прокурора. Адвокат должен чувствовать ситуацию. Работать “на себя” нам нельзя. Ты даже не представляешь себе, как я боялся, что ты начнешь читать свою заготовку. Написанное заранее и прочитанное в суде может оказаться атакой вслепую”.
Домой я пришла немой. И твердо решила менять профессию… К счастью, не поменяла. Но никогда больше не писала своих речей. И всегда пыталась “почувствовать ситуацию”.
Говорят, на ошибках учатся. Лучше их не делать. Наша адвокатская ошибка, как ошибка врача: она может стоить человеку жизни.
Красивая прическа
Десятиклассник Лёня влюбился. Стал хуже учиться, прогуливал занятия, пропадал по вечерам. И это единственный сын в обеспеченной семье, где его готовили к поступлению в престижное высшее учебное заведение. Мама побросала все дела и начала следить за подростком. Выследила. Лёня влюбился в слепую девочку, Киру. Родители – алкоголики. Пятеро детей. Голь перекатная. Необходимо было оттянуть ребенка от этой семьи, от этой девочки.
Отец вел с Лёней серьезные беседы, мама – душещипательные. Увы!
А Кира, и правда, была хороша. Тоненькая, с точеным личиком и большими, словно живыми, зрячими глазами. Скромная, тихая, оторванная от жизни слепотой. Не надеясь на поддержку родителей, Лёня посвятил двух одноклассников в свою задумку: Кире нужен магнитофон!
Ребята перестали покупать завтраки, ходить в кино. Собрали деньги и купили магнитофон. Кира плакала от радости. А через день отец девочки пропил магнитофон вместе с кассетами. Теперь Кира горько плакала от горя… Надо было найти новое решение. Придумали. Купили железную цепь, большой “хитрый” замок.
Но денег не было. Разговоры с родителями ни к чему не привели. Работать? Да, но уже начались выпускные экзамены. Долго не думали и решили украсть большой магнитофон… из своей же школы.
Задумано. Сделано. Ночью высадили окно, влезли, вытащили. Принесли Кире. Сказали, что купили. Магнитофон “посадили на цепь” к батарее. Успокоились.
А через три дня следствие вышло на ребят. Магнитофон вернули в школу и возбудили уголовное дело. Кража государственного имущества организованной группой со взломом.
Я приняла защиту Лёни. Пришла читать дело. Судья Рыжова встретила меня довольно приветливо, узнала – я в то время периодически вела какие-то передачи по телевидению.
Поговорили, главным образом о том, как я попала на телевидение. Чувствовалось, что и судья не прочь “засветиться” там же.
Я попросила дело. Рыжова неожиданно спросила, почему я не беру разрешение на свидание с подзащитным. Я объяснила, что он на свободе и в настоящее время сдает экзамены в институт.
– Как на свободе?! Организатор кражи в родной школе – и на свободе? Его место в колонии, а не в институте.
С судьями спорят только в жалобах. Я ушла, понимая, какой приговор ждет парня. Надо было что-то придумать. Я была убеждена, что не место Лёне в колонии. Кража? Да. Однако какое благородство в его поступке! Сначала хотела заявить отвод этой судье. Но поняла – отклонит и врежет так, что мало не покажется. Думала, думала и вдруг меня осенило: телевидение. Поехала к сценаристу, режиссеру. Объяснила им, какой интересный сюжет: мальчишеская любовь, слепая девочка, непонимание родителей, кража “из благородных побуждений”. Честно призналась, что хочу таким образом избежать ареста парня.
Телевизионщики приехали к судье и открытым текстом заявили ей, что арест они показывать не могут и не будут. Это условие было Рыжовой принято.
Когда открылось судебное заседание, мы все тихо ахнули. На голове у судьи была огромная “хала” из волос, обернутая сверкающими нитями ёлочных украшений, – в глазах рябило. Рыжова тихо шепнула мне: “Спасибо”.
Процесс прошел по сценарию: без конвоя, без лишения свободы. Наказание – условное.
И все бы хорошо, но через пару недель по телевидению показали передачу, посвященную нашему делу. Там было всё: ребята, их родители, слепая девочка, директор школы, расписка о возвращении магнитофона, даже цепь с замком. Был и прокурор, сердито смотревший на наших воришек. И голос судьи… Не было только самой судьи Рыжовой с ее красивой прической. Ее просто не показали.
Честно говоря, я испугалась. Ведь я оказалась обманщицей. Хотя прекрасно понимала, в чем тут дело. Позвонила режиссеру. Он сухо ответил: “Судей надо уважать, а не выставлять их на посмешище с ёлкой на голове”.
Дорога в этот суд мне на годы была закрыта.
Светлана БУНИНА,
Адвокат
«Российский адвокат» №2, 2010
http://gra.litsa.ru/magazine.php?m=84&a=19