Ловушка «творческого гения» состоит именно в том, что управлять процессом здесь нельзя. Человек полностью персонифицируется в этой парадигме (точно так же как в парадигме любви) и становится полностью заложником стадий и форм ее развития, не управляя в ней ничем, в том числе и возможностью положительных оценок своей экзистенциальности. Удивительно и то, что субъект ничем не управляет и на стадии формирования того бытия в возможности, которое затем требует своей реализации, ни в области любви, ни в области творческого. Получается, что и среда реализации, и бытие в возможности в данных двух парадигмах полностью принадлежат общественному.Отражение этого можно найти в тысячах стенаний, в том числе, в формализованном виде в отношении данных двух парадигм, сущностью которых является ничтожность человека перед силами судьбы. При этом обе парадигмы дарят человеку в момент удачной реализации бытия в возможности полноценное ощущение бытийности (радость бытия), которое нельзя сравнить практически ни с чем, кроме состояний интоксикации (наркотики, алкоголь). Это чувство власти над жизнью, чувство того, что социальная материя подчинена тебе и управляется тобою, это чувство Бога в себе, прикосновение к чему-то экстра-ординарному. Надо ли говорить, что в данных парадигмах можно прожить всю жизнь счастливым, при этом будучи абсолютно безвольным и управляемым совершенно? Можно ли в них построить социальную систему? Очевидно, нет, но через них стать частью уже существующей социальной системы, еще одним кусочком мозаики, который дополняет существующую картину прекрасного мироустройства — безусловно, да. А ведь данные две парадигмы практически элитарны. Скажем больше: самая страшная по управляемости ловушка — это парадигма «творческий гений» плюс парадигма «любовь», тогда у нашего субъекта имеются на руках практически все доказательства, что его ведет по жизни Бог и каждый день для него становится счастьем. На строительство социальных систем (даже, если эта мысль приходит ему в голову), не остается не только времени, но и мотивов, и так далее. Субъект начинает слишком любить свою жизнь, особенно ту цену, которую он за это платит, лишение обоих парадигм или одной из них, когда они вместе, означает трагедию. Самая распространенная форма общественной расправы, когда из симбиоза этих двух парадигм, изымается парадигма любви. Это приводит к тому, что переживание потери влияет таким образом на формы восприятия действительности, что неизбежно приводит субъекта к необходимости контроля своего сознания в том числе и путем практик общественного (психологи, аутотренинг, наркотики, алкоголь, «веселый образ жизни»), что приводит к утрате возможности структурировать бытие в возможности парадигмы «творческий гений», попросту творить. Утрата этой способности, сопряженная с общественными формами структурирования социальной материи, приводит к полной деградации, летальному исходу, как правило, или сводит субъекта к положению этнографического материала. Дело в том, об этом мы еще не говорили, чтолюбая парадигма, реализующая бытие в возможности в степени, близкой к полной, рождает представление о себе, как о высшей ценности для того, кто в этом участвует (для движущей причины — точно).
Указанная ловушка полностью лишает возможности проектировщика социальной системы к развитию, а тем более к созданию системы. Управлять этими парадигмами нельзя по определению. Любое управление в них разрушает сами парадигмы, так как приводит к остаточной неполной реализации бытия в возможности (а точнее части его не реализации), что уже сразу же вводит субъекта в состояние сомнения экзистенциального порядка. Результат — разрыв отношений с «не тем партнером» в парадигме любви, уничтожение или сокрытие, отказ от результата творческой реализации (не так написано, не удовлетворяет начальному представлению, и так далее). Если уж и играть в эти парадигмы, то лучше делать это успешно, чем пребывать в борьбе с их формой бытийности (норма ненормальности).
Выбор опять же — дело рук каждого индивидуума. Можно в них пребывать, можно их избегать.
Самый простой способ избежать ловушки «творческий гений» — отказ от тщеславия, применительно к сопряжению с социумом — авторства. Это первый шаг к проектированию социальной системы, форма перевода внутреннего представления в реальность. Кто придумал колесо? Кто автор? Кто придумал гончарный круг? Там, где мы имеем авторство, можем его точно установить или предположить за личностью, мы имеем пограничное состояние перевода внутреннего (творческого бытия в возможности) в общественное, процесс в стадии становления, энтелехии, это не есть законченная социальная система, она в стадии становления, формирования. Понятно, что уровень управления может быть различным, в большинстве случаев автор из него изъят, а значит, проектировщиком не является.
Следующей ловушкой является «Волевой человек». «Пройдя земную жизнь до половины и оказавшись в сумрачном лесу...», но нет, проблема волевого человека не такова. Это не проблема воли, которая, проснувшись однажды в мире цепей и оков, не сбегает обратно в подсознательное, но встает формой реализации собственности представлений. Нет — подлинная воля рождается как рок в страданиях мира действительного. Гении, известные нам — это лица, получившие образование и слипшиеся с формой выражения собственного содержания бытия в возможности настолько, что сопряжение формальной и материальной причины и составляет для них предельность мира их парадигмы бытия. Волевой человек, как ловушка — это форма пережитого в области действительности горя, составляющее бытие в возможности представления о мире. Мир как агрессор, мир как то, что причиняет страдания, но не находит своего выражения в творчестве в силу элементарной необразованности. Волевой человек — это форма расширения мира внутри себя, не противостояние и осмысление существующего вне тебя, но изменение всего, до чего ты можешь дотянуться. Поскольку обычно дотянуться легче всего до себя — изменение себя. Самое распространенное, что здесь может быть это стабилизация хаоса бытия в возможности в статусе. Общая парадигма вообще видится как совпадение движущей причины и материальной в одиночном исполнении (в отличии от любви, где движущую причину составляют 2 субъекта). Одиночном только потому, что и страдания были твоими, и успехи должны быть твоими. Стабилизация чаще всего связана с карьерным ростом, повышением уровня благосостояния (волевой человек верит, что именно это его успокоит, что став тем-то и имея возможность к тому-то, он успокоится и придет к состоянию стабильности). То, что это обман, становится понятно слишком поздно. Опасность здесь связана с тем, что волевому человеку приходится быть полностью сопряженным с общественными парадигмами и в части времени и в части подобия и встречности. Он очень быстро понимает, что наибольшую степень встречности в социуме обеспечивают деньги, признаваемый статус, внешние данные и прочее. Далее дело техники. Но общественные парадигмы страшны тем, что они отнимают массу сил и энергии, перейти в область управления социальными процессами весьма сложно, и, если не успел сделать это до определенного времени, то не успеешь уже никогда. Что является основанием для бытия волевого человека? Что позволяет ему индивидуализированно существовать на собственном бытии в возможности? Все та же радость бытия реализации собственного бытия в возможности в части рамок парадигмы (совпадение движущей и материальной причины). Правда, ему постоянно необходимо доказательство своей адекватности, ему нужно постоянно идти вперед, иначе он упадет. Прекрасный пример такого рода людей составляют великие правители — диктаторы: Юлий Цезарь, Чингисхан, Наполеон, Сталин, Гитлер, Ленин и другие. Общая черта всех этих людей — невероятно низкий уровень собственного бытия в возможности при абсолютной власти в области действительного. Ни один из них не дал собственного представления мира, но все они изменили мир. Волевой человек — это форма воплощения творческого человека. Лучший пример: Аристотель — Македонский, Карл Маркс — Ленин, «Неизвестное» — Гитлер (по содержанию Фридрих Ницше никогда не был идеологом фашизма, но он показал беспредельность мира за гранью человека и форму его преодоления).
Поговорим о волевом человек подробнее. Интересен его генезис. Представьте себе, чтобы с вами не случалось, вас это не убивает. При этом вы не стремитесь избавиться от напряжения путем выхода, побега и создания собственной реальности бытия в возможности как творческий человек, вы просто продолжаете жить и бороться. При этом все, с чем вы сталкиваетесь, по неизвестным (для вас) причинам, бросает вам вызов и ненавидит вас. Не встречаете вы ничего, что приняло бы вас таким, какой вы есть. Вы всюду чужой. Вас ничто не успокаивает, ничто не говорит о том, что вам рады. Но вы живете, потому что здоровья хватает вам преодолевать это, мысль о самоубийстве вас не посещает серьезно, а те, кому вы бросаете свой вызов, не принимают его, так как в нем нет ничего наигранного, в нем чувствуется жажда смерти и поэтому он не интересен тем, кто цепляется за жизнь, рассматривая битву как способ сохранить себя. Если спартанскому царю не понравились петухи, которые дрались до смерти, так как ему были нужны те, кто дерется до победы, то для вас смерть и есть победа. Мало, кто отваживается бросить со временем вызов вам, вы замыкаетесь в круге алгоритмов, исполняющих вашу жизнь и позволяющих поддерживать собственное существование. Здесь так же, как и у творческого гения, наступает период одиночества, но только с той лишь разницей, что вы не одиноки, вы включены в алгоритмы, процессы, вы постоянно с кем-то общаетесь, ваше зрение научилось видеть все, и вы становитесь именно умнее других. Вы лишены иллюзий о мире, так как знаете его жестокость, вы сильнее всех, кого встречаете, но вы одиноки в своих мотивах. Вы искренне пытаетесь раствориться в мире ценностей, приобрести в них себя, почувствовать над собой управление и зависимость, но этого не происходит, потому что все формы жизни, которые попадаются вам, слабее вас, в них не заложена та прочность, которая есть в вас, и соответственно, когда вы ретранслируете им меру своего приобретенного отношения, они рассыпаются в прах у вас в руках. Вы идете наверх социального, это превращается в гонку, в игру спорт, но, забравшись даже выше, чем вы предполагали изначально, и там вы не встречаете ничего, что победило бы вас. Вы начинаете давать слабину специально, вы даете фору, вы начинаете прислушиваться даже к советам, вы обращаетесь в религию, но все фальшь, и все напрасно, так как, с чем бы вы ни столкнулись, все рассчитано на среднего человека. И вы не можете себе объяснить ничего, ничего не остается в вас ориентиром, кроме собственности суждения, которое не знает куда метнуться, кроме того, где вас еще не было — наверх, наверх, наверх. Почему наверх? Потому, что любая такая аномалия обладает тщеславием, как и любой человек. Она не отрицает ценности общественного, она находит ее дешевой. Полагает, что выше, дальше, будет лучше, ценнее.
Волевой человек — это такая же аномалия, как и творческий гений. Этому нельзя научиться, это девиация. То, что убило бы любого из нас, и убивает каждый день, для вас — событие почти незаметное, легко преодолимое и совершенно не заслуживающее усилия воли. То, что для нас трагедия и форма отчаяния — для него сама жизнь, норма состояния, на фоне которой есть и своя радость, и свои огорчения. Повышенная устойчивость к критическому воздействию внешней среды приводит к не пониманию мотивов поведения людей, в том числе и близких тебе, со временем оно рождает презрение, пренебрежение и прочее. Есть одна черта, присущая всем волевым людям — очарование. По наличию или отсутствию этой способности очаровывать, можно предположить, удастся ли нашему волевому человеку стать великим правителем, диктатором, и прочее. Как вы поняли, со временем все они стремятся к политической власти, и не просто к должности, а к власти, к тому, что позволяет зеркальным образом переводить возможное в действительность. Государственная власть в лице своих органов — движущая парадигма государства, где государство есть бытие в действительности права, а право есть бытие в возможности государства.
Подробнее остановимся на «Эффекте схлопывания парадигмы», чтобы была понятна природа «волевого человека».
«Эффект схлопывания парадигмы» бытия описывает процесс восприятия нами действительного. Следует отметить, что мы вообще можем воспринимать вне себя исключительно законченные парадигмы бытия (реализованные) в настоящем, прошлом. Имеется в виду, что мы имеем дело либо с предметом познания, представляющим из себя процесс воспроизводства ранее существовавшей (щей) парадигмы, либо с уже реализованной парадигмой. Мы не можем воспринимать бытие в возможности непосредственно, за исключением самоанализа. Мысль другого субъекта нам доступна так же в форме парадигмы, сущностной чертой которой является совпадение формальной, целевой и материальной причины (текст, например). Если совпадение в тексте не точно, можно говорить о двусмысленности, игре слов, и так далее, наше восприятие всегда боится многозначного в действительном, так как это противоречие самому предназначению действительного, и поэтому такие многозначности мы часто переводим в юмор, намеренно не замечаем (теория подсознательного основана на этом) и так далее. Главное, что необходимо понимать, что мир задан нам исключительно в области действительного и в рамках ранее известных парадигм. При этом, известных не обязательно нам, а вообще известных, как таковых, изученных, апробированных, и прочее. Не обладая бытием в возможности, сопоставленным бытию в возможности той или иной парадигмы, не возможно понять, существует что-то или не существует, в частности, данная парадигма. Когда Лаврентий Берия принимал «атомную бомбу», щелчок тумблера так и оставил его в недоумении, и все? — спросил он. Человеку свойственно отрицать и дистанцироваться от того, что не сопоставлено его бытию в возможности, здесь лежат границы механизма сходства и отличия. Каждая парадигма, конгломераты и модули парадигм имеют свою идентификацию в общественном и получают свое право на существование путем включенности в них людей, непосредственно не являющихся их создателями (важный признак — принятие обществом той или иной новой парадигмы). И здесь важно отметить, что новое бытие существует лишь там, где есть все четыре причины бытия — на стадии своей завершенности, при этом для лица, не являющегося участником реализации, для восприятия доступен лишь результат — бытие в действительности, но не целевая причина. Ни формальная, ни движущая, ни материальная причина нового уникального бытия по отдельности наблюдателю не доступны. Пока есть становление, нет ставшего, когда есть ставшее, нет становления. В этом трагедия и нашего «творческого гения» и «волевого человека». Оба они — проводники нового бытия в возможности. Для творческого человека его бытие в возможности — представление о мире, для волевого человека — представление о человеке, его мере возможностей, способности вынести то или иное страдание,- сам ведь он человек и меряет всех по себе, не имея другого орудия познания. Для стороннего наблюдателя — это люди совершенно лишние в системе социальных отношений. Они ничем не заняты, их невозможно понять и невозможно им быть сопричастным в силу того, что ими руководит бытие в возможности, которое доступно только им самим и находящееся в стадии реализации, то есть доступное для восприятия им только в части движущих причин этого бытия в возможности. Соответственно, сами наши субъекты толком не могут пояснить, что они хотят и что ими движет, даже если откровенно пытаются это сделать. Они лишь движущая сила, не более, у них развито понимание предчувствования, аффектов и всего прочего, всего того, что в области уже социально — существующего называется демоном и дьяволом. Но в момент, когда их миссия завершена, а это всегда совпадает с их смертью, мы имеем факт действительного, — состоявшуюся парадигму. Частная трагедия состоит в том, что пока они живы — ничего еще не завершено, все в стадии становления. Они живут в эффекте схлопывания всю жизнь, их жизнь это сплошная энтелехия бытия в возможности, носителями которого они являются, поэтому конфликт здесь неизбежен.
Указанная ловушка полностью лишает возможности проектировщика социальной системы к развитию, а тем более к созданию системы. Управлять этими парадигмами нельзя по определению. Любое управление в них разрушает сами парадигмы, так как приводит к остаточной неполной реализации бытия в возможности (а точнее части его не реализации), что уже сразу же вводит субъекта в состояние сомнения экзистенциального порядка. Результат — разрыв отношений с «не тем партнером» в парадигме любви, уничтожение или сокрытие, отказ от результата творческой реализации (не так написано, не удовлетворяет начальному представлению, и так далее). Если уж и играть в эти парадигмы, то лучше делать это успешно, чем пребывать в борьбе с их формой бытийности (норма ненормальности).
Выбор опять же — дело рук каждого индивидуума. Можно в них пребывать, можно их избегать.
Самый простой способ избежать ловушки «творческий гений» — отказ от тщеславия, применительно к сопряжению с социумом — авторства. Это первый шаг к проектированию социальной системы, форма перевода внутреннего представления в реальность. Кто придумал колесо? Кто автор? Кто придумал гончарный круг? Там, где мы имеем авторство, можем его точно установить или предположить за личностью, мы имеем пограничное состояние перевода внутреннего (творческого бытия в возможности) в общественное, процесс в стадии становления, энтелехии, это не есть законченная социальная система, она в стадии становления, формирования. Понятно, что уровень управления может быть различным, в большинстве случаев автор из него изъят, а значит, проектировщиком не является.
Следующей ловушкой является «Волевой человек». «Пройдя земную жизнь до половины и оказавшись в сумрачном лесу...», но нет, проблема волевого человека не такова. Это не проблема воли, которая, проснувшись однажды в мире цепей и оков, не сбегает обратно в подсознательное, но встает формой реализации собственности представлений. Нет — подлинная воля рождается как рок в страданиях мира действительного. Гении, известные нам — это лица, получившие образование и слипшиеся с формой выражения собственного содержания бытия в возможности настолько, что сопряжение формальной и материальной причины и составляет для них предельность мира их парадигмы бытия. Волевой человек, как ловушка — это форма пережитого в области действительности горя, составляющее бытие в возможности представления о мире. Мир как агрессор, мир как то, что причиняет страдания, но не находит своего выражения в творчестве в силу элементарной необразованности. Волевой человек — это форма расширения мира внутри себя, не противостояние и осмысление существующего вне тебя, но изменение всего, до чего ты можешь дотянуться. Поскольку обычно дотянуться легче всего до себя — изменение себя. Самое распространенное, что здесь может быть это стабилизация хаоса бытия в возможности в статусе. Общая парадигма вообще видится как совпадение движущей причины и материальной в одиночном исполнении (в отличии от любви, где движущую причину составляют 2 субъекта). Одиночном только потому, что и страдания были твоими, и успехи должны быть твоими. Стабилизация чаще всего связана с карьерным ростом, повышением уровня благосостояния (волевой человек верит, что именно это его успокоит, что став тем-то и имея возможность к тому-то, он успокоится и придет к состоянию стабильности). То, что это обман, становится понятно слишком поздно. Опасность здесь связана с тем, что волевому человеку приходится быть полностью сопряженным с общественными парадигмами и в части времени и в части подобия и встречности. Он очень быстро понимает, что наибольшую степень встречности в социуме обеспечивают деньги, признаваемый статус, внешние данные и прочее. Далее дело техники. Но общественные парадигмы страшны тем, что они отнимают массу сил и энергии, перейти в область управления социальными процессами весьма сложно, и, если не успел сделать это до определенного времени, то не успеешь уже никогда. Что является основанием для бытия волевого человека? Что позволяет ему индивидуализированно существовать на собственном бытии в возможности? Все та же радость бытия реализации собственного бытия в возможности в части рамок парадигмы (совпадение движущей и материальной причины). Правда, ему постоянно необходимо доказательство своей адекватности, ему нужно постоянно идти вперед, иначе он упадет. Прекрасный пример такого рода людей составляют великие правители — диктаторы: Юлий Цезарь, Чингисхан, Наполеон, Сталин, Гитлер, Ленин и другие. Общая черта всех этих людей — невероятно низкий уровень собственного бытия в возможности при абсолютной власти в области действительного. Ни один из них не дал собственного представления мира, но все они изменили мир. Волевой человек — это форма воплощения творческого человека. Лучший пример: Аристотель — Македонский, Карл Маркс — Ленин, «Неизвестное» — Гитлер (по содержанию Фридрих Ницше никогда не был идеологом фашизма, но он показал беспредельность мира за гранью человека и форму его преодоления).
Поговорим о волевом человек подробнее. Интересен его генезис. Представьте себе, чтобы с вами не случалось, вас это не убивает. При этом вы не стремитесь избавиться от напряжения путем выхода, побега и создания собственной реальности бытия в возможности как творческий человек, вы просто продолжаете жить и бороться. При этом все, с чем вы сталкиваетесь, по неизвестным (для вас) причинам, бросает вам вызов и ненавидит вас. Не встречаете вы ничего, что приняло бы вас таким, какой вы есть. Вы всюду чужой. Вас ничто не успокаивает, ничто не говорит о том, что вам рады. Но вы живете, потому что здоровья хватает вам преодолевать это, мысль о самоубийстве вас не посещает серьезно, а те, кому вы бросаете свой вызов, не принимают его, так как в нем нет ничего наигранного, в нем чувствуется жажда смерти и поэтому он не интересен тем, кто цепляется за жизнь, рассматривая битву как способ сохранить себя. Если спартанскому царю не понравились петухи, которые дрались до смерти, так как ему были нужны те, кто дерется до победы, то для вас смерть и есть победа. Мало, кто отваживается бросить со временем вызов вам, вы замыкаетесь в круге алгоритмов, исполняющих вашу жизнь и позволяющих поддерживать собственное существование. Здесь так же, как и у творческого гения, наступает период одиночества, но только с той лишь разницей, что вы не одиноки, вы включены в алгоритмы, процессы, вы постоянно с кем-то общаетесь, ваше зрение научилось видеть все, и вы становитесь именно умнее других. Вы лишены иллюзий о мире, так как знаете его жестокость, вы сильнее всех, кого встречаете, но вы одиноки в своих мотивах. Вы искренне пытаетесь раствориться в мире ценностей, приобрести в них себя, почувствовать над собой управление и зависимость, но этого не происходит, потому что все формы жизни, которые попадаются вам, слабее вас, в них не заложена та прочность, которая есть в вас, и соответственно, когда вы ретранслируете им меру своего приобретенного отношения, они рассыпаются в прах у вас в руках. Вы идете наверх социального, это превращается в гонку, в игру спорт, но, забравшись даже выше, чем вы предполагали изначально, и там вы не встречаете ничего, что победило бы вас. Вы начинаете давать слабину специально, вы даете фору, вы начинаете прислушиваться даже к советам, вы обращаетесь в религию, но все фальшь, и все напрасно, так как, с чем бы вы ни столкнулись, все рассчитано на среднего человека. И вы не можете себе объяснить ничего, ничего не остается в вас ориентиром, кроме собственности суждения, которое не знает куда метнуться, кроме того, где вас еще не было — наверх, наверх, наверх. Почему наверх? Потому, что любая такая аномалия обладает тщеславием, как и любой человек. Она не отрицает ценности общественного, она находит ее дешевой. Полагает, что выше, дальше, будет лучше, ценнее.
Волевой человек — это такая же аномалия, как и творческий гений. Этому нельзя научиться, это девиация. То, что убило бы любого из нас, и убивает каждый день, для вас — событие почти незаметное, легко преодолимое и совершенно не заслуживающее усилия воли. То, что для нас трагедия и форма отчаяния — для него сама жизнь, норма состояния, на фоне которой есть и своя радость, и свои огорчения. Повышенная устойчивость к критическому воздействию внешней среды приводит к не пониманию мотивов поведения людей, в том числе и близких тебе, со временем оно рождает презрение, пренебрежение и прочее. Есть одна черта, присущая всем волевым людям — очарование. По наличию или отсутствию этой способности очаровывать, можно предположить, удастся ли нашему волевому человеку стать великим правителем, диктатором, и прочее. Как вы поняли, со временем все они стремятся к политической власти, и не просто к должности, а к власти, к тому, что позволяет зеркальным образом переводить возможное в действительность. Государственная власть в лице своих органов — движущая парадигма государства, где государство есть бытие в действительности права, а право есть бытие в возможности государства.
Подробнее остановимся на «Эффекте схлопывания парадигмы», чтобы была понятна природа «волевого человека».
«Эффект схлопывания парадигмы» бытия описывает процесс восприятия нами действительного. Следует отметить, что мы вообще можем воспринимать вне себя исключительно законченные парадигмы бытия (реализованные) в настоящем, прошлом. Имеется в виду, что мы имеем дело либо с предметом познания, представляющим из себя процесс воспроизводства ранее существовавшей (щей) парадигмы, либо с уже реализованной парадигмой. Мы не можем воспринимать бытие в возможности непосредственно, за исключением самоанализа. Мысль другого субъекта нам доступна так же в форме парадигмы, сущностной чертой которой является совпадение формальной, целевой и материальной причины (текст, например). Если совпадение в тексте не точно, можно говорить о двусмысленности, игре слов, и так далее, наше восприятие всегда боится многозначного в действительном, так как это противоречие самому предназначению действительного, и поэтому такие многозначности мы часто переводим в юмор, намеренно не замечаем (теория подсознательного основана на этом) и так далее. Главное, что необходимо понимать, что мир задан нам исключительно в области действительного и в рамках ранее известных парадигм. При этом, известных не обязательно нам, а вообще известных, как таковых, изученных, апробированных, и прочее. Не обладая бытием в возможности, сопоставленным бытию в возможности той или иной парадигмы, не возможно понять, существует что-то или не существует, в частности, данная парадигма. Когда Лаврентий Берия принимал «атомную бомбу», щелчок тумблера так и оставил его в недоумении, и все? — спросил он. Человеку свойственно отрицать и дистанцироваться от того, что не сопоставлено его бытию в возможности, здесь лежат границы механизма сходства и отличия. Каждая парадигма, конгломераты и модули парадигм имеют свою идентификацию в общественном и получают свое право на существование путем включенности в них людей, непосредственно не являющихся их создателями (важный признак — принятие обществом той или иной новой парадигмы). И здесь важно отметить, что новое бытие существует лишь там, где есть все четыре причины бытия — на стадии своей завершенности, при этом для лица, не являющегося участником реализации, для восприятия доступен лишь результат — бытие в действительности, но не целевая причина. Ни формальная, ни движущая, ни материальная причина нового уникального бытия по отдельности наблюдателю не доступны. Пока есть становление, нет ставшего, когда есть ставшее, нет становления. В этом трагедия и нашего «творческого гения» и «волевого человека». Оба они — проводники нового бытия в возможности. Для творческого человека его бытие в возможности — представление о мире, для волевого человека — представление о человеке, его мере возможностей, способности вынести то или иное страдание,- сам ведь он человек и меряет всех по себе, не имея другого орудия познания. Для стороннего наблюдателя — это люди совершенно лишние в системе социальных отношений. Они ничем не заняты, их невозможно понять и невозможно им быть сопричастным в силу того, что ими руководит бытие в возможности, которое доступно только им самим и находящееся в стадии реализации, то есть доступное для восприятия им только в части движущих причин этого бытия в возможности. Соответственно, сами наши субъекты толком не могут пояснить, что они хотят и что ими движет, даже если откровенно пытаются это сделать. Они лишь движущая сила, не более, у них развито понимание предчувствования, аффектов и всего прочего, всего того, что в области уже социально — существующего называется демоном и дьяволом. Но в момент, когда их миссия завершена, а это всегда совпадает с их смертью, мы имеем факт действительного, — состоявшуюся парадигму. Частная трагедия состоит в том, что пока они живы — ничего еще не завершено, все в стадии становления. Они живут в эффекте схлопывания всю жизнь, их жизнь это сплошная энтелехия бытия в возможности, носителями которого они являются, поэтому конфликт здесь неизбежен.
