Когда лингвистическая экспертиза не нужна (на примере дел о клевете)

Буквально на днях получила запрос от потенциального клиента. Содержание примерно следующее: «Две экспертных организации и адвокат сказали мне, что лингвистическая экспертиза по клевете оправдана: статья в интернете содержит негативные сведения обо мне».

Как говорится, эксперту здесь всё понятно.

Что сразу обращает на себя внимание? Негативные сведения – это ещё не повод обращаться в суд. Тем более по делу о клевете, наказание за которую теперь существенно ужесточилось (то есть моральные и материальные ставки повысились, что требует хорошо продумывать шаги).

Я много пишу об этой стороне экспертной работы, но всё равно систематически возникают одни и те же вопросы.

Всё же нужно уяснить: лингвистическая экспертиза далеко не во всех случаях требуется. Во-первых, сообщённые публично негативные сведения могут быть… правдивыми. Даже если правда неприглядна и человеку не нравится, сообщать отрицательные факты законом не запрещено.

Очень показательный случай – недавнее обращение башкирского чиновника Александра Сидякина с иском к порталу «ПроУфу». Иск был подан официально из-за того, что в редакционном материале излагались сведения о членстве Сидякина в НБП (небезызвестной Национал-большевистской партии Эдуарда Лимонова, ныне признанной экстремистской и запрещённой в России) и даже о руководстве одним из региональных отделений этой партии. Сами журналисты предполагают, что судебное преследование на самом деле связано с другими публикациями и служит инструментом давления. Но нам, сторонним лицам, это достоверно не известно, поэтому удовольствуемся номинальными причинами. Тем более что и в них есть за что зацепиться.

Самое интересное, что партия запрещена с 2007 года, а Александр Сидякин подвизался в ней с 1996 по 1999 годы, когда она существовала вполне официально. При этом факт членства чиновник не отрицает, но настоял в суде на лингвистической экспертизе: мол, сообщены негативные сведения.

Честно говоря, я сомневаюсь, что у этой экспертизы будут судебные перспективы. Потому что в данном случае не негативные сведения сообщены, а факты, имеющие нейтральную эмоциональную окраску.

Во-вторых, даже если негативные сведения имели место и являются ложными, они могут быть представлены как мнение или оценочное суждение. И вновь лингвистическая экспертиза здесь не поможет (вернее, поможет, но не истцу, а ответчику). На мой взгляд, классический пример такого случая – дошедший до суда конфликт двух известных светских львиц Вероники Белоцерковской и Божены Рынска, где на самом деле всё строится на мнениях и оценках. Причём выражено всё это лингвистически очень аккуратно – так, что сложно придраться с юридических позиций. Будет ли судебная перспектива у лингвистических экспертиз по этому делу? Посмотрим. Но я тоже сомневаюсь.

Спасибо за внимание!

Анастасия АКИНИНА,

автор блога «ЛингЭксперт», независимый эксперт-лингвист, член Гильдии лингвистов-экспертов (ГЛЭДИС), член Судебно-экспертной палаты РФ, член Союза журналистов России.

Буквально на днях получила запрос от потенциального клиента. Содержание примерно следующее: «Две экспертных организации и адвокат сказали мне, что лингвистическая экспертиза по клевете оправдана: статья в интернете содержит негативные сведения обо мне».

Как говорится, эксперту здесь всё понятно.

Что сразу обращает на себя внимание? Негативные сведения – это ещё не повод обращаться в суд. Тем более по делу о клевете, наказание за которую теперь существенно ужесточилось (то есть моральные и материальные ставки повысились, что требует хорошо продумывать шаги).

Я много пишу об этой стороне экспертной работы, но всё равно систематически возникают одни и те же вопросы.

Всё же нужно уяснить: лингвистическая экспертиза далеко не во всех случаях требуется. Во-первых, сообщённые публично негативные сведения могут быть… правдивыми. Даже если правда неприглядна и человеку не нравится, сообщать отрицательные факты законом не запрещено.

Очень показательный случай – недавнее обращение башкирского чиновника Александра Сидякина с иском к порталу «ПроУфу». Иск был подан официально из-за того, что в редакционном материале излагались сведения о членстве Сидякина в НБП (небезызвестной Национал-большевистской партии Эдуарда Лимонова, ныне признанной экстремистской и запрещённой в России) и даже о руководстве одним из региональных отделений этой партии. Сами журналисты предполагают, что судебное преследование на самом деле связано с другими публикациями и служит инструментом давления. Но нам, сторонним лицам, это достоверно не известно, поэтому удовольствуемся номинальными причинами. Тем более что и в них есть за что зацепиться.

Самое интересное, что партия запрещена с 2007 года, а Александр Сидякин подвизался в ней с 1996 по 1999 годы, когда она существовала вполне официально. При этом чиновник настоял в суде на лингвистической экспертизе: мол, сообщены негативные сведения.

Честно говоря, я сомневаюсь, что у этой экспертизы будут судебные перспективы. Потому что в данном случае не негативные сведения сообщены, а факты, имеющие нейтральную эмоциональную окраску.

Во-вторых, даже если негативные сведения имели место и являются ложными, они могут быть представлены как мнение или оценочное суждение. И вновь лингвистическая экспертиза здесь не поможет (вернее, поможет, но не истцу, а ответчику). На мой взгляд, классический пример такого случая – дошедший до суда конфликт двух известных светских львиц Вероники Белоцерковской и Божены Рынска, где на самом деле всё строится на мнениях и оценках. Причём выражено всё это лингвистически очень аккуратно – так, что сложно придраться с юридических позиций. Будет ли судебная перспектива у лингвистических экспертиз по этому делу? Посмотрим. Но я тоже сомневаюсь.

Спасибо за внимание!

Анастасия АКИНИНА,

автор блога «ЛингЭксперт», независимый эксперт-лингвист, член Гильдии лингвистов-экспертов (ГЛЭДИС), член Судебно-экспертной палаты РФ, член Союза журналистов России.