Формирование в уголовном деле новой позиции защиты на примере дела о клевете

Сколько себя помню, самый простой оправдательный приговор — это дело о клевете. Посмотрите судебную практику к ч.1 ст. 128.1 УК РФ. Оправдательный на оправдательном и оправдательным погоняет. 

В этом конкретном деле обстоятельства развивались не так, как мне хотелось. Подсудимая обратилась ко мне на стадии суда, мировой судья предоставил время для подготовки к судебным прениям. Подсудимая просила посмотреть на дело «свежим взглядом». Позицию защиты она формировала самостоятельно, в суде участвовал адвокат по назначению, который на стадии прений сообщил подсудимой, что не может спрогнозировать результат.

Вступил в дело потому, что решил, что если осудят, значит сама виновата и предыдущий защитник, если оправдают - это я молодец.  Одной строкой описал для клиента проблему смены защитника в середине дела.

Вступил в дело, поскольку решил, что имеется шанс на оправдание.  Уверенность была такой степени, что начал писать статью с пафосным заголовком — «Как получить оправдательный приговор за неделю», потом название поменял — «Победа в суде апелляционной инстанции». Мировой судья вынес обвинительный приговор, апелляционный суд оставил приговор в силе. Сажусь за анализ ошибок, мне еще писать кассацию. 

В статье приведу мой способ анализа материалов дела, продемонстрирую ошибки в формировании позиции, допущенные до меня, про мою работу, направленную на их исправление, а также про мои ошибки.

От коллег ожидаю конструктивной критики. Просьба высказаться — считают ли они клеветой такое высказывание. Поделюсь речью в судебных прениях, текстом апелляционной жалобы и предложением суду своих мотивировок текста приговора. 

Фабула дела

Уголовное дело начинаю изучать с документа, формирующего фабулу преступления. На момент моего вступления в дело таким документом было заявление частного обвинителя.

Педагог общеобразовательной школы К. обвинила родительницу ученика в клевете (ч.1 ст. 128.1 УК РФ), указав,

что подсудимая в ходе телефонного разговора с заместителем директора школы Б. сообщила, что  «К. является педофилом, то есть обладает расстройством поведения, характеризующимся половым влечением к детям»

Подсудимая вину не признал, показала, что в телефонном разговоре такой фразы не высказывала.

Изучил дело, выяснил, что в показаниях потерпевшей и свидетелей фраза звучит по другому: «учитель К. педофилка» или «у Вас в школе работает учитель К. педофилка».

Проблема разных слов в обвинении и показаниях свидетелей никого не волновали. Подсудимая и адвокат не стремились выяснить точную формулировку фразы из обвинения. Причина заключается в отрицании факта высказывания такой фразы. Зачем уточнять то, чего не было? 

В делах о клевете текст высказывания является важным, по этой причине начал «гадать» как проблемная фраза будет звучать в сознании мирового судьи, как он перенесет ее в текст приговора, как определит смысл и содержание информации, которая заложена в фразе. 

Мой прогноз основывался на правиле ст. 252 УПК РФ, из которого следует, что обвинение должно звучать так, как оно изложено в заявлении частного обвинителя. В тексте приговора обвинение может измениться  — только в той части, которое не подтверждено доказательствами (ч.4 ст. 302 УПК РФ).  В моем представлении текст обвинения должен был уменьшиться до фразы «К. педофилка» или «у Вас в школе работает учитель К. педофилка», поскольку это наиболее соответствует заявлению частного обвинителя, показаниям потерпевшей и свидетелей.

Мировой судья в приговоре установил, что клевета распространена следующим образом, 

в телефонном разговоре с заместителем директора школы Б. подсудимая сообщила заведомо ложные сведения, что потерпевшая К., работающая в школе учителем, является педофилом.

Мой прогноз не оправдался.

Суд слышит — потерпевшая «К, работающая в школе учителем, является педофилом». Вместо сообщенного потерпевшей и свидетелями  — «у Вас в школе работает учитель К. педофилка». 

В апелляционной жалобе указал, что суд с обвинительным уклоном исказил содержание высказывания подсудимой, которое признал доказанным, что является нарушением, влекущим отмену приговора, поскольку выводы суда не подтверждаются  доказательствами (п. 1 ст. 389.16 УПК РФ).

Фразы похожи, без лингвистического анализа невозможно доказать изменения смысла информации, заложенной в фразе. Мне кажется назвать учительницу педофилкой отличается от утверждения, что конкретный учитель является педофилом, о чем подробно изложу далее. Суд апелляционной инстанции утверждает, что смысл не изменился.

В итоге вскрывается главная ошибка защиты по этому делу — отсутствие лингвистической экспертизы в отношении фразы, как она указана в обвинении, в показания потерпевшей и свидетелей, в приговоре. Отсутствует доказательственная опора для рассуждений защитника, суд по правилу сильного говорит, мое рассуждение сильнее твоего. Вот такое кунг-фу.

Рассказ подсудимой позволяет продемонстрировать трудности передачи суду информации о жизненных обстоятельствах, значимых для дела. Рассказ подсудимой привожу с легкими искажениями, с целью обезличить данные. Подсудимая — мать ученика возрастом 16 лет. Частный обвинитель К. — учитель общеобразовательной школы и классный руководитель ученика, неоднократно требует от ученика заправлять рубашку в брюки. Ученик сопротивляется и в какой-то момент говорит: «не буду, я не умею». Учитель К. отвечает, что научит, покажет, поможет заправить рубашку в брюки, начинает бегать за учеником по классу, делает вид, что хочет заправить ему рубашку в брюки. Ученик дома сообщает, что больше не будет ходить в школу, т.к. учитель К. его унижает.

В тот же день ученик в школе высказался нецензурно, по этому поводу получил замечание. Подсудимую вызвали в школу, «пропесочили» по поводу нецензурной брани сына, было найдено решение, которое устраивало всех. Подсудимая спросила: «с нецензурной бранью решили? Теперь объясните, что не так с рубашкой», потребовала документально подтвердить требования к форме одежды. Потерпевшая К., заместитель директора Б. (впоследствии с Б. состоится телефонный разговор) и другие учителя сообщили, что запрет носить рубашку навыпуск где-то записан, но документ не показывают. Начинается обмен мнениями, как одеваться красиво, а как нет. Учитель К. начинает передразнивать, как безобразно выглядит тело ученика, страдающего лишним весом, когда рубашка не заправлена. Затем передразнивает манеру подсудимой общаться с учителями. Подсудимая в ответ наговорила грубостей. Высказалась,  что по ее мнению К. под видом заправки рубашки настойчиво желает «залезть» парню в штаны,  может «она извращенка и ее потянуло на молоденьких мальчиков». Учителя обалдели, беседа зашла в тупик, все разошлись.

Подсудимая по телефону пожаловалась на потерпевшую К. в городской отдел образования, что она там сообщила не известно. Пустячная проблема вышла за стены школы. Отдел образования требует разобраться с ситуацией. Администрация школы решила собрать Совет по профилактике, в качестве повода для разбирательства использовали факт высказывания учеником нецензурной брани. Подсудимая и ее сын не пришли на данное мероприятие. Заместитель директора школы Б. позвонила подсудимой, спросила почему те не пришли, стала обсуждать дату нового заседания Совета по профилактике. Подсудимая узнала, что их вызывают по поводу нецензурной брани, начала  возмущаться, что случай с нецензурной бранью разобран, сын принес извинения.

Далее в рассказе подсудимой услышал про обстоятельства, которые полностью отсутствовали в материалах уголовного дела. Потерпевшая и свидетели обвинения сделали вид, что не помнят других тем телефонного разговора. Почему эта часть телефонного разговора не была сообщена самой подсудимой и свидетелями защиты — мне вообще не понятно. Логика и дедукция подсказывают, что эта часть разговора не выдумана, поскольку при отсутствии данной части разговора становится не понятным, как извещение о дате Совета по профилактике могло закончиться фразой об учителе К. — педофилке. Могу так говорить, суд установил. 

Подсудимая сообщила, что в ходе телефонного разговора с заместителем директором школы Б., подсудимая поставила условие, что будет общаться исключительно с директором школы. Заместитель директора школы Б. сообщила, что она официально исполняет обязанности директора школы, после чего подсудимая стала выяснять, когда рассмотрят жалобу на действия учителя К. с заправкой рубашки ее сыну, начала высказывать претензии по поводу данного поступка учителя К., высказалась, что такие действия связаны с проникновением руками под брюки, что это вторжение в интимную сферу подростка, назвала действия потерпевшей К. извращением. 

Я: — «Очень жаль, что Вы не признаете высказывание, утверждаете, что не называли учителя К. педофилкой. Разговор с такой темой, было бы логично завершить высказыванием о К. педофилке. Вы просто не представляете, как просто было бы мне работать с таким исходным материалом.

Подсудимая — ?

Разъясняю подсудимой теорию клеветы и мое видение дела. Существует реальный поступок учителя К. по отношению к подростку. Подсудимая самостоятельно, вне судебного спора, придала данным действиям К. сексуальную окраску. В ходе конфликта с учителем К., в присутствии других учителей высказывали К. схожие по смыслу фразы, которые носили характер оскорблений. За конфликтом следует официальное обращение подсудимой в отдел образования, затем к директору школы с требованием разобрать поступок учителя К. Телефонный разговор с директором школы носит конфиденциальный характер, по содержанию — жалоба на реальные действия потерпевшей К. Директор школы — должностное лицо, полномочное разбирать жалобы. Подсудимая оскорбительно высказывается в адрес учителя К., таким способом дает собственную оценку поступка учителя. Педофилка — это обзывательство, которое подпадает под признаки административного правонарушения (оскорбление).»

Фактически сообщаю, что мне было бы проще, если бы она считала учителя К. педофилкой, признавала, что так высказалась в разговоре с директором школы, в суде объяснила бы причины, почему так ее назвала. Такой поступок не будет уголовным преступлением, последствия такого поступка регулируются административным законодательством и нормами о защите чести, достоинства и деловой репутации в гражданском судопроизводстве. По сути, изложил свою позицию защиты, если бы вступил в уголовное дело на стадии начала судебного разбирательства. 

Если бы подсудимая пришла раньше, когда еще не была подсудимой…

Письменные доказательства. В данном деле частного обвинителя К. представляет мой коллега, который сработал отлично — справки с места работы потерпевшей К. и свидетелей, положительные характеристики, выписка из протокола о проведении Совета по профилактике, подтверждающие, что врио директора Б. и учителя находились в одном месте с потерпевшей. На данном мероприятии должны были присутствовать подсудимая для разбирательств поведения ее сына, но она не пришла. Доказано, что имелись причины для «напряженного» телефонного разговора между директором школы Б. и подсудимой. Факт  телефонного разговора подтвержден справкой оператора связи о существовании телефонного соединения между номером стационарного телефона школы и номером мобильного телефона подсудимой с продолжительностью разговора 4 минуты.

При ознакомлении с материалами дела и аудиозаписью судебного разбирательства выяснилось, что дело не содержит сведений о том, что подсудимая в ходе телефонного разговора жаловалась на учителя К. Мне показалось нелепым, что дело находилось на стадии перехода к судебным прениям, при этом у суда отсутствует информация о причинах упоминания учителя К. в телефонном разговоре.

Выяснилось, что во время телефонного разговора учитель К. и другие учителя стояли рядом с директором школы Б., утверждают, что хорошо слышали слова потерпевшей. Потерпевшая услышала, что ее назвали педофилкой. Директор школы услышала сообщение: «Вы знаете, что у Вас в школе работает учитель К. педофилка». Остальные свидетели слышали аналогичные фразы с другим порядком слов в предложении. Все помнят, что подсудимая назвала К. педофилкой, но не сообщают причин такого высказывания.

В уголовном деле содержатся текст бумажных объяснений потерпевшей К. и свидетелей обвинения, в ходе опросов они сообщили, что прекрасно понимали причины, почему учителя К. назвали педофилкой, что это продолжение конфликта по поводу заправки рубашки.

Как произошло, что информация, которая зафиксирована в деле, не была повторена свидетелями в  судебном заседании. Ошибки защиты при допросах потерпевшей и свидетелей обвинения.

Если кратко, то это отсутствие подготовки, вопросника или основных тем допроса. Хочется видеть смысл и последовательность в действиях людей, поэтому может быть допросы проводились так  в соответствии с избранной позицией отрицания события преступления, когда свидетелей отвлекают от подтверждения главного обстоятельства.

Привожу пример допроса потерпевшей К., прозвучавших вопросов со стороны защиты. Обратите внимание, какую информацию выясняет сторона защиты, оцените имеет ли такая информация значение для данного уголовного дела. Такие вопросы возможно задавать для «раскачки» потерпевшего, то есть для того, что бы усыпить его бдительность, забыть об инструктаже или об ответах, которые заранее проговорены с представителем. Но это не раскачка, это весь допрос до момента его прекращения.

Вопросы к потерпевшей К. от защитника:

— Какие замечания Вы делали сыну подсудимой? 
— В какой форме Вы это ему сказали? 
— Что Вам ответил сын подсудимой? 
— Это было однократное замечание? 
— В настоящее время сын подсудимой продолжает учиться в вашей школе? 
— Как классный руководитель должны поинтересоваться о причине ухода из школы вашего ученика, Вы знаете причину? 
— Какова была успеваемость ребенка? 
— в дату преступления директор сама звонила? 
— Вы сказали, что приходили сотрудники полиции, в связи, с чем они приходили? 
— В чем выразились ваши нравственные страдания? 
— Вы какой-то шаг навстречу пытались сделать? 

Вопросы к потерпевшей К. от подсудимой:
-Когда вы находились у завуча в кабинете, Вы должны были слышать, какая беседа у нас была с директором, о чем мы ещё говорили?  (не помню)

К частному обвинителю вопросов не имеется. 

Пример допроса свидетеля обвинения, которая «раскололась» и начала рассказывать реальные обстоятельства дела. Свидетеля пригласили последней, вероятно она забыла инструкции или испугалась судью.  Допрос данного свидетеля мог выявить реальные обстоятельства дела и вскрыть, что потерпевшая и остальные свидетели защиты укрывают важные факты. Прозвучали следующие вопросы: 

Вопросы к свидетелю от подсудимой: 

— Скажите, пожалуйста, во время моего разговора с директором школы, о чем ещё шла речь кроме оскорблений? Свидетель отвечает, что подсудимая вызывалась директором на Совет профилактики, больше ничего не помнит.
Далее следуют вопросы о событиях с заправкой рубашки, конфликте между учителем К. и подсудимой. Свидетель рассказывает эти обстоятельства, но короткими фразами.

 Вопрос суда — Вы слышали суть телефонного разговора?  Следует ответ свидетеля: «у меня с одной стороны учителя сидели, с другой стороны телефон, я практически может что-то упустила. Я слышали лишь часть разговора. Позвонили с отдела образования, попросили решить вопрос по поводу подсудимой. Врио директора позвонила подсудимой, чтобы решить вопрос по поводу Совета по профилактике, в ходе телефонного разговора пошли оскорбления. В адрес кого это было сказано, это было понятно. Потому что ранее при мне было сказано — «К., — Вы по мальчикам?». И в ходе телефонного разговора тема была только этого конфликта».

Свидетель замолчала. Настал психологический момент, чтобы начать ее «колоть». Это можно доверить судье, поскольку свидетель начала сообщать данные после его вопроса, можно подхватить и самому начать выяснять подробности. Ничего себе — двумя вопросами ранее она ничего не слышала, а тут оказывается вспомнила.  Но следует неожиданный вопрос защитника к свидетелю:— Что входит Ваши обязанности? (свидетель сообщает свои обязанности)
Вопросов не имеется

Самым простым способом заставить свидетелей восстановить содержание телефонного разговора является обращение к тексту имеющихся объяснений, где эта информация содержится. Возможно обратиться к логике и честности свидетеля, сообщить потерпевшей, что складывается впечатление, что часть разговора скрывается специально, либо сообщить о нелогичности перепрыгивания с темы приглашения на учителя педофилку. Не получается хитростью, необходимо задавать прямые вопросы — «подсудимая сообщала в телефонном разговоре вот такую информацию, что можете по этому поводу сообщить суду». 

Как произошло, что важная информация не была озвучена через показания подсудимой и своих свидетелей защиты. Ошибки защиты при допросах подсудимой и свидетелей со стороны защиты.

Если кратко, то это отсутствие подготовки, вопросника или основных тем допроса. Когда свидетели появляются внезапно, основные темы для их допроса — это подтверждение возможности нахождения в месте совершения преступления, возможности лично наблюдать те обстоятельства, для подтверждения которых свидетель приглашен. Свидетелям обычно сообщают только  факт, для подтверждения которого они приглашены, по этой причине  свидетели хорошо воспроизводят только данную тему.

Все свидетели защиты подтвердили сам факт разговора по телефону, что  директор школы известила  подсудимую о новой дате заседания Совета. Все как один твердили, что подсудимая разговаривала в спокойном тоне, некорректных выражений, клеветы не высказывала.

Тащусь от фразы в показаниях свидетелей защиты «подсудимая клеветы не высказывала». Клевета это юридический термин, который предполагает выяснение содержания сообщенной информации, выяснение существовали ли в реальности события о которых сообщено подсудимой, затем происходит логический анализ, результатом которого будет логический вывод является высказывание правдой, мнением или ложью.

Несколько раз публиковал статьи о том, что в ходе допросов при даче показаний следует избегать юридических терминов. Об этом здесь написано больше, тут меньше.

В показаниях свидетелей защиты проблемное высказывание также «повисло», то ли подсудимая не говорила слов «К. педофилка», возможно говорила, но свидетели не считали высказывание клеветой или некорректным выражением. Шел ли разговор об учителе К.  и почему — также не понятно.

Подсудимая в своих показаниях воспроизвела содержание телефонного разговора так же, как частный обвинитель,  свидетели обвинения и свидетели защиты, только без слова «педофилка» и без той части, где она жаловалась директору школы на учителя К. Конфликт с учителем К. в показаниях подсудимой звучал как отдельный самостоятельный факт, не связанный с телефонным разговором. В показаниях подсудимой не было объяснений причин, почему прозвучала фраза о педофилке. 

Почему так произошло? Правильно — потому, что подсудимая не высказывала такого слова.

Не буду отвлекаться на объяснение, как готовить к допросу в суде подсудимую и свидетелей защиты. Делать это необходимо.

Формируем новую позицию защиты 

При подготовке к суду и написании процессуальных документов рекомендую собственную позицию и обстоятельства дела формулировать кратко. Об этом способе подачи информации написал в этой статье. Таким образом вы коротко сообщаете те факты, которые считаете ключевыми, на которые делаете ставку. Судья сам задаст уточняющие вопросы,  вникнет в детали, найдет нужные аргументы в материалах дела. Вы заметите, что  Ваши формулировки начнут повторять процессуальные оппоненты и суд, значит в общении со своими коллегами-судьями-советчиками правильно перескажут Вашу позицию, а не сформулируют ее иначе. Каждый раз подробно рассказывать обстоятельства дела очень утомительно, некоторые слушатели и рассказчики и не могут выделить главного, делают ставку на второстепенные детали, на обстоятельства, которые не важны. 

В данном деле частный обвинитель заняла понятную и простую позицию — подсудимая находится в конфликте с потерпевшей, с целью унизить ее честь и достоинство сообщила директору школы ложную информацию, что учитель К является педофилом, что является ложью, поскольку учитель не страдает педофилией. 

Позиция подсудимой заключается в простом отрицании факта высказывания слово «педофилка».

Слабость избранной позиции защиты проверить легко, достаточно проверить эту позицию на сложность опровергаемости. Второй критерий — проанализировать какие ограничения накладывает избранная позиция защиты на возможность защитника сообщать суду те или иные сведения.

Например по делу об убийстве отрицание факта нахождения в месте убийства накладывает ограничения на возможность доказать оборону, аффект, неосторожное причинение смерти. Позиция «меня там не было» на месте убийства предусматривают отсутствие у обвиняемого сведений о поведении потерпевшего и мотивации лица, причинившего смертельную травму. 

В данном деле существует достаточно доказательств, подтверждающих факт телефонного разговора и высказывания подсудимой фразы об учителе К. педофилке. Доказанное высказывание «повисает» вне контекста телефонного разговора и каких либо событий. Подсудимая не может сообщить суду причины, в связи с которыми назвала учителя К. педофилкой. 

Читатели, которые знакомы с квалификацией клеветы знают, что ложной является информация о несуществующих событиях и фактах. Таким образом прогнозирую, что факт высказывания слова «педофилка» суд установит, однако не свяжет его с какими либо реальными событиями, что будет выглядеть похожим на клевету.

Главное обстоятельство, из-за которого вступил в дело. Считаю, что высказывание в адрес конкретного человека, что он педофил, принципиально не является клеветой. Это оскорбление, которое всегда является мнением. Такие цензурные оскорбления как вор, преступник, проститутка, коррупционер, взяточник, лентяй, извращенец, убийца, нацист, тупой -  являются мнением автора высказывания об адресате такого оскорбления.

Целью высказывания является намерение оскорбить, что делает такое высказывание похожим на клевету. Правда или ложь, это информация о событии или каких либо обстоятельствах. Подобные высказывания не содержат в себе указания на факт или событие, поскольку их логическая проверка на истинность невозможна. Следовательно назвать так человека, не означает сообщить о нем ложную информацию. 

Например, когда бабушки в разговоре между собой называют соседку Варьку проституткой, бабушки нацелены ее оскорбить и унизить. На вопрос почему проститутка, выясниться, что Варька сменила ухажера, что воспринимается бабушками аморальным поступком, похожим на проституцию. Неожиданно, но Варька может одеваться (накладывать макияж, жестикулировать) так, как по мнению бабушек это делают проститутки. Сама Варька может считать, что бабушка утверждает о факте трудоустройства Варьки в публичный дом, где Варька продает свое тело за деньги. Высказывание «проститутка» невозможно  проверить на истинность, поскольку отсутствуют аргументы и доказательства, в результате которых можно прийти к выводу, что «Варька не проститутка». В сознании и аргументации бабушки Варька всегда будет проституткой, в сознании Варьки — нет.

В обвинительном приговоре мировой судья именно так расшифровал высказывание «потерпевшая К., работающая в школе учителем, является педофилка», означает, что подсудимая утверждала, что К. страдает сексуальным отклонением, характеризующимся половым влечением к несовершеннолетним. 

Оценка высказывания относится к предмету лингвистической экспертизы, соответствующая экспертиза в деле не проводилась. Еще раз указываю на этот факт, как на ошибку защиты и собственный просчет. После вступления в дело долго думал, просить или нет об экспертизе, инициировать собственное лингвистическое исследование. Просматривал исследования и заключения участника «Праворуба» эксперта в области лингвистики Акининой А.В., сожалею, что не обратился за консультацией.  

В настоящее время имею на руках приговор и апелляционное постановление. Понимаю, что отсутствие заключения лингвистической экспертизы порождает недостаток аргументации защитника. Позиция защитника не имеет доказательственного подкрепления, выглядит неубедительно. Приговор выглядит также, на что буду указывать в кассационной жалобе. 

В деле осталось незамеченным, что подсудимая разговаривала по телефону с врио директора школы Б, подсудимая перед разговором несколько раз спросила должностное положение Б., сообщила, что будет разговаривать только с директором школы. Зачем такая официальность и как это влияет на клевету. Подсудимая в ходе телефонного разговора жаловалась на учителя К., предполагала, что последует официальное разбирательство поступка учителя по отношению к ученику. В пункте 7 ППВС РФ №3 от 24.02.2005 г. указано, что «не является распространением порочащих сведений сообщение таких сведений лицу, которого они касаются, если лицом, сообщившим данные сведения, были приняты достаточные меры конфиденциальности, с тем, чтобы они не стали известными третьим лицам».

Начинаю формировать новую позицию защиты, содержащую в себе несколько ситуаций, которые заведомо не являются клеветой. Суд  может с легкостью подставить слово «педофилка» в конец этих рассуждений. 

Позиция защиты кратко. Не является клеветой высказывание фразы — «учитель (фамилия) педофилка», поскольку слово педофилка не имеет легального определения, не может быть проверено на истинность или ложность, не указывает на конкретное событие или факт, относится к словам инвективной, оскорбительной лексики, по содержанию является оценочным суждением. Подсудимая по телефону обратилась к директору школы — к должностному лицу, полномочному в соответствии с Законом об образовании принимать и разбирать жалобы о нарушении прав учащихся, сообщила  правдивую информацию о конфликте и поступке учителя (потерпевшей), высказала собственные оценочные суждения по поводу личности и реальных поступков потерпевшей. Не называла потерпевшую педофилкой.

Обратите внимание, краткое изложение позиции защиты заменят 3 000 слов. 

Как реализовывалась новая позиция защиты.

Ходатайствовал о возврате на стадию судебного разбирательства, задал уточняющие вопросы потерпевшей К., задал вопросы подсудимой. Суд перешел к прениям, где я высказал новую позицию защиты и попросил перерыв для подготовки к последнему слову. Цель — дать судье время на «переваривание» полученной информации. Речь в прениях, последнее слово подсудимой и предложения относительно формулировок приговора подготовил в письменном виде, передал их суду.

Мои вопросы потерпевшей К. касались уточнения обвинения - лингвистических различий проблемного высказывания в тексте заявления частного обвинителя, в показаниях потерпевшей К. и в показаниях свидетелей. Потерпевшая К. сообщила, что что подсудимая не высказывала фразу «обладает расстройством поведения, характеризующимся половым влечением к детям». Таким способом потерпевшая К. изложила для суда собственный лингвистический анализ слова «педофилка», подсказала судье, какую информацию о ней распространила подсудимая. Утверждала, что подсудимая выражалась словом «педофилка». На вопрос, почему в заявлении «педофил», потерпевшая К. ответила это одно и тоже, только в женском роде. Удивительно, но лингвистическая расшифровка слов, склонений и значения всей фразы перенесена судом в текст приговора из уст потерпевшей.

Задал потерпевшей К. вопрос о значении слова педофил (педофилка), видит ли она различия, на основании каких источников  получила расшифровку значения данного слова. Ответила — все знают. Настаивал, что я не знаю, суд скорее всего тоже не знает. Пошутил, что в словарях такого слова нет, есть дословный перевод с латыни — человек любящий детей.

Главный вопрос — какие доказательства подтверждают, что потерпевшая не педофилка. Как Вы подтверждаете ложность сообщенной информации. Есть ли справки, заключения медиков, как проверить? 

Вопросы были заданы не столько для потерпевшей, сколько для суда, что бы судья задумался о реальном значении высказывания, не содержащего в себе проверяемой информации о событии или факте. В ответе прозвучало, что потерпевшая хороший педагог, никто не жаловался, только благодарили. Суд в приговоре подтвердил, что если никто не жаловался — то не педофил.

Задал ряд вопросов о том, являются ли правдой события с учеником, что там произошло, имел ли место конфликт с подсудимой в школе, какие действия в процессе этого конфликта подсудимая оценивала как сексуальное домогательство учителя по отношению к своему сыну.

При написании статьи проверил протокол и обнаружил, что не задал потерпевшей вопрос о том, не вспомнила ли она содержание телефонного разговора. Не хотел повторять отрицательный ответ. Был уверен, что смогу восстановить информацию за счет показаний подсудимой и письменных материалов дела.

Вопросы к подсудимой касались восполнения содержания телефонного разговора с директором школы и способом обратить внимание суда, что подсудимая придавала этому разговору характер официальной жалобы на конкретный поступок учителя К., что все сведения, которые она сообщила директору школы были правдой. Главное — что она высказывала свое мнение об учителе К. 

В допросе подсудимой так же затронул тему значения слова «педофилка». Подсудимая ответила, что такого слова нет в словарях, что она искала и нигде не нашла. Есть слово педофилия — это сексуальное влечение к детям, а слова педофил выдуманное, это такое оскорбление человека, которого влечет к детям.

Последнее слово подсудимой составил так, чтобы подсудимая еще раз простыми словами повторила мою позицию, которую ранее излагал в прениях. Высчитал и отрепетировал с подсудимой последнее слово так, чтобы на 4-ой минуте «ввинтить» фразу, что выступление с последним словом длится 4 минуты, столько же, сколько телефонный разговор. Очевидно, что потерпевшая и свидетели защиты делают вид, что забыли большую часть телефонного разговора, которая касалась моих официальных жалоб на потерпевшую… и т.д.

Мои ошибки в реализации новой позиции защиты основаны на моей уверенности, что суд самостоятельно увидит недостатки обвинения, согласится с тем, что высказывание «педофилка» являлось мнением подсудимой относительно конкретного поступка учителя. Сейчас вижу, что было необходимым ходатайствовать о дополнительном допросе свидетелей обвинения, поскольку суд отказался принять в качестве доказательства их письменные объяснения. По делам частного обвинения у меня это первый случай такой позиции суда. Главная ошибка — отсутствие лингвистической экспертизы в отношении прозвучавшего высказывания. Смысл высказывания толковал самостоятельно, нарвался на ответную реакцию того, что суд истолковал фразу так, как ее содержание оценивал мировой судья.

Недостатки приговора. 

То, что я называю недостаткам для приговора являются закономерностью, поскольку клевета признана доказанной, а приговор носит обвинительный характер. 

Если коротко — все, что мною планировалось, судом оставлено без внимания до степени того, что все описанное в статье не было внесено в текст приговора, за исключением нескольких моих фраз. 

Суд очень интересно оценил высказывание «учитель К.… является педофилом», соответственно сам для себя проверил  эту информацию, пришел к выводу что не является, поскольку в его реальности не было фактов и событий, дающих подсудимой основания так утверждать. 

Написание статьи, обезличивание приговора и процессуальных документов предоставили мне возможность по новому оценить приговор, материалы дела, увидел обстоятельства, которых ранее не замечал.

Заранее благодарю за комментарии и мысли в них. 

Статью писал с 09.04 по 24.07.2024 года — свыше 90 дней.

На титульном изображении фраза из романа Ж. Верна „Вокруг света за 80 дней“.