В моей публикации «О малозначительности тяжких преступлений» изложено общее понятие, правовое значение и способы доказывания малозначительности преступлений (ст. 14 УК РФ).
Вопрос о малозначительности возникает в тех делах, где деяние внешне выглядит как преступление, содержит все его признаки, кроме одного — деяние не представляет реальной общественной опасности. Нет общественной опасности — нет преступления. Конкретные признаки, отличающие преступление от малозначительного деяния, необходимо уметь находить и доказывать.
В данной публикации я расскажу, как усмотрел признаки малозначительности в деле о заведомом поставлении другого лица в опасность заражения ВИЧ-инфекцией (ч.1 ст. 122 УК РФ). Правоохранители заинтересовались «дискордантной парой» — речь идет о половых партнерах, когда в паре один из партнеров ВИЧ-инфицирован.
Сотрудники полиции в обвинительном акте указали, что половая жизнь данной семьи должна происходить так, как это выглядит на титульном изображении к публикации. (На титульном изображении — сцена из кинофильма «Голый пистолет»). По результатам судебного разбирательства уголовное дело возвращено прокурору, В качестве недостатков обвинения судом перечислены часть моих доводов об отсутствии состава преступления, часть о малозначительности.
Часть доводов — придумка самого судьи. Считаю, что оправдательный приговор у меня «отобрали». По данной категории дел практически отсутствует опубликованная практика. Реальное заражение ВИЧ-инфекцией и угроза такого заражения является спутником изнасилований и других половых преступлений. В правовой системе «Консультант» опубликовано несколько дел, где данный состав также вменялся по совокупности.
В одном из примеров ВИЧ-инфицированный человек сопротивлялся задержанию сотрудниками полиции, угрожал заражением ВИЧ, кусал полицейских. Малозначительностью тут и не пахнет. Напоминаю, что в преступлениях с формальной конструкцией состава всегда необходимо проверять деяние на признаки малозначительности.
Часть 1 ст. 122 УК РФ это «состав опасности» — то есть формальная конструкция состава преступления, когда преступлением признается оконченным в момент совершения деяния, угрожавшего потерпевшему заражением, но не повлекшего заражения ВИЧ-инфекцией. Известные примеры это незащищенный половой контакт или совместное употребление наркотиков путем совместных инъекций одним шприцем.
Обстоятельства дела. Мужчина и женщина познакомились в социальных сетях, однократно встретились, вновь общались на расстоянии, решили сожительствовать, впоследствии зарегистрировали брак. Через полгода семья распалась. Муж обратился в полицию с заявлением о том, что жена не сообщила о наличии у нее ВИЧ-инфекции, у них была половая связь, он был поставлен в опасность заражения ВИЧ инфекцией.
При допросе потерпевший сообщил, что находил у супруги препараты для лечения ВИЧ, та врала о принадлежности лекарств другому лицу, а в ходе одного из конфликтов сообщила, что сознательно пыталась заразить потерпевшего из общей ненависти к мужикам и лицам, заразившим ее. Подозреваемая действительно имела статус ВИЧ-инфицированной, утверждала, что предупредила будущего супруга о своем заболевании задолго до вступления в брак и начала половых отношений.
Она состоит на учете врача — инфекциониста, принимает антиретровирусную терапию, скрыть лечение невозможно из-за большого объема препаратов. В Примечании к ст. 122 УК РФ указано, что если потерпевший был своевременно предупрежден о наличии болезни и добровольно согласился совершать действия, создавшие опасность заражения — виновный освобождается от уголовной ответственности.
Такое основание является не реабилитирующим, поскольку уголовное дело прекращается по ст. 75 УПК РФ и ст. 28 УПК РФ. Если формально подойти к делу, все понятно. ВИЧ-инфицированный знает о неизлечимости и заразности инфекции. Медицинские работники отбирают у него подписку о недопустимости распространения ВИЧ-инфекции. Ежу понятно, что незащищенная половая связь ведет к угрозе инфицирования.
Если факты незащищенной половой связи имели место, следовательно в этом и есть угроза поставления в опасность заражения ВИЧ-инфекцией. В данном деле поставил для себя реальную цель — доказать информацию о своевременном предупреждении потерпевшего о существования опасности ВИЧ-заражения и получить прекращение уголовного дела.
Доверительница сохранила переписку с потерпевшим в социальных сетях, которая носила откровенный характер, содержала факты обсуждения ВИЧ-инфицированности супруги, факты обращений потерпевшего в СПИД-центр, а также информацию о половой жизни супругов.
В этой переписке содержались убойная информация о том, что на протяжении всего периода общения потерпевший был осведомлен о ВИЧ-статусе супруги, систематически ее пугал распространением данной информации, в ходе ссор обзывал с приставкой ВИЧ, а также упрекал супругу за то, что та не ценит человека, который вступает с ней в половую связь и не боится заражения.
Одновременно была поставлена «фантастическая» цель - доказать отсутствие состава преступления по причине его малозначительности. Признаки малозначительности я усмотрел в следующих обстоятельствах дела:
- — в отсутствии правовой регламентации обязанностей ВИЧ-инфицированного действовать определенным образом;
- — доверительница состояла на учете врача-инфекциониста, принимала антиретровирусную терапию, имела неопределяемый уровень вирусной активности;
- — недостатки формулировок текста предъявленного обвинения об умышленной вине и обстоятельствах преступления;
- — заблаговременное предупреждение потерпевшего о наличии ВИЧ-инфекции, до начала половой жизни и регистрации брака.
Начну с конца.
Заблаговременное предупреждение потерпевшего о наличии ВИЧ-инфекции до начала половой жизни.
Данное обстоятельство подверглось тотальному доказыванию. Если я правильно понял замысел потерпевшего, он рассчитывал, что невозможно доказать, то что происходило один на один между супругами перед постелью. Считал, что невозможно установить «предупреждала — или не предупреждала».
На допросе в суде максимально детализировал эпизод первой половой связи, что было до, что после, что и как было в момент. Цель был простой — продемонстрировать судье-женщине невозможность половой связи в этот день и при таких обстоятельствах. Потерпевший очень смешно давал показания о эпизоде первой половой близости. Мне кажется, что этот рассказ невозможно принять всерьез, даже если его рассказать в компании пьяных мужиков.
Потерпевший, для усиления эффекта того, что он потерпевший, сообщил, что перед половым актом спросил у будущей супруги: «как у тебя со здоровьем», та ответила - «все хорошо», после чего таинство состоялось. Но мы находились в суде, где нет оснований не доверять показаниям потерпевшего.
Прокурор-женщина активно подыгрывала потерпевшему, заявляла возражения на вопросы о половой жизни и обстоятельствах первой половой связи, затем просто стала подсказывать потерпевшему удачные, по ее мнению, ответы на все вопросы, на большинство вопрос уговорила его ответить — «не помню». Мне не пришлось доказывать содержание слов, которые были произнесены перед первым половым актом, поскольку удалось доказать, что не было самого полового акта.
В тот день квартира, где со слов потерпевшего состоялась половая связь, которую он назвал «пустой», таковой не была. В квартире находились посторонние люди, которые подтвердили, что подсудимая вернулась домой одна. В суд были приглашены родственники моей доверительницы, которые подтвердили, что потерпевший знал о заболевании своей супруги и постоянно хвастался перед ее родственниками собственным мужеством.
Но мы находились в суде, где у родственников всегда есть интерес ввести суд в заблуждение для пользы подсудимого. Перед допросом потерпевшего я ознакомился с перепиской супругов в социальных сетях, мне было известно что и когда он говорил, что он делал, а главное я мог это доказать.
При допросе в суде, мною были получены отрицательные ответы потерпевшего на все те вопросы, где потерпевшему следовало бы сообщить суду правду, признаться в том, что он задолго до «первой брачной ночи» знал о наличии ВИЧ статуса потерпевшей. После предоставления этой переписки в виде стенограммы, фотографий ленты и аудиозаписи голосовых сообщений, всем стало понятно, что потерпевший лжет во всем, кроме факта регистрации брака.
В судебных прениях государственный обвинитель отказался от осуждения, просил прекратить уголовное дело в соответствии с Примечанием к ст. 122 УК РФ. Цель-минимум была решена. В судебных прениях мотивировки малозначительности я начал со следующего довода:
Законодатель предусмотрел, что только один факт своевременного предупреждения потерпевшего о наличии болезни и добровольное согласие потерпевшего на совершение действий, создающих опасность заражения, влечет освобождение виновного от уголовной ответственности. Это означает, что общественная опасность такого преступления снижается до минимума, когда не требуется уголовного наказания и самого факта уголовного преследования.
В данном деле существует еще несколько обстоятельств, которые Вы пока не замечаете, которые свидетельствуют об отсутствии для потерпевшего реальной угрозы заражения ВИЧ- инфекцией.
Подсудимая состояла на учете врача-инфекциониста, принимала антиретровирусную терапию, имела неопределяемый уровень вирусной активности.
В уголовном деле содержалась медицинская справка, что моя доверительница состоит на учете, ВН-не обнаружен, СД4-1654, АРВТ — принимает регулярно. Медицинские матершинные слова. Врач-инфекционист в допросе указала, что каждые три месяца подозреваемая сдает анализы, вовремя проходит курс лечения. ВИЧ передается половым путем, если принимать препараты — риск минимален.
Сокращения в справке меня заинтересовали, я «полез» в Интернет, с интересом обнаружил, что это не просто ВН и СД, речь идет о реальной проверке количества вируса ВИЧ в крови пациента. Приведенные в справке показатели, наглядно подтверждали, что количество вирусных частиц в плазме крови пациента содержались в такой маленькой концентрации, что наличие самого вируса тестом не определяется.
При неопределяемой вирусной нагрузке официальная медицина заявляет о минимальном риске заражения, в том числе при незащищенном половом контакте. Обратите внимание на противоположность обвинительного утверждения «имелась реальная угроза заражения» и защитительного довода «риск заражения минимален».
В процессе судебного допроса прошу врача дать разъяснения содержанию справок, затем терминов, затем понятий. Делаю это с максимальным безразличием к вопросу, так формально. По факту врач сообщает «убойную» информацию, из которой следует, что современное лечение практически полностью подавляет активность ВИЧ-инфекции, больной перестает быть источником заражения.
Выясняется, что в инкриминируемый период моя доверительница систематически сдавала анализы и врач уверена, что она не могла быть источником заражения. Такой риск по мнению врача исключался. Подкрепился справкой медицинского учреждения. В деле имелись данные о проверке потерпевшего на ВИЧ, он таким заболеванием не страдал.
В уголовном деле был проверен еще один половой партнер подсудимой, он также не были заражен ВИЧ, в допросе сообщил о длительном периоде совместного проживания и многочисленных незащищенных половых контактах. Теперь собираем перечисленные данные вместе.
Подсудимая ВИЧ-инфицирована, систематически принимает антиретровирусную терапию, имеет подтвержденный неопределяемый уровень вирусной нагрузки, что сводит к минимуму, фактически исключает, возможный риск заражения при незащищенном половом акте, что подтверждено отсутствием такого заражения у потерпевшего и другого полового партнера.
Таким образом, рассыпалась формула общественной опасности деяния, которая в тексте обвинения строилась по схеме «ВИЧ — это опасное инфекционное заболевание», следовательно «незащищенные половые контакты = реальная угроза заражения для потерпевшего».
Преступление существует там, где имеется реальная опасность наступления общественно опасных последствий. Если опасность в конкретной ситуации является минимальной, да еще потерпевший подвергает себя такой опасности по собственной воле — речь идет о малозначительности деяния.
Отсутствии правовой регламентации обязанностей ВИЧ-инфицированного действовать определенным образом.
Федеральный закон от 30.03.1995 N 38-ФЗ «О предупреждении распространения в РФ заболевания, вызываемого вирусом иммунодефицита человека (ВИЧ-инфекции)», не устанавливает каких либо обязанностей для инфицированного. В медицинской карте подсудимой содержалась единственная запись о том, что она предупреждена о своем заболевании и несет уголовную ответственность за распространение ВИЧ -инфекции.
Из беседы с доверительницей узнал, что врачи не проводили с ней бесед или обучения, нет никаких курсов, методичек, других способов информирования о желаемых для государства способах поведения инфицированных. В обвинении содержалась фраза, что «подсудимая не соблюдала должных мер предосторожности».
При допросе она сообщила, что соблюдала, поскольку такими мерами считала выполнение рекомендации врачей о лечении и профилактике заболевания. Иные данные, которые помогли мне в защите.
При подготовке к данному делу прочитал монографию адвоката А.В. Мелешко «Перекрестный допрос в уголовных делах: участие адвоката-защитника», пользовался техникой коротких вопросов-коротких ответов, не давал потерпевшему давать показания в свободном рассказе, задавал вопросы на которые сам уже знал ответы (для демонстрации лжи и подрыва доверия к другим ответам, позиции потерпевшего в целом)
В ходе работы по делу еще раз проверил собственную методику не заявлять дурацких ходатайств о недопустимости доказательств, которые существенно не влияют на дело, а также воздерживаться от дачи подсудимым показаний, которые с легкостью могут быть опровергнуты стороной обвинения.
В деле медицинская карта подсудимой была изъята участковым уполномоченным полиции с использованием протокола осмотра места происшествия, то есть без соблюдения процедуры предоставления сведений, составляющих медицинскую тайну. Недопустимость такого изъятия легко восполняется повторным запросом медицинской карты.
Записал на диктофон порядок проведения очной ставки с потерпевшим на стадии дознания. Дознаватель скопировал текст протокола допроса потерпевшего в протокол очной ставки, однако на мои вопросы потерпевший не смог воспроизвести собственные показания. Внес соответствующие замечания в текст протокола. Делаю так регулярно, ни разу это не давало плодов. В данном деле также не нашел, где это применить.
Государственный обвинитель помогал потерпевшему, в суде были оглашены его показания, зафиксированные на стадии дознания. Из потерпевшего выдавили — «да, так и было» в нужных местах. Ранее сообщил, что преодолел показания потерпевшего просто доказав, что большая их часть являются ложью.
Отказался от нереальных версий - версии, что в браке совсем не было половых отношений, или все половые контакты носили защищенный характер. Причина была одна — я намеревался использовать переписку в социальных сетях между супругами, которая содержала сведения о фактах обращения потерпевшего в СПИД-центр, а также информацию о половой жизни супругов.
Текст судебного постановления обезличен. Уверяю Вас, что постановление было сложным для понимания еще до момента его обезличивания. Искажены показания участников, мотивировки и позиция защитника. После написания публикации и повторного прочтения постановления мне кажется, что защитник и судья присутствовали на разных судебных процессах.
Читаю такие постановления — все время себя успокаиваю, что это я виноват, что так сложно повествую.