Где эта бл...дь?

Работа судебно-медицинского эксперта при авиатранспортном происшествии.

Утро

Явно не задалось. Кинжальная боль пронзила поясницу, пригвоздив меня к тропинке, натоптанной мимо морга в больницу. Малейшая попытка пошевелиться – и остриё кинжала безжалостно вонзается в моё живое тело. Терпеливо жду, когда эта пытка прекратится. Смиренно объясняю недоумевающим и спешащим на работу врачам причину своей страдальческой позы. Испытывая смущение от своей беспомощности (первый раз прихватило!), самонадеянно отказываюсь от предлагаемой помощи. В занавешенное окно морга выглянула полнолицая лаборантка Тамара, улыбчиво поздоровалась.
Осторожно, чтобы не встряхнуть боль, ответил «приветливой» гримасой. Через некоторое время Тамара, не дождавшись меня, выглянула снова и, увидев прежний пейзаж, кликнула к окну женский коллектив, простодушно развеселившийся истуканству начальника…

Скорбные для меня минуты прервал подкативший прокурорский «козлик» [ГАЗ-69 – покоритель отечественного бездорожья (производился в 1953-1972 годах Горьковским и Ульяновским автомобильными заводами), предшественник УАЗа]: «В аэропорту — авария!». Доползти до морга казалось невозможным, свалиться на заднее сиденье «газушки» — явным облегчением, что я и сделал. Машина подалась с больничного двора. Пусть мои девушки думают, что я ждал на улице транспорт.
Фёдор при нищенской зарплате водителя прокуратуры подрабатывал с негласного [Сотрудникам прокуратуры, даже вспомогательному персоналу, работа по совместительству запрещена до сих пор] разрешения шефа в аэропорту и неслучайно оказался первосвидетелем необычного происшествия. Он взахлёб рассказывал об этом с мельчайшими подробностями.

…Вертолёт, разогнав во все стороны ураганный ветер и в спины отвернувшихся людей песок, оторвался от бетонных плит и стал плавно уходить в сторону от солнца и других вертолётных стоянок. Но взмыть высоко не успел. Какой-то неуловимый вираж взорвал хрупкое равновесие взлёта, громоздкая машина перевернулась и грохнулась о землю колёсами вверх. Вертолёт сразу же охватило пламя — в штатное оснащение салона входила огромная бочка с горючим. Экипаж через разбитое лобовое стекло (фонарь) эвакуировался на землю. За ними выбралась пассажирка с ребёнком, оказавшаяся рядом с кабиной пилотов. Они успели сделать это до взрыва, легко (как фольгу!) разворотившего пузо «вертушки». Живые отправлены в больницу. Остальные сгорели живьём.

Задаю шофёру уточняющие вопросы, пытаясь представить и учесть всё, что предстоит выполнить судебно-медицинскому эксперту при осмотре столь редкого места происшествия и последующей работе. Цепкая наблюдательность деревенского парня позволяет Фёдору удовлетворить моё профессиональное любопытство с избытком. Он даже знал, что женщина летела в отпуск со своим сыном, а спаслась с чужой дочкой. Молча волнуюсь. Кинжал внутри как бы съёжился, видимо, в ожидании реванша. Кузьмич же с пятнадцатилетним стажем и откинувшимся вперёд животом восседал на переднем сиденье брезентового джипа невозмутимо, как будто в зоне его прокурорского надзора вертолёты падали каждый день.

Аэропорт

Представлял собой жёлтое песчаное поле, усеянное бетонными квадратами для стоянки вертолётов — незаменимых тружеников нефтяного Приобья, укрывшего свои кладовые непроходимыми болотами и тайгой. Лёгкие самолёты при отсутствии взлётно-посадочной полосы садились на песок или укатанный зимник лишь по чрезвычайной необходимости (санавиация, высокое начальство и пр.). Поэтому правильнее было бы называть поляну вертодромом. Все полёты были немедленно прекращены, и «вертушки» с обвисшими лопастями понуро окружали своего сгоревшего собрата, беспомощно лежащего на спине в огромной луже, излившейся из пожарных шлангов. Шапки белой пены, лишившей всёпожирающий огонь живительного кислорода, укрывали чёрный скелет умершей машины. Куски искорёженного металла, как отброшенные взрывом, так отбуксированные пожарными машинами в попытках уменьшить огнедышащий вулкан, образовали широкое наружное кольцо. На берегу искусственного озера лежал на спине мужчина с шевелюрой, слегка прихваченной копотью. Непринужденность позы и сохранившееся лицо создавали впечатление, что он спит. Но через сплющённую голову проходил след протектора грузовой автомашины, чётко отпечатавшийся на песке.

Огнеборцы пожарной машины, оставленной дежурить у вертолёта, пояснили, что этот человек с портфелем под мышкой стоял в дверном проёме объятой пламенем и перевернувшейся вертушки, то есть на бывшем потолке («Как ухитрился?») и делал плавные движения, то ли звал на помощь, то ли огонь корёжил его. Пожарники не смогли сразу подступиться к нему: ветер гнал пламя прямо на них. Мощные брандспойты сбили огонь вместе с пассажиром. Пожарники оттащили его в сторону и в суматохе тут же переехали машиной. Типичная ситуация: что не сгорит, то уничтожат пожарники.

Осмотр места происшествия

Сориентировавшись, начинаю действовать: прошу соорудить для меня в озере и поближе к вертолёту что-то вроде помоста, дать список пассажиров, простыни, выделить рабочих в сапогах и брезентовых верхонках, грузовик для трупов и автобус для грузчиков. Аэропортовские исполняют всё так быстро, будто всю жизнь готовились к винтокрылой аварии. Но в первую очередь дают толстенную служебную инструкцию о расследовании авиакатастроф и сообщают, что из Москвы уже вылетел представитель Министерства гражданской авиации, который возглавит ведомственное расследование. С интересом полистал подробнейший фолиант, но судебному медику он ничем не помогал. Авиадиспетчер пояснил, что грузовой вертолёт должен был притащить из Тюмени на подвеске оборудование для буровиков. Не был приспособлен для перевозки пассажиров и, они располагались на металлических откидных скамьях вдоль бортов.

В годы нефтяной лихорадки массовое нарушение различных инструкций было для рядовых исполнителей неизбежным и привычным. Отсутствие регулярного авиасообщения вынуждало северян пользоваться такими оказиями. Попасть на такой рейс, особенно в летнее отпускное время, простому смертному было непросто. Денег за пролёт не брали, что обеспечивало пассажирам полную бесправность. Команда какого-нибудь партийного, городского или нефтяного начальника могла вернуть взлетевший вертолёт в исходную точку для замены пассажиров на нужного человека или груз.

Список пассажиров, написанный карандашом, содержал 16 (без инициалов) фамилий, некоторые повторялись (семьи). Спасшаяся женщина со сгоревшим в салоне сыном в списке отсутствовали. Хотя вес пассажиров и багажа оценивались на глазок, но диспетчер таким образом страховал себя от документальной фиксации превышения предельно допустимой загрузки. Итак, исходная арифметика: 21 = 18 погибших (15 в салоне и 1 вне) + 5 спасшихся (экипаж и женщина с чужой дочкой).

Решил начать с самого сложного – с салона вертолёта. Прибрежный труп накрыли простыней и отгородили от повторного наезда пожарной машиной. Попросил пожарника взобраться по вертикальной красной лестнице, выдвинутой на уровень чуть ли не пятиэтажного дома, и запечатлеть прокурорским фотоаппаратом панораму события. Сам влез на быстро, но добротно сколоченные подмостки, с высоты которых хорошо видно обнажённое взрывом чёрное чрево машины, где хаотически перемешались обугленные пассажиры и багаж. Обгорание было столь выраженным (у некоторых вплоть до отгорания конечностей), что об установлении причины смерти и обычном визуальном опознании можно было сразу забыть.

Причина смерти не играла какой-либо роли в данном деле. С медицинских же позиций было ясно, что находившиеся в салоне последовательно подверглись действию следующих факторов — переворачивание вертолёта и падение на землю, горение и взрыв. Каждый из пассажиров испытал свой спектр воздействий. Причина смерти могла быть различной: механическая травма людей, не фиксированных ремнями безопасности, «летавших» по всему салону и ударявшихся о его внутренние детали; удушье от недостатка кислорода во временно образовавшихся ограниченных пространствах; отравление угарным газом (окисью углерода); ожоговый шок; взрывная травма. Но посмертное обгорание уничтожило все дифференциально-диагностические признаки. Беспощадный огонь всегда обрекает судебного медика на беспомощность. Следовательно, причина смерти у обгоревших не будет установлена.

Поэтому основной акцент делаю на предстоящей идентификации личности. Диктую следователю свою часть протокола осмотра места происшествия, стараясь по максимуму отразить индивидуальные признаки, в том числе и такие, как металлические украшения и части одежды, вплавившиеся в труп. Рабочие переносят негнущиеся скелеты на сушу и укладывают на пронумерованные простыни. Наиболее хрупкие останки приходится «пеленать» прямо на месте обнаружения. Грузная авиакомендантша, «надёжная как весь Гражданский флот» [В. Высоцкий. Песня «Москва – Одесса», более известная по словам припева как «Но мне туда не надо»], на коленках и суровой ниткой прихватывает края 15 белых саванов. Наиболее сохранившийся багаж сложили в отдельные простыни, концы которых завязали узлом. Всё это погрузили в грузовик.

…В морге трупные пакеты разложили на полу в порядке возрастания присвоенного номера так, чтобы иметь доступ к каждому из них. Многочисленные багажные узлы (северяне летели в отпуск не налегке), перепачканные копотью, свалили в две комнаты до самого потолка. После чего я вернулся в аэропорт к самому сохранившемуся и загадочному трупу

№ 16

В конце первого дня выяснилось, что пассажир, «спасённый» пожарниками, боролся не только за свою жизнь, но и за сохранность секретных документов в портфеле, который плотно прижимал к себе. Он был фельдъегерем спецсвязи [Фельдъегери работали в специальном военизированном подразделении при Министерстве связи СССР и обеспечивали курьерскую доставку секретной почты] и вооружён. У портфеля обгорел только один уголок и важные документы прекрасно сохранились. Но пистолет не обнаружили ни в одежде, ни в нагрудной кобуре.

В те времена к утрате боевого оружия относились более чем сурово. Перестройка, когда стало возможным создавать бандитские арсеналы кражами на военных заводах и складах силовых структур, покупать любую технику и взрывчатку у офицеров интендантских служб или отбивать в вооружённых конфликтах, была ещё далёко.

Тщательные поиски пистолета в хаотическом нагромождении обугленных предметов и сгущавшихся сумерках не увенчались успехом. Мощные авиапрожекторы создавали в деформированном металле глубокие тени и одновременно слепили. Осмотр отложили до утра, выставив на месте происшествия милицейский пост. Сильно забегая вперёд, расскажу, что следователь на второй день описывал, уже с помощью авиационных специалистов, останки вертолёта, что было возможным только при вытаскивании их и буксировке из устроенного пожарниками водоёма. Эта кропотливая работа заняла весь световой день. Пистолета не было. Параллельно кэгэбэшники отрабатывали версию исчезновения пистолета до посадки спецсвязиста в вертолёт… Милиционеры продежурили ещё одну ночь. На третий день следователь завершил осмотр отправкой в аэропортовский склад на временное хранение частей вертолёта, необходимых для проведения авиатехнической экспертизы. Охрана была снята и начата окончательная расчистка территории. Пожарники осушили озеро, закачав водную взвесь копоти и песка в свои красные бочки на колёсах. Рабочие разобрали деревянный постамент, с которого я дирижировал своей частью осмотра. И обнаружили под ним пропажу.

…Я побаивался, что пожарники переехали фельдъегеря живым. Высокая концентрация карбоксигемоглобина в крови и отсутствие признаков прижизненности в тканях раздавленной головы, позволили снять с них подозрения.

Начальник

На следующий день утром колечки дыма от первой «беломорины» прервал междугородный звонок. Из Тюмени – начальник бюро судебно-медицинской экспертизы: «Помощь нужна?». Я опешил, как если бы он застал меня с чужой женой или на работе пьяным: «Он-то откуда знает?».

…В Советском Союзе новостные телепрограммы не предварялись блоками «Дежурная часть» или «Чрезвычайное происшествие»: самолёты и подводные лодки молча погружались в информационный вакуум, из пучин которого тайная информация прорывалась только в нужном направлении. И начальник, видимо, входил в число доверенных лиц государства.

Я ревниво относился к авиакатастрофе как к чему-то сугубо личному и сокровенному. Только что самооценил вчерашний осмотр места происшествия как профессионально добротный и выстроил ближайший план действий. «И на тебе — сейчас прилетят старшие товарищи, начнут командовать на свой лад и, естественно, что всё испортят».

Мой собственный опыт и знания в судебной медицине были почти нулевыми. Пятый курс начинался именно с неё. За окном студенческой аудитории трепетали, желтели и опадали в остывающих солнечных лучах последние листья. Резко переходить от безмятежных, якобы, каникул к напряжённому учебному марафону не хотелось. Теоретическую часть цикла мы с Колей азартничали (даже на переменки не ходили!) на задней парте в шахматы. Да простят меня и учебная дисциплина, и преподаватель, либерально относившийся к нашим шалостям, но я же не знал, что «учусь» будущей профессии у будущего начальника. Экзамен сдавал Законову Владимиру Александровичу (да будет земля ему пухом!), по доброму лицу которого невозможно было понять, впопад ли бормочу о том, что «узнал» в последнюю бессонную ночь в тоненьком учебнике.

…Заканчивая после института в областной больнице первичную специализацию по патологической анатомии, я предвидел, что в условиях маленького северного городка совместительство по «судебке» неизбежно. Поэтому напросился в областной судебно-медицинский морг «ухватить» специфику полицейской медицины. Эксперт, назначенный в наставники, великодушно «перекинул» мне три «своих» трупа вместе с лаборанткой и убыл в неизвестном направлении. Когда я закончил вскрывать первый труп, санитарка Лиза вроде бы невинно спросила: «Можно зашивать?». Получив утвердительный ответ, показала мне на сломанный и невскрытый мною шейный отдел позвоночника. После того, как я исследовал и продиктовал лаборантке позвоночник, «ткнула» меня в хрустящую при ощупывании правую лопаточную область. Сделала она это очень деликатно, не выказывая внутренней простонародной усмешки. Более того, чтобы смягчить мой позор, принялась вслух поносить моего несостоявшегося «учителя». Из её причитаний я узнал, что он, наверняка, оттягивается пивом в ближайшем киоске. Тем не менее, конфуз для меня был полнейший. Ещё один пропущенный перелом – и мой красный диплом можно выбросить в связи с полной профнесостоятельностью в ещё незашитый труп. Поэтому буквально «изрыл» весь cadaver [Труп (лат.)]. И перешёл к следующему только после милостливого благославления Лизы: «Да ладно уж, доктор, заканчивайте».

…Начальник слушал, не перебивая, мой неровный доклад о ЧП, не торопя с главным. Ответил, надеясь более на здравый смысл, чем на специальные познания в судебной медицине, неуверенно, но твёрдо: «Да справлюсь, наверное».

Освидетельствование

Освидетельствовал в хирургии трёх лётчиков и пассажирку с чужой дочкой. В плане физического здоровья отделались легко. Мужики, выпрыгнувшие первыми, – царапинами. Девочка, принятая ими из горящей кабины на руки, только опалила волосы. Женщина, подгоняемая ревущим за спиной пламенем, не дождалась смягчающей поддержки и приземлилась на сломавшуюся лодыжку. Все находились в разной степени ситуационного шока: радость собственного спасения смешивалась с горечью утраты тех, кого вертолёт, уронив с неба, вознёс на небеса. В постели девочки лежала кукла – бессменная пациентка отделения и народное лекарство для выздоравливающих детей. Сейчас кукла была Светой — так звали оставшуюся навсегда в вертолёте сестру.

Взрослые ничем не могли дополнить известную мне картину происшествия. Для экипажа авария началась с непонятного механического щелчка в редукторе вертолёта. Далее события (падение и переворачивание вертолёта, бушующее пламя и взрыв) развивались так стремительно, что командир даже не успел поведать о нештатной ситуации радиоэфиру. Мне удалось уточнить у несчастной женщины только пол и примерный возраст летевших в отпуск детей. Запомнила она и мужчину с папкой под мышкой, чёрной молнией метнувшегося сквозь стену огня из самого хвоста салона к двери.

Установление личности умерших

Сегодня весь мир знает, как это делается. Будущие вдовы, убитые смертельным известием, бродят под прицелом телекамер между рядами изуродованных трупов, разложенных под открытым небом. Эта простейшая «метода», не предусмотренная каким-либо правовым актом, обладает одним достоинством – экспрессность. В течение первого светового дня, если родственники умерших находятся недалеко от места происшествия, опознаётся большинство жертв чрезвычайного события.

Жестокость процедуры и проистекающие из этого ошибки опознания следует отнести к изъянам. Этим зрелищем оперативно-следственная группа, в состав которой входит и представитель самой гуманной профессии – врач, окончательно «добивает» кандидатов в родственники умерших. Эмоциональное воздействие столь велико, что шокированные диким зрелищем люди не узнают «своего» или наоборот признают «чужого». Ветераны любого морга помнят истории с ложным опознанием. Через несколько лет, когда я стал заведовать тюменским моргом, жизнь проиллюстрировала это ярким примером.

Родственники отказались получать труп, не признав за «своё» ни его, ни погребальную одежду. Выяснилось, что час назад «их» умершего забрали как «своего» другие люди. Судебным медикам пришлось срочно догонять траурную процессию, менять местами трупы, одежду и гробы. Сейчас мы применяем более щадящий вариант опознания: вместо экскурсии в ужасное трупохранилище регистратура морга предъявляет фотографии неизвестных трупов.

…В нашем случае обугленность трупов делала процедуру опознания бессмысленной. Поэтому интуитивно избрал более трудоёмкий, но надёжный путь. При установлении личности между трупом и эмоциями кандидата в его родственники должен быть бесстрастный и профессиональный посредник — специалист, накапливающий и сравнивающий информацию об умерших и сведения об исчезнувших людях. По каждому сравнению должен быть выдан результат:

1. среди трупов искомый имеется;

2. отсутствует;

3. не установлено, требуется уточнение информации как с «мёртвой», так с «живой» стороны.

Выбрал из аэропортовского протокола следователя необходимые сведения о погибших, которые я надиктовывал с учётом предстоящего опознания. Самих родственников долго ждать не пришлось: в маленьком северном городке печальная весть распространилась мгновенно. Полученные от родственников сведения сразу же сравниваю с «трупной базой данных». Боясь ошибиться, разворачиваю белые саваны и вновь осматриваю трупы для уточнения каких-либо неясных и несовпадающих признаков. Посредничество судебного медика между родственниками и погибшими оказалось результативным. За три дня удалось установить личность почти всех умерших.

…Через тридцать лет в Москве листаю диссертацию моего давнишнего приятеля – судебно-медицинского эксперта Министерства Обороны, прошедшего Чечню, Косово, подводную лодку «Курск» в Баренцевом море и дослужившегося до полковника медицинской службы. Диссертация посвящена научному обоснованию метода установления личности, который я нечаянно и в доступном мне варианте применил в начале своей профессиональной деятельности. На современном уровне предлагаемые идентификационные признаки достигают нескольких сотен, зрительная информация снимается цифровой видеокамерой и сразу же поступает в компьютерную базу данных, где программа сравнивает огромное количество признаков по всем заложенным в неё случаям и выдает результат.

Где эта бл…дь?

Прошло 10 дней. Из морга забрали и развезли во все концы Советского Союза на «малые» родины или, как говорили тогда, на «большую» землю опознанные трупы пассажиров вертолёта. Осталась только обугленная женщина, украшенная золотыми серёжками, цепями, браслетами, кольцами и перстнями. В силу этого опознать её было легко. Однако, на богатую родственницу никто не «претендовал». В данном случае оказалась бы беспомощной и компьютерная диагностика.

Звоню в уголовный розыск. Трубку снял начальник, который был не в курсе и считал «вертолетную» проблему закрытой. Узнав о «зависшей» в морге женщине, пришёл в ярость и, забыв положить телефонную трубку на место, устроил своим подчинённым скоропалительный разбор «полётов».
Испытанный метод руководства не замедлил принести результаты.

На следующий день в морге загудел чей-то бас. Я выскочил в коридор. В дверном проёме – колоритный мужик, похожий на лесовика или тундровика. За его спиной топтались два мелких «опера». Без предисловия и приветствий, огромный бородач зарокотал: «Где эта бл…дь?». Не дожидаясь ответа и не обращая внимания на мою оторопь, примерно в таких же выражениях он выложил всё о пригретой на его груди змее. Стало ясно, что ползти этой мерзкой гадине только в ад и пропустят её туда с таким напутствием безо всякой очереди.

Оперативники пояснили, что «вычислив» мужа этой женщины, срочно вывезли, не дожидаясь окончания двухнедельной вахты, с буровой вертолётом. Дома Алексей обнаружил полный разор. Всё, что можно было вынести из квартиры в багажных сумках, — отсутствовало. Кроме многочисленных нарядов и украшений жены, исчезли облигации, лотерейные билеты, сберкнижки, аккредитивы, в которые северный работяга вкладывал твёрдый советский рубль, не обесценивающийся, но и не отовариваемый. Вот, оказывается, кому принадлежали перехваченные чёрными резинками от бигуди стопки полуобгоревших ценных бумаг, серии и номера которых из любознательности я помогал следователю переписывать.

…Проводив Алексея на вахту, жена втихую уволилась по собственному желанию и ударилась в вертолётные бега. Но всевышний не допустил. Правда, вместе с другими. Безвинными.
Алексей, с некоторой брезгливостью и не развязывая, взял узелок, в который я ссыпал презренный металл с толстым слоем копоти и сохранившиеся денежные документы. Расписался, не читая, в бумагах моих и следователя. И покинул морг, не простившись ни с женой, ни с нами. Хоронили её бывшие сотрудницы, молчаливые пособницы беглянки.

Причина

Через год я застал следователя за изучением объёмистого заключения о причинах авиационного происшествия, рождённого в недрах Министерства гражданской авиации СССР комиссией по расследованию катастрофы. Виновата оказалась какая-то железка в редукторе вертолёта, имеющая конструктивный дефект, уже послуживший причиной аварий нескольких машин. На него как на причину катастрофы авиатехнические эксперты, не выдавая эмоций, указали и в этот раз.

…Дай бог, чтобы остальные вертолёты с этим самоубийственным изъяном благополучно отлетали свой авиаресурс и умерли естественной смертью.