Значение данного Постановления для следственной и судебной практики России вполне сопоставимо с решением, принятым 13 июня 1966 г. Верховным судом США по делу «Миранда против штата Аризона», существенно повлиявшим на уголовный процесс США.
VI Поправка к Конституции США гласит: «При всех уголовных преследованиях обвиняемый имеет право… на помощь адвоката для своей защиты». Сопоставляя текст Поправки и практики ее применения со ст. 48 Конституции РФ и ее толкованием, данным Конституционным Судом РФ, можно прийти к выводу, что Конституция России предоставляет более широкие гарантии прав личности в уголовном процессе.
Право на адвоката на досудебных стадиях уголовного процесса, предусмотренное VI Поправкой к Конституции США, как оно было истолковано решениями Верховного суда США по делам Эскобедо (1964 г.) и Миранды (1966 г.), принадлежит лишь лицу, которое арестовано или каким-либо другим образом лишено властями свободы.
«Важно отметить, что арест без последующего допроса или допрос подозреваемого, оставленного на свободе, не являются основаниями для применения правил Миранды» (Махов В., Пешков М. Правила Миранды подвергаются критике // Российская юстиция. 2000. N 1. С. 55 — 57).
Конституция РФ (ч. 1 ст. 48) предоставляет каждому, независимо от его процессуального статуса, право на получение квалифицированной юридической помощи, в том числе в рамках уголовного преследования в любых его формах.
С 27 июня 2000 г. в российском процессе (и, по моему мнению, не только в уголовном) любое лицо, в отношении которого предприняты действия, направленные на выявление уличающих его фактов и обстоятельств, вправе требовать участия в ходе следственного, судебного или иного процессуального действия своего адвоката.
При этом направленная против конкретного лица обвинительная деятельность может подтверждаться: постановлением о возбуждении в отношении него уголовного дела; удержанием его официальными властями; принудительным приводом либо доставлением в органы дознания или следствия; содержанием в изоляции; проведением обыска; предъявлением его для опознания; допросом, очной ставкой и отобранием объяснений с разъяснением права не давать показаний против себя самого и др.
Отсутствие ранее у свидетеля права на адвоката приводило к стремлению отдельных сотрудников правоохранительных органов воспользоваться юридической неосведомленностью гражданина в ущерб его законным правам и интересам. Поскольку адвокат мог помешать этому, недобросовестный следователь старался максимально оттянуть момент вступления в дело защитника.
Для достижения этой цели применялись различные методы. Одним из наиболее распространенных способов являлся допрос в качестве свидетеля лица, в отношении которого имелись достаточные доказательства для предъявления обвинения.
Еще 25 октября 1973 г. в частном определении Военной коллегии Верховного Суда СССР по делу Н. Садыкова было указано, что «допрос в качестве свидетеля подозреваемого в совершении преступления лишает его возможности осуществить свое право на защиту и потому не может быть признан соответствующим требованиям процессуального закона».
Сложность подобной ситуации для защиты заключалась в том, что, не зная доказательств, которыми располагает следствие, невозможно обоснованно утверждать о нарушении права на защиту несвоевременным предъявлением обвинения. Тем более что формулировка ст. 143 УПК — «при наличии достаточных доказательств, дающих основание ...» всецело оставляет на усмотрение следователя определение момента предъявления обвинения.
Перед допросом свидетель предупреждается об уголовной ответственности за отказ или уклонение от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний (ч. 2 ст. 158 УПК). Разъяснение следователем права не свидетельствовать против себя самого, гарантированное ст. 51 Конституции РФ, не всегда может нейтрализовать впечатление, произведенное на свидетеля вполне реальной перспективой быть привлеченным к уголовной ответственности за отказ от дачи показаний.
Важно и то, как подробно и четко будут разъяснены права и обязанности свидетелю, на чем и как именно следователь сделает акценты.
Кроме того, не каждый свидетель сможет не то что аргументировано обосновать отказ от ответа на вопрос следователя, но даже уяснить, что ответы на ряд тонко сформулированных вопросов приведут к самоизобличению. Так, по одному из уголовных дел гражданин, пытаясь отвести от себя подозрения в побоях, указал в объяснении, что он не бил потерпевшего, а лишь угрожал тому убийством. Впоследствии гражданин был осужден и за побои, и за угрозу убийством.
Не каждый вопрос следователя может вести к изобличению себя самого или близких родственников свидетеля. На вопросы, не имеющие прямого или косвенного отношения к самому свидетелю или к его близким, он отвечать обязан. Поэтому свидетелю также необходима квалифицированная юридическая помощь. Адвокат, участвующий при допросе клиента, мог бы заявить: «Я рекомендую не отвечать на данный вопрос, так как он направлен на изобличение вас (ваших близких) в неправомерном поведении».
Не случайно в правилах Миранды, где дано толкование V и VI Поправок к Конституции США, право хранить молчание и право на присутствие адвоката взаимосвязаны.
Судебной практике известны также случаи, когда следователь не записывает часть показаний свидетеля, если факты, сообщенные им, не укладываются в версию обвинения, заявляя, что это несущественно или не относится к делу. Свидетель соглашается и подписывает протокол, а в результате страдают интересы правосудия.
Другим, менее распространенным способом воспрепятствования лицу в получении квалифицированной юридической помощи адвоката, было избрание в отношении подозреваемого до предъявления обвинения всякой иной, кроме заключения под стражу, меры пресечения.
В настоящее время подобные технологии утратили смысл, поскольку каждый вправе требовать присутствия адвоката при проведении процессуального действия, во всех случаях, когда его права и свободы существенно затрагиваются или могут быть существенно затронуты данными действиями.
Значительная часть порочных доказательств обвинения и ложных признаний граждан, свобода которых была ограничена, получались в первые же часы после фактического задержания в отсутствие адвоката. Известны также многочисленные случаи, когда обвиняемые заявляют, что в ходе обыска им были подброшены запрещенные к обороту предметы (наркотики, оружие, боеприпасы и т.п.).
Полагаю, что Постановлением Конституционного Суда от 27 июня поставлена определенная преграда для неоправданного применения силы милицией, вымогательства признаний и фальсификации доказательств. Оно направлено также на защиту прав и законных интересов лиц, которым преступлением причинен моральный, физический или имущественный вред, но которые не были еще признаны потерпевшими по уголовному делу.
Небезынтересна позиция, которой придерживались стороны и приглашенные лица в Конституционном Суде. Стороны по делу — постоянный представитель Государственной Думы в Конституционном Суде РФ и представитель Совета Федерации поддержали доводы жалобы В.И. Маслова по вопросу о неконституционности ч. 1 ст. 47 УПК. По мнению же Верховного Суда РФ, Генпрокуратуры РФ и Следственного комитета при МВД РФ, ч. 1 ст. 47 УПК не противоречила ч. 1 ст. 48 Конституции РФ.
Итак, Конституционный Суд РФ вынес постановление, сформулировав правило о праве каждого на адвоката, которое, по аналогии с известным решением Верховного суда США, можно назвать «правилом Маслова».
По вопросу о конституционности положений ч. 2 ст. 51 УПК отмечу следующее.
Действия следователя, запретившего адвокату до окончания расследования знакомиться с протоколами следственных действий, произведенных с участием его подзащитного до того, как он был признан подозреваемым, и документами, которые предъявлялись либо должны предъявляться подозреваемому и обвиняемому, а также не позволившего выписывать необходимые сведения из материалов, с которыми защитник был ознакомлен, неоднократно обжаловались в прокуратуру Санкт — Петербурга и Генпрокуратуру РФ.
Работники прокуратуры нарушений закона в действиях следователя не усмотрели.
У адвоката в соответствии со ст. 139 УПК была отобрана подписка с предупреждением об ответственности за разглашение данных предварительного расследования. Поэтому понять, в чем заключался смысл запрета переписать постановление о привлечении в качестве обвиняемого, постановления о назначении экспертиз или заключения экспертов, невозможно. Суть многочисленных ответов должностных лиц можно свести к одной фразе — не положено.
Следователи и надзирающие прокуроры рассуждали по схеме: в УПК не предусмотрено — значит, нельзя. Однако при этом они не учитывали, что ни УПК, ни иные федеральные законы не содержали прямо сформулированных запретов. Перечисление в УПК определенных прав не должно толковаться как отрицание или умаление других прав.
Перечни прав обвиняемого и защитника в первой редакции ст. ст. 46 и 51 УПК носили замкнутый характер, но Законом РФ от 23 мая 1992 г. были дополнены указанием на право обвиняемого и защитника использовать любые другие средства и способы защиты, не противоречащие закону. В основе этой новеллы лежит конституционный принцип; «Каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом» (ч. 2 ст. 45 Конституции РФ). Этот принцип распространяется лишь на граждан и не может быть распространен на должностных лиц.
Защита Маслова обратилась в районный суд г. Санкт — Петербурга с жалобой на незаконные действия следователей и прокуроров. Судом первой инстанции она рассматривалась четырежды. Дважды в удовлетворении жалобы было отказано полностью. Оба раза судебная коллегия по уголовным делам городского суда в кассационном порядке отменяла постановления судей и направляла на новое судебное рассмотрение.
При третьем рассмотрении дела жалоба была удовлетворена частично. На постановление принесен частный протест прокурора и частная жалоба адвоката. Городской суд протест прокурора отклонил, жалобу адвоката удовлетворил. Постановление суда в части удовлетворения жалобы оставлено в силе, в части отказа в удовлетворении жалобы — отменено и направлено в тот же суд в ином составе судей. При четвертом рассмотрении жалоба адвоката удовлетворена в полном объеме.
Тем не менее представитель Маслова просил Конституционный Суд рассмотреть дело и в этой части, так как решения суда общей юрисдикции не являются обязательными для другого суда по аналогичному делу между иными лицами. Также суд общей юрисдикции не вправе был рассматривать вопрос о неконституционности положений федерального закона.
Возможно, что у правоприменительных органов могут возникать определенные сложности при производстве неотложных следственных действий. Например, ночью перед началом обыска обыскиваемый будет настаивать на присутствии своего адвоката в ходе данного следственного действия. Особенно если это происходит в российской глубинке, где количество адвокатов незначительно, связь отвратительна либо вообще отсутствует, а расстояния огромны.
Однако трудности практического характера и ведомственные интересы не могут являться основанием для оправдания нарушений конституционных прав граждан. Как указано в Постановлении Конституционного Суда РФ от 2 февраля 1996 г., "… государство обязано признавать, соблюдать и защищать права и свободы, создавая при этом эффективные правовые механизмы устранения любых нарушений, в том числе допущенных его органами и должностными лицами при осуществлении уголовного судопроизводства…
Эти процедуры должны гарантировать приоритет прав и свобод человека и гражданина, не допуская предпочтения им даже самых важных общественных, ведомственных или личных интересов".
Может быть, решение Конституционного Суда заставит сотрудников правоприменительных органов более тщательно готовиться к проведению следственных действий и, возможно, ограничит неоправданные случаи ночных обысков, допросов и т.д.