Ученье – свет, а неученье тьма.
Скромность украшает человека, но не всегда и не везде.
Подполковник юстиции, старший следователь по ОВД главка предъявляет обвинение. В следственном действии участвует адвокат по соглашению, то есть я. Как положено, в деле есть и ордер, есть уже и сформированная позиция, есть даже протокол допроса в качестве подозреваемого.
Всё делается безумно медленно, но отнюдь не из-за скрупулёзности и вдумчивости сотрудника. Просто медленно и печально. Бывает же и такое.
Все планы на предвыходной день кувырком, поездка за город накрывается медным тазом, за питерскими окнами уже темень, но работа есть работа. Благо, супруга привыкла к таким вот превратностям судьбы с отменами задуманных мероприятий, не зудит и не надоедает сообщениями. Ждёт.
Предлагаю следователю вручить моему подзащитному постановление о возбуждении уголовного дела. В ответ встречаю со стороны следователя непонимание и разъяснение, мол можно было нам его отфотографировать ещё в суде, при ознакомлении с материалами, представленными вместе с ходатайством об избрании меры пресечения. Устало, но без особых эмоций возражаю.
Ссылаюсь на норму п. 1. ч.4 ст. 47 УПК РФ, где чёрным по белому и без потаённых «либо», как в ст. 46 того же самого кодекса прописано право получения нами документа. Умудрённый жизненным и процессуальным опытом, отягощённый двадцатью одним годом выслуги и мыслями о вожделенной пенсии следователь устало предлагает мне ознакомиться с требуемым постановлением чуть позже, вместе со всеми материалами уголовного дела при выполнении требований ст. 217 УПК.
За окном дождь. Темно. Снуют машины. Моя машинка уже больше часа припаркована во дворе следственного управления, а я сегодня уже точно не успеваю реализовать загородные семейные планы. Общеизвестно, гнев – плохой советчик. И помощник из гнева так себе.
Отбрасываю первоначальное озвученное желание вписать ходатайство о выдаче постановления о возбуждении уголовного дела в протокол допроса. Решаю написать заявление собственноручно, в двух экземплярах, один для отметки о вручении, благо, времени появилось немеряно и его надо занять чем-то полезным.
Следователь по-прежнему никуда не спешит, по телефону обругала дочь, возжелавшую побыстрее увидеться с мамой, предложила той решать все вопросы с отцом и продолжила тыкать пальцами в клавиатуру компьютера.
Под стук дождя и шум машин заполняю шапку ходатайства, краем глаза вижу копошение следователя в смартфоне. Но за три дня я уже привык к процессуальной независимости следаков, каждый документ согласовывается с маленьким начальником, правится, затем проверяется и утверждается руководителем постарше. И всё это на протяжении часов и ещё часов. Одним словом, полная свобода от той самой самостоятельности в принятии решений.
Происходит чудо, начальников в отделе уже нет, следователь в смартфоне читает последнюю редакцию тех самых прав обвиняемого на получение постановления о возбуждении уголовного дела. Молча печатает копию. Подписывает. Протягивает мне.
Заканчиваем оформление оставшихся протоколов. Выходим с подзащитным под весенний питерский дождик. Доверитель, двадцатилетний парень, без наручников. Без оперского конвоя, плотно вошедшего в его жизнь за последние трое суток. Поезд домой через три часа.
Я доволен промежуточным результатом, могло быть значительно хуже. Есть куда стремиться и за что бороться. Да и урок правовой грамотности должен быть усвоен, как минимум, на период предварительного следствия.
В усвоение процессуальной матчасти следователем не верю, но и не ставил перед собою такой цели. Как не верится и в её выход на заслуженную пенсию. Такие исполнительные, настойчивые и решительные работники ох как нужны там, где они сейчас есть.
Уже сев в машину, звоню жене, слышу её радостный голос. Пятничный вечер ещё не закончился. А наши семейные планы ещё можно и скорректировать!
«29» марта 2024 года