При этом закон, принятый в далеком 1995 году, регулирует эту деятельность недостаточно детально, несмотря на то, что за время своего действия правился уже пятнадцать раз. Из-за массы пробелов оперативные сотрудники правоохранительных органов уверены, что действующее законодательство, предоставляя им весьма широкие права, фактически не устанавливает для этих прав разумных пределов.
Например, в законе вовсе нет никаких ограничений, касающихся здоровья лиц, в отношении которых проводятся оперативно-розыскные мероприятия.
Какие? Гласные и негласные. Например, опрос лица сотрудником милиции – гласное мероприятие, а наведение справок о нем, наблюдение, иначе говоря, слежка, и прослушивание телефонов – негласные оперативно-розыскные мероприятия. К последним также относятся проверочные закупки и оперативные эксперименты. Если о первых многим известно, еще из советских детективов, то об оперативных экспериментах осведомлены только специалисты.
При таком эксперименте объект оперативной разработки совершает преступное деяние под негласным контролем милиции и, что называется, «берется с поличным», либо подозреваемое лицо ставится в условия, когда его слова или действия в искусственно созданной милицией ситуации фиксируются и изобличают его в совершенном ранее преступлении. Или в результате экспериментов и закупок оказывается, что объект и не собирался совершать ничего противозаконного, а проверяемый торговец — вполне добропорядочный бизнесмен.
Я уже не говорю о случаях, когда милицейский эксперимент затем признается следствием или судом обычной провокацией, например, взятки в интересах заявителя, и уже сами экспериментаторы становятся подозреваемыми.
Поверхностно прочтя закон об оперативно-розыскной деятельности можно подумать, что любые мероприятия подобного рода могут проводиться силовиками в отношении любого лица, кроме нескольких категорий лиц, обладающих иммунитетом. А иммунитетом от слежки и «прослушки» согласно ряду специальных законов обладают высшие должностные лица государства, судьи, депутаты, прокуроры и адвокаты.
Оперативный аппарат правоохранительных ведомств именно так и читает закон, и только так подходит к разработке планов своих мероприятий, полагая, что если гражданин не имеет иммунитета, то он без ограничений может быть объектом розыскной деятельности, и в частности любого оперативно-розыскного мероприятия.
При этом за рамками обсуждения при подготовке мероприятий остаются вопросы здоровья граждан, как являющихся их объектом, так и имеющих касательство к действиям оперативных сотрудников.
Однако недостаточный учет этого обстоятельства в отдельных случаях может сделать сами мероприятия незаконными, а их результаты недопустимыми для целей доказывания в уголовном процессе. Более того, если в результате проведения оперативного мероприятия произошло существенное нарушение прав и законных интересов граждан в части их здоровья и, не дай бог, жизни, то возникают признаки злоупотребления и превышения полномочий.
Предметом судебного рассмотрения различных судов вплоть до Европейского суда по правам человека стал оперативный эксперимент милиции, якобы необходимый для изобличения г-на А. в заказе этого преступления, реально не имевшего места. Эксперимент включал фиктивное сообщение об убийстве г-на П. с описанием его трупа и обстоятельств убийства.
Но задавался ли кто-либо при планировании такого эксперимента вопросом, выдержит ли сердце престарелой матери ложное извещение о смерти сына? Не пострадает ли ее психическое здоровье? Как перенесут такую новость другие любящие родственники? Просто близкие люди? Допустимо ли ставить их здоровье в опасность во имя целей изобличения предполагаемого – только предполагаемого преступника, исключительно потому, что так быстрее и проще милиции? Думаю, на все три вопроса следует ответить одинаково – нет!
А теперь очевидные для каждого читателя выводы о необходимости учитывать в оперативной работе опасности для здоровья матерей и ни в чем не подозреваемых иных лиц, перенесем на сами объекты розыска, на граждан, обоснованно подозреваемых в совершении или в подготовке преступлений.
Нужно при планировании оперативно-розыскных мероприятий учитывать состояние здоровья этих «объектов» операции?
Полагаю, нужно и даже необходимо — в силу закона.
Посмотрим, в чем заключается законодательство, обязывающее оперативный аппарат при планировании операции учитывать состояние здоровья граждан и добропорядочных и предполагаемых преступников .
Во-первых, это положения самой Конституции, о том, что «каждый имеет право на охрану здоровья», и это право гарантируется государством, включая все его органы. Конституция не делает никакого исключения в этом вопросе для оперативных органов силовых структур.
Во-вторых, действующие Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан декларируют, что «граждане Российской Федерации обладают неотъемлемым правом на охрану здоровья». Термин «неотъемлемым» означает, что это право в отличие от некоторых других конституционных прав не может быть никаким образом ограничено из соображений целесообразности, наравне с другим неотъемлемым правом человека — «правом на жизнь». А, например, право на тайну личной жизни, на тайну переписки, коммерческая и банковская тайны – могут в отдельных случаях ограничиваться судом.
Казалось бы, возникает вопрос о коллизии (противоречии) двух вышеназванных актов — закона об оперативно-розыскной деятельности и основ законодательства об охране здоровья. Дескать, первый закон более специальный, чем основы, и, значит, имеет большую силу, и при этом якобы не обязывает учитывать чье-либо здоровье и якобы никак не связывает оперативникам рук в этом вопросе.
Руки оперативникам связывает непосредственно Конституция РФ и установленная ею обязанность — гарантировать (!) здоровье любого лица, касающегося к розыскным мероприятиям, включая его объект, а не иные законы, каждый из которых не может толковаться в противоречии с Конституцией.
Этот тезис подтверждает и международное законодательство.
Таким образом, усматриваются два явных запрета при проведении розыскных операций. Во-первых, запрет на нанесение в ходе оперативной работы любого ущерба здоровью граждан, даже если они в чем-то подозреваются, и, во-вторых, запрет на допущение возникновения самой опасности нанесения ущерба здоровью граждан. Последний запрет вытекает из обязанности оперативных сотрудников в своей деятельности гарантировать здоровье граждан. Создание опасности для здоровья в принципе исключает такую гарантию, так как существо термина «опасность» и состоит в том, что нет гарантии недопущения вреда.
Для преодоления названных запретов, следуя правилам построения законодательства, специальный закон об оперативно-розыскной деятельности должен был бы содержать обратное разрешение, то есть прямо указать на возможность в некоторых специально описанных в законе случаях ограничивать гарантии здоровья объектов подозрений. Юридически сходное разрешение имеет место в законе о милиции, например, при законодательном определении правил применения ее сотрудниками огнестрельного оружия. Вообще стрелять в человека нельзя, но иногда можно.
В отношении здоровья граждан при оперативно-розыскной деятельности такого разрешения в законе не содержится. Понятно, что его и быть не может. «Разведка – боем» — это оперативное мероприятие из армейского арсенала, а не оперативный эксперимент милиции. И если идти по пути допустимости нанесения вреда здоровью объекта при оперативной работе — хотя бы иногда, только когда очень нужно, то пытки подозреваемого — еще более простой путь быстро получить желаемые результаты.
Конституционные права: право на охрану здоровья и право на жизнь — имеют равный статус, однако никому не придет в голову включить в план оперативного внедрения в преступное сообщество убийство части его членов. Последним известным «оперативным сотрудником», который имел такое право – знаменитую лицензию на убийство был Джеймс Бонд.
Какие же оперативно-розыскные мероприятия можно проводить в отношении больных людей и кто должен это определять в каждом конкретном случае?
Для ответа на поставленный вопрос, ввиду отсутствия ответа непосредственно в законе об оперативно-розыскной деятельности, необходимо обратиться к уголовно-процессуальному закону и практике его применения. Подобная аналогия будет вполне уместна, так как, в конце концов, оперативно-розыскная деятельность имеет те же цели, что и уголовный процесс, и сходные инструменты, а, главное, результаты, полученные оперативниками, не могут быть реализованы иначе, как в уголовном процессе, и по сути оперативники подчиняются его существенным правилам.
Известно, что не со всяким больным подозреваемым и обвиняемым допустимо производить следственные действия, однако при этом следователь не лишен возможности вести деятельность, не наносящую ущерба их здоровью. Более того, уголовно-процессуальный кодекс на этот случай предусматривает возможность приостановления расследования уголовного дела ввиду тяжкой болезни обвиняемого.
Таким образом, цели уголовного преследования всегда ставятся в подчиненное положение перед целями защиты здоровья гражданина.
Вопрос о допустимости участия лиц, страдающих тяжелыми заболеваниями, в следственных действиях решается врачами или судебно-медицинскими экспертами.
Полагаю, аналогичным образом, нужно поступать и при разработке оперативных мероприятий. Однако для этого необходимо заранее иметь данные о здоровье объекта и иных причастных лиц.
В первую очередь речь идет о контрольных закупках и оперативных экспериментах, когда негласная форма деятельности внезапно для объекта переходит в гласную. При этом очевидно, что независимо от результатов закупки или эксперимента стрессовая психоэмоциональная нагрузка объекта неизбежна. Она практически одинакова и для уличенного лица и для того, кто проверку выдержал успешно.
Можно ли проводить оперативный эксперимент по изобличению в совершении преступления, например, взятки, в отношении лица, имеющего в анамнезе три инфаркта? Любой врач вам скажет, что велика вероятность того, что такое «мероприятие» приведет к смерти объекта изобличения или, во всяком случае, к его немедленной госпитализации с очередным сердечным приступом. Иначе говоря, вред здоровью от такого «розыска» будет налицо.
Именно специалист-врач должен решать вопрос о допустимости эксперимента со здоровьем подозреваемого еще на стадии подготовки к оперативному эксперименту. А как же узнать о состоянии здоровья объекта?
Для этого есть свои отлично известные милиции оперативно-розыскные мероприятия. И если, например, в деле оперативного учета появится рапорт о том, что объект еженедельно занимается в спортзале, а в районной поликлинике по месту жительства нет сведений о его заболеваниях серьезней ОРЗ, то, вероятно, объект достаточно здоров. А если объекту эксперимента перевалило за семьдесят пять лет, то, надо исходить из того, что он наверняка серьезно болен и прежде чем разрешить оперативный эксперимент с его участием, надо найти этому явное опровержение через лечебное учреждение, в котором старик наблюдается.
Иначе получится как с гражданином Ю., имеющим за плечами три инфаркта, возраст ближе к восьмидесяти и в последней до «эксперимента» выписке из больницы стоит «риск (смерти – прим. авт.) – очень высокий». Так и прямо и написано!
Экспериментаторы в погонах моментально довели старика до давления 230 на 120 и срочной госпитализации под капельницы ближайшей городской больницы. Судебно-медицинские эксперты единодушно постановили, что с подозреваемым недопустимо проводить никаких следственных действий и в ближайшее время вряд ли представится такая возможность. И кому это нужно проверять таким образом сомнительные заявления сомнительного лица?
Действительно, изучая здоровье подозреваемых, милиции придется чуть-чуть больше поработать, навести справки, иначе закон не может быть соблюден.
Получается, решит читатель, нельзя изобличать больных преступников? Пусть они и дальше совершают уголовно наказуемые деяния?
Дело в том, что в арсенале оперативного аппарата целых четырнадцать видов оперативно-розыскных мероприятий из них таких, при проведении которых требуется учитывать здоровье граждан всего три-четыре.
Кроме того, какова может быть доказательная сила милицейского опроса, прерванного ввиду прибытия «Скорой помощи» и первого укола? Нет ли, в таких мероприятиях признаков пытки?
Можно подумать, что в России решили возродить известную еще с допетровских времен методику следствия, основанную на сомнительном предположении, что перед смертью человек не врет?
Нет, законодатель не имел такой цели. Но, вне всяких сомнений, есть методическая проблема исправления практики работы оперативного аппарата всех ведомств.
Оперативную работу требуется исправить таким образом, чтобы во имя названной в начале статьи цели защиты здоровья одних граждан не наносился вред здоровью других. Других, которые на стадии оперативной разработки в силу презумпции невиновности еще ничем по своему статусу не отличаются от тех – первых.
А результаты оперативных мероприятий, которые нанесли ущерб здоровью объекта должны в установленном порядке признаваться недопустимыми доказательствами еще на стадии возбуждения уголовного дела или в ходе его расследования.
Куприянов Алексей Анатольевич, почетный адвокат России, почетный юрист города Москвы, эксперт Государственной думы Федерального собрания РФ
Куприянов Федор Алексеевич, к.ю.н, дофент Финансового университета при Правительстве РФ, эксперт Общественной палаты РФ, дипломант высшей юридической премии «Фемида»