Парадигму бытия в ее первичном элементом составе для простоты понимания можно представить в виде схемы (см. прилагаемый документ).
В формуле «бытие в возможности» обозначается через латинское «V», а «бытие в действительности» через латинское «D», процесс реализации (но не энтелехии в целом) дефисом «-». Элементарная формула парадигмы бытия таким образом, выглядит как V-D.
В зависимости от количества противоречий в области бытия в возможности, их реализации в действительность, можно классифицировать и, искусственно усекая, соответственно структурировать, те или иные формы реальности.
Например, применительно к парадигме уголовного правосудия, как ее задумывали Великие Просветители, следует отметить, что из всей массы социальных поведенческих форм выделяются только отдельные, которые и составляют бытие в возможности преступления, закрепленное в законе (Уголовный кодекс).
Этому объективному представлению о преступлении противостоит субъективное представление о преступлении — сознание преступника, которое в дальнейшем устанавливается как субъективная сторона преступления (например, ст. 73 ч. 1 п. 2 УПК РФ).
При этом объективное представление о преступлении (уголовно- правой запрет) имеет определяющее и потому условное значение (nullum crimen, nulla poena sine lege).
Именно этот принцип уголовного преследования определил правосудие как бинарную когнитивную систему («соответствие — несоответствие», «истина- ложь», «виновен- невиновен»), в архаичных формах отправления правосудия всегда присутствовала множественность решений (оставление в подозрении по Русской правде, например), сейчас множественность смещена в сторону применения наказания, сам же ритуал до сих пор держится двоичности.
Таким образом, здесь Уголовный кодекс выступает универсальной единой формой познания (1) преступления для всех. Это искусственное положение не могло не сказаться в области правоприменения, породив массу проблем соотнесения признаков преступления, уголовного преследования в отношении неустановленных лиц, натяжки квалификации (ст. 330 УК РФ, например) и тому подобное (2).
Читателю может показаться, что мы несколько предвзяты, но сарказм обоснован тем, что 5 000 лет осознанного развития (государственного периода истории человеческого) социум справлялся с функцией правосудия в тысячу раз эффективнее, чем в последние 221 год.
Неэффективность внедренной парадигмы презумпции невиновности заключается так же в том, что это исчерпывающее бытие в возможности противоположной обвинению стороны.
Ранее парадигма правосудия обслуживала представления государства в отношении преступления, так называемый «инквизиционный процесс» был формой приведения возникшего социального противоречия (преступления) в соответствие с представлениями о норме.
Применяя уголовную репрессию власть заботилась прежде всего о полном снятии возникшего социального противоречия. Если другая сторона (уголовно- преследуемый) оказывалась сильнее, в этом не было ничего зазорного, противоречие снималось в любом случае. Институт помилования возникает именно таким образом (как желание правителя во многом сохранить лицо).
Когда государственная власть взяла на себя функцию универсального суда (упразднив и дуэли, и ордалии, и возможность государственного переворота как формы защиты), стала не стороной по снятию противоречий, а провозгласила себя парадигмой, в которой присутствуют оба противоречия (виновен- невиновен)как равные, взяла на себя функции разрешения данных противоречий, именно тогда она заложила основания своего банкротства.
Предложенные условия отправления правосудия не были приняты обществом, куцая презумпция невиновности, не обеспеченная никакими познавательными, структурирующими механизмами, явно проигрывала обвинению, являясь идеологической базой защиты, фактически не давала никаких преференций, так как полностью укладывалась в рамки служебных обязанностей адвоката, не предоставляя ему никакого дополнительного преимущества, но вместе с тем расслабляла и необоснованно обнадеживала самого обвиняемого.
Миф о том, что ритуал государства под названием правосудие установит справедливость и всех примерит испарился за десятилетия. Режимы национал- социализма и большевизма уже фактически в начале ХХ века отринули указанные институты за их фиктивностью и громоздкостью, невозможностью реализации в области действительного.
Современное топтание на месте законодателей по этому вопросу, параллельная почти открытая практика легализации пыток, международных тюрем, внесудебных расправ, повсеместная профанация презумпции невиновности — результат испуга в ХХ веке.
Но с течением времени, государственной власти придется признать, что уголовной процесс ничто иное как форма структурирования бытия лица как преступника, что презумпция невиновности, как альтернативное бытие в возможности, является не исходным условием, а результатом неудачной попытки осуждения лица и существует за пределами диспозиции уголовного процесса в сознании и представлении самого лица, привлекаемого к суду. Иная трактовка — обман, который является всего лишь, в современном исполнении, — военной хитростью, направленной на расслабление лица привлекаемого к уголовной ответственности.
Для того, чтобы презумпция невиновности стала реальностью, необходимо формировать ее парадигму бытия, точно так же как это сделано для презумпции виновности. Последняя в свою очередь нигде законодательно не названа, но является тем бытием в возможности, на основе которого строится все правосудие (деятельность органов предварительного расследования, частное обвинение).
Можно сказать, что если ранее, до позитивизма современности, презумпция невиновности, как бытие в возможности, была формой альтернативной презумпции виновности, то сегодня она есть объект плана работы обвинителей. Отсюда и узко- формальное понимание уголовной защиты в современности как процессуальных действий (хотя в России Дагестан, Ингушетия и Чечня понимают защиту от уголовного преследования не совсем так или совсем не так).
В «природе», в изначальном виде, государственная власть всегда враждебна всему не государственному, современная презумпция невиновности — это осколки парадигмы не государственной формы реальности, ее символ.
Когда государство победило клановость, пространство, время, индивидуальность, оно перестало быть формой организации отдельных лиц в целях управления другими, оно стало всем, оно стало стремится к расширению правового регулирования, оно стало формой организации социальной материи. Ранее это была организации которая определялась 4 признаками (территория, суверенная власть на этой территории, закон как форма выражения воли власти, аппарат насилия как форма обеспечения закона, налоги как средство к существованию).
Этот переход государства от самой большой организации к форме организации социальной материи очень четко обозначен в истории переходом к безналичному регулированию в экономике и последующим отказом от обеспечения валюты золотом. Сохранившаяся таким образом с 1789 г норма о презумпции невиновности является теми осколками сопротивления росту государственности, которые имели место быт в то время, и с которыми так успешно боролось государство.
Для того, чтобы презумпция невиновности заработала сегодня необходимы фундаментальные перемены в понимании и самого правосудия и механизмов его реализации как важнейшего социального ритуала, обеспечивающего не противоречивое, гармоничное, правовое развитие общества. Пусть не смущает методологов тот факт, что презумпция невиновности, как законодательно закрепленный принцип Гголовного процесса, пытается регулировать (не призывает, а именно претендует на регулирование пусть и в суррогатном виде) область мысли, как показали последние исследования регулировать область мыслительной деятельности, по крайней мере в части мотивации, принципиально возможно. (3)
(1) См. об этом подробнее «Право как форма познания. Гносеология права»// ж. Адвокатская палата, 2006г, № 12.
(2) Более подробно смотрите об этом «К вопросу о возбуждении и расследовании уголовных дел в отношении неустановленных лиц»// ж. Адвокат, 2006 г, № 9.
( 3)См. об этом, например, «Страхование уголовной ответственности населения (СУОН). Людологический обзор»// ж. Адвокатская палата, 2010, № 1.
В формуле «бытие в возможности» обозначается через латинское «V», а «бытие в действительности» через латинское «D», процесс реализации (но не энтелехии в целом) дефисом «-». Элементарная формула парадигмы бытия таким образом, выглядит как V-D.
В зависимости от количества противоречий в области бытия в возможности, их реализации в действительность, можно классифицировать и, искусственно усекая, соответственно структурировать, те или иные формы реальности.
Например, применительно к парадигме уголовного правосудия, как ее задумывали Великие Просветители, следует отметить, что из всей массы социальных поведенческих форм выделяются только отдельные, которые и составляют бытие в возможности преступления, закрепленное в законе (Уголовный кодекс).
Этому объективному представлению о преступлении противостоит субъективное представление о преступлении — сознание преступника, которое в дальнейшем устанавливается как субъективная сторона преступления (например, ст. 73 ч. 1 п. 2 УПК РФ).
При этом объективное представление о преступлении (уголовно- правой запрет) имеет определяющее и потому условное значение (nullum crimen, nulla poena sine lege).
Именно этот принцип уголовного преследования определил правосудие как бинарную когнитивную систему («соответствие — несоответствие», «истина- ложь», «виновен- невиновен»), в архаичных формах отправления правосудия всегда присутствовала множественность решений (оставление в подозрении по Русской правде, например), сейчас множественность смещена в сторону применения наказания, сам же ритуал до сих пор держится двоичности.
Таким образом, здесь Уголовный кодекс выступает универсальной единой формой познания (1) преступления для всех. Это искусственное положение не могло не сказаться в области правоприменения, породив массу проблем соотнесения признаков преступления, уголовного преследования в отношении неустановленных лиц, натяжки квалификации (ст. 330 УК РФ, например) и тому подобное (2).
Читателю может показаться, что мы несколько предвзяты, но сарказм обоснован тем, что 5 000 лет осознанного развития (государственного периода истории человеческого) социум справлялся с функцией правосудия в тысячу раз эффективнее, чем в последние 221 год.
Неэффективность внедренной парадигмы презумпции невиновности заключается так же в том, что это исчерпывающее бытие в возможности противоположной обвинению стороны.
Ранее парадигма правосудия обслуживала представления государства в отношении преступления, так называемый «инквизиционный процесс» был формой приведения возникшего социального противоречия (преступления) в соответствие с представлениями о норме.
Применяя уголовную репрессию власть заботилась прежде всего о полном снятии возникшего социального противоречия. Если другая сторона (уголовно- преследуемый) оказывалась сильнее, в этом не было ничего зазорного, противоречие снималось в любом случае. Институт помилования возникает именно таким образом (как желание правителя во многом сохранить лицо).
Когда государственная власть взяла на себя функцию универсального суда (упразднив и дуэли, и ордалии, и возможность государственного переворота как формы защиты), стала не стороной по снятию противоречий, а провозгласила себя парадигмой, в которой присутствуют оба противоречия (виновен- невиновен)как равные, взяла на себя функции разрешения данных противоречий, именно тогда она заложила основания своего банкротства.
Предложенные условия отправления правосудия не были приняты обществом, куцая презумпция невиновности, не обеспеченная никакими познавательными, структурирующими механизмами, явно проигрывала обвинению, являясь идеологической базой защиты, фактически не давала никаких преференций, так как полностью укладывалась в рамки служебных обязанностей адвоката, не предоставляя ему никакого дополнительного преимущества, но вместе с тем расслабляла и необоснованно обнадеживала самого обвиняемого.
Миф о том, что ритуал государства под названием правосудие установит справедливость и всех примерит испарился за десятилетия. Режимы национал- социализма и большевизма уже фактически в начале ХХ века отринули указанные институты за их фиктивностью и громоздкостью, невозможностью реализации в области действительного.
Современное топтание на месте законодателей по этому вопросу, параллельная почти открытая практика легализации пыток, международных тюрем, внесудебных расправ, повсеместная профанация презумпции невиновности — результат испуга в ХХ веке.
Но с течением времени, государственной власти придется признать, что уголовной процесс ничто иное как форма структурирования бытия лица как преступника, что презумпция невиновности, как альтернативное бытие в возможности, является не исходным условием, а результатом неудачной попытки осуждения лица и существует за пределами диспозиции уголовного процесса в сознании и представлении самого лица, привлекаемого к суду. Иная трактовка — обман, который является всего лишь, в современном исполнении, — военной хитростью, направленной на расслабление лица привлекаемого к уголовной ответственности.
Для того, чтобы презумпция невиновности стала реальностью, необходимо формировать ее парадигму бытия, точно так же как это сделано для презумпции виновности. Последняя в свою очередь нигде законодательно не названа, но является тем бытием в возможности, на основе которого строится все правосудие (деятельность органов предварительного расследования, частное обвинение).
Можно сказать, что если ранее, до позитивизма современности, презумпция невиновности, как бытие в возможности, была формой альтернативной презумпции виновности, то сегодня она есть объект плана работы обвинителей. Отсюда и узко- формальное понимание уголовной защиты в современности как процессуальных действий (хотя в России Дагестан, Ингушетия и Чечня понимают защиту от уголовного преследования не совсем так или совсем не так).
В «природе», в изначальном виде, государственная власть всегда враждебна всему не государственному, современная презумпция невиновности — это осколки парадигмы не государственной формы реальности, ее символ.
Когда государство победило клановость, пространство, время, индивидуальность, оно перестало быть формой организации отдельных лиц в целях управления другими, оно стало всем, оно стало стремится к расширению правового регулирования, оно стало формой организации социальной материи. Ранее это была организации которая определялась 4 признаками (территория, суверенная власть на этой территории, закон как форма выражения воли власти, аппарат насилия как форма обеспечения закона, налоги как средство к существованию).
Этот переход государства от самой большой организации к форме организации социальной материи очень четко обозначен в истории переходом к безналичному регулированию в экономике и последующим отказом от обеспечения валюты золотом. Сохранившаяся таким образом с 1789 г норма о презумпции невиновности является теми осколками сопротивления росту государственности, которые имели место быт в то время, и с которыми так успешно боролось государство.
Для того, чтобы презумпция невиновности заработала сегодня необходимы фундаментальные перемены в понимании и самого правосудия и механизмов его реализации как важнейшего социального ритуала, обеспечивающего не противоречивое, гармоничное, правовое развитие общества. Пусть не смущает методологов тот факт, что презумпция невиновности, как законодательно закрепленный принцип Гголовного процесса, пытается регулировать (не призывает, а именно претендует на регулирование пусть и в суррогатном виде) область мысли, как показали последние исследования регулировать область мыслительной деятельности, по крайней мере в части мотивации, принципиально возможно. (3)
(1) См. об этом подробнее «Право как форма познания. Гносеология права»// ж. Адвокатская палата, 2006г, № 12.
(2) Более подробно смотрите об этом «К вопросу о возбуждении и расследовании уголовных дел в отношении неустановленных лиц»// ж. Адвокат, 2006 г, № 9.
( 3)См. об этом, например, «Страхование уголовной ответственности населения (СУОН). Людологический обзор»// ж. Адвокатская палата, 2010, № 1.
