Иммануил Кант, придумавший правовое государство, забыл выразить его в формуле, а нести бремя знания без формулы, это все равно, что нести золото в не отчеканенном виде, как говаривал старик Ницше. В государстве, где всем управляет закон, уместна следующая людологическая формула: право — это бытие в возможности государства, а государство — это бытие в действительности права.
Бывший президент России В.В.Путин очень хорошо сказал по этому поводу: "…государство — это не просто земля, на которой мы живем и работаем, не просто очерченная границами географическая территория, это прежде всего закон, это конституционный порядок и дисциплина. Если эти инструменты слабы, то слабо и государство или его попросту нет» (1)
О В.В. Путине можно много спорить, но не уважать в нем начало воина нельзя.
Клан воинов всегда обладал сокровенным знанием. Это знание не рождается многознанием, оно рождается отдельным знанием. Для того, чтобы отличить воина прочти ему «Многие знания рождают печаль» и спроси о чем это.
Дело в том, что любая война вызывает стойкое пренебрежение к любой собственности. Воин очень часто сортирует военную добычу, и он очень часто видит как то, что составляло смысл жизникакого — то человека им самым выбрасывается за ненужностью, ибо военные условия не позволяют ни хранить, ни выращивать, ни любоваться, ни кооптироваться в культурный слой того, что составляло ценность для жертвы.
Воины знают, что нет ничего дороже чести, ибо это единственное, что не выпустишь из рук, умирая. Воины знают, что все в руках Бога, ибо в их руках только оружие, такое же как и твоего врага, а любая битва выигрывается в храме перед сражением.
Им так же известно, что историю пишут те, кто победил и что себе можно многое простить и многое объяснить, если сохранена честь и адекватность восприятия. Нет ни границ, ни препятствий, есть жизнь до смерти и выбор смерти еще при жизни. Воинские традиции неизменны со дня сотворения мира. Войной, спором Бога и Дьявола этот мир начался, войной он и закончится. Но сейчас не об этом, хотя применительно к состязательности уголовного процесса мысль можно было бы и развить вплоть до теории возникновения государства благодаря завоеванию и насилию, как это сделал Каутский с Гумпловичем.
Главное, что сказанные слова в полной мере отражают состояние лица, задумавшего поход, военное мероприятие, его предельное понимание ситуации, война, как и философия, — штука, оперирующая предельными категориями.
Вообще война, философия, ближе всего в определении самое себя к игре. Именно поэтому людология (ludo — играю, logos- знание) — метод познания, предметом которого является универсум в предельности основ бытия (это сближает людологию с философией), методом — анализ явления с точки зрения игры.(2)
Если право — это бытие в возможности государства, а государство — это бытие в действительности права, то не хватает в этой формуле динамики. Что же есть энтелехия (осуществление, переход ) бытия в возможности в бытие в действительности?
И, как так возможно, чтобы право, представление лишенное коллизий по своему определению, было бытием в возможности, которому, по определению выше, мы давали характеристику социальной материи, нестабильной истинности противоречий?
Право по своей природе должно быть лишено противоречий, при законотворчестве, например, снятие противоречий достигается самим принятием закона, который сначала проходит через законодательную инициативу (субъективное снятие), затем через открытые агонистические процедуры обсуждения (объективное снятие противоречия), затем через агон голосования (предельное экзистенциальное противоречие — «пройдет или не пройдет»), затем через внешнее противоречие точки зрения (Верхняя палата парламента) и затем через символизацию абсолюта (утверждение государством в лице высшего должностного лица, опубликование).
Появляющееся таким образом бытие в возможности уже имеет вид снятия и не содержит в себе противоречий, каждое из которых представляется истинным. Оно является скорее формой познания реальности, правовой реальности. Исходя из системного анализа 4-х причин Стагирита, закон является целевой причиной (бытие в возможности в парадигме).
Теперь, когда сформировано бытие в возможности, вступает в силу правило того, что любое бытие в возможности с необходимостью реализуется в действительность. Но, если в естественном состоянии реализацию бытия в возможности в действительность обеспечивает его хаотическое состояние (противоречия должны быть сняты, так как мучают их носителя), то в снятом виде бытие в возможности не требует своей реализации.
Отсутствие противоречий законаи порождает необходимость еготочного соблюдения внешними силами, внешними условиями. Если в естественном, не снятом, не возвращенном бытии в возможности в действительность реализуется только одно противоречие, и даже более одного, то уже по разным субъектам, которые в дальнейшем, каждый олицетворяя «свое» противоречие вступают в агон, так или иначе формируя конечную предельность, либо избирают себе отдельную форму местонахождения, не связанную друг с другом, то в законе такой механизм не заложен, закон призван регулировать и однозначно определять, редкое исключение (по сравнению с общим количеством законодательных актов) процессуальный закон, который специально регулирует бытие противоречия (состязательность сторон, разноплановость позиций) иливажнейшие процедуры бытия власти (конституционные процедуры, разделение властей).
Государство здесь выступает как материальная и формальная причина реализации такого бытия в возможности, то есть как результат (отформатированная реализацией права реальность) и как процессы (форма) таковой реализации.
Движущей причиной выступают адресаты правовых норм, которые либо пассивны (например, при правовых запретах), либо активны (правопользователи, правоприменители).
Центральной движущей причиной выступает государственная власть и только, именно она на постоянной основе задействована в обеспечении реализации правовой нормы, кооптирована в нее как движущая причина, определяющая в каждый конкретный момент развертывания всей парадигмы какую часть целевой причины следует переводить в область бытия в действительности.
Именно такое понимание обеспечивает бытие права прежде всего как формы познания реальности. Открытость, публичность права, несет в себе гносеологическую функцию, как для участника парадигмы, который может сверить свои действия с целевой причиной (законом), так и для стороннего наблюдателя (иностранца, например), который может, не вступая в игру, составить себе представление о том, как выглядит реальность в том или ином государстве.
При этом наиболее интересны правовые нормы ad hoc, такие как Уголовно-процессуальный закон, например. Они организуют относительную и обусловленную специфическую парадигму бытия государства, применимую только в отношении конкретного случая и являющуюся формой познания только конкретных случаев. Именно в них, с учетом их процессуального содержания, в полной степени обнаруживается алеантность социальных процессов, об этом мы скажем чуть позже.
Если мы сталкиваемся в области действительного с чем -то основанным на законе, то это в любом случае государство, соотношение права и закона здесь представляется следующим образом. Любой закон может служить основой для бытия государства, но не каждое государство может быть основой для возвращенного бытия в возможности права.
Государство как результат реализации права- всегда цикличные замкнутые процессы, возвращающие в область бытия в возможности реализованное представление. Если закон не сбалансирован, не отражает сущность права, как бытия в возможности в снятом виде, то его тотальная реализация будет не снимать противоречия в области действительного, а множить их благодаря тому, что каждый раз обращаясь к нему субъекты будут вынуждены компенсировать пробелы его регулирования собственным пониманием, то есть собственным бытием в возможности, которое, как мы уже отмечали, нестабильно по своей природе и является областью a priori, в совершенстве описанной Кантом.
Именно тогда вырастает заново мифология, которая обращается к мудрецам как носителям особого точного знания, полученного не из области, доступной для всех, а являющейся специфической и поэтому элитарной. Ничего общего с правовым государством это не имеет, так как помимо бытия в возможности, выраженного в законе, имеется еще бытие в возможности, размещенное в конкретных субъектах, мнение которых столь же обязательно, что и сам закон.
Англосаксонская система права в этом отношении сделала блестящий ход и узаконила такую девиацию, введя судебный прецедент, как источник самого закона, но это неизменно повышает уровень недоступности бытия в возможности государства, стирая грани познания пределов государственной власти, отсюда почти комичные решения судом о том сколько раз в день заниматься супругам любовью, возмещение вреда в рамках призрачных причинно — следственных связей и прочее. Думается, не совсем это имел в виду Иммануил Кант.
Если же закон сбалансирован и отражает право, то на его основе возможно снимать противоречия в области действительности, так как он, как форма познания, содержит достаточное количество механизмов устранения любого сомнения, в случае же объективации индивидуальной воли вплоть до ее реализации, государство воспринимает это как конкурирующую форму реальностии соответственно устраняет ее, путем изъятия из области структурируемого ею бытия (уголовное преследование, наказание).
Государство, таким образом, - представляется сложнейшей социальной системой цикличных парадигм, бытием в возможности которых является закон. Энтелехия, описанная Аристотелем — это последовательный переход в реализации бытия в возможности от формальной к материальной причине. Специфика государства как энтелехии заключается в ее постоянной характере, отсутствии снятия противоречий при реализации, реализация представления в область материальной причины в точном соответствии с целевой.
Отсюда и определение власти как зеркальной реализации бытия в возможности в область действительности. При этом данное определение не составляет специфику государственной власти (которая, скажем прямо, надуманна в силу величия ее ресурсности); любая власть начинается там, где появляется зеркальная энтелехия возможности в действительность.
Такова власть над собой, такова власть привычек, таков механизм манипулирования и структурирования. И наоборот- там где этого нет — повышается уровень алеантности энтелехии, появляется снятие противоречий, так как через ряд неудачных попыток реализации они возвращаются в область бытия в возможности (которое изначально может противоречий и не содержать) в виде равнозначных вариантов (истинных противоположностей), каждый из которых может иметь место в области действительного, начиная от «получится — не получится», и заканчивая многосложными комбинациями, вплоть до расстройства сознания (усталость при которой все переводится в действительность, шизофрения, например).
В принципе Великие просветители были правы в том, что с помощью парадигмы государства возможно структурировать социальную материю. Наивысшей точки развития данная практика получила при режимах национал — социализма и большевизма.
Включение в право моделей, позволяющих структурировать мир по типу предельного основания — возможен.
Но давайте задумаемся, благодаря чему возможен переход возможности в действительность. Согласно Аристотелю, то благодаря чему — относится к движущей причине. Именно это суждение позволило появиться гуманизму, представлению том, что человек является необходимой составляющей любого явления. Человек, как мы уже установили, единственная область бытия в возможности, как бытия в возможности (область a priori).
Сцепление и кооптирование его в парадигмы бытия приводит к тому, что в нем содержится в той или иной степени определенный уровень бытия в возможности той парадигмы, в которую он кооптирован. Но благодаря чему возможна передача бытия в возможности, его реализация, кооптирование в уже существующие парадигмы, определение сходства и различия, оценка, соблюдение ритмов и ритуалов. Как из tabula rasa рождается сведущий государственный муж, или профессионал высшего порядка?
Каково то единое основание для всех парадигм, позволяющее при его наличии говорить о самостоятельности и некотором влиянии на парадигму, а в его отсутствии - видеть в человеке только предметную сторону процесса, лишенную какого — либо основания встречности и подобия. Почему в одном случае человек — это центр вселенной и высшая ценность, а в другом случае — предмет отношений парадигм, которого можно положить в поленницу, облить керосином и сжечь?
Почему для одних и тех же людей одни и те же вещи, в сравнительно небольшой промежуток времени, являются допустимыми, а затем совершенно недопустимыми?
Что примиряет непримиримое и в то же время заставляет вечно обесценивать все достигнутое? Не удержусь еще раз от цитаты: « Игра содержит в себе противоречие: играющий все время пребывает в двух сферах — условной и действительной. Уменье играть заключается в овладении двуплановостью поведения. (…) Наслаждение искусством - соучастие в игре. Кант проник в саму суть проблемы. (…) Оказывается, только в сфере «сопутствующей» красоты реализуется эстетический идеал. Нельзя представить себе идеал красивых цветов. Идеал красоты, по Канту, состоит в «выражении нравственного».
А один из заключительных выводов эстетики Канта гласит: «Прекрасное есть символ нравственно доброго». Так мы оказываемся в сфере поведения человека» (3) Серия жизнь замечательных людей — прекрасное изобретение.
Сравните образ жизни Стагирита, эллинистического грека, жившего в эпоху завоеваний, пиратской культуре, где все полно богов, где ритуалы завораживают, а поэзия служит заговором к тому, чтобы усмирить силы природы (4) и Иммануила Канта, жившего в эпоху Прусской муштры, расписавшего все время своей жизни по часам, ни разу не женатого, не пьяневшего, не покидавшего Кенингсберга во всю свою жизнь и выживавшего благодаря работе библиотекаря и местного лектора в университете.
Стагирит ни словом не сказал об игре как о форме энтелехии только потому, что это было естественно, как если бы вы пытались увидеть и описать свой собственный глаз, благодаря которому видите. Понадобились тысячелетия, чтобы появилось «зеркало», позволяющее увидеть свой собственный глаз, чтобы игру можно было установить как то, что упорядочивает многообразное в явлении определенным образом. Философия постоянно спотыкается об это достаточное порождающее начало и находит его то в Боге, то в константе порождения, по в человеке и его воле, то в его представлении, то … множественность названий единого и однородного.
И только в ХХ веке после ужасов социальных преобразований появляется исследование, которое робким голосом заявляет о том, что нет, собственно, ничего содержательного настолько в любой форме, чтобы влиять на саму форму, что сама форма реализации и развертывания содержания, может кооптировать в себя, собственно говоря, все что угодно и что этой формой всеядности в любой культуре, как оказывается, является игра. И говорит это человек настолько же далекий страстей по своему происхождению, что сначала верится в это очень с трудом. «Homo ludens»
Йёхона Хейзинга наделал очень много шуму оглушительностью робости своего суждения в отношении любого продукта социальной деятельности как результата игры, всеядной по определению, начисто уничтожив какие — либо надежды на линейность и прогрессивность развития культур. Прекрасной иллюстрацией к этому, но в обход методологии Й. Хейзинга, с заменой игры на термин «ритуал» является наблюдение М.К. Петрова о равнозначности с точки зрения формы ритуала любой культуры. (5)
Одной из характеристик игры является то, что она переводит в область действительного любое бытие в возможности. Игра в этом отношении универсальная формообразующая константа бытия. Именно в силу этого так различны культуры разных народов. Наиболее ярким повседневным примером в этом отношении являются малолетние дети.
Гельвеций первый, среди Великих просветителей, что указал новорожденные являются прекрасным примером условности всего того, что воспринимается нами как догмат и естественность. Возьмите сотню новорожденных изолируйте их от остального мира, и вы можете привит им любое знание и любую культуру, они станут тем, чем вы их создадите.
Позднее Карл Юнг, при вскрытии коллективного бессознательного (архетипа) справедливо отметит, что наше сознание всего лишь вызывает в нас то, что является нашей природой, сформированной тысячелетиями и в зависимости от того ключа, которым мы пользуемся зависит, что в нас будет присутствовать из прошлого.
Эрик Берн проводя социальные эксперименты установил, что характер личности, ее отношение к жизни всецело определяется тем бытием в возможности в части его реализации, с которым он сталкивается в детстве. Ребенок подражает родителям во всем и потом пытается в своей жизни, полученной парадигмой, пусть и сторонне воспринятой реализовать стабильность своей жизни.
Великие Просветители искренне верили, что включение в законодательство положения, согласно которому каждый обвиняемыйсчитается невиновным, пока его виновностьв совершении преступления не будет доказана в предусмотренном законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда, действительно будет устанавливать противоречия парадигмы, снятие которых в форме правосудия будет приводить к однозначному предельному суждению о предмете в отсутствии каких — либо сомнений (истина). Однако этого не произошло.
(1) По материалам «Консультант -Плюс» раздел «Основы государственного управления», Интернет адрес www.iak.ru/page.faces?f=/library/gos_uprav. Полный текст в Телевизионного обращения президента В.В. Путина к гражданам РФ от 17 мая 2000г на 2002.kremlin.ru/events/34.html
(2) «Ludi & Люди. Краткий курс людологии» — изд. Лигал Эксперт, Москва 2007, стр. 3.
(3) А. В. Гулыга «Кант» (Жизнь замечательных людей. Серия биографий Вып. 7 ) -изд. Молодая гвардия, М.,1977 г- Стр. 185-186
(4)Прекрасно передано Ф. Ницще «Рождение трагедии из духа музыки»-Собрание сочинений в 2-х томах, М. 1992г
(5) «Кибернетика внесла в наши представления о стабильности некоторые изменения. Если раньше и философы и ученые видели в стабильности «чистую пассивность» или, как писал Аристотель, причину: «всегда так было» которую в новое время называли «опытом», «обычаем», «ритуалом», «верой», то, утверждая принцип саморегулирования в нулях (гомеостазис) кибернетика перевела стабильность из пассивного в активный залог. Стабильность, порядок, система с этой точки зрения мыслится как особые состояния объекта, в которых процессы регулирования возникают только как ответные реакции на нарушение этих состояний и направлены к их восстановлению по отрицательной обратной связи. Тем самым динамический и точный смысл получают такие понятия, как прочность, устойчивость, живучесть. А сама стабильность становится частным случаем регулирования по «нулевой программе», когда любые отклонения, любое новое должны рассматриваться как бесструктурный шум- объект активного подавления.
В кибернетическом понимании стабильную связь можно представить как связь «в возможности», которая выявляет себя только через отрицательную обратную связь, т. е. лишь в том случае, если она нарушена или рассогласована. Примером таких связей, составляющих основу поведения и быта, могут служить все основанные на привычке навыки, все виды автоматизации, где нарушение цикла или появление выбора вызывают только компенсирующую теоретическую и практическую деятельность для возвращения к норме.
Но осознание именно ключа и переработка его в рафинированное средство формализации, в идею стабильности, которая защищена от разрушений оборонительными механизмами обратной связи, происходит уже за пределами доолимпийской культуры. Само же доолимпийское общество сознает себя, причем частично и неполно, лишь в актахпосвящения. И здесь дело совсем не в том, что у людей доолимпийского образа жизни нет соответствующей способности. Способность к самосознанию у них есть. Гриоль, например, 33 дня слушал рассказы Оготоммели, слепого старика догонца, об африканской космогонии. Беда в том, что нет способности, а в том, что эта способность к самосознанию не находит причин выявления, не утилизируется в социально значимые продукты,не нагружена социальной функций.
Происходит здесь примерно то же, что с нашими ритуальными навыками — их природа везде одинакова. Каждый из нас знает свой город (как и куда попасть), свою квартиру ( где и что лежит), своих знакомых и близких. Объем такого связанного знания настолько велик, что если бы нашелся слушатель, способный задавать вопросы типа: «Потолок вверху или внизу?», «Где стоят книги?», «Сколько у человека рук?», то, будь человек австралийцем или европейцем, разговор о ритуале в духе театра абсурда мог бы идти неопределенно долго. Иногда и нам и «дикарям» представляется возможность потолковать о ритуале — новичок в городе объявится или этнолог на огонек забредет, но в принципе эта деятельность факультативна, бессмысленная и бесплодна для того, кому приходится давать ответы на вопросы. »- М. К. Петров «Самосознание и научное творчество » Ростов -н/Д.: изд. Ростовского университета, 1992 г стр. 22 — 23.
Следует отметить, что такие переходы возможны не только в разноритуаловых культурах, вторжение в жизнь человека следственных органов и допрос свидетелей, обвиняемых — это тоже упражнение ритуала, порой весьма интересное, очень даже, оказывается, «нагруженное социальной функцией».
Бывший президент России В.В.Путин очень хорошо сказал по этому поводу: "…государство — это не просто земля, на которой мы живем и работаем, не просто очерченная границами географическая территория, это прежде всего закон, это конституционный порядок и дисциплина. Если эти инструменты слабы, то слабо и государство или его попросту нет» (1)
О В.В. Путине можно много спорить, но не уважать в нем начало воина нельзя.
Клан воинов всегда обладал сокровенным знанием. Это знание не рождается многознанием, оно рождается отдельным знанием. Для того, чтобы отличить воина прочти ему «Многие знания рождают печаль» и спроси о чем это.
Дело в том, что любая война вызывает стойкое пренебрежение к любой собственности. Воин очень часто сортирует военную добычу, и он очень часто видит как то, что составляло смысл жизникакого — то человека им самым выбрасывается за ненужностью, ибо военные условия не позволяют ни хранить, ни выращивать, ни любоваться, ни кооптироваться в культурный слой того, что составляло ценность для жертвы.
Воины знают, что нет ничего дороже чести, ибо это единственное, что не выпустишь из рук, умирая. Воины знают, что все в руках Бога, ибо в их руках только оружие, такое же как и твоего врага, а любая битва выигрывается в храме перед сражением.
Им так же известно, что историю пишут те, кто победил и что себе можно многое простить и многое объяснить, если сохранена честь и адекватность восприятия. Нет ни границ, ни препятствий, есть жизнь до смерти и выбор смерти еще при жизни. Воинские традиции неизменны со дня сотворения мира. Войной, спором Бога и Дьявола этот мир начался, войной он и закончится. Но сейчас не об этом, хотя применительно к состязательности уголовного процесса мысль можно было бы и развить вплоть до теории возникновения государства благодаря завоеванию и насилию, как это сделал Каутский с Гумпловичем.
Главное, что сказанные слова в полной мере отражают состояние лица, задумавшего поход, военное мероприятие, его предельное понимание ситуации, война, как и философия, — штука, оперирующая предельными категориями.
Вообще война, философия, ближе всего в определении самое себя к игре. Именно поэтому людология (ludo — играю, logos- знание) — метод познания, предметом которого является универсум в предельности основ бытия (это сближает людологию с философией), методом — анализ явления с точки зрения игры.(2)
Если право — это бытие в возможности государства, а государство — это бытие в действительности права, то не хватает в этой формуле динамики. Что же есть энтелехия (осуществление, переход ) бытия в возможности в бытие в действительности?
И, как так возможно, чтобы право, представление лишенное коллизий по своему определению, было бытием в возможности, которому, по определению выше, мы давали характеристику социальной материи, нестабильной истинности противоречий?
Право по своей природе должно быть лишено противоречий, при законотворчестве, например, снятие противоречий достигается самим принятием закона, который сначала проходит через законодательную инициативу (субъективное снятие), затем через открытые агонистические процедуры обсуждения (объективное снятие противоречия), затем через агон голосования (предельное экзистенциальное противоречие — «пройдет или не пройдет»), затем через внешнее противоречие точки зрения (Верхняя палата парламента) и затем через символизацию абсолюта (утверждение государством в лице высшего должностного лица, опубликование).
Появляющееся таким образом бытие в возможности уже имеет вид снятия и не содержит в себе противоречий, каждое из которых представляется истинным. Оно является скорее формой познания реальности, правовой реальности. Исходя из системного анализа 4-х причин Стагирита, закон является целевой причиной (бытие в возможности в парадигме).
Теперь, когда сформировано бытие в возможности, вступает в силу правило того, что любое бытие в возможности с необходимостью реализуется в действительность. Но, если в естественном состоянии реализацию бытия в возможности в действительность обеспечивает его хаотическое состояние (противоречия должны быть сняты, так как мучают их носителя), то в снятом виде бытие в возможности не требует своей реализации.
Отсутствие противоречий законаи порождает необходимость еготочного соблюдения внешними силами, внешними условиями. Если в естественном, не снятом, не возвращенном бытии в возможности в действительность реализуется только одно противоречие, и даже более одного, то уже по разным субъектам, которые в дальнейшем, каждый олицетворяя «свое» противоречие вступают в агон, так или иначе формируя конечную предельность, либо избирают себе отдельную форму местонахождения, не связанную друг с другом, то в законе такой механизм не заложен, закон призван регулировать и однозначно определять, редкое исключение (по сравнению с общим количеством законодательных актов) процессуальный закон, который специально регулирует бытие противоречия (состязательность сторон, разноплановость позиций) иливажнейшие процедуры бытия власти (конституционные процедуры, разделение властей).
Государство здесь выступает как материальная и формальная причина реализации такого бытия в возможности, то есть как результат (отформатированная реализацией права реальность) и как процессы (форма) таковой реализации.
Движущей причиной выступают адресаты правовых норм, которые либо пассивны (например, при правовых запретах), либо активны (правопользователи, правоприменители).
Центральной движущей причиной выступает государственная власть и только, именно она на постоянной основе задействована в обеспечении реализации правовой нормы, кооптирована в нее как движущая причина, определяющая в каждый конкретный момент развертывания всей парадигмы какую часть целевой причины следует переводить в область бытия в действительности.
Именно такое понимание обеспечивает бытие права прежде всего как формы познания реальности. Открытость, публичность права, несет в себе гносеологическую функцию, как для участника парадигмы, который может сверить свои действия с целевой причиной (законом), так и для стороннего наблюдателя (иностранца, например), который может, не вступая в игру, составить себе представление о том, как выглядит реальность в том или ином государстве.
При этом наиболее интересны правовые нормы ad hoc, такие как Уголовно-процессуальный закон, например. Они организуют относительную и обусловленную специфическую парадигму бытия государства, применимую только в отношении конкретного случая и являющуюся формой познания только конкретных случаев. Именно в них, с учетом их процессуального содержания, в полной степени обнаруживается алеантность социальных процессов, об этом мы скажем чуть позже.
Если мы сталкиваемся в области действительного с чем -то основанным на законе, то это в любом случае государство, соотношение права и закона здесь представляется следующим образом. Любой закон может служить основой для бытия государства, но не каждое государство может быть основой для возвращенного бытия в возможности права.
Государство как результат реализации права- всегда цикличные замкнутые процессы, возвращающие в область бытия в возможности реализованное представление. Если закон не сбалансирован, не отражает сущность права, как бытия в возможности в снятом виде, то его тотальная реализация будет не снимать противоречия в области действительного, а множить их благодаря тому, что каждый раз обращаясь к нему субъекты будут вынуждены компенсировать пробелы его регулирования собственным пониманием, то есть собственным бытием в возможности, которое, как мы уже отмечали, нестабильно по своей природе и является областью a priori, в совершенстве описанной Кантом.
Именно тогда вырастает заново мифология, которая обращается к мудрецам как носителям особого точного знания, полученного не из области, доступной для всех, а являющейся специфической и поэтому элитарной. Ничего общего с правовым государством это не имеет, так как помимо бытия в возможности, выраженного в законе, имеется еще бытие в возможности, размещенное в конкретных субъектах, мнение которых столь же обязательно, что и сам закон.
Англосаксонская система права в этом отношении сделала блестящий ход и узаконила такую девиацию, введя судебный прецедент, как источник самого закона, но это неизменно повышает уровень недоступности бытия в возможности государства, стирая грани познания пределов государственной власти, отсюда почти комичные решения судом о том сколько раз в день заниматься супругам любовью, возмещение вреда в рамках призрачных причинно — следственных связей и прочее. Думается, не совсем это имел в виду Иммануил Кант.
Если же закон сбалансирован и отражает право, то на его основе возможно снимать противоречия в области действительности, так как он, как форма познания, содержит достаточное количество механизмов устранения любого сомнения, в случае же объективации индивидуальной воли вплоть до ее реализации, государство воспринимает это как конкурирующую форму реальностии соответственно устраняет ее, путем изъятия из области структурируемого ею бытия (уголовное преследование, наказание).
Государство, таким образом, - представляется сложнейшей социальной системой цикличных парадигм, бытием в возможности которых является закон. Энтелехия, описанная Аристотелем — это последовательный переход в реализации бытия в возможности от формальной к материальной причине. Специфика государства как энтелехии заключается в ее постоянной характере, отсутствии снятия противоречий при реализации, реализация представления в область материальной причины в точном соответствии с целевой.
Отсюда и определение власти как зеркальной реализации бытия в возможности в область действительности. При этом данное определение не составляет специфику государственной власти (которая, скажем прямо, надуманна в силу величия ее ресурсности); любая власть начинается там, где появляется зеркальная энтелехия возможности в действительность.
Такова власть над собой, такова власть привычек, таков механизм манипулирования и структурирования. И наоборот- там где этого нет — повышается уровень алеантности энтелехии, появляется снятие противоречий, так как через ряд неудачных попыток реализации они возвращаются в область бытия в возможности (которое изначально может противоречий и не содержать) в виде равнозначных вариантов (истинных противоположностей), каждый из которых может иметь место в области действительного, начиная от «получится — не получится», и заканчивая многосложными комбинациями, вплоть до расстройства сознания (усталость при которой все переводится в действительность, шизофрения, например).
В принципе Великие просветители были правы в том, что с помощью парадигмы государства возможно структурировать социальную материю. Наивысшей точки развития данная практика получила при режимах национал — социализма и большевизма.
Включение в право моделей, позволяющих структурировать мир по типу предельного основания — возможен.
Но давайте задумаемся, благодаря чему возможен переход возможности в действительность. Согласно Аристотелю, то благодаря чему — относится к движущей причине. Именно это суждение позволило появиться гуманизму, представлению том, что человек является необходимой составляющей любого явления. Человек, как мы уже установили, единственная область бытия в возможности, как бытия в возможности (область a priori).
Сцепление и кооптирование его в парадигмы бытия приводит к тому, что в нем содержится в той или иной степени определенный уровень бытия в возможности той парадигмы, в которую он кооптирован. Но благодаря чему возможна передача бытия в возможности, его реализация, кооптирование в уже существующие парадигмы, определение сходства и различия, оценка, соблюдение ритмов и ритуалов. Как из tabula rasa рождается сведущий государственный муж, или профессионал высшего порядка?
Каково то единое основание для всех парадигм, позволяющее при его наличии говорить о самостоятельности и некотором влиянии на парадигму, а в его отсутствии - видеть в человеке только предметную сторону процесса, лишенную какого — либо основания встречности и подобия. Почему в одном случае человек — это центр вселенной и высшая ценность, а в другом случае — предмет отношений парадигм, которого можно положить в поленницу, облить керосином и сжечь?
Почему для одних и тех же людей одни и те же вещи, в сравнительно небольшой промежуток времени, являются допустимыми, а затем совершенно недопустимыми?
Что примиряет непримиримое и в то же время заставляет вечно обесценивать все достигнутое? Не удержусь еще раз от цитаты: « Игра содержит в себе противоречие: играющий все время пребывает в двух сферах — условной и действительной. Уменье играть заключается в овладении двуплановостью поведения. (…) Наслаждение искусством - соучастие в игре. Кант проник в саму суть проблемы. (…) Оказывается, только в сфере «сопутствующей» красоты реализуется эстетический идеал. Нельзя представить себе идеал красивых цветов. Идеал красоты, по Канту, состоит в «выражении нравственного».
А один из заключительных выводов эстетики Канта гласит: «Прекрасное есть символ нравственно доброго». Так мы оказываемся в сфере поведения человека» (3) Серия жизнь замечательных людей — прекрасное изобретение.
Сравните образ жизни Стагирита, эллинистического грека, жившего в эпоху завоеваний, пиратской культуре, где все полно богов, где ритуалы завораживают, а поэзия служит заговором к тому, чтобы усмирить силы природы (4) и Иммануила Канта, жившего в эпоху Прусской муштры, расписавшего все время своей жизни по часам, ни разу не женатого, не пьяневшего, не покидавшего Кенингсберга во всю свою жизнь и выживавшего благодаря работе библиотекаря и местного лектора в университете.
Стагирит ни словом не сказал об игре как о форме энтелехии только потому, что это было естественно, как если бы вы пытались увидеть и описать свой собственный глаз, благодаря которому видите. Понадобились тысячелетия, чтобы появилось «зеркало», позволяющее увидеть свой собственный глаз, чтобы игру можно было установить как то, что упорядочивает многообразное в явлении определенным образом. Философия постоянно спотыкается об это достаточное порождающее начало и находит его то в Боге, то в константе порождения, по в человеке и его воле, то в его представлении, то … множественность названий единого и однородного.
И только в ХХ веке после ужасов социальных преобразований появляется исследование, которое робким голосом заявляет о том, что нет, собственно, ничего содержательного настолько в любой форме, чтобы влиять на саму форму, что сама форма реализации и развертывания содержания, может кооптировать в себя, собственно говоря, все что угодно и что этой формой всеядности в любой культуре, как оказывается, является игра. И говорит это человек настолько же далекий страстей по своему происхождению, что сначала верится в это очень с трудом. «Homo ludens»
Йёхона Хейзинга наделал очень много шуму оглушительностью робости своего суждения в отношении любого продукта социальной деятельности как результата игры, всеядной по определению, начисто уничтожив какие — либо надежды на линейность и прогрессивность развития культур. Прекрасной иллюстрацией к этому, но в обход методологии Й. Хейзинга, с заменой игры на термин «ритуал» является наблюдение М.К. Петрова о равнозначности с точки зрения формы ритуала любой культуры. (5)
Одной из характеристик игры является то, что она переводит в область действительного любое бытие в возможности. Игра в этом отношении универсальная формообразующая константа бытия. Именно в силу этого так различны культуры разных народов. Наиболее ярким повседневным примером в этом отношении являются малолетние дети.
Гельвеций первый, среди Великих просветителей, что указал новорожденные являются прекрасным примером условности всего того, что воспринимается нами как догмат и естественность. Возьмите сотню новорожденных изолируйте их от остального мира, и вы можете привит им любое знание и любую культуру, они станут тем, чем вы их создадите.
Позднее Карл Юнг, при вскрытии коллективного бессознательного (архетипа) справедливо отметит, что наше сознание всего лишь вызывает в нас то, что является нашей природой, сформированной тысячелетиями и в зависимости от того ключа, которым мы пользуемся зависит, что в нас будет присутствовать из прошлого.
Эрик Берн проводя социальные эксперименты установил, что характер личности, ее отношение к жизни всецело определяется тем бытием в возможности в части его реализации, с которым он сталкивается в детстве. Ребенок подражает родителям во всем и потом пытается в своей жизни, полученной парадигмой, пусть и сторонне воспринятой реализовать стабильность своей жизни.
Великие Просветители искренне верили, что включение в законодательство положения, согласно которому каждый обвиняемыйсчитается невиновным, пока его виновностьв совершении преступления не будет доказана в предусмотренном законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда, действительно будет устанавливать противоречия парадигмы, снятие которых в форме правосудия будет приводить к однозначному предельному суждению о предмете в отсутствии каких — либо сомнений (истина). Однако этого не произошло.
(1) По материалам «Консультант -Плюс» раздел «Основы государственного управления», Интернет адрес www.iak.ru/page.faces?f=/library/gos_uprav. Полный текст в Телевизионного обращения президента В.В. Путина к гражданам РФ от 17 мая 2000г на 2002.kremlin.ru/events/34.html
(2) «Ludi & Люди. Краткий курс людологии» — изд. Лигал Эксперт, Москва 2007, стр. 3.
(3) А. В. Гулыга «Кант» (Жизнь замечательных людей. Серия биографий Вып. 7 ) -изд. Молодая гвардия, М.,1977 г- Стр. 185-186
(4)Прекрасно передано Ф. Ницще «Рождение трагедии из духа музыки»-Собрание сочинений в 2-х томах, М. 1992г
(5) «Кибернетика внесла в наши представления о стабильности некоторые изменения. Если раньше и философы и ученые видели в стабильности «чистую пассивность» или, как писал Аристотель, причину: «всегда так было» которую в новое время называли «опытом», «обычаем», «ритуалом», «верой», то, утверждая принцип саморегулирования в нулях (гомеостазис) кибернетика перевела стабильность из пассивного в активный залог. Стабильность, порядок, система с этой точки зрения мыслится как особые состояния объекта, в которых процессы регулирования возникают только как ответные реакции на нарушение этих состояний и направлены к их восстановлению по отрицательной обратной связи. Тем самым динамический и точный смысл получают такие понятия, как прочность, устойчивость, живучесть. А сама стабильность становится частным случаем регулирования по «нулевой программе», когда любые отклонения, любое новое должны рассматриваться как бесструктурный шум- объект активного подавления.
В кибернетическом понимании стабильную связь можно представить как связь «в возможности», которая выявляет себя только через отрицательную обратную связь, т. е. лишь в том случае, если она нарушена или рассогласована. Примером таких связей, составляющих основу поведения и быта, могут служить все основанные на привычке навыки, все виды автоматизации, где нарушение цикла или появление выбора вызывают только компенсирующую теоретическую и практическую деятельность для возвращения к норме.
Но осознание именно ключа и переработка его в рафинированное средство формализации, в идею стабильности, которая защищена от разрушений оборонительными механизмами обратной связи, происходит уже за пределами доолимпийской культуры. Само же доолимпийское общество сознает себя, причем частично и неполно, лишь в актахпосвящения. И здесь дело совсем не в том, что у людей доолимпийского образа жизни нет соответствующей способности. Способность к самосознанию у них есть. Гриоль, например, 33 дня слушал рассказы Оготоммели, слепого старика догонца, об африканской космогонии. Беда в том, что нет способности, а в том, что эта способность к самосознанию не находит причин выявления, не утилизируется в социально значимые продукты,не нагружена социальной функций.
Происходит здесь примерно то же, что с нашими ритуальными навыками — их природа везде одинакова. Каждый из нас знает свой город (как и куда попасть), свою квартиру ( где и что лежит), своих знакомых и близких. Объем такого связанного знания настолько велик, что если бы нашелся слушатель, способный задавать вопросы типа: «Потолок вверху или внизу?», «Где стоят книги?», «Сколько у человека рук?», то, будь человек австралийцем или европейцем, разговор о ритуале в духе театра абсурда мог бы идти неопределенно долго. Иногда и нам и «дикарям» представляется возможность потолковать о ритуале — новичок в городе объявится или этнолог на огонек забредет, но в принципе эта деятельность факультативна, бессмысленная и бесплодна для того, кому приходится давать ответы на вопросы. »- М. К. Петров «Самосознание и научное творчество » Ростов -н/Д.: изд. Ростовского университета, 1992 г стр. 22 — 23.
Следует отметить, что такие переходы возможны не только в разноритуаловых культурах, вторжение в жизнь человека следственных органов и допрос свидетелей, обвиняемых — это тоже упражнение ритуала, порой весьма интересное, очень даже, оказывается, «нагруженное социальной функцией».
