Страхование уголовной ответственности населения (СУОН). Людологический обзор

Предисловие

Современный мир — результат последовательных попыток претворения в области действительного идеальных концепций мира — теория разделения властей Шарля Монтескье, идея правого государства Иммануила Канта, абсолютизма Георга Вильгельма Фридриха Гегеля, деспотизма Томаса Гоббса и прочее. Сложно доказать, что изменение формы не меняет содержания уже потому, что общие представления никогда не работают на уровне «здесь и сейчас», который и определяет простую жизнь простого человека.

Это прекрасно заметно на примере уголовного права, в котором до сих пор сохранены принципы и традиции римского права, со времен Сократа мало, что поменялось, в практике своего осуществления.

Уголовное право- до сих пор форма кары, чтобы ни говорили теоретики и гуманисты. Ощущение этого привело к выделению три столетия назад отдельной отрасли- уголовного процесса.

По замыслу, уголовный процесс, как форма, в которой обретает свое значение материальная норма уголовного закона, должен был формировать то значение, которое приемлемо и согласовано с программой и целями просветительного государства (права человека, равенство, разделение властей и прочее и прочее). Но и это оказалось фикцией. И дело здесь не в том, что у власти стоят монстры или страна поражена коррупцией, а современный мир находится в состоянии войны с терроризмом. Это всего лишь символы, в которых отражаются последствия избрания неправильного вектора развития.

Необходимо понимать, что наш мир сегодня, все наши институты демократии, в том числе и институты международного масштаба – это искусственно созданные формы организации общества, которые еще не верифицированы в историческом ракурсе своего развития. Поэтому фиктивность некоторых из них не следует воспринимать как трагедию (плюрализм, многопартийность, свобода слова, приоритет интересов человека в системе государственных ценностей, презумпция невиновности и прочее).

Этим теориям не более 300 лет- смешная цифра для истории, и тем более для тех институтов, которые возникали органически на протяжении развития человечества.

Не понимание этого и продолжение борьбы за демократию в том смысле, как ее понимают, исходя из продекларированных программных установок, увы законодательно закрепленных, приведет этот мир к катастрофе. Нельзя требовать неестественных вещей от людей, а наши законы требуют от людей невозможного. Смысл данного теоретизирования может обретать свою ценность только в рамках философского, умозрительного, однако, задача нашей работы несколько иная.

Веруя в то, что человек — органика этого мира, что возможности внушения последнему безграничны и во многом то, что сегодня недооценивается способность человека формировать мир вокруг себя, мы полагаем, что подлинное создание той модели организации, о которой говорили Великие французские просветители принципиально возможно.

Но для этого необходимо понимать, что одной вербальности законодательства недостаточно. Общество представляется как система взаимодействия различных элементов, и если мы желаем, чтобы произошло качественное изменение, необходимо формирование системы в корне изменяющей не только формальную сторону какого- либо процесса, но само содержание вплоть до изменения мотивационного поведения субъекта.

Первое, что нам приходится решать в этом многоуровненном уравнении – найти точку опоры. Если мы верим в то, что право способно менять социальную действительность – то это область правового характера. И здесь, следуя традиции Шарля Монтескье отметим, что в области права для такого субъекта как население основополагающими являются именно законы уголовные.

Так как именно уголовный закон выражает ту предельность взаимоотношений между человеком и государством, которая вообще может быть в области права. Это своего рода социальная философия в действии. Тот, кто это не понимает или недопонимает в конечном счете превращает из уголовного законодательства фикцию и игрушку, обрекая себя и своих чиновников на произвольность поведения, а, следовательно, на жесточайшую тиранию, тиранию случайности, где систему уголовного наказания и неотвратимого уголовного преследования заменяет случайность уголовной ответственности, ее избирательность.

Что можно сделать при помощи права, осознавая право как инструмент, нам прекрасно продемонстрировал ХХ век и режим национал – социализма (который имел высокий уровень демократических оценок) и режим военного коммунизма, последний вообще с юридической точки зрения был идеальным.

В таких условиях реформирование системы отношений в связи и по поводу уголовного преследования является актуальнейшим вопросом современности.

Что в современности может помочь рядовому человеку противостоять системе репрессивного уголовного преследования? Временно не рассматривая вопрос международных основ, сосредоточим внимание на России. То, что формирование в нашей стране гражданского общества задача мифологическая — мало у кого вызывает сомнение.

Да и настолько ли уже хорошо то, что понимается нами под гражданским обществом? Кто видел его в действительности? Не глазами туриста в чужой стране, или сквозь страницы учебников и газет, а воочию, так сказать непосредственно? Тирания законности западных стран вызывает столько же гнева у народа соответствующего государства, сколько и наша виртуальная демократия.

Какой же выход предлагается нами? Что необходимо предпринять, чтобы создать систему правосудия, где каждый случай, каждое дело будет соответствовать процедуре в той же степени, что и все остальные при том, что сама по себе процедура, закрепленная в законе, в достаточной степени демократична и обеспечивает достаточные институты, позволяющие каждому невиновному защищать свои права вплоть до постановления оправдательного приговора суда.

Понимая, что проблема не в качестве закона, а в его исполнении и соблюдении правоприменителем, в доступности его механизмов его практической реализации для правоиспользователей, мы полагаем, что необходимо законодательно регулировать то, что изначально регулированию не подлежит- мотивы поведения участников уголовного процесса. И только в этом случае закон не будет соблюден исключительно только для избранных, которые могут позволить себе нанять самых лучших адвокатов и лоббировать принятие законных решений. Сегодня речь идет о том, что государство не только должно обеспечивать принятие справедливых, сбалансированных законов, но и обеспечивать возможность их реализации.

В свете концепции УПК РФ дело защиты составляет исключительную компетенцию стороны защиты и следователю и другим участникам со стороны обвинения в буквальном смысле запрещено осуществлять функции защиты, поскольку последняя разделена и отделена от функции обвинения и разрешения дела самим законодателем(принцип абсолютизации состязательности взамен принципа поиска истины).

Качество этой защиты сегодня оставляет желать лучшего. Большинство уголовных дел разрешаются при участии адвокатов, назначаемых в порядке ст. 51 УПК РФ – по назначению. В данном случае защита сводится к присутствию адвоката при производстве следственных действий, судебном заседании, а иногда и заочному присутствию (проставление подписей в протоколах). В адвокатуре появилось понятие понятие «мебельная защита» (адвокат в качестве мебели).

Трудно обвинять в этом адвокатское сообщество. Большинство адвокатов, участвующих в порядке ст. 51 УПК РФ – молодые адвокаты недавно получившие статус (таковых в адвокатуре кстати порядка 60 %), интерес к такому делу – получение практических знаний зачаточного характера, результат финансового плана смехотворен.

Все это приводит к тому, что участие такого адвоката сводится в лучшем случае (если он посещает подзащитного в СИЗО) к передачи пачки сигарет, в худшем случае такие адвокаты – непосредственные агенты субъектов уголовного преследования и вреда от их участия раз в десять больше, чем в случае их отсутствия.

Такая ситуация не может не сказываться на общей работе адвокатуры, престиж которой у населения катастрофически падает. А тот сектор структурирования гражданского общества, который закреплен за адвокатурой – вообще не структурируется и фактически не обслуживается ею. Сегодня следует осознать, что защита в уголовном процессе – это не функция гражданского общества, это одна из стратегических задач государства по обеспечению собственной безопасности.

Если гражданин лишен возможности через легально существующие институты адвокатуры повлиять на вынесение справедливого решения суда, то правосудие в целом не выполняет своей функции — снятие социальных противоречий, что приводит к организации социума и его отдельных элементов по типы террористических организаций, организованной преступности.

Но, как при этом сохранить все то лучшее, что наработано – независимость защитника, его высокий профессионализм и служение исключительно интересам правосудия при принципиальном, честном, разумном отстаивании интересов своего клиента? Как из этой конституционной деятельности сделать деятельность государственного значения ( при том, что суверенитет народа не делегируется отдельным лицам и органам иначе как через делегирование данного суверенитету государству и государственным органам)?

Мы предлагаем ввести такую систему как обязательное страхование рисков уголовной ответственности граждан.

Сущность данной системы заключается в том, что каждый гражданин, который может быть привлечен к уголовной ответственности платит денежные средства по фиксированной ставке в качестве обязательного платежа (налога). Данные денежные средства отчисляются в бюджет государства.

Государство при этом осуществляет фискальные функции и обеспечивает сохранность и целевое использование данных денежных средств. Распределением денежных средств занимается исключительно Адвокатская палата ( Федеральная адвокатская палата и палаты соответствующих субъектов федерации).

Предназначение данных денежных средств- оплата труда адвокатов участвующих по назначению, то есть в порядке ст. 51 УПК РФ. Принципиальным преимуществом является то, что в системе существующих отношений, по поводу защиты в порядке статьи 51 УПК РФ ничего не меняется структурно.

Сейчас все выглядит точно так же, за исключением того, что деньги утверждаются рамочным бюджетом за чертой разумности (максимум 1 МРОТ за участие в следственном действии, судодень), выплачивают их только лояльным адвокатам, «по знакомству» и только по велению должностного лица, которое само же данного адвоката и приглашает.

Далее мы подробно рассмотрим все аспекты, предлагаемой системы, сейчас же отметим, что данная система позволит устранить коррупцию в сфере уголовного судопроизводства.

Когда коррумпированный чиновник будет знать, что он столкнется с неотвратимой системой защиты, которая ни от чего не зависит, не ограничена во времени, не сдерживаема финансированием обвиняемого, его эмоциональным состоянием, главное глубоко профессиональна – многие игры с законом закончатся.

Квалификационным комиссиям адвокатских сообществ следует вменить в обязанность контроль за осуществлением защиты в порядке ст. 51 УПК РФ, и не в рамках реагирования на жалобы доверителей (это своего рода аналог прокурорского надзора), а непосредственно на основе письменных отчетов адвокатов.

Так же целесообразна здесь же и специализация адвокатов и конкурс для получения возможности осуществления такой защиты. Но главное — наши граждане наконец то получат эффективный механизм защиты своих прав. Одно то, что будет организована дежурная служба незамедлительного реагирования ( в рамках единого телефона 112) по факту задержания, привлечения к уголовной ответственности и прочее позволит решить проблему незаконных задержаний, арестов, волокиты и прочее.

Этот искусственный прием в отношении ситуации с правосудием в России может существенно помочь нам в построении правого государства. При этом инфраструктурных вложений уже не потребуется, система организации адвокатских сообществ уже давно готова выступить единым фронтом в борьбе за законность, не хватает только единого поля организации работы. При этом нет необходимости менять правовой статус адвоката (на государственно — подобный), сам режим работы изменит все к лучшему, не говоря уже о подлинной финансовой независимости адвоката от участников производства по уголовному делу со стороны обвинения.

1. Проблемы защиты по назначению в России.

Нет можно конечно долго упиваться тем, что адвокат — «священное животное», которое стоит на острие борьбы с государственным произволом и прочее, что это единственная область юриспруденции, где кроме совести и закона — нет другого руководства, но если знать эту кухню изнутри, то невольно скорбь берет за душу о народе.

Адвокатура в РФ сегодня — это позор и форменное безобразие, узаконенное мошенничество, средство к отъему денег у населения под видом деятельности, или же защищенный канал по коррумпированию чиновников правоохранительной системы.

Этот факт отрицается великими образцами профессии, но уйти от этого факта невозможно. Было бы конечно замечательно, если бы все было иначе, но это так. Печально то, что формирование адвоката начинается именно в жерновах правоохранительной системы.

Если это б/с, то он уже подготовлен к практической деятельности, если же это лицо из гражданских, то у него есть три пути.

Первое - он приходит в «семью» и начинает обслуживать ее интересы (бизнес группа, родственники и прочее), здесь он у старших, вышележащих товарищей, которые тесно связаны со структурами ФСБ, МВД, СКП и прочее учится всему необходимому. Ни о каком правосознании, вере в закон соответственно говорить не приходится.

Пред нами субъект совершенно подготовленный к преступной деятельности, который по сути занимается легализацией деятельности преступного сообщества в рамках аналитической криптографии. Ставку на такого специалиста государству лучше не делать, так как все, что он знает касается того, с чем государство, по идее, должно бороться.

О защите граждан такой специалист знает еще меньше, в рамках ст. 51 УПК РФ участия не принимает.данный вид адвоката полностью сформирован коррупционными отношениями, является их элементом.

Второй вариант, новоиспеченный адвокат делает ставку на работу с населением, так как это стабильный источник дохода, ресурс который воспроизводим и надежен (уголовное преследование будет всегда).

Если он б\с то год или два он может поработать на старых служебных контактах, не затрагивая 51 УПК РФ, но затем как показывает практика бывшие сослуживцы находят других товарищей по ту сторону и нашему адвокату волей неволей приходится обращаться к 51 УПК РФ.

Качество его работы далеко не только от идеальных стандартов, то вообще от нормативных стандартов, закрепленных Кодексом профессиональной этики, Законом об адвокатуре.

Это полностью работа в обвинение, которое сводится к минимизации негативных последствий привлечения к уголовной ответственности (подписка о не выезде вместо ареста, условное наказание вместо реального лишения свободы и так далее).

При каких — либо попытках клиента заявить о полном несогласии с принятыми решениями по его делу адвокат, как последний рубеж обороны перед государством очень ласково объясняет последствия такого поведения и все сводит к тому, что надо заключить соглашение с коммерческой оплатой гонорара.

Лучшим вариантом развития событий при защите по 51 УПК РФ считается следующее — адвокат вступает в дело по назначению, тут же уговаривает клиента на соглашение, получив согласие продолжает на период действия ордера защищать по назначению (соответственно получая деньги из бюджета), затем заключает коммерческое соглашение, получая гонорар ( по бумагам), когда уже состоялась оплата по назначению от государства.

Фактически получается двойная оплата труда и государством и доверителем. При определенной сноровке и знании техники дела все выглядит безупречно. Иногда гонорар камуфлируется необходимостью дать взятку следователю, дознавателю и прочее.

Такие функционеры системы с успехом работают при каждом ОВД, отделе СКП, суде. Они фактически помощники органов уголовного преследования, их соучастники, непосредственные агенты. Можно было бы их упрекнуть, если бы каждый из ни не проходил по третьему варианту развития событий в свое время.

Третий вариант наиболее распространен среди молодых адвокатов, ранее не работавших в правоохранительной системе, но по неизвестным причинам решивших выбрать уголовно- правовую специализацию, или просто поставленных на отработку 51 УПК РФ руководством адвокатского образования. Справедливости ради следует отметить, что есть и контингент б\с, который в первые годы работы не согласившийся с режимом и политикой уголовного преследования сбегает в адвокатуру, но это больше из области рыбацких «рассказов о самом себе».

Итак «молодой адвокат» приходит в дело с надеждой на то, что его стараниями будет обретена справедливость, о которой он имеет весьма смутное представление (законодательно истина по делу отменена как цель уголовного процесса), пускай ему даже не нужна оплата по 51 УПК РФ, он работает «ради искусства».

Итак он начинает защиту, делает все возможное, не дает обвинению никаких шансов. Допустим он достаточно харизматичен, чтобы убедить своего подзащитного идти до конца и не писать никакие отказы от защиты, чтобы тому не обещали взамен и т. п. и т. д.

Пускай даже он добивается оправдательного приговора. Он победил? Вот же она победа справедливости над системой. Все дело оказывается в идеологии, в надлежащем отношении каждого к своим обязанностям, надо просто быть честным и не изменять присяге адвоката и тогда возможно сделать все.

Пускай это отняло полгода жизни, пускай за эту работу заплатили, или заплатят меньше, чем ушло денег на разъезды и ксерокс, но ведь важнее истина. Но именно здесь проявляется ничтожность индивидуального перед системностью государственного.

Данного защитника больше не приглашают по 51 УПК РФ. Его шефу дают понять, что он персона non grata в ОВД, СКП, суде. Государство обнаружив такого субъекта изолирует его от самой возможности участия в процессе уголовного преследования. Если же он не дай бог все таки заинтересован в получении вознаграждения по 51 УПК РФ, то его ему просто не выплачивают, на все крики негодования — предлагают обращаться в суд.

Иногда в тот же самый, который и должен выплатить денежные средства. При этом Адвокатские палаты пишут письма о существующем положении дел (которое приобрело массовый характер) и Председателю Верховного суда РФ и Генеральному прокурору РФ, но мало что меняется. Да вообще уместно ли в одном случае говорить о том, что система правоохранительных органов превратилась в непотребную организацию, а с другой стороны выпрашивать у нее же деньги, которые она задолжала своим соучастникам от адвокатуры.

Я не буду здесь касаться вопросов процессуального бесправия адвоката в уголовном процессе в нашей стране, государственной монополии по сбору доказательств, скажу лишь, что население, которое попадает в руки таких правоохранителей и адвокатов испытывает мягко говоря «волшебные впечатления».

Я прекрасно понимаю отстрелы сотрудников милиции в Дагестане, Ингушетии, где сама ментальность народа не позволяет обращать свой гнев внутрь себя, разрушая себя алкоголизацией, заставляет браться за оружие и путем откровенного противостояния восстанавливать справедливость.

Но вся сила русского народа в его организации, то как он организован и кем. Стоит появиться в народном сознании четко оформленной идеи, что прямое насилие над должностными лицами государства приведет его к освобождению, как террор эсеров начала ХХ века, при современном прогрессе средств поражения живой силы противника, покажется нам детской забавой.

При этом подчеркну, что именно сфера уголовного преследования является очагом всех волнений и революций. Возвращаясь к нашему адвокату, следует отметить, что самых настойчивых хватает на 3-5 лет такой защиты в порядке 51 УПК РФ, или же на принципиальную позицию в суде (за ничтожно малые правозащитные гонорары), затем экономика берет свое (появляется собственная семья, остывает жада справедливости и т. п.) и они начинают мечтать, о том чтобы статья консильери какой — нибудь преступной группировки, организованной по типу группы компаний, холдинга.

Таким образом, образ адвоката по уголовным делам в большей части формируется защитой по назначению, суть которой в том чтобы нивелировать любую защиту, свести ее к мебельной защите.
И здесь надо принять оно из двух решений.

Либо прекратить обманывать население, адвокатов мифами о презумпции невиновности, неотвратимости уголовного преследования по любым преступлениям (иногда создается впечатление, что такие должностные преступления, такие как фальсификация доказательств, незаконное воздействие на потерпевшего, свидетеля вообще изъяты из уголовного кодекса, или написаны для гражданских лиц), состязательности уголовного процесса, объяснив тем самым населению, что уголовное преследование — политическая функция управления обществом, либо ломать систему назначения защиты по 51 УПК РФ, обеспечивая ее эффективность.

Сраведливости ради следует отметить, что государство и адвокатура здесь действуют явно заодно. Существующее положение вещей всех устраивает, всех, кроме тех, кто привлекается к уголовной ответственности. Государство как бы должно адвокатам, а адвокаты как бы имеют право за невыполнение перед ними обязательств что- то иногда попросить у государства (помещение в аренду по смехотворным ставкам, услугу по конкретному делу у конкретного функционера, преференции перед лицом международных выступлений и событий).

Отдельно скажем еще о так называемых «правозащитных адвокатах».

Эти скитальцы духом, которые отчаялись найти сторонников в профессиональной сфере примыкают к различного рода правозащитным организациям в России, в надежде хотя бы здесь найти некоторое подобие нормальности режима отправления адвокатского долга. Но и здесь они сталкиваются с самым обычным и самым жестоким врагом личностного — отсутствием организации.

Правозащитная деятельность в РФ носит рывковый, импульсивный характер, во многом базирующийся на политической ангажированности того или иного дела, не имеющий под собой никакого регламента, компетенции.

Максимум, что может сделать адвокат в рамках правозащитной деятельность НКО (деятельность института Уполномоченного по правам человека в РФ иначе, как профанацией не назовешь) это набрать побольше громких дел, сделать себе имя и уйти в коммерческий сектор.

Итак, следует отметить, что каждый адвокат стремится на своем профессиональном пути избавиться об бремени защиты по назначению, обрасти собственной клиентурой, которая за обеспечение им лояльности власти по отношению к ней по различного рода вопросам, будет насыщать его полноценными гонорарами, позволяющими вести безбедное существование, как минимум, озолотит его, как максимум.

При таких обстоятельствах, следует отметить, что цели государственного управления в части обеспечения гражданам РФ квалифицированной юридической помощью, не достигаются.
При этом уровень медиатизированности данной проблемы нулевой.

Складывается впечатление, что у нас все хорошо и с адвокатами и с уголовным преследованием. Неудивительно, что моральный облик адвокатов в такой системе полностью разлагается. Существующая система адвокатуры- легализует прямое соучастие адвоката в репрессивном уголовном преследовании.

Я уже не буду говорить, что только в Москве существует 3 адвокатских конторы, которые занимаются оказанием платных сексуальных услуг в местах лишения свободы, по месту содержания следственно-арестованных. И все это прикрывается священностью адвокатской тайны.

Как справедливо шутят представители государственной безопасности — единственное, что нам удалось хорошо организовать- это преступность.

Итак следует ли оставить все как есть в надежде на то, что со временем роста культуры населения, правовой культуры наша система адвокатуры из клоаки эволюционирует в то, что мы так любим в западно- европейских адвокатах?

На мой взгляд нет уже потому, что адвокатура- отражение и производное от государства, в частности от правоохранительной системы.

Если мы будем ждать, что в стране, которая никогда не знала верховенства закона, даже не «нюхала» его, появится вдруг из пустоты адекватное правосудие, вменяемый аппарат уголовного преследования, то нам следует сразу же причислить всех правоохранителей к лику святых и перенести этот вопрос в область теологии, рассмотрев его в ином мире. Движущей причиной любой реформы, в частности судебной может быть кто угодно, но только не государство.

Сразу же оговоримся, что реформирование судебной системы, путем создания нормальной адвокатуры- задача, которая полностью увязана с задачей государственного строительства. Политической элите сегодня уже совершенно понятно, что путь уголовных репрессий ведет только к тому, что вместо заказных уголовных дел, еще так популярных несколько лет назад приходит простая физическая ликвидация, которая эффективнее, бюджетнее и избавлена от необходимости долгих и нудных формально- юридических действий.

При этом уровень технической подготовки, кадровый состав, идеологический настрой службы безопасности средней ОПГ намного превосходит силы любого оперативного подразделения государственной службы, исключая опять же политические дела, когда по тому или иному делу есть прямое указание от правящей элиты.

А что правящая элита?

Надо четко понимать, что если человека желают видеть следственно- арестованным, униженным перед обществом — никакой адвокат ему никогда не поможет. Да, даже если это будет суд присяжных, так как в уголовном процессе доминирует государство в части сбора доказательств, ОРД полностью сопряжено со следствием, жаловаться некуда, критерий принятия правосудного решения размыт, а у судебного надзора власти больше чем у суда первой инстанции.

Для защиты от государственного уголовного преследования современный бизнес обрастает специальными подразделениями, купленными генералами и начальниками управлений, собственными адвокатскими образованиями, режимами функционирования, которые копируют методику нелегальной агентурной сети в тылу врага. Но и при этом государство находит и кого надо сажает, или просто получает свои откупные.

Надо признать, что любая адвокатура для заказных, политически ангажированных дел абсолютна бесполезна для подзащитного. Когда мы говорим о необходимости страхования рисков уголовной ответственности населения мы прежде всего говорим о простом человеке, «среднем человеке» и о повседневной работе правоохранительной системы.

Мы говорим о 51 УПК РФ, механизмах ее функционирования. Формирование качественного института участия адвоката в защите по назначению никак не затрагивает интересов правящей элиты и ее способности влиять на осуждение того, кого она желает видеть осужденным. Наоборот подобная система позволит ей успешно камуфлировать заказные дела, избежать явных натяжек за счет повышения качества работы органов уголовного преследования.

Наконец, для Западно — европейского сообщества появится красивая картина того, что в России наконец — то стали бороться с карательностью и репрессивностью уголовного процесса, не путем показухи (истребить коррупцию в течении месяца — все таки алкоголь влияет на мозг) и рывков в сторону бумажного плюрализма на фоне суверенного демократизма, а путем предоставления полноценных условий для гражданского общества.

Если все опять провалится — то здесь уже точно можно развести руками и сказать, что действительно сделали все что могли, но сами адвокаты как форпост гражданского общества не справились, а значит не справился сам народ.

Можно конечно сделать проще и отдать те деньги, которые есть сейчас в бюджете адвокатам, минуя звено страховщиков с их страховой политикой ( нежелание страховать от предсказуемых случаев и так далее), но в таком случае опять же будет потеряна причинно- следственная связь с населением.

Налоги как форма финансового участия населения в общем деле находится вне причинно — следственной поведенческой связи в России точно. В то время как практика введения в РФ ОСАГО и КАСКО показала, что народ активно обращается к страховщикам по каждому страховому случаю, так как понимает причинно- следственную связь «деньги — товар».

Именно поэтому выделение денежных средств на оплату труда по 51 УПК РФ должно носить вид отдельного сбора, налога, привязанного к конкретным действиям, увязанного на размер финансирования, а не выделяться из общего бюджетного котелка.

Скажем еще несколько слов об уголовной защите. Позор то, что ни Федеральной палатой адвокатов, ни палатой какого — либо субъекта РФ до сих не разработан даже примерный обязательный алгоритм защиты по уголовному делу.

Есть только одна обязанность адвоката к совершению действий, урегулированная нормативно — подать кассационную жалобу, если суд в приговоре не разделил позицию защитника.

Адвокат конечно свободная профессия, но не настолько. Уголовный процесс это прежде всего процессуальная форма, которая предсказуема и детализирована во времени, но ни в научной литературе, ни в многочисленных рекомендациях и обзорах Советов адвокатских палат нет даже намека на конкретику действий защитника по уголовному делу. На практике это выливается в то, что зашита ведется как бог на душу положит, некачественно из рук вон плохо, с амбициями, курьезами и прочее и прочее.

Ну допустим, что это все вопрос традиции и правил профессии, что совесть лучший контролер, а а адвокат как священник, человек духовный и бескорыстный по сути и так далее (хотя я не знаю на кого это рассчитано, комсомольцев и пионеров вроде бы уже как 20 лет нет), но фундаментальные вопросы профессии? Ведь с институтом защиты по назначению, который в принципе отрицает право обвиняемого на свободу выбора адвоката, право пригласить в качестве защитника адвоката, который ему симпатичен и который разделяет его убеждения, связан такой институт как необходимость следования адвоката (защитника) позиции обвиняемого по делу.

Остановимся на этом подробнее, так как это важно.

Совпадение позиции профессионального защитника (адвоката) и подзащитного является древнейшей традицией юриспруденции, и современным законодательством унаследована как элемент добропорядочной защиты.

Данная обязанность урегулирована на законодательном уровне (ст. 6 ч.4 п.3, 4 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре»). Вместе с тем законодательство, регулирующее специальный процессуальный статус адвоката (защитник, представитель) не содержит упоминания об обязанности адвоката следовать позиции подзащитного, представляемого.

Многие теоретики процесса видят родственную природу института представительства гражданского права ( ст. 185ГК РФ, ст. 186 ГК РФ) и процессуальных полномочий представителя, механически перенося данный институт в сферу уголовного процесса.

Данная позиция представляется неверной в силу следующих обстоятельств.

1. Защита по уголовному делу не реализует «частного интереса», это деятельность непосредственно основанная и вытекающая из квинтэссенции публичного права – Конституции РФ, которая гарантирует каждому возможность пользоваться квалифицированной юридической помощью.

В этом отношении неоднократные заявления, о том, что деятельность адвоката это конституционная деятельность, представляются по сути верными и обоснованными.

Таким образом, институт представительства, рожденный в сфере полярной публичному праву, в сфере частно- правовых отношений (фидуция в Римском частном праве), лишь формально похож на институт тождества позиций в сфере защиты по уголовному делу, но ничего общего по содержанию првоотношений с ним не имеет.

1.1. В пользу данной позиции свидетельствует и тот факт, что представительство в рамках гражданско- правовых отношений основывается на том, что представляемый обладает правами, изначально включенными в его правоспособность, и которые он реализует при помощи представителя, при условии возникновения соответствующих юридических фактов (наступление совершеннолетия, открытие наследства, деликт и прочее).

В рамках уголовно- правовых отношений круг прав и обязанностей подзащитного никак не связан с его правоспособностью, а составляет сумму гарантий, реализация которых возложена на каждого участника уголовного процесса, вне зависимости от его принадлежности к функциям обвинения, защиты, разрешения уголовного дела. Дееспособность же вообще является критерием уголовной ответственности.

Таким образом, и схема ограниченной манципации, когда права по действиям представителя, возникают у представляемого так же не работает в рамках уголовной защиты.

Причинно — следственная связь здесь глубже и не носит автоматизированного характера.

2. Сторонники аналогии весьма часто употребляют пример конструкции действий в чужом интересе гражданского права, а так же механизм аналогии отступления доверенного лица от указаний доверителя, разработанного в конструкции договора поручения (существует еще и отдельный спор о природе соглашения об адвокатской помощи по уголовному делу — договор возмездного оказания услуг, договор поручения, смешанный договор и т. д.).

Но и здесь аналогия формальна, содержательный анализ участников правоотношений показывает, что сходство является поверхностным. Институт тождества исходит из презумпции высокого профессионализма адвоката и исполнения им своего долга в соответствии с требованиями Кодекса профессиональной этики адвоката.

Более того, такая позиция предполагает высокие моральные качества адвоката, наличие которых позволяет обеспечивать безусловное соблюдение требований профессии. Скажем так, в этом механизме усматривается несколько порочных посылок.

Клиент адвоката по уголовному делу, если он сам не является адвокатом, специализирующимся в области уголовной защиты, абсолютно не сведущ в вопросах тактики и стратегии защиты. Здесь уместна аналогия врача и пациента.

По сути, возможно две ситуации, либо врач руководит лечением, либо больной, и в том и в другом случае наличие эффективного лечения не гарантированно. При этом у врача всегда виноват пациент (поздно обратился, не вел здоровый образ жизни, не соблюдает рекомендации), у пациента – всегда виноват врач (невнимателен, не дообследовал, не учел обстоятельств, просто не сведущ).

Современная медицина эффективна в 30%. Современная юриспруденция в области уголовной защиты в РФ на 1.5%. Поэтому весьма часто адвокат в РФ с радостью занимает позицию врача, ведомого «сведущим» пациентом (тем более, что ст. 6 ч. 4 ФЗ «Об адвокатуре и адвокатской деятельности в РФ» презюмирует способность клиента осознать и руководить ходом защиты — адвокат не праве занимать позицию вопрекиволедоверителя).

Плачевность результатов такой деятельности и отражена в рамках статистики оправдательных приговоров в РФ. Моральным оправданием в данном случае служит то, что не существует четкого алгоритма причинно – следственной связи между действиями по защите клиента и решением по делу.

Этому противостоит запрет на гарантию результата при ведении защиты. Сама защита, как таковая полностью отдана на откуп моральности адвоката, его способности осознавать понятие добросовестности и разумности.

Кодекс профессиональной этики, как мы отмечали ранее, лишь однажды возлагает на адвоката обязанность совершения конкретного процессуального действия при конкретике условий — ст. 13 ч. 4 Кодекса профессиональной этики адвоката РФ.

При этом, на наш взгляд, разработка примерного обязательного алгоритма защиты, помимо существующего сегодня алгоритма «мебельной защиты» (адвокат в качестве предмета мебели при производстве следственных и иных процессуальных действий) явилось бы существенным сдвигом в данной ситуации. Это позволило бы установить некоторое тождество интересов клиента и адвоката, а понятие позиции клиента было бы формализованно юридически, а не социально.

Поскольку сегодня понятие «позиция клиента по делу» сводится, как это ни странно к дизъюнкции «виновен — невиновен», это практически не применимо в тактике защиты в уголовном процессе. Само по себе доказывание состоит в последовательном установлении определенных обстоятельств, определенным способом, при соблюдении ряда обязательных условий.

Успешность материальных оснований (вопросы факта) всецело зависит от четкости реализации процессуальной формы, от умения адвоката «давить» с помощью процесса на субъектов обвинения, разрешения дела. И здесь говорить о совпадении позиции клиента и защитника недопустимо.

Большинство подзащитных просто не разбираются в тонкостях уголовного процесса даже в теории, не говоря уже о практике, а тем более об изощренной практике, соответственно, позиции здесь у них быть не может. Но даже, если она есть, допустим, подзащитный опытнее и сильнее своих защитников(по делам судей, прокуроров и так далее), тогда защитники превращаются в рядовых технических исполнителей, поскольку их позиция есть форма служения интересам клиента.

Таким образом, закон не случайно не упоминает понятие процессуальной позиции, оставляя за адвокатом самостоятельность позиции по делу, называя его, соответственно, участником процесса. Все остальное — интересы взаимоотношений клиента и доверителя, корпоративные интересы правосудия и прочее.

Фактически сегодня, обязанность адвоката следовать позиции подзащитного означает только одно – придерживаться только позиции «виновен- невиновен».

А это означает, что законодатель отдает вопросы квалификации не адвокату, а его клиенту, настаивая на том, что сам клиент грамотен настолько, что в состоянии оценить есть ли в его действиях состав преступления или нет.

Именно такая позиция складывается, например, когда подзащитный признает вину и отказывается от дачи показаний. Вопрос факта остается за пределами оценки.

Правда, Закон и КПЭА упоминают о том, что адвокат в случае, если он убежден (хорошее слово!) в самооговоре своего подзащитного вправе занять курс на реабилитацию. Но здесь не учитывается то обстоятельство, что весьма часто органы предварительного расследования возбуждают уголовные дела там, где и в помине не было состава преступления, или квалифицируют действия обвиняемого таким образом, что при анализе материалов дела только диву даешься.

Сами же подзащитные в данном случае, видя всю серьезность ситуации (а порой серьезность ситуации видится через решетчатые окна следственного изолятора) верят в криминальность своих деяний, искренне раскаиваются и подписывают протоколы полные признательных заявлений и тому подобное. Данную ситуацию самооговором назвать нельзя, это т.н. случаи «добросовестного заблуждения». Каковы должны быть действия защитника, в случае, если все консультации клиента не смогли его переубедить?

Заявлять ходатайство о прекращении уголовного преследования, когда подзащитный полностью признал свою вину? Убеждать следователя, что он допустил юридическую ошибку? Проблема в том, что если следователь имеет лучший психологический контакт с подзащитным, чем адвокат, это может закончиться проблемами для самого адвоката.

Очень часто в таких ситуациях следствие говорит о том, что теперь (после соответствующих ходатайств) нет возможности постановления приговора с учетом ст. 73 УК РФ, меру пресечения не изменить и так далее, и тому подобное.

С учетом того, что вопрос состава преступления (одним из элементов, которого является субъективная сторона) решается в конечном счете в комплексе только судом, адвокату будет весьма проблематично доказать, что он был прав при вступившем в законную силу приговоре суда, который разделит позицию, выраженную самим его подзащитным, а адвокат будет настаивать при этом на оправдании по убежденности в самооговоре.

Таким образом, закон полностью лишает адвоката возможности действовать в интересах клиента, в случае, если клиент против таких действий возражает. Это примерно тоже самое как, если бы врач, увидев необходимость срочного медицинского вмешательства не стал бы этого делать, учитывая возражения пациента, или, если бы сотрудники МЧС не спасали бы самоубийц только потому, что те не желают, чтобы их спасали.

В общем, на наш взгляд, это мало понятная ситуация, требующая своего правового регулирования или в рамках федерального законодательства, или в рамках нормативных актов, имеющих силу закона.

В противном случае, халдейство адвокатов перед следствием и судом будет только усиливаться, подпитываемое как разрозненностью и разобщенностью последних, так и отсутствием четкого формально- юридического инструментария (алгоритма защиты в том числе) общения с клиентом, оказания последнему квалифицированной юридической помощи.

При этом начинать необходимо именно с нашего высшего образования, у нас в университетах готовят кого угодно, но только не адвокатов (радостное исключение АПУ ИГП РАН и РАА при РГА). Понимать же под квалифицированной юридической помощью помощь адвоката из числа б/с прокуратуры, МВД и прочее – слишком иезуитский подход.

А почему так происходит? Именно потому, что участие защитника в уголовном процессе почти никогда не носит одномоментный характер с началом уголовного преследования. Человек у нас по прежнему один на один с государством в момент начала репрессии.

Я предлагаю больше не ждать, что адвокаты изменятся в лучшую сторону и начнут по 51 УПК РФ работать как будто бы получают по 1 000 долларов в час, что органы уголовного преследования вдруг начнут нормально относиться к тому, что цифра 40 -60% оправдательных приговоров — это по сути норма, перестанут фальсифицировать уголовные дела, привлекать к уголовной ответственности заведомо невиновных.

Необходимо начать менять систему.

Что меняет система страхования уголовной ответственности? С точки зрения структуры организации она не меняет ничего, но она меняет самое главное — мотивы поведения, она качественно улучшает движущую причину всей парадигмы организации защиты по назначению, изменяя бытие в возможности субъектов.
В следующей главе мы рассмотрим это подробнее.

2. О системе страхования уголовной ответственности населения.

Итак, что у нас задано, каковы исходные параметры задачи? Сама задача представлена как необходимость обеспечения в области уголовного процесса качественной защиты, реализующей состязательность процесса, постановку объективного, справедливого решения по делу, отсутствия в системе систематического вяточничества как формы предательства интересов службы.

Отметим, что наличие административно- командного ресурса увы сохраняется, так как реформируем систему уголовного процесса только со стороны адвокатов, любая структура досудебного уголовного преследования носит принцип единоначалия (чтобы там в СКП не изобретали), а судей может исправить только система судопроизводства судом присяжных по всем без исключения составам, на что правящая элита никогда не пойдет.

Субъекты уголовного преследования представлены исключительно должностными лицами государственных органов.

При этом сложность вызывает синкретичное соединение органов дознания и следственных органов, именно оно в форме практики расследования уголовных дел в отношении неустановленных лиц позволяет обеспечивать привлечение, осуждение лица без возможности защиты, построенной на началах состязательности, равноправия.

Здесь сделать ничего нельзя, увы.

Адвокат появляется лишь там, где начинается легализация и гласное использование добытого материала в отношении конкретного лица. Здесь главное запомнить одно, что субъект уголовного преследования по природе своей, да и по закону уже тоже, стремится всеми силами добиться привлечения к уголовной ответственности лица, попавшего под подозрение.

При этом мотив особенно не влияет на саму тактику действий. Практически нет разницы в том какие действия совершает субъект преследования, если он желает получить взятку, или просто посадить подозреваемого. Меняется лишь интенсивность действий, отношение к ним (формально-юридическая чистота), но сам субъект здесь изобрести мало что может, только если не пойдет на преступление (подлог, фальсификация и прочее).

Примечательно то, что если объект уголовного преследования не соглашается на дачу взятки, то он проигрывает в любом случае, так как стоимость нормальной защиты, включая все ресурсы которые приходится привлекать, намного превышает, иногда в разы размер требуемого незаконного вознаграждения со стороны субъекта уголовного преследования.

Экономика здесь на стороне государственного чиновника. Это касается и мероприятий по линии ОСБ, специальных отделов ФСБ и прочее.

Существуют даже тарифы на их услуги, которые, как правило, ниже размера вымогаемой взятки. Почему субъекты уголовного преследования не боятся защиты по уголовному делу по 51 УПК РФ понятно, но почему они не боятся адвокатов по соглашению? Не стесняются их при фальсификации и прочее?

Отчасти о того, что суд у нас является формой легализации следственной и оперативной работы, отчасти о того, что участие адвоката напрямую зависит от гонорара Доверителя. Редкий Доверитель сохраняет возможность проплачивать адвоката до надзора в Верховном суде РФ, Европейского суда по правам человека компенсируя ему при этом оперативные, технические и прочие расходы. Компенсации государства по делам о незаконном уголовном преследовании совершенно неприличны.

Вместе с тем простой тактический анализ показывает, что средний квалификации адвокат может существенно парализовать работу следствия, суда, если она начинает просто заматывать систему жалобами, ходатайствами и прочее. Если такую систему применять по каждому делу, которое находится в производстве следствия, суда, то у штатного сотрудника просто не остается возможности продолжать преступную деятельность.

Рано или поздно он будет вынужден принимать решения в соответствии с законом. Если к этому добавить тот факт, что он не дождется взятки, а от его незаконных действий его положение будет только ухудшаться (так как адвокат будет работать на все стадиях уголовного процесса с заданной постоянной интенсивности по всем вопросам) вероятность того, что в суде пройдет легализация незаконных решений следствия, просто его грубых ошибок падает и стремится к нулю.
Все, что этого необходимо сделать, это обеспечить отсутствие предательства интересов службы среди адвокатов. Практически все черные дела уголовного преследования творятся на стадии задержания, доставления лица, его опроса, формирования протоколов осмотра места происшествия и прочее, адвоката там практически никогда нет.

Если есть адвокат по назначению он практически никогда не требует реализации прав конфиденциальности, согласования позиции и прочее, не забудем и то, что в рамках 51 УПК РФ его присутствие ограничивается эпизодом, дежурным днем не более. Никакой ответственности дальше он не несет.

Таким образом, для того, чтобы обеспечить нормальную работу органов уголовного преследования необходимо, чтобы:

1. Был реализован принцип участия выбранного защитника. Лицо подвергающееся задержанию, мерам процессуального принуждения имело возможность пригласить того защитника, которого желает видеть, только в этом случае имеет смысл говорить о недопустимости использования доказательств, полученных в отсутствие такового защитника.

2. Между приглашенным защитником и лицом подвергаемым уголовному преследованию (мерам процессуального принуждения) должны существовать правоотношения;

3.Защитник должен знать своего подзащитного (оформление допуска в дело, прочая информация, которую подзащитный может на стадии страхования уголовной ответственности сообщить о себе- кому позвонить, что необходимо сразу сделать и так далее);

4.Подзащитный должен точно знать, что он имеет эффективный рычаг влияния на защитника, если тот не защищает его надлежащим образом (вовремя не приехал, конфиденциальную встречу не провел, часы задержания не посчитал, ходатайств не подал и так далее).

5. Подзащитный должен быть точно уверен, что его защищает не бывший еще вчера юрисконсульт, а профессионал по уголовным делам, что его интересы в надежных руках и что перекупить такого защитника в том числе и путем агентурной работы на основе ложно понимаемых им интересов службы — невозможно.
Другим словами, что за этим защитником стоит эффективная система контроля его действий.

6.Субъект уголовного уголовного преследования должен точно понимать, что приехавший защитник не заинтересован дать ему взятку, никогда не пойдет на поводу у клиента в том, чтобы дать взятку, не ждет от клиента гонорара, независим от него финансово, преследует цель сокрушить обвинение, руководствуясь соображениями материальной выгоды ( повышенная страховая премия ).

7. С данным защитником придется работать не только ему, но и всем последующим инстанциям, поэтому его знания о процессе будут полнее, а с каждым новым этапом ресурсы будут только возрастать ( дело в страховых выплатах, которые могут повышаться в зависимости от качества достигнутых результатов).

При таких обстоятельствах у правоприменителя не будет не только возможности манипулирования подозреваемым обвиняемым, но он будет полностью лишен возможности вступить в коррупционные отношения с обвиняемым, его защитником.

Все, что нужно для того, чтобы достичь такого эффекта со стороны защитников это:

— Определить круг адвокатов, которые способны участвовать в программе страхования уголовной ответственности населения. Адвокат должен понимать уголовный процесс, знать его, иметь практический опыт ведения уголовных дел на всех стадиях уголовного процесса (сегодня некоторые адвокаты например не сведущи в области производства в надзорной инстанции и делают грубейшие ошибки);

-Установить порядок, основания финансирования труда адвоката из страхового фонда. Целесообразно предусмотреть в выплатах гарантированный минимум и премию за достигнутые результаты, которые могут быть согласованы с самим клиентом, или установлены адвокатом лично;
-Создать четкий алгоритм необходимых действий адвоката при той или иной ситуации, благо вариантов не так много;

-Создать систему эффективной отчетности адвоката по назначению перед Комиссией (можно на базе квалификационной комиссии);

-Комиссия, исполнительный орган палаты может вести рейтинг лучших адвокатов, публиковать о них сообщения в СМИ, награждать их и все такое прочее в духе лучших социалистических соревнований. Никакой адвокатской тайны здесь быть не может, так и сейчас жалоба на адвоката в рамках дисциплинарного производства рассматривается в закрытом режиме, исключающем гласность процесса в части идентификации личности его участников.

-Почему денежные средства должны управляться Адвокатской палатой? Во первых в составе Квалификационных комиссий уже достаточная норма представительства государственных должностных лиц, во вторых, если финансирование отдать государству, это ничего принципиально не изменит, оно и так сейчас в руках государства.

Все, что адвокатуре здесь необходимо — это закон обязательном страховании уголовной ответственности.

Ни в коем случае нельзя пускать на этот рынок страховщиков, поскольку это приведет к коммерциализации рынка адвокатских услуг, что недопустимо, он и так сейчас хуже, чем коммерческий.

Наша Государственная Дума РФ с ее конституционным большинством вполне в состоянии принять закон, позволяющий аккумулировать денежные средства в руках адвокатских палат, тем более, что опыт управления собственными финансами у них весьма значительный.

Таким образом, создав и контролируя систему страхования уголовной ответственности государство получит гарантию того, что адвокатура не будет способствовать развитию коррупции, участвовать в обеспечении деятельности организованной преступности, систематически предавать интересы службы.

Адвокат станет соратником государства в обеспечении обеспечения квалифицированной юридической помощи населению. Разработать детальные планы и механизмы контроля — это всего лишь дело техники.

Главное в том, что от государства не потребуется никаких вложений в инфраструктуру, привлечения кадрового потенциала. Достаточно лишь периодически подвергать Адвокатские палаты финансовому контролю по линии Счетной палаты, обеспечивать надлежащий уровень представительства в квалификационных комиссиях.

Прогрессивная шкала оплаты труда защитника, его контроль исходя из методологии уголовного процесса за один, два года позволят нам действенно реформировать систему уголовного судопроизводства.

Еще один момент на котором нельзя не остановиться. Почему речь идет именно о государстве и адвокатуре. Почему все это не реализовывать силами частного порядка, через юридические и страховые компании с привлечением адвокатов на договорной основе.

Во — первых это противоречит законодательству. Имея практический опыт реализации данной системы на базе одного из Холдингов в Москве я как директор юридической компании столкнулся с тем, что даже в том случае, если наша компания выступает заказчиком работы адвокат у в отношении подзащитного, который для адвоката является назначенным лицом, компания не вправе определять политику ведения защиты, давать указания адвокату в рамках правового поля.

Адвокат самостоятелен и сам определяет по закону как должно защищать, руководствуясь позицией подзащитного, нормами закона, правилами принятыми в профессии. Те снования, которые мы закладывали в единство работы адвоката и юридической компании, нанявшей его были слишком ненадежны и не отвечали критериям универсальности (это прежде всего фиксированные деньги, давление службы безопасности Холдинга, харизма руководителя, внеслужебные отношения и прочее). Но все равно это была работа вне правового поля, а потому негласная и во многом граничащая с мелким фоллом на грани законности.

Система страхования уголовной ответственности населения не работает на местничковом уровне. При все моем сожалении, без государства здесь не обойтись.

Не обойтись еще и потому, что если страхование уголовной ответственности не будет обязательным для всех, сразу встает вопросу дифференциации умышленных и неумышленных преступлений как страховых случаев.

Мгновенно возникает вопрос, что если лицо обратившееся за подобной страховкой собирается совершить преступление и таким образом пытается в случае провала минимизировать свои расходы на защиту от государственного преследования?

 А чем выше будет медиатизированность данного вида страхования кв коммерческом секторе, тем больше лиц совершивших преступления, или собирающихся их совершить будут прибегать к услугам такого рода, что рано или поздно разорит компанию, так как будет отрицательная выпадающая моржа. В то же время создавать фильтры, кого — то брать в программу, кого — то не брать не соответствует условиям публичного договора, а следовательно будет сдерживать рост страховщиков естественным образом, что так же не создаст положительного финансового баланса.
Идея персонифицированного страхования (по роду профессии, страхование при выезде за рубеж в контакте с юридическими компаниями за рубежом) так же себя не оправдала.

Либо это слишком узкий круг лиц и здесь систему правоохранительных органов не сломать. Просто получится, что есть юридическая фирма у которой большой кругу клиентов на абонентском обслуживании, своего рода «МММ» в юриспруденции. В крайнем случае, это облегчит жизнь какой- то категории граждан, но положение в стране не улучшит.

Ели и запускать эту систему, то только от государства, при исполнении ее адвокатами. Если посчитать себестоимость ущерба коррупции, прямого взяточничества, впустую потраченных денег на адвокатов, изъятых у граждан на законных основаниях, деньги которые тратит и потратит государство на преодоление правого нигилизма, порождаемого текущим положением вещей, то система страхования уголовной ответственности населения в РФ окупит себя многократно уже в первые 5лет своего существования.

Помимо этого она позволит провести чистку в рядах не только и адвокатов, но и правоприменителей, многие наши оперативные сотрудники, следователи лишившись ручейков поступления денежных средств от своих адвокатов, да и от того бардака, который есть сейчас в целом покинут свои посты. Думаю, что и «адвокаты — почтальоны» прекратят свое существование как класс.

Но без государственной поддержки, без государственного контроля сбора денежных средств, их расходования, контроля исполнения ничего не выйдет.

Ну о политических бонусах того государственного деятеля который эту систему запустит говорить не будем, думаю судебная реформа ХIХ покажется детской забавой по сравнению с этим.

3. Людологическое обоснование СУОН.

Людология как системный метод универсального анализа среди прочих своих задач ставит себе целью анализ и прогнозирование жизнеспособности той или иной социальной системы явления. Именно поэтому людологический анализ Системы страхования уголовной ответственности населения в РФ прежде всего анализировался нами людологически.

Прежде, чем изложить людологическое обоснование СУОН продемонстрируем всю условность нашего понимания уголовного права и процесса на примере такого фундаментального института как состав преступления в РФ.

Так, в свое время Платон выдвинул оригинальную концепцию идеального устройства бытия, в соответствии с которой сущность любого предмета подчиняется и, соответственно, доступна для познания через проникновение и сопричастность его «эйдосу». Данная концепция познания не нашла своего широкого практического распространения как методология в силу явной простоты, хотя для своего времени была революционной.

В то же время в современности, в частности в Уголовном праве РФ, с успехом реализован методологический базис Теории Идей Платона. Эйдосом нашего Уголовного закона, тем, чему подчинено все и вся, тем, благодаря чему возможно познание сущности Уголовного права, является конструкция состава преступления, виртуозно разработанная в Платоновском стиле, как нашей доктриной, так и областью правоприменителей.

Действительно, ключом к пониманию нормы уголовного права, всем тем, что соединяет в себе познавательные функции закона, выступая центральным конструктом закона, является понятие состава преступления.

Более того, состав преступления, его наличие или отсутствие, в совокупности законодательно указанных признаков, – является единственным основанием для привлечения лица к уголовной ответственности. Именно на основании познания преступления через состав преступленияосуществляется деятельность армии правоприменителей, осуществляется публично-организованное насилие, государственная власть.

С учетом того, что уголовная ответственность выступает предельностью формально — реализуемых полномочий государства в отношении личности, естественно ожидать, что состав преступления, его понятие и сущность должны быть структурированы самым тщательным образом. Действительно, даже текст закона свидетельствует о воплощение принципа Рене Декарта «ясно и отчетливо» — ст. 8 УК РФ «Основание уголовной ответственности»: «Основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признакисостава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом».

Более того, сама практика соединяет и снимает чуть было возникшее противоречие между понятием преступления, сформулированного ст. 14 УК РФ и понятием состава преступления.

Так, основанием для возбуждения уголовного дела, согласно ч. 2 ст. 140 УПК РФ «Поводы и основания для возбуждения уголовного дела» является «наличие достаточных данных, указывающих на признаки преступления», но в то же время основанием отказа в возбуждении уголовного дела является отсутствие в деянии состава преступления ( ч. 1 п. 2 ст. 24  УПК РФ).

Георг Вильгельм Фридрих Гегель рукоплескал бы нашему законодателю, расположившему столь удачно триаду развития идеи преступления, где, соответственно, тезисом является позитивная верифицированность закона (признаки преступления, указанные в законе – nullumcrimensinelege), антитезисом идеальная конструкция, противостоящая практическому тезаурусу признаков, и существующая в форме идеи независимо от последних (состав преступления), а синтезом – сознание правоприменителя, усматривающего, что в совокупности признаков преступления и при их наличии отсутствует состав преступления (снятие противоречия реального и идеального).

Более того, правоприменитель не только не боится следовать путем диалектического развития духа, но, имея на вооружении подобный инструментарий, выносит судьбоносные решения, синкретично сочетая идеальное и реальное.

Большинство отмененных приговоров, прекращенных дел – за отсутствием в деянии состава преступления. Это позволяет сделать вывод о том, что состав преступления как теоретическая конструкция уголовного права является центральной категорией, наличие или отсутствие которой и позволяет принимать решение в цепи «общее — единичное», где последнее является предметом уголовно- правовой квалификации. Это, безусловно, удобнее индуктивного метода криминализации преступных посягательств, реализованного, например, в англосаксонской системе права.
Какова же общая конструкция этого Органона познания преступления?

Сразу оговоримся, что в теории уголовного права признаки состава преступления, упомянутые в ст. 8 УК РФ трансформируются в элементы, что логически верно, не может же быть такого, чтобы УК РФ был просто сводом деяний, именуемых преступлениями и имеющих свои признаки.

Наоборот, признаки преступления отнесены к области деяния и существуют вне связи с лицом и соответствующей для него уголовной ответственностью, в то время как состав преступления объединяет в себе и лицо, и деяние, образуя с последним единое целое. В практике, уголовное дело возбуждается и без лица ( в отношении неустановленных лиц), но при наличии деяния, подпадающего под признаки преступления.

Согласно классической, общепризнанной и доказанной концепции, выделяется 4 элемента состава преступления: объект, объективная сторона, субъект, субъективная сторона. Именно совокупность данных 4-х элементов является основанием для уголовной ответственности.

Теоретически применение данной конструкции в практике позволяет избежать ошибки в квалификации, а следование норме ст. 8 УК РФ – обеспечивает неприкосновенность личности от необоснованного уголовного преследования.

Следует отметить, что конструкция состава преступления удивительным образом похожа на конструкцию бытия, разработанную «конкурентом» Платона – Стагиритом (Аристотель) о четырех причинах бытия.

Действительно, целевая причина соответствует мотиву, умыслу преступника, прочим состояниям психики, наличие которых идеально отрицает должно установленное положение вещей (субъективная сторона и факультативный для действительного -объект), формальная – обстановке, форме структурирования пространства и времени, действиям определяющим последних (объективная сторона), движущая – тому, благодаря кому устанавливается определенное состояние реальности (субъект), материальная – результату воплощения целевой причины в действительном (так называемые вредоносные последствия, которые не входят в состав преступления, но являются приоритетными для криминализации – ч. 2 ст. 14 УК РФ).

Есть одна тонкость – структурное не совпадение. Разница между классической парадигмой бытия Аристотеля и конструкцией состава преступления есть результат автономности развития формально-юридической научной мысли современности. Из современных гносеологических традиций совершенно исключена универсальность познания, включающая в себя исследование всех представлений о предмете (основа философии А. Шопенгауэра).

Преступление понимается не как конкурирующая с общепринятой форма реальности, а как исключительный факт действительности, девиация, лишенная социального основания, права на существование. В свое время людологическая школа познания подвергла это положение вещей фундаментальной критике, не будем повторяться.

Следует признать, что руководствоваться в квалификации конструкцией Аристотеля намного выгоднее, чем конструкцией состава преступления, если конечно придерживаться того тезиса, что уголовно — наказуемыми являются реально существующие явления в форме действительного, а не идеальные объекты (планы, мысли, намерения).

Оторванность и искусственность состава преступления есть последствие систематизации и канонизирования ряда уступок, допущенных при его структурировании в угоду политической воле. Не забудем о том, что за каждым приговором суда стоит конкретный человек, действия которого осуждены государством, и если этот человек, доверяет государству осуждать себя, то он имеет право, как минимум на законность своего осуждения и разумность закона, а как максимум на мудрость судьи. В идеале, последний должен получать мудрость не из доктринальных источников и теоретических конструкций (каковым и является состав преступления), а непосредственно из закона (закон, право как форма познания).

Смысл конструкции четырех причин состоит в том, что реально существует только то явление, которое содержит в себе все четыре причины, определяется ими в своей сущности как именно данное явление. Этот вывод продуцирован Аристотелем из конструкции идеального и реального (бытия в возможности и бытия в действительности), которые располагаются определенным образом относительно причин. Именно поэтапный анализ восхождения от целевой причины к материальной и может служить основанием для того, чтобы определить, что является и существует только как идея (бытие в возможности), а что является реальным бытием, явлением.

То же самое можно сказать и в отношении преступления, если мы исходим из того, что преступление- это социальное явление, деяние, то преступлением может быть только то, что имеет в своей основе четыре причины бытия, а, соответственно, существует в области действительного, а не предположения о существовании в действительном властьпридержащего лица, пусть даже это предположение и сделано в законодательной форме.

Однако современная конструкция состава преступления позволяет подвергать уголовному преследованию за мысли и намерения, например, ч. 1 ст.209 УКРФ, структурировать конкретные составы преступления таким образом, что на их основе возможно подвергать уголовному преследованию за любое деяние – ст. 330 УКРФ.

Положения ст. 8 УК РФ находятся в явном противоречии с нормами процессуального права (в ст. 140 УПК РФ речь идет о признаках преступления), они легализуют необходимость законодательной криминализации, не давая при этом никаких сдерживающих механизмов методологического характера, одновременно оправдывая любые репрессии, возможность которых будет законодательно закреплена. Если демократия не сложилась как норма приличия, то для ее создания недостаточно провести выборы в парламент.

В итоге преступлением признается не то, что уничтожает бытие государства (при том, что право – это бытие в возможности государства, а государство — бытие в действительности права) в рамках «здесь и сейчас», а то, что названо Уголовным законом как преступление. Формой познания преступления является исключительно текст закона, граждане и само государство лишены возможности внепозитивисткого анализа преступления.

Эта методология лежит уже за пределами, как методологии Платона, так и Аристотеля, являясь по сути воплощением в жизнь древнейшего мифологического принципа: «существует только то, что названо», а, следовательно, не подчиняется ни законам рацио, ни законам идеала как высшей формы и предельности познания.

По сути, так оно и есть сегодня. Существует каста «жрецов», называющих что- то преступлением (Федеральное собрание и Президент) и каста сведущих (наша титульная доктрина), которые исходя из интересов Божества, именуемого государством называют преступления, вводя описание этого в Уголовный закон.

Прав был Гегель, если Бог и существует, то этот Бог государство. Но прав был и В. Соловьев- государство необходимо не для того, чтобы сотворить Рай на земле, а для того, чтобы не допустить ада земного.

Проблема квалификации преступления носит глубоко гносеологический характер. С учетом того, что бесспорно можно подчиняться только разуму, возникает вопрос каким образом должно быть структурировано представление о преступлении, при том, что идеальной задачей привлечения к уголовной ответственности (включающей в себя наказание) является исправление? Очевидным является то положение, что реализация государством принуждения в отношении преступника должна доказать последнему и обществу неправоту преступного поведения.

Возможно ли это, если само представление о преступление, реализованное в рамках текста Уголовного закона является вымышленным, придуманным искусственно, то есть противоречит законам организации социальной материи?

Является замкнутым на методологию доступную и оправдываемую в рамках самого же правоприменения, базирующегося на данной методологии (конструкция состава преступления)? Думается ответ будет отрицательным.

Впрочем, последователей Платона это не беспокоит (идеальное государство Платона: аристократы, стражники, рабы плюс торговцы под вопросом). Однако гносеологический опыт идейного вдохновителя и наставника Александра Македонского видится более перспективным для построения демократии западного типа.

Преступление видится именно как парадигма бытия, состоящее из 4-х причин бытия, без всяких «купюр называния» (формальные, усеченные, материальные составы и прочее). Такое понимание преступления позволяет донести смысл правоприменения не только до компетентных контролирующих вышестоящих органов (никого, например, не удивляет прецедент, defacto, решений ВС РФ), но и до каждого участника правосудия, создав подлинное снятие социальных противоречий, восхитительно описанное Гегелем в его триаде (установленный порядок вещей — тезис, преступление –антитезис, ответственность –синтез, снятие противоречия).

А в дальнейшем позволит исключить уголовное преследование из числа политических инструментов воздействия власти. Подобный анализ преступления не совсем возможен в аристотелевской традиции, изложенный подобным образом данный вопрос занимал бы слишком большой объем. Обычно для упрощения и универсализации прибегают к той базе людологической методологии, которая была наработана за последнее время.

Операционная база здесь объединяет в себе две конструкции: четыре причины бытия и парадигму бытия. Парадигма бытия как предельно конечная форма бытия состоит из двух сфер бытия: бытия в возможности (бытие мысли) и бытия в действительности (эмпирически заданная действительность). Бытие не обнаруживает себя вне мысли, а мысль не обнаруживает себя вне бытия (ср. Гегель: все действительное разумно, все разумное действительно).

Бытие в возможности в людологической традиции в формулах обозначается латинским «V», бытие в действительности — «D». Между возможностью и действительностью располагается энтелехия. Энтелехия это процесс перехода, становления бытия в возможности в действительность. При этом действует закон: пока есть становление, нет ставшего, когда есть ставшее, нет становления (ср. Эпикур: пока есть человек – нет смерти, когда есть смерть – нет человека).

В формулах энтелехия как переход, воплощение возможного в действительное обозначается как тире «-». Парадигма бытия раскладывается, соответственно, по 4-м причинам бытия, где целевая соответствует бытию в возможности, движущая – субъекту энтелехии, формальная – энтелехии, без результата реализации, бытие в действительности – материальной. В общем, это весьма непросто вот таким образом анализировать реальность, но все же действенно, поскольку позволяет формулировать социальные процессы, алгоритмируя их. Например, универсальная формула преступления выглядит следующим образом. (…)- (Va- Da )-Va – (…) > (Va- Da )- Va) + (Vb –Db -Vb) > (Va-Vb) –(Da-Db)=Va-b – Da-b=Va-Da илиVb-Db Так как возможность может существовать в противоречиях, каждое из которых может казаться истинным, то конечная общая формула бытия преступления, как криминализованного деяния выглядит следующим образом. V (2) =Da-Db.

Где Va — бытие в возможности общественного плана, должное бытие в возможности, установленный обществом порядок вещей, сложившийся в результате коллективного общежития в неопределенно долгий период времени, и конституированный обществом в нормах права.

В традиционной теории уголовного права сопоставлен объекту преступления. Здесь следует понимать, что преступление существует как представление общества о преступлении и как форма деяния (субъективно). Цепочку (Va — Da)-Vaследует понимать как замкнутую парадигму частного порядка (Va — Da) соответствующую общей идеи Va.

При этом частный случай (парадигма частного порядка) только таковой и является, что соответствует общей идеи, должному образу вещей, привнесенному в субъекта данной парадигмы и составляет его сущность, которую он осознает как собственно – личное подлинное состояние своего сознания, и которое реализует, непременно желая этого (быть правильным, не нарушать закон, быть честным и прочие параметры социального общежития). Часть формулы > (Va — Da)- Va) + (Vb–Db)-Vb) > отражает обязательный элемент столкновения в действительном двух конкурирующих форм организации социальной парадигмы (нормы и преступления).

При этом механизм преступного поведения, парадигма преступления, аналогична общественной парадигме. Преступление это не исключение и действительности, это форма действительного. Данные парадигмы взаимоисключающие, и если в области бытия в возможности противоречия могут существовать одновременно неопределенно долгий срок, то в действительном в одном и том же месте, в одно и то же время, существование двух противоречий действительности всегда представляет собой процесс снятия, антагонизм, по результатам которого остается лишь одно противоречие, которое и составляет наличное действительного.

При этом каждый конкретный случай (а действительность всегда конкретна и задана рамками чувственного) столкновения меньше накопленного ранее опыта и существующих ситуаций на тот момент (>) и всегда больше конечного будущего результата, поскольку представленные парадигмами противоречия в любом случае в будущем будут сняты.

Поскольку мир существует относительно воли человека только проходя через область сознания, восприятия, далее конкуренция парадигм приобретает вид (Va-Vb) –(Da-Db), где область возможного представлена воспринятыми противоречиями в виде бытия в возможности нормы и преступления, а действительность двумя разными действительностями – долженствованием нормы, которая уничтожена действительным преступления.

Далее действительность трансформируется в двухстороннюю парадигму, где и возможность и действительность представлены как результат наличия двух противоречий, воспринятых как в области возможного, так и действительного Va-b– Da-b. Именно данная ситуация и требует внешнего вмешательства государства, поскольку это деформированная девиационная форма, не соответствующая образу долженствования, заложенному изначально (Va).

Соответственно, снятие должно быть исключением одного из противоречий в зависимости от того удается ли это сделать государству, действительность либо восстанавливается, либо сама парадигма ранее считавшаяся преступлением подменяет собою действительное, и в дальнейшем циклично реализуясь в среде неперсонифицированного круга лиц, приобретает форму должного, нормы.

Результатом всей данной цепи является представление о преступлении как о зеркальном негативном отражении действительного, выражаемое формулой V(2) = Da-Db. Преступление только тогда и является преступлением, когда изначально известно, что бытие в возможности имеет две формы развития – апробированную общественную, поддерживаемую (титульную) и негативную, отрицающую первую (преступную)- nullumcrimensinelege. При этом форма структурирования бытия в возможности обоих видов равнозначна — закон.

Соответственно, и действительность реализовываемая на основе данной возможности, представлена противоположными формами Da-Db, но опять же здесь они всегда находятся в процессе взаимодействия и не могут составлять единую действительность вида Da-b, там где есть преступление нет государства, а там где есть государство в действительном – нет преступления. Преступление в рамках своей реализации уничтожает конституированные обществом, государством ценности, подменяя действительное.

И наоборот, государство подменяет действительность, созданную преступлением, извлекая преступника из им созданной реальности и заменяя ее на новую (тюремное заключение и прочее). Следует отметить, что преступление является весьма простой формой социальной реальности.

Это простая парадигма двузначного порядка (в классической традиции «а» обозначается через «+», а «b» через « — »), поскольку противоречия носят взаимоисключающий характер. Именно данная простота рассуждения казалось бы совершенно безболезненно позволяет выделять идеальные элементы такого явления как преступления и канонизировать их в рамках элементов состава преступления. Но эта простота обманчива, забывая, что преступление как парадигма бытия является имманентным продолжением нормы, структурируя преступление как самостоятельность и изолированность, создается «матрица» в которую можно произвольно помещать любую сферу социальной деятельности, поскольку преступление имеет социальную природу.

Получается перевернутое представление о преступлении.

Последнее является формой развития личностного начала в человеке, проявлением начала индивидуальности, т.н. «отрицающего духа» (свойство изменчивости). Структурирование понимания преступления вне связи с нормой, по отношению к которой оно и является девиацией – невозможно без существенного урона для качества развития общества.

Исторически это многократно доказано. Сама же конструкция состава преступления, изначально являясь Аристотелевской парадигмой бытия, увязанной на 4 причины бытия, позволяет любое действие, неугодное политической власти признавать преступлением, приписывая ему общественную опасность.

В наш век PRэто настолько просто, что удостоверение в данном факте не требует даже исторического анализа, а видно невооруженным глазом. Более того, состав преступления является «резиновой методологией», принцип действия которой построен в духе Гегеля- если факты не соответствуют теории, значит тем хуже для фактов.

Придумываются разновидности составов, создается лексическая путаница, разнородность методов и приемов понимания и прочее и прочее. В конечном же счете все диспуты сводятся к судебной практике, которая наполняет конкретным смыслом закон.

Не закон стоит на пути практики, а практика движет законом! И это положение вещей считается приемлемым ( пока это лично кого- то не коснется, конечно).

Возможно это так с точки зрения права и тех, кто сведущ в данном лабиринте, это даже занимательно с точки зрения научных диспутов, но с точки зрения того, для кого существует вся эта система – рядовой гражданин, человек, — это недопустимо.

Разрыв между сознанием лица применяющего закон и лица, испытывающего применение данного закона становится опасным. И дело здесь не структурных позициях, а в том, что сам закон весьма далек от тех общественных отношений, которые он призван охранять и косвенным образом регулировать. Соответственно, уголовное право называет все больше преступлений, которые являются не аморальными.

Порой криминализуются деяния являющиеся формой сложившихся общественных отношений, или наоборот сложившееся общественные отношения внезапно оказываются преступным деянием. В итоге, уголовное право оттягивает на себя административные функции, выполняя не свойственные ему задачи.

С учетом правоприменительной практики, несовершенства юридической техники, прочих факторов влияния (коррупция, административный ресурс и так далее) правоприменение уголовного закона становится дестабилизирующим началом общества в целом.

Подавляющее большинство привлекаемых к уголовной  ответственности, отбывших наказание не только не вступают на путь исправления и тому подобное, но превращаются в правовых нигилистов, людей с негативным настроем к любому правовому регулированию вообще. О каком правовом государстве как процессе или результате в данном случае можно говорить?

Методология, основанная на эмпирическом базисе, являющемся следствием ее использования, обречена на самодостаточность, замкнутость и абсолютизацию своих положений. Она превращается в веру, приобретает недоказуемый характер.

Такая методология хороша для верующих фанатиков, как пример – обоснованность, законность правоприменения уголовного закона 30-х годов ХХ века в СССР. В свете вышесказанного представляется необходимым поставить вопрос о некоторой модернизации методологии структурирования преступления в части состава преступления.

Во – первых, как минимум, необходимо называть вещи своими именами, должным образом восстановить в правах авторство Аристотеля, во- вторых прекратить делать вид, что данная конструкция применима исключительно к преступлению.

От того, что мы называем элементы универсальной парадигмы бытия субъект, объект, объективная сторона, субъективная сторона – законы структурирования социальной материи, открытые и описанные более 2 000 лет назад не изменятся.

И, наконец, пора прекратить порочную практику видеть состав преступления там, где его нет только потому, что там есть по- другому названные элементы социальной парадигмы бытия.Иными словами относиться людологически к реальности это почти тоже самое, что завещал Ортега-и-Гассет — относиться к сложным делам как к легким, к легким как к сложным.

Только кажется сложным сейчас в этом мраке правого беспредела внедрение СУОН в РФ. Но стоит только начать и все получится. Не бойтесь начинать.

Людологически система СУОН жизнеспособна, так как она позволяе управлять областью мысли человека (бытие в возможности) через специальные статусы (процессуальные статусы) участников парадигмы уголовного процесса.

Она предельно детализирует фигуру адвоката как защитника (при условии разработки обязательного алгоритма защиты), снимает неопределенность как для него самого, так и функцию его судьбоностности ( а следовательно хаотичности по структуре бытия в возможности) для его подзащитного.

Она очерчивает рамки игрового поля для подозреваемого, который избавляется от страхов экзистенциального характера, чувствует свое сопряжение с обществом в критической ситуации, понимает себя тем самым членом общества, чувствует заботу государства о нем, а не просто слова о том, что он имеет право на защиту.

Иными словами СУОН — это парадигма для реализации задекларированного права на защиту, презумпцию невиновности, это то сопряжение социальных элементов, которое позволяет говорить не просто не просто о бытии в возможности, сообщенного человеку (ты пока невиновен), но позволяет непосредственным образом приступить к структурированию социальной материи.В настоящее время парадигма защиты в уголовном процессе выглядит следующим образом.

Существует три парадигмы.

Государственная, которая закончена и совершенна. Ее бытие в возможности составляют УПК РФ, смежные законы, секретные инструкции, практика отношений.

Человек, в ней в качестве подозреваемого обвиняемого не более чем вещь, как сказал мне один прокурор — это товар который я могу тебе продать, а могу придержать на складе, он может сгнить, а может и подняться в цене, решать тебе, хочешь бери сейчас, хочешь приходи потому, но товар пока полежит у меня. Данная парадигма отлично справляется с репрессивной функцией, за редким исключением, которое составляет менее процента, что весьма хороший показатель для любой социальной системы. Энтелехия здесь, соответственно, сфера реализации государственного принуждения, бытие в действительности — осуждение человека.

Целевая причина — предположение человека виновным, движущая — аппарат уголовного преследования, формальная — процессуальная форма, материальная — решение суда.
Парадигма защиты, которая не закончена и не доработана.

Бытие в возможности адвоката урегулировано ФЗ об адвокатской деятельности и адвокатуре, КПЭА, правилами профессии и так далее. Механизма корпоративности нет, адвокат включен всецело в государственную парадигму и выступает там как участник со стороны защиты (защитник). Поскольку адвокат одинок и изолирован адвокатской тайной он в своем положении в системе государственной парадигмы так же стремится к состоянию вещи («мебельная защита»).

В пользу того, что он пассивная фигура так же говорит и том, что он не сам решает когда вступать в дело, когда из него выходить.

Парадигма в общем и целом носит частный характер, местами совпадающий с государственным, отсюда и целевая причина — получение гонорара, деньги, формальная — отработка путем участия, составления документов и прочее, движущая — трансформация статуса адвоката в защитника, какие- то правила профессии и прочий бред, материальная — получение гонорара в собственность, его списание, присвоение.

Какая — либо зависимость между результатом и выплатой гонорара в настоящий момент устранена законодательно.

И наконец третья парадигма бытия уголовного процесса — парадигма населения.

При это не только тех, кто привлечен к уголовной ответственности, но всех прочих участников процесса. Следует отметить, что поскольку государство сейчас ведет себя как хищник, бытие в возможности данной парадигмы лишено каких либо представлений о справедливости, снятии социальных противоречий и прочее, оно состоит исключительно из представлений о беде, катастрофе.
Энтелехия совпадает с процессом, бытие в действительности представлено — избежать наказания правдами и неправдами. Ни окакой состязательности, отстаивании своих интересов речи разумеется не идет.

В идеале все эти три парадигмы должны совпадать и являться элементами одной парадигмы под названием уголовный процесс, только тогда возможно через уголовный процесс не просто репрессия, а снятие социальных противоречий.

Состязательность производная от внедрения СУОН однозначно повысит уровень алеантности уголовного процесса, что автоматически приведет к доверию населения уголовно- правовой сфере, следовательно актуализации функции правосудия, реализации им своей подлинной сущности.

Заключение.

Почему я не адресую эту брошюру современности?

Своим коллегам по цеху?

В мире уголовной адвокатуры я уже 8 лет, в мире юриспруденции 13, за это время я видел столько мерзости и столько падших духом, что я уже трижды проклял свой выбор быть юристом.

Я не могу без содрогания выслушивать высшее политическое руководство страны, не могу без боли думать о тысячах сидельцев ни за что. Я понимаю, что Россия не та страна, в которой кто- нибудь хоть когда нибудь что- то начнет делать для человека, для обычного человека. Эта страна навечно останется под властью демонов, но я не могу не пытаться что- то изменить.

Эта брошюра поступит в рассылку, ее получат первые 500 лиц государства, заметные деятели общественности, каждый руководитель адвокатской палаты, каждая тюрьма и многие другие. Но ничего не изменится в современности. Я еще попытаюсь посотрудничать с рядом «Холдингов», еще попытаюсь в рамках коммерческого рынка внедрить СУОН, но вряд ли это будет то, что  может дать эта система народу в РФ.

Если Вы не равнодушны к тому, что происходит в сфере нашего уголовного процесса, если вам понравилась идея СУОН  — расскажите о ней, потребуйте ее воплощения, детальной разработки и экономического просчета.  Эта брошюра всего лишь приглашение к сотрудничеству не более того, но экономическая выгода есть, прогресс явно есть, наконец это просто шанс сломать многовековую репрессивную систему страны, шанс ист орический. Давайте попробуем, дорогой читатель, попытка не пытка, как говорил товарищ Берия, но  и к ним в нашей стране увы приходится быть пока готовым…
 
Москва 
4  ноября 2009г