Полагаю, что многие из коллег, участников Праворуба, слышали недавнюю историю с задержанием двух генералов и следователя по ОВД в Следственном департаменте МВД России, которые своими действиями преступили закон.
Хотя СМИ уже обвинили их в получении взятки, все же им вменяется злоупотребление должностными полномочиями.
Желаю выразить свою точку зрения в ином разрезе. Меня сейчас волнует не их конкретные деяния, а последствия всей этой истории для системы органов.
Действия, которые всем троим полицейским вменяется – а именно снятие обеспечительного ареста с имущества, а также освобождение из-под стражи и перевод на домашний арест. Как результат – их действия не вызвав нареканий квалифицированы по части 3 ст. 285 УК РФ.
Описание, которое имеется в постановлении о возбуждении, упрощенно выглядит так. Один генерал подготовил докладную своему начальнику – заместителю Министра ВД, второй принял решение о передаче дела в следственную часть СД МВД (которую лично курировал), следователь дело принял, и по устному указанию снял обеспечительный арест с земельного участка и поменял меру пресечения.
Все трое действовали «из корыстных побуждений», их действия заведомо повлекли тяжкие последствия в виде необоснованных снятия ареста и изменения меры пресечения. Хотя последствия, конечно, понятие растяжимое — участок земли и ныне там, а обвиняемый в итоге никуда не убежал.
Не будет ни для кого открытием Америки, что следственные органы рассматривают варианты смягчения меры пресечения в отношении обвиняемых за очень редким исключением. Что соответственно и вызвало повышенный интерес к этой истории у оперсостава ОСБ. Согласно также распространенной информации – потерпевшие, тоже лица с, так скажем, весьма неоднозначной репутацией, один из которых арестован за другое мошенничество.
Не имею цели вдаваться в детальное обсуждение деяния, пусть соответствующие органы в этом разбираются. Но речь о следующем.
Читая фабулу постановления о возбуждении уголовного дела, вынесенного Председателем СК России, наталкиваешься на мысль о том, что дело вызвало серьезный инфоповод для размышления.
Многие из практикующих юристов убеждены в том, что в стране прочно действует «телефонное право», когда сыщики, следователи и их начальники пользуются безграничным административным ресурсом, чтобы возбудить уголовное дело, разыскать виноватого (а чем их больше, тем лучше), и непременно сразу же избрать меру пресечения, да лучше чтобы в тюрьму, так чтоб не рыпался или даже подумать бы не мог (не успел).
Этим объясняется адвокатами и сообществом то, как судьи закрывая глаза на объективные вещи и данные о личности, не обращая внимания на доказательства причастности или виновности отправляют обвиняемых (не сказать чтобы поголовно, но не менее) в изоляцию.
Однако по моему мнению, такая система пользуется телефонным устройством достаточно редко, и вот почему.
Да, не стоит отрицать, что кое-какие отдельные истории начинаются с телефона, но… Все продолжается освещением в СМИ того или иного резонансного дела, по которому все обвиняемые поголовно топают в СИЗО, а потом – в колонию.
Пользоваться аппаратом в нынешней вертикальной системе правоохраны достаточно один или два раза по какой-либо из категории дел. В дальнейшем система сама принимает за аксиому то решение, которое было громогласно освещено в СМИ. То есть органу или заинтересованному лицу не нужно постоянно эксплуатировать аппарат инженера А.Бэлла или пополнять (обновлять) список в своей телефонной книжке.
В чем на мой взгляд опасность текущей ситуации. Представим себе рядового следователя и его руководителя. Попалось к ним какое-либо дело, по которому задержали и предъявили обвинение какому-то среднестатистическому гражданину. Но что-то явно не так в его личности. Например, он никогда не выезжал из страны, то есть не имеет заграничного паспорта, либо он серьезно болен, но болезнью, которая еще не подпадает в пресловутый список ФСИН, по которым в СИЗО вход воспрещен. В общем, некоторые сложности имеются в обосновании необходимости упечь его в СИЗО.
И если представить происходящее в голове обычного следователя и его начальника, то в двоякой ситуации они станут колебаться насчет самой суровой меры пресечения.
В такой ключе адвокату было проще склонить чашу весов на свою сторону, и даже бывало, что сам следователь обращался с домашним арестом или выносил подписку о невыезде, не испытывая судьбу обвиняемого в суде (дабы преждевременно не подорвать его отношения к судебной системе).
Однако, после широкого освещения того, что следственные генералы, «попались» даже не на взятке, а просто «превысив свои полномочия путем неправомерного освобождения лица из-под стражи на домашний арест», рядовой следователь, а уж тем более его руководитель вообще перестанут даже размышлять на тему, что же выбрать бедолаге. В такой типичной ситуации выбора вообще не останется.
Ведь за что должен переживать (честный) следователь – за результат своей деятельности, качество работы, не допустив чтобы потом суд и прокурор не восприняли доказательства, отказали в мере пресечения, вернули дело на дополнительное расследование, вовсе прекратили дело или оправдали. Но сейчас следователи больше всего опасаются своих же собственных руководителей, смежных начальников, оперативных служб и «мудрых генералов».
Ведь также не секрет, что борьба с коррупцией в нашей стране имеет и обратную сторону, давящую на психологию следственной массы, она в том числе ведется и в умах людей.
В ситуации, когда даже у генералов, которые всегда находятся «над схваткой» между стороной обвинения и защитой возникли подобные проблемы, то как же быть более низким чинам следственного ведомства. Они просто могут начать боятся помыслить о возможных других мерах пресечения, или других послаблениях, опасаясь не только за карьеру, но а теперь еще и за свою свободу.
Если представить следователя и его разум и исходить из того, что этот разум еще не надломлен профессиональной деформацией, то такой следователь может рассуждать следующим образом:
«А если я пойду в суд не с самой страшной мерой пресечения, то что меня ждет? Даже если я не только суду обосную свою позицию, но и прямому вышестоящему руководителям, оперативным службам, генералам наверху. Что они тогда сделают? Они станут обвинять меря в сговоре, ведь я же не просто так по их мнению встал на сторону обвиняемого. Значит это было сделано мной небескорыстно. Но ведь никто ничего не докажет. А доказывать и не надо ничего. Просто внутри системы на меня все станут тыкать пальцем.
То есть если начальники, и их генералы станут думать, что все это только ради наживы (а под другому они уже не думают), то такая мысль укрепится в сознании большинства моих коллег. А чем это грозит? Да как минимум последующими проблемами в карьере. Скажем вот моему коллеге по кабинету звание вовремя не присвоили, должности не дают. А он говорит, что это оперативники или кто-то из их начальства на него обиделись и отправили «информацию» о нем в ОСБ.
Последние при назначениях часто обязаны выражать свое мнение по согласованию кандидатуры. Значит они могут отказать в согласовании, прислав письмо о том, что «по оперативным данным, следователь не чист на руки». То есть карьерный вопрос может быть перечеркнут одним делом или решением, причем совершенно бездоказательно.
Вот и стоит ли тогда так рисковать».
И конечно рассуждения в таком ключе могут иметь место и могут иметь результат. Это результат т.н. «коррупционной истерии», когда везде и всюду начинают мерещиться взяточники, злоупотребители должностным положением и прочая нечисть. Такое клеймо можно повесить на любого сотрудника, даже без сколько-нибудь обоснованных доказательств.
Такая же система «информационного оповещения», надо полагать, работает и в судебной системе. Судьи не получают никаких конкретных указаний под конкретное дело, просто они научились читать правила и косвенные знаки, которые им посылаются по аналогии, через СМИ.
Напрашивается сравнение с антиутопией Дж.Оруэлла «1984», когда в момент выступления лидера страны правила игры меняются, и теперь «мы воюем с… ОстАзией», но все герои об этом уже догадывались.
Просто судьи также боятся своего окружения, административного ресурса. Это давит психологически на сознание человека, а они – тоже люди.
Чтобы можно было бы сделать
Я полагаю и поэтому призываю следить за данной историей, освещать ее подробно, чтобы в итоге понять, каковы же были ее обстоятельства. Чтобы самим понимать и доносить обществу и прежде всего правоохранителям об этих обстоятельствах, во избежание вышеописанного кривотолка.
Если все так оставить, то можем получить сплошные опасения следователей, судей, прокуроров за свою карьеру и свободу, сплошные отказы во всех начинаниях, даже если доказательства адвокатской правоты – железобетонные.
Чего от этой истории пока ожидается:
— следователи окончательно возьмут за правило только одну меру пресечения;
— начнется наполнение или наводнение в местах подневольной изоляции;
— можно торжественно похоронить положения ст. 38 УПК РФ про свободного и самостоятельного следователя, которые в последнее время итак сильно напоминают лишь декларацию о независимости – о том, что от следователя ничего не зависит.