7.
Вывод, который очевиден для исторического взгляда на амплитуду колебаний представлений о преступлении, преступление – это то, что считают преступлением на тот или иной исторический отрезок времени в установленном порядке. Это может быть воля монарха, обычай, традиция, Уголовный кодекс и прочее. Важно здесь то, что это тот самый способ прикрепить мысль всех и вся к конкретному кругу деяний (методов, способов) понимания (определения, идентификации) того, что считается преступлением для всех.
Налицо два гносеологических момента, которые мы обязаны отметить. Это временной аспект понимания преступления. Удельный вес времени в определении того или иного круга деяний как преступления весьма существенен именно с точки зрения исследования того, что считали преступлением. Второй аспект – это всеобщность понимания преступления. Или то, что принято называть еще публичным характером. Именно в силу всеобщности понимания того или иного круга деяний как преступлений можно говорить о том, что мы ведем познание в отношении объективности, взятой в срезе того или иного временного (а, следовательно, при объективности исторического) периода. Два данных фактора (время и всеобщность) порождают понимание объективности знания о том, что есть преступление. Именно на данном этапе развития истории, именно в данных условиях конкретных субъектов познания (составляющих понимание всеобщности) рождается объективное представление о преступлении, которое служит основанием для правоохранительной деятельности, включающей в себя применение наказания, насилующего как естественные формы свободы, так и плоть (Мишель Фуко). Таким образом, понимание преступления сводится к пониманию преступности,преступного, — это тот вывод, который делается современностью как в лице собственно методологии (криминология), так и практики, а равно и интерпретации ранее созданных школ. Но проблема в том, что преступное как факт присутствия, неотъемлемой присущности преступлению существует только в умах субъектов познания и связано с замещением формообразующих факторов понимания преступления. Преступное рождается как следствие понимания в конкретных исторических рамках того или иного круга деяний как преступлений. Соответственно, можно говорить о том, что преступное не существует как самостоятельный предмет изучения, это лишь пустая проекция преступления в конкретных условиях временного познания. Если же говорить о времени и всеобщности как форме, а о преступном как о содержании данной формы, то следует отметить тот факт, что преступление задано нам как конкретное явление, существующее вне зависимости от нашего знания о нем и понимания его как такового. Ибо наше знание и наше понимание- это форма, которая доктринальная позиция стремится быть всеобщим в отношении к явлению. Следовательно, преступление существует как некоторая заданность, которая вскрывает и обнаруживает себя в тот или иной временной отрезок и только тогда обнаруживает себя в форме всеобщего знания о том, что именно это является преступлением. Таким образом преступное существует вне зависимости от понимания его таковым. Ели пролонгировать это не только в области теоретического, но и сугубо индивидуального, то мы увидим, что это школа «опасного состояния», суть которой в том, что преступление является проявлением опасного состояния в конкретном отрезке времени, но по содержанию степень опасного состояния в отношении своего носителя совершенно не изменяется. Если школа опасного состояния позволяет нам говорить об эффекте ожидания преступления, то школа антропологии говорит прямо о необходимости преступления, которое тоже зациклено на временной тезаурус, отсчетом служит другой темп – жизнь человека с момента рождения, а не пребывание допустим в обществе. В принципе все это следствие учета (пускай даже подсознательного) фактора временной оценки в понимании преступления.
Позже мы увидим, как именно трансформируется вопрос временного анализа к проблематике того или иного вопроса в отношении преступления, сейчас же, попытаемся твердо уяснить, что преступление выступает как имманентность сознания, зависимого от необходимых абстракций, в частности, от таких, как время. Познание копирует в самое себя способы и формы структурирования понимания и время как неотъемлемость рассмотрения любого вопроса как имманентность всегда детерминирует понимание предметности познания.
Вопрос в отношении общности понятия преступления решается правовой теорией достаточно просто, но несколько алогично. Всеобщность определяется через право. Такова современность методологии. Право является квинтэссенцией бытия воли масс и поэтому его содержание необходимо всеобще для всех. Это опирается на механизмы юридической корректности в отношении верховенства права на территории того или иного государства, согласованности его высшим юридическим актам, равно и международно- правовым актам и прочее. Это уже область юриспруденции, как системы познания, которой в настоящее время принадлежит ведущая роль в определении преступления, но не окончательная. Право всегда вторично в своем оформлении теми отношениями, которые оно последует. Первенство в определении преступления (согласно пониманию права на тот период, в котором пишется данная книга) принадлежит самим преступникам как субъектам акта преступления. Лучшим доказательством данному положению является наличие сегодня организованной преступности, которая наносит не только суперлатентный характер в отношении известности в понимании преступления, но и вообще по многим вопросам подменяет форму организации, называемую государством.
Преступление выступает как синкретичный продукт организации многочисленных факторов, влияющих на познание таким образом, что последнее приходит в своих выводах к однозначности интерпретации того или иного круга деяний как преступных.
Это позиция изучения преступления как самостоятельного явления.
С изменением качественности данного самостоятельного явления меняется и количественная оценка (круг деяний, отнесенных к преступлению и закрепленных в УК).
Другая позиция заключается в том, что преступление – продукт представления о нем как о преступлении. Преступление является следствием восприятия преступления как преступления при том, что сама форма восприятия изначально сформирована в Уголовном кодексе и проводима в жизнь при помощи институтов принуждения государства, посредством уничтожения всех представлений о преступлении, которые не соответствуют легальному определению преступления.
Это другая позиция, которая имеет такое же право на существование, как и первая, поскольку обе они не отражают целостности процесса формообразования понятия преступления.
Вопрос можно дискредитировать следующим образом. Преступление – это то, что изменчиво само по себе или в представлении о себе? Изменяется ли само преступление как явление или же форма его отражения, конституированная в тех или иных источниках (право, обычай, традиция и прочее)?
Отметим, что продукт каждой оценки в конструкциях подобного рода стоит на той позиции, которая противоречит противоположной. Так в подтверждение тому, что преступление – это то, что находит отражение в представлении о нем, говорит Уголовный кодекс, распространяющий золотое правило: нет преступления без указания о том в законе. Именно уголовный кодекс говорит нам о том, что преступление обнаруживает себя в рамках только уголовного закона. Именно УК является диктатом для всеобщности как результативности всякого познания. И именно отсюда стремление нашей науки спрятаться в своих объяснениях относительно понятия преступления за спиной законодателя, ограничиваясь в переделе своей методологии признанием некоторых его положений неверными в части того или иного практического момента.
По сути, уголовный кодекс как правовой акт представляет собой форму познания реальности, претендуя на исчерпывающую полноту и всеобщность замещения данной области познания.
Но, если быть методологически внимательным, то формулировка, приведенная нами выше (нет преступления без точного указания о том в законе), отражает сущность подхода к преступлению с точки зрения количественного анализа данного явления. Уголовный кодекс выступает именно как исчерпывающий перечень того, что считается преступлением. Но само понимание преступления, как явления, нуждающегося в качественной оценке универсализма, остается за гранью УК. Наука уголовного права в совершенстве смогла идиосинхранизировать в отношении вопроса качественного и количественного, синтезировав в себе как отношение к преступлению как вещи в себе (содержанию, независимому от формы), так и как к исчерпывающему перечню деяний, выработав несколько промежуточных форм оценкипреступного –общественная опасность одна из них. И именно эта категория испытывает на себе влияние временного фактора понимания преступления как никакая другая ( см. об этом работу профессора Ляпунова «Проблемы понятия преступления»).
Сегодня понятие преступления в сфере гносеологического полностью узурпировано государством, в форме права, закона, — стабилизированного представления о круге явления.
Данная ситуация не представляется удовлетворительным положением вещей.
Право как форма и предел правоприменения неизменно играет роль сдерживающего фактора в борьбе государства и личности по отношению к личности, но при этом оно же является существенной угрозой правам личности, при анализе не в рамках структурируемого правоотношения, а рамках более широких, исторических.
Уголовный кодекс не может выполнить функции полноценной когнитивной системы, поскольку он аморфен по отношению к объекту, который он оценивает – преступление как явление. Круг явлений, которые в будущем будут признаны преступлениями сегодня таковыми не считаются и неизменно попадают в ряд деяний «разрешенных» (негативное понятие свободы – разрешено все, что не запрещено). История демонстрирует последствия такого понимания на примере революций, какой была, например, революция в России. Или же появляется эффект «резинового» Уголовного кодекса, когда осуждают по принципу подобия составам указанным в УК РФ ( под мошенничество подводят любую коммерческую операцию, под самоуправство – любое неугодное действие, под государственную тайну- любые сведения и прочее).
Чтобы быть окончательно понятыми, сформулируем свое отношение к предмету нашего исследования. Мы не собираемся анализировать понятие преступления, данное в рамках уголовного права, как предмет нашей работы. Не ставим себе целью выяснение его существенных недостатков или несовершенства в отношении правоприменения. Легальное понимание преступления является одним из основных благодаря своему источнику и той силе обоснования, которая приводится в его поддержку, но оно, к сожалению, не может быть взято за основу для серьезного гносеологического анализа. Существуют определенные сферы, прикосновение к которым требует хирургической тщательности скальпа познания, а не стальных слесарных тисков государства. Мы берем за основу свободу представления о преступлении и исследуем его, как возможность для анализа вне зависимости оттитульности представлений. В этом отношении наше исследование является непредвзятым анализом. Необходимость его очевидна в силу того, что как бы совершенна не была юридическая техника познания, она нуждается в некотором взгляде со стороны, взгляде не купленном спокойствием правового обоснования. Назвать это социологической интерпретацией, или совокупностью комплексных методов исследования было бы неверно. Так же как неверно и говорить о философском аспекте данной проблематики. Это вопрос обычного познания, при том, что это действительно познание, а не имитация, равная опознаванию в соотнесении с необходимостью видения проблемы, так как это записано в том или ином акте государственного понимания.
Преступление, по нашему мнению, выступает не предметом познания как данность известности, а лишь делом будущего. Именно в будущем следует узнать, что же есть преступление на самом деле. Сейчас, в современных Уголовных кодексах, речь идет о том, что есть преступления в их совокупности. Отчасти это опирается на незыблемые принципы Уголовного права. Но в любом случае только в Российском уголовном кодексе предприняты попытки определить преступление. Однако само данное определение является следствием построения уголовного кодекса в его структуре понимания, что есть отдельно преступление. Во всем уголовном праве действует схема трафарета, который соподчинен между собою на основании формально – логической структуры, это говорит о симметричной форме структурирования понятия, которая остается совершенно неприменима к условиям реальной действительности.
Задача настоящей работы показать, как возможно исследование того или иного явления в общем на примере преступления. Объяснить, почему легальное определение преступления не является универсальным и единственно возможным. Сформировать ту область, в которой предстоит строить понятия преступления в будущем.
Та смелость, которую мы берем на себя, очерчивая подобный круг задач, продиктована нам необходимостью сегодняшнего дня, а так же той методологией, которая позволяет сместить ракурсы понимания в отношении данной проблемы.
Именно поэтому сложно сказать, что наше исследование адресовано только юристам, оно, по всей видимости, интердисциплинарно и призвано охватить возможность предмета сторонним взглядом, независящим от свойственности научности того или иного рода.
Познание, изучение познания такой категории, как преступление, не может быть схоластическим, а равно чисто эмпирическим. Для анализа такого явления необходимо понимать всю меру ответственности, которая лежит на плечах каждого ученого, вне зависимости от того, занят ли он поддержкой и укреплением существующего представления о преступлении, или же является еретиком для позитивного понимания преступления.
Необходимо проанализировать полный перечень возможных вопросов формообразования понятия, понимания, и, наконец, прийти к четкой системе восприятия круга эмпирических фактов, называемых преступлением. Отсутствие такого процесса сегодня есть недостаток науки уголовного права, но ни как науки, а как формы познания социальной реальности.
В сущности вот перед нами элементарный вопрос – на основе чего возможно признание того или иного действия, как преступления? Мы не имеем в виду соотношение того или иного действия с содержанием статьи уголовного права, или, наоборот, формирование представления в рамках процесса правоприменения, мы говорим о целостности процесса формообразования того или иного представления о преступлении. Начиная от элементарного автоматизированного понимания преступления, как преступления, и заканчивая условиями самой сложной квалификации.
Знание основ законов процесса формообразования идеального начала (понятия, представления о преступлении) позволяет не только улучшить всю ту же квалификацию преступления, но так же и приподнять завесу будущего, открыть возможность для прогнозирования развития мысли о преступлении неограниченного круга лиц.
В этом тоже обретает себя наш предмет познания. В условиях сегодняшнего дня необходимо именно так анализировать и решать данный вопрос, не прибегая к лицемерию оценок и спекуляции на букве закона.
Вывод, который очевиден для исторического взгляда на амплитуду колебаний представлений о преступлении, преступление – это то, что считают преступлением на тот или иной исторический отрезок времени в установленном порядке. Это может быть воля монарха, обычай, традиция, Уголовный кодекс и прочее. Важно здесь то, что это тот самый способ прикрепить мысль всех и вся к конкретному кругу деяний (методов, способов) понимания (определения, идентификации) того, что считается преступлением для всех.
Налицо два гносеологических момента, которые мы обязаны отметить. Это временной аспект понимания преступления. Удельный вес времени в определении того или иного круга деяний как преступления весьма существенен именно с точки зрения исследования того, что считали преступлением. Второй аспект – это всеобщность понимания преступления. Или то, что принято называть еще публичным характером. Именно в силу всеобщности понимания того или иного круга деяний как преступлений можно говорить о том, что мы ведем познание в отношении объективности, взятой в срезе того или иного временного (а, следовательно, при объективности исторического) периода. Два данных фактора (время и всеобщность) порождают понимание объективности знания о том, что есть преступление. Именно на данном этапе развития истории, именно в данных условиях конкретных субъектов познания (составляющих понимание всеобщности) рождается объективное представление о преступлении, которое служит основанием для правоохранительной деятельности, включающей в себя применение наказания, насилующего как естественные формы свободы, так и плоть (Мишель Фуко). Таким образом, понимание преступления сводится к пониманию преступности,преступного, — это тот вывод, который делается современностью как в лице собственно методологии (криминология), так и практики, а равно и интерпретации ранее созданных школ. Но проблема в том, что преступное как факт присутствия, неотъемлемой присущности преступлению существует только в умах субъектов познания и связано с замещением формообразующих факторов понимания преступления. Преступное рождается как следствие понимания в конкретных исторических рамках того или иного круга деяний как преступлений. Соответственно, можно говорить о том, что преступное не существует как самостоятельный предмет изучения, это лишь пустая проекция преступления в конкретных условиях временного познания. Если же говорить о времени и всеобщности как форме, а о преступном как о содержании данной формы, то следует отметить тот факт, что преступление задано нам как конкретное явление, существующее вне зависимости от нашего знания о нем и понимания его как такового. Ибо наше знание и наше понимание- это форма, которая доктринальная позиция стремится быть всеобщим в отношении к явлению. Следовательно, преступление существует как некоторая заданность, которая вскрывает и обнаруживает себя в тот или иной временной отрезок и только тогда обнаруживает себя в форме всеобщего знания о том, что именно это является преступлением. Таким образом преступное существует вне зависимости от понимания его таковым. Ели пролонгировать это не только в области теоретического, но и сугубо индивидуального, то мы увидим, что это школа «опасного состояния», суть которой в том, что преступление является проявлением опасного состояния в конкретном отрезке времени, но по содержанию степень опасного состояния в отношении своего носителя совершенно не изменяется. Если школа опасного состояния позволяет нам говорить об эффекте ожидания преступления, то школа антропологии говорит прямо о необходимости преступления, которое тоже зациклено на временной тезаурус, отсчетом служит другой темп – жизнь человека с момента рождения, а не пребывание допустим в обществе. В принципе все это следствие учета (пускай даже подсознательного) фактора временной оценки в понимании преступления.
Позже мы увидим, как именно трансформируется вопрос временного анализа к проблематике того или иного вопроса в отношении преступления, сейчас же, попытаемся твердо уяснить, что преступление выступает как имманентность сознания, зависимого от необходимых абстракций, в частности, от таких, как время. Познание копирует в самое себя способы и формы структурирования понимания и время как неотъемлемость рассмотрения любого вопроса как имманентность всегда детерминирует понимание предметности познания.
Вопрос в отношении общности понятия преступления решается правовой теорией достаточно просто, но несколько алогично. Всеобщность определяется через право. Такова современность методологии. Право является квинтэссенцией бытия воли масс и поэтому его содержание необходимо всеобще для всех. Это опирается на механизмы юридической корректности в отношении верховенства права на территории того или иного государства, согласованности его высшим юридическим актам, равно и международно- правовым актам и прочее. Это уже область юриспруденции, как системы познания, которой в настоящее время принадлежит ведущая роль в определении преступления, но не окончательная. Право всегда вторично в своем оформлении теми отношениями, которые оно последует. Первенство в определении преступления (согласно пониманию права на тот период, в котором пишется данная книга) принадлежит самим преступникам как субъектам акта преступления. Лучшим доказательством данному положению является наличие сегодня организованной преступности, которая наносит не только суперлатентный характер в отношении известности в понимании преступления, но и вообще по многим вопросам подменяет форму организации, называемую государством.
Преступление выступает как синкретичный продукт организации многочисленных факторов, влияющих на познание таким образом, что последнее приходит в своих выводах к однозначности интерпретации того или иного круга деяний как преступных.
Это позиция изучения преступления как самостоятельного явления.
С изменением качественности данного самостоятельного явления меняется и количественная оценка (круг деяний, отнесенных к преступлению и закрепленных в УК).
Другая позиция заключается в том, что преступление – продукт представления о нем как о преступлении. Преступление является следствием восприятия преступления как преступления при том, что сама форма восприятия изначально сформирована в Уголовном кодексе и проводима в жизнь при помощи институтов принуждения государства, посредством уничтожения всех представлений о преступлении, которые не соответствуют легальному определению преступления.
Это другая позиция, которая имеет такое же право на существование, как и первая, поскольку обе они не отражают целостности процесса формообразования понятия преступления.
Вопрос можно дискредитировать следующим образом. Преступление – это то, что изменчиво само по себе или в представлении о себе? Изменяется ли само преступление как явление или же форма его отражения, конституированная в тех или иных источниках (право, обычай, традиция и прочее)?
Отметим, что продукт каждой оценки в конструкциях подобного рода стоит на той позиции, которая противоречит противоположной. Так в подтверждение тому, что преступление – это то, что находит отражение в представлении о нем, говорит Уголовный кодекс, распространяющий золотое правило: нет преступления без указания о том в законе. Именно уголовный кодекс говорит нам о том, что преступление обнаруживает себя в рамках только уголовного закона. Именно УК является диктатом для всеобщности как результативности всякого познания. И именно отсюда стремление нашей науки спрятаться в своих объяснениях относительно понятия преступления за спиной законодателя, ограничиваясь в переделе своей методологии признанием некоторых его положений неверными в части того или иного практического момента.
По сути, уголовный кодекс как правовой акт представляет собой форму познания реальности, претендуя на исчерпывающую полноту и всеобщность замещения данной области познания.
Но, если быть методологически внимательным, то формулировка, приведенная нами выше (нет преступления без точного указания о том в законе), отражает сущность подхода к преступлению с точки зрения количественного анализа данного явления. Уголовный кодекс выступает именно как исчерпывающий перечень того, что считается преступлением. Но само понимание преступления, как явления, нуждающегося в качественной оценке универсализма, остается за гранью УК. Наука уголовного права в совершенстве смогла идиосинхранизировать в отношении вопроса качественного и количественного, синтезировав в себе как отношение к преступлению как вещи в себе (содержанию, независимому от формы), так и как к исчерпывающему перечню деяний, выработав несколько промежуточных форм оценкипреступного –общественная опасность одна из них. И именно эта категория испытывает на себе влияние временного фактора понимания преступления как никакая другая ( см. об этом работу профессора Ляпунова «Проблемы понятия преступления»).
Сегодня понятие преступления в сфере гносеологического полностью узурпировано государством, в форме права, закона, — стабилизированного представления о круге явления.
Данная ситуация не представляется удовлетворительным положением вещей.
Право как форма и предел правоприменения неизменно играет роль сдерживающего фактора в борьбе государства и личности по отношению к личности, но при этом оно же является существенной угрозой правам личности, при анализе не в рамках структурируемого правоотношения, а рамках более широких, исторических.
Уголовный кодекс не может выполнить функции полноценной когнитивной системы, поскольку он аморфен по отношению к объекту, который он оценивает – преступление как явление. Круг явлений, которые в будущем будут признаны преступлениями сегодня таковыми не считаются и неизменно попадают в ряд деяний «разрешенных» (негативное понятие свободы – разрешено все, что не запрещено). История демонстрирует последствия такого понимания на примере революций, какой была, например, революция в России. Или же появляется эффект «резинового» Уголовного кодекса, когда осуждают по принципу подобия составам указанным в УК РФ ( под мошенничество подводят любую коммерческую операцию, под самоуправство – любое неугодное действие, под государственную тайну- любые сведения и прочее).
Чтобы быть окончательно понятыми, сформулируем свое отношение к предмету нашего исследования. Мы не собираемся анализировать понятие преступления, данное в рамках уголовного права, как предмет нашей работы. Не ставим себе целью выяснение его существенных недостатков или несовершенства в отношении правоприменения. Легальное понимание преступления является одним из основных благодаря своему источнику и той силе обоснования, которая приводится в его поддержку, но оно, к сожалению, не может быть взято за основу для серьезного гносеологического анализа. Существуют определенные сферы, прикосновение к которым требует хирургической тщательности скальпа познания, а не стальных слесарных тисков государства. Мы берем за основу свободу представления о преступлении и исследуем его, как возможность для анализа вне зависимости оттитульности представлений. В этом отношении наше исследование является непредвзятым анализом. Необходимость его очевидна в силу того, что как бы совершенна не была юридическая техника познания, она нуждается в некотором взгляде со стороны, взгляде не купленном спокойствием правового обоснования. Назвать это социологической интерпретацией, или совокупностью комплексных методов исследования было бы неверно. Так же как неверно и говорить о философском аспекте данной проблематики. Это вопрос обычного познания, при том, что это действительно познание, а не имитация, равная опознаванию в соотнесении с необходимостью видения проблемы, так как это записано в том или ином акте государственного понимания.
Преступление, по нашему мнению, выступает не предметом познания как данность известности, а лишь делом будущего. Именно в будущем следует узнать, что же есть преступление на самом деле. Сейчас, в современных Уголовных кодексах, речь идет о том, что есть преступления в их совокупности. Отчасти это опирается на незыблемые принципы Уголовного права. Но в любом случае только в Российском уголовном кодексе предприняты попытки определить преступление. Однако само данное определение является следствием построения уголовного кодекса в его структуре понимания, что есть отдельно преступление. Во всем уголовном праве действует схема трафарета, который соподчинен между собою на основании формально – логической структуры, это говорит о симметричной форме структурирования понятия, которая остается совершенно неприменима к условиям реальной действительности.
Задача настоящей работы показать, как возможно исследование того или иного явления в общем на примере преступления. Объяснить, почему легальное определение преступления не является универсальным и единственно возможным. Сформировать ту область, в которой предстоит строить понятия преступления в будущем.
Та смелость, которую мы берем на себя, очерчивая подобный круг задач, продиктована нам необходимостью сегодняшнего дня, а так же той методологией, которая позволяет сместить ракурсы понимания в отношении данной проблемы.
Именно поэтому сложно сказать, что наше исследование адресовано только юристам, оно, по всей видимости, интердисциплинарно и призвано охватить возможность предмета сторонним взглядом, независящим от свойственности научности того или иного рода.
Познание, изучение познания такой категории, как преступление, не может быть схоластическим, а равно чисто эмпирическим. Для анализа такого явления необходимо понимать всю меру ответственности, которая лежит на плечах каждого ученого, вне зависимости от того, занят ли он поддержкой и укреплением существующего представления о преступлении, или же является еретиком для позитивного понимания преступления.
Необходимо проанализировать полный перечень возможных вопросов формообразования понятия, понимания, и, наконец, прийти к четкой системе восприятия круга эмпирических фактов, называемых преступлением. Отсутствие такого процесса сегодня есть недостаток науки уголовного права, но ни как науки, а как формы познания социальной реальности.
В сущности вот перед нами элементарный вопрос – на основе чего возможно признание того или иного действия, как преступления? Мы не имеем в виду соотношение того или иного действия с содержанием статьи уголовного права, или, наоборот, формирование представления в рамках процесса правоприменения, мы говорим о целостности процесса формообразования того или иного представления о преступлении. Начиная от элементарного автоматизированного понимания преступления, как преступления, и заканчивая условиями самой сложной квалификации.
Знание основ законов процесса формообразования идеального начала (понятия, представления о преступлении) позволяет не только улучшить всю ту же квалификацию преступления, но так же и приподнять завесу будущего, открыть возможность для прогнозирования развития мысли о преступлении неограниченного круга лиц.
В этом тоже обретает себя наш предмет познания. В условиях сегодняшнего дня необходимо именно так анализировать и решать данный вопрос, не прибегая к лицемерию оценок и спекуляции на букве закона.
