13.
Вопрос определения, названия, истолкования, понимания, формирования представления, — это вопрос первостепеннейшей важности для человечества. Человек живет в кругу осмысленных вещей, в кругу своей осведомленности, в кругу разума и власти (желательной власти) над формами действительности.[1] Понимание – следствие отношения к предмету познания, сформированному, благодаря определению данного предмета. Понятие выступает в действительности как знание ожидаемого от чувственного явления, с которым сталкивается индивидуум. Ясность и простота определений, их соответствие действительному положению вещей – это те задачи, которые ставит себе подлинно диалектическое познание. Диалектика также говорит о свойстве действительности, которое есть, прежде всего, присущая каждой вещи индивидуально чувственная конкретика, множественность качественности которой и подобие другим формам действительности (обладающих такой же степенью конкретики) позволяет говорить о сущности явления, обнаруживающей свое отражение в понятии данного явления. Таким образом, категория понятия выступает как обобщенное вербальное отражение чувственных свойств, присущих какому-либо явлению. Данные свойства обнаруживаются субъектами познания в процессе непосредственного взаимодействия с явлением действительности, отражаются в формах мышления, стабилизируются логикой и конституируются, как признаки, совокупность, которых позволяет говорить либо о наличии, либо об отсутствии в рамках перцепции суждения того или иного явления (с учетом того, что любое суждение относительно любого объекта так или иначе выносится в определенные временные рамки), которые однако могут дифференцироваться относительно субъектов восприятия, начиная от вечности (например, «Метафизика» Аристотеля) и заканчивая рамками «здесь и сейчас», нацеленными на единовременное структурирование реальности, – например, постановление о привлечении в качестве обвиняемого).
Таково в общих чертах представление классической школы осведомленности о познании. Именно данная школа обслуживает сегодня интересы научной среды всего мира, именно ее положения взяты на вооружение в любых формально-логических представлениях. Если быть внимательным, то мы увидим, что и современное понимание преступления в рамках системы уголовного права России полностью опирается на диалектические законы развития, а главное соответствует им, и оправдываемо ими. Понимая под преступлением конкретику чувственного (деяние), начинаешь производить характеристику данного чувственного в соответствии с понятием, данным, например, в Уголовном кодексе, при этом, используя собственную силу критического суждения, которая, как учит все та же диалектика, есть имманентно присущее каждому, кто способен мыслить, ибо сами законы мышления диалектики взяты из объективной реальности.[2] Получается ситуация, при которой общий метод познания корреспондируется индивидуальному субъекту познания, воспринимается им как естественность форм мышления, и реализуется в суждении относительно того или иного предмета действительности. Притом, что и неперсонифицированное большинство других субъектов познания обладают данным методом и воспринимают его так же, как естественность. Возможно, согласие относительно характеристики того или иного предмета, даже не на основе выводов вследствие непосредственного взаимодействия с ним, но на основе однотипности доказательств в построении суждения о признаках предмета. Данная ситуация порождает возможность образования общего понятия, признаваемого всеми и являющегося соответствующим ориентиром для координации действий и форм представления об этих действиях. Соответственно, и функция понятия применительно к практике бытия (минус когнитивная самодостаточность) является унифицированностью чувственного отношения субъекта познания к предмету (содержанию понятия) и к другим субъектам, взаимодействующим с субъектом суждения, и предметом суждения. Данная ситуация идеально подходит для замкнутых социальных систем, где циркулирование представлений о предмете реальности, не покидает известных границ, очерченных, допустим, территорией известности. До недавнего времени именно такая ситуация имела место быть применительно к человечеству в целом. Если приблизить взгляд к архаике времен, то мы увидим, что только такая ситуация и имела место быть на Родине диалектики – Греции. Уклад жизни древнегреческого полиса предполагал не только подобие относительно форм восприятия действительности, но и относительно действительного, правового политического и прочих статусов.[3] Общество, которое не может быть изолировано не только от самое себя (индивидуальная свобода личности), но и от другого общества, причем необязательно другого по государственности или территориальному месту расположения, — здесь можно говорить вообще о преемственности культур, смена которых происходит сегодня чрезвычайно быстро, — общество не узнает себя, а традиция уже не может сдерживать преобразования, которые во многом носят хаотичный характер; диалектика физически не успевает за практикой действительности. Гегель неоднократно указывал на необходимость формирования метода, лишенного какого-либо отношения к позитивному праву, метода, вынесенного за рамки правовых реалий, с тем, чтобы при определении какого-либо явления можно было избежать порочного круга в доказательстве, при котором сами посылки суждения, детерминируют средства доказывания, подменяя их. К сожалению, именно это наблюдается сегодня при анализе понятия преступления.
Вопрос определения преступления является наиболее актуальным не только для науки уголовного права, органично включенной в становление новой (пока неясной) общественно-экономической формации, но и для любого гражданина, человека, ибо, в конечном счете, уголовное право оперирует судьбами людей, очерчивая круг деяний, совершение которых может изменить и разрушить их.
[1] См. об этом, например, работу В.П. Кохановского «Философия и методология науки» Ростов-на-Дону, 1999 г. Автор очень точно замечает одну особенность мира человека, он пишет «по существу все продукты человеческого труда есть не что иное как «овеществленная сила знания», опредмеченные мысли (выделено мною – Р.П.)», стр. 159.
[2] В этом отношении уместно привести широко известную фразу Георга Вильгельма Фридриха Гегеля «Логика способствует правильному мышлению не более чем физиология правильному пищеварению» .
[3] см. об этом более подробно работу Ж-П Вернана «Происхождение древнегреческой мысли», изд. Прогресс 1988г., как квинтэссенция глава 4.
Вопрос определения, названия, истолкования, понимания, формирования представления, — это вопрос первостепеннейшей важности для человечества. Человек живет в кругу осмысленных вещей, в кругу своей осведомленности, в кругу разума и власти (желательной власти) над формами действительности.[1] Понимание – следствие отношения к предмету познания, сформированному, благодаря определению данного предмета. Понятие выступает в действительности как знание ожидаемого от чувственного явления, с которым сталкивается индивидуум. Ясность и простота определений, их соответствие действительному положению вещей – это те задачи, которые ставит себе подлинно диалектическое познание. Диалектика также говорит о свойстве действительности, которое есть, прежде всего, присущая каждой вещи индивидуально чувственная конкретика, множественность качественности которой и подобие другим формам действительности (обладающих такой же степенью конкретики) позволяет говорить о сущности явления, обнаруживающей свое отражение в понятии данного явления. Таким образом, категория понятия выступает как обобщенное вербальное отражение чувственных свойств, присущих какому-либо явлению. Данные свойства обнаруживаются субъектами познания в процессе непосредственного взаимодействия с явлением действительности, отражаются в формах мышления, стабилизируются логикой и конституируются, как признаки, совокупность, которых позволяет говорить либо о наличии, либо об отсутствии в рамках перцепции суждения того или иного явления (с учетом того, что любое суждение относительно любого объекта так или иначе выносится в определенные временные рамки), которые однако могут дифференцироваться относительно субъектов восприятия, начиная от вечности (например, «Метафизика» Аристотеля) и заканчивая рамками «здесь и сейчас», нацеленными на единовременное структурирование реальности, – например, постановление о привлечении в качестве обвиняемого).
Таково в общих чертах представление классической школы осведомленности о познании. Именно данная школа обслуживает сегодня интересы научной среды всего мира, именно ее положения взяты на вооружение в любых формально-логических представлениях. Если быть внимательным, то мы увидим, что и современное понимание преступления в рамках системы уголовного права России полностью опирается на диалектические законы развития, а главное соответствует им, и оправдываемо ими. Понимая под преступлением конкретику чувственного (деяние), начинаешь производить характеристику данного чувственного в соответствии с понятием, данным, например, в Уголовном кодексе, при этом, используя собственную силу критического суждения, которая, как учит все та же диалектика, есть имманентно присущее каждому, кто способен мыслить, ибо сами законы мышления диалектики взяты из объективной реальности.[2] Получается ситуация, при которой общий метод познания корреспондируется индивидуальному субъекту познания, воспринимается им как естественность форм мышления, и реализуется в суждении относительно того или иного предмета действительности. Притом, что и неперсонифицированное большинство других субъектов познания обладают данным методом и воспринимают его так же, как естественность. Возможно, согласие относительно характеристики того или иного предмета, даже не на основе выводов вследствие непосредственного взаимодействия с ним, но на основе однотипности доказательств в построении суждения о признаках предмета. Данная ситуация порождает возможность образования общего понятия, признаваемого всеми и являющегося соответствующим ориентиром для координации действий и форм представления об этих действиях. Соответственно, и функция понятия применительно к практике бытия (минус когнитивная самодостаточность) является унифицированностью чувственного отношения субъекта познания к предмету (содержанию понятия) и к другим субъектам, взаимодействующим с субъектом суждения, и предметом суждения. Данная ситуация идеально подходит для замкнутых социальных систем, где циркулирование представлений о предмете реальности, не покидает известных границ, очерченных, допустим, территорией известности. До недавнего времени именно такая ситуация имела место быть применительно к человечеству в целом. Если приблизить взгляд к архаике времен, то мы увидим, что только такая ситуация и имела место быть на Родине диалектики – Греции. Уклад жизни древнегреческого полиса предполагал не только подобие относительно форм восприятия действительности, но и относительно действительного, правового политического и прочих статусов.[3] Общество, которое не может быть изолировано не только от самое себя (индивидуальная свобода личности), но и от другого общества, причем необязательно другого по государственности или территориальному месту расположения, — здесь можно говорить вообще о преемственности культур, смена которых происходит сегодня чрезвычайно быстро, — общество не узнает себя, а традиция уже не может сдерживать преобразования, которые во многом носят хаотичный характер; диалектика физически не успевает за практикой действительности. Гегель неоднократно указывал на необходимость формирования метода, лишенного какого-либо отношения к позитивному праву, метода, вынесенного за рамки правовых реалий, с тем, чтобы при определении какого-либо явления можно было избежать порочного круга в доказательстве, при котором сами посылки суждения, детерминируют средства доказывания, подменяя их. К сожалению, именно это наблюдается сегодня при анализе понятия преступления.
Вопрос определения преступления является наиболее актуальным не только для науки уголовного права, органично включенной в становление новой (пока неясной) общественно-экономической формации, но и для любого гражданина, человека, ибо, в конечном счете, уголовное право оперирует судьбами людей, очерчивая круг деяний, совершение которых может изменить и разрушить их.
[1] См. об этом, например, работу В.П. Кохановского «Философия и методология науки» Ростов-на-Дону, 1999 г. Автор очень точно замечает одну особенность мира человека, он пишет «по существу все продукты человеческого труда есть не что иное как «овеществленная сила знания», опредмеченные мысли (выделено мною – Р.П.)», стр. 159.
[2] В этом отношении уместно привести широко известную фразу Георга Вильгельма Фридриха Гегеля «Логика способствует правильному мышлению не более чем физиология правильному пищеварению» .
[3] см. об этом более подробно работу Ж-П Вернана «Происхождение древнегреческой мысли», изд. Прогресс 1988г., как квинтэссенция глава 4.
