5 марта 2004 года сотрудники милиции Зайцев и Григорьев патрулировали Кремлевскую набережную. Во время несения службы Зайцев обратил внимание на гражданина, чье поведение показалось ему подозрительным. Милиционеры проверили у него документы и выяснили, что житель Тверской области Курганов длительное время находится в Москве, не имея регистрации. Курганову предложили сесть в автомашину, где милиционер Зайцев составил соответствующий рапорт и разъяснил последствия административного правонарушения.
По дороге в отдел внутренних дел зашел разговор о возможности решения вопроса «на месте». Цена вопроса составила тысячу рублей. Курганов предложил проехать в его офис за деньгами. В офисе Курганов рассказал о случившемся сотруднику Пескову, взял у него тысячу рублей и «рассчитался». Песков связался со службой собственной безопасности и проинформировал ее сотрудников о даче взятки патрульным милиционерам. Спустя два часа Зайцев и Григорьев были задержаны.
Казалось бы, простая история и никого ею не удивишь. Между тем, как говорится, удивительное – рядом. Обратившись за защитой к адвокатам (Григорьев – ко мне, а Зайцев – к адвокату Капацинскому А.Т.) уже бывшие милиционеры рассказали следующее. Действительно 5 марта 2004 года имел место подобный случай с Кургановым. Однако, во-первых, денег никто у него не вымогал: он сам их предложил. Во-вторых, Григорьев, несший службу вместе с Зайцевым и не препятствовавший получению им взятки, был, тем не менее, против этого.
Всем известно: подозреваемый, обвиняемый в совершении преступления часто стремятся уйти от ответственности или, по крайней мере, представить себя в более выгодном свете. Их объяснения и показания необходимо оценивать критически, поскольку они бывают неискренни. Наш случай усугублялся еще и тем, что речь шла о коррупции в органах внутренних дел: нарушивший уголовный закон милиционер – преступник вдвойне, так как именно ему государство поручило выявлять и раскрывать преступления, привлекать виновных к ответственности. Сегодня в милиционера только ленивый не бросит камень. Даже в адвокатской среде считается неприличным защищать работников правоохранительных органов. Но есть ситуации, где ты не можешь отказать. Они знакомы каждому адвокату.
Все граждане, даже милиционеры, следователи, прокуроры и судьи – наши вечные оппоненты, имеют право воспользоваться услугами адвоката. Если они виновны, пусть понесут заслуженное наказание, но не более того. В общем, взяли мы дело.
На предварительном следствии Курганов уверенно заявлял, что оба милиционера, запугивая его задержанием и привлечением к уголовной ответственности, вымогали у него тысячу рублей. В протоколах допросов имеются его собственноручные подписи. Трудно предположить, что подобные показания Курганов давал под принуждением. В судебном же заседании «потерпевший» с легкостью от них отказался: может, совесть не позволила публично возводить напраслину на подсудимых. Получается, что «сделка» носила добровольный и взаимовыгодный характер.
Зайцев пояснил суду: Деньги предложил сам Курганов, рапорт на него составил, а затем порвал лично он. Деньги получил также он. Григорьев к получению взятки не имеет никакого отношения. Григорьев подтвердил показания Зайцева.
Существенный интерес вызвали показания Пескова – сослуживца «потерпевшего», обратившегося в службу собственной безопасности. Он пояснил, что, со слов Курганова, ему известно, что взятку брал только один милиционер. Второй – же просто управлял автомашиной.
Действительно, в судебном заседании установлено, что оперативники ОСБ проводили досмотр, изымали оружие и деньги только у Зайцева. Примечателен и другой факт. Взятка передавалась в двух купюрах по пятьсот рублей каждая. Их номера предварительно переписал Песков. Обе купюры изъяли у Зайцева. Если деньги передавались на двоих, почему милиционеры не смогли поделить их за два часа?
Ситуация, вроде бы, очевидная: правонарушитель Курганов «договорился» с милиционером Зайцевым, избежал таким путем ответственности, а затем «наклепал» на обоих, еще и обвинив в вымогательстве. Обратился в ОСБ Песков. Курганов, лишь, подтвердил факт передачи взятки. Сам он вряд ли бы так поступил. Следовательно, «потерпевший» как взяткодатель должен был сидеть на скамейке рядом с подсудимыми. Кургановых в Москве – пруд пруди. Не обременяя себя хлопотами, связанными с регистрацией, они всегда готовы при случае заплатить милиции. Именно они развращают милиционеров. Тут задумаешься, кто более общественно опасен?
Очевидное иногда становится невероятным. Оба бывших милиционера, при наличии разумной, взвешенной позиции, основанной на фактических обстоятельствах происшедшего, на допросах в стадии предварительного следствия полностью признают себя виновными в получении взятки, совершенном по предварительному сговору, да еще и связанном с вымогательством. Протоколы подписаны ими не под дулом пистолета и в присутствии адвокатов. Что за чертовщина?
Ситуация стандартная и нет здесь ничего удивительного. Перед первым допросом милиционеров, следователь предложил адвокатам обозначить свою позицию. Мы и обозначили: Зайцев по делу идёт один, Григорьев — не при делах. Нет, сказал следователь, либо оба полностью «грузятся» по ч.4 ст. 290 УК РФ и уходят на подписку о невыезде, либо я их немедленно «закрываю». Милиционеры заявили: подпишем признание, хоть, в измене Родине, только не в тюрьму.
Дальше все шло как по маслу. Никаких вопросов и ответов не было. Следователь изложил в протоколах собственную версию происшедшего и дал расписаться. Убедиться в правоте подобного заявления очень легко: «показания» одного и другого совпадают слово в слово, даже ошибки одинаковые. Подобное поведение следователя «тянет» на тяжкое преступление – ч.3 ст. 303 УК РФ – фальсификация доказательств – от трех до семи лет лишения свободы. Но кого это волнует? Многие работают именно так.
О «художествах» следователя подсудимые и адвокаты заявили суду, но кто бы им поверил?
По ходатайству защиты в судебном заседании был допрошен в качестве свидетеля заместитель командира роты бывших милиционеров. Он пояснил, что и ему следователь заявлял: признаются – отпущу, нет – в тюрьму сядут. В приговоре суд «легко и изящно» избавится от этого неприятного обстоятельства: вместо термина «признаются» он употребит словосочетание «скажут правду». Сомнительные синонимы, не так ли?
Теперь, самое интересное. После окончания предварительного следствия мы с адвокатом Капацинским А.Т. в частной беседе задали следователю вопрос: зачем ему все это нужно? Стоит ли, расследуя одно преступление, самому совершать другое – против правосудия? Простодушный следователь признался во всем, самонадеянно заявив, что мы не сможем этого доказать, если его не «писали». А мы, как раз, и «писали».
Аудиозапись беседы со следователем с ее расшифровкой были предоставлены суду. Чего только не «чепушили» судья с прокурором для того, чтобы не пустить их в «плавное течение» уголовного процесса. Во всех ходатайствах о приобщении аудиозаписи к материалам уголовного дела, об исключении из перечня доказательств обвинения показаний милиционеров на предварительном следствии как недопустимых, нам, разумеется, было отказано. Возражая против приобщения, прокурор заявил, в частности, что запись произведена без соответствующего разрешения. У кого и на основании какой правовой нормы нужно было взять такое разрешение остается загадкой. В суде дискутировать не принято. Поэтому мы не смогли задать этот вопрос прокурору. Рассматривая ходатайство об исключении показаний милиционеров на предварительном следствии из числа доказательств, судья пыталась убедить нас в том, что допустимость доказательств определяется, лишь: составлением протокола надлежащим должностным лицом и наличием в нем всех необходимых реквизитов. Мы же, ведем речь о достоверности доказательств, то есть о совершенно другом требовании закона. Но, позвольте, протестует защита, изложенные в протоколах «показания» не являются таковыми, и мы пытаемся это доказать. Приобщите и проверьте. Разве недостоверные доказательства могут быть допустимыми? А в ответ – тишина. Хорошо, говорит защита, мы направляем аудиозапись с заявлением о привлечении следователя к ответственности Генеральному прокурору. Отложите дело до получения результатов проверки. Нет, и все, хоть, кол на голове теши.
В прениях прокурор попросил по семь лет лишения свободы каждому реально. Суд дал по четыре условно. В основу обвинительного приговора легли «показания» бывших милиционеров, данные на предварительном следствии. Кому это надо? Почему суд при любых обстоятельствах пытается «прикрыть» нерадивых следователей и прокуроров? Ответ прост: следователи, прокуроры и судьи – одна корпорация чиновников, поддерживающих друг друга. О подобных связях обычно говорят: рука руку моет.
Глаза нашей «Фемиды» завязаны не для беспристрастного отправления правосудия, не взирая на лица, а, что бы «не видеть» бесчинств, творимых органами расследования.
Фамилии действующих лиц (кроме адвокатов) изменены по этическим соображениям.