Теоретические и практические проблемы языкознания и пределы компетенции эксперта при применении специальных психологических и филологических знаний в уголовном судопроизводстве.

Многообразие функций языка в обществе и тесный характер его связи с мышлением и с психической деятельностью человека делает весьма гибким взаимодействие языкознания с соответствующими социальными и психологическими науками. Психолого-филологическая экспертиза является синтетическим, комплексным исследованием, возникшим в результате уникального и своеобразного объединения двух древнейших наук человеческой цивилизации – психологии и филологии (рассмотрении смысла человеческой мысли и слова).

Психолого-филологическая экспертиза возникла в связи с необходимостью дать теоретическое  осмысление ряду практических задач, для решения которых чисто лингвистический подход, связанный прежде всего с анализом текста, а не говорящего человека, оказался недостаточным. Это направление включает в себя два аспекта — исследование собственно речевых высказываний (в том числе и паралингвистический подход) и анализ сопровождающих речевое высказывание физиологических сдвигов в организме говорящего.

Исходя из этого, рассмотрим проблемы организации и производства комплексной экспертизы текстов (публичных материалов), направленных на возбуждение в обществе религиозной вражды и ненависти, унижение достоинства человека по признаку его принадлежности к религии, проявление религиозного экстремизма, а так же вопросы применения специальных познаний, его формы, участия экспертов разных специальностей в комплексном исследовании, доказательственное значение выводов экспертов разных специальностей.

Общеизвестно, что толерантность как терпимость к инакости, способность к установлению и поддержанию общности с людьми «другой» внешности, культуры, мировоззрения, религии, является необходимым условием развития общества, отличающегося культурным, религиозным, политическим и т.д. многообразием.

Принципы терпимости отражены в Декларации, принятой Генеральной конференцией  ЮНЕСКО(1995).

Экспертному анализу и оценке сегодня подвергается большое число разного рода «экстремистских» материалов, в том числе с признаками проявления нетерпимости в сфере межконфессиональных отношений –  от идей своей исключительности и превосходства, неполноценности «других» до открытой враждебности, призывов к дискриминации и насилию.

Как показывает анализ экспертной практики, религиозная враждебность по преимуществу носит не слишком грамотный, зачастую открытый и негативный характер. Экстремистские религиозные тексты в большинстве своем пишутся неофитами, пришедшими к вере недавно и толкующими древние религиозные тексты интолерантно, буквально, так как они понимались во времена религиозных войн и в те далекие от современной цивилизации и современного законодательства дни, когда они были написаны. Причем пишутся экстремистские тексты с использованием всей той нетерпимости и враждебности к иноверцам, которая в древних священных текстах заложена и которую современная церковь не поощряет. Аналогичная проблема возникает с массовым переизданием самих древних религиозных текстов без соответствующего исторического комментария, в котором оговаривалось бы, что современная церковь не поддерживает содержащиеся там во множестве высказывания ксенофобского характера.

При проведении судебной психолого-филологической экспертизы, на которую поступают материалы, связанные с разжиганием религиозной (межконфессиональной) вражды, проводится исследование на предмет наличия в них:

  — пропаганды исключительности какой-либо религии (конфессии) в сравнении с другими религиями (конфессиями);

— пропаганды преимущества либо неполноценности какой-либо конкретной религии (конфессии) в сравнении с другими конкретными религиями (конфессиями);

— оскорбительных высказываний в адрес какой-либо религии (конфессии) либо ее представителей или приверженцев, негативных оценок, унижающих достоинство верующих. 

Судебная психолого-филологическая экспертиза проводится только в том случае, когда межконфессиональная рознь проявляется в светском дискурсе, то есть в текстах неспециализированных средств массовой информации, ориентированных на широкую, не ограниченную конкретным вероисповеданием аудиторию.

Недоступные массовому читателю материалы закрытых теологических конференций, в которых на языке богословия обсуждается проблематика межконфессиональных отношений и прочие внутренне дела церкви, к объектам судебной экспертизы не относятся, поскольку светское законодательство во внутреннюю идеологию не вмешивается.

Участие же религиоведа иногда требуется на предварительной стадии исследования и ограничивается консультациями относительно точного смысла встречающейся в экстремистских текстах  богословской терминологии к эпизодам священной истории, имеющим метафорический характер. Нередко заключение религиоведа основано только на его специальных знаниях и не требует проведения исследования. Исследование религиоведа (равно как и историка, этнолога, антрополога, при необходимости), носит вспомогательный характер, не может заменить собой психолого-филологической экспертизы. Такое исследование может проводиться как в комплексе с психолого-филологическим исследованием, а может и предшествовать ему. Суждение или выводы религиоведа являются промежуточными по отношению к основной экспертной задаче, решаемой психологом и филологом, вывод которых (установленные факты) может являться  одним из прямых доказательств по делу.

Сегодня отстаивать свои нематериальные блага, особенно, такие как честь, достоинство и деловая репутация, стало довольно модным. Право на защиту гражданином чести и доброго имени гарантировано Конституцией РФ.

На практике для установления ряда обстоятельств суды прибегают к специальным познаниям, чаще – в области языка, назначая филологические экспертизы. Это связано с тем обстоятельством, что установление, являются ли распространенные сведения (информация) порочащими, перемещается из юридической области в сферу специальных познаний. Закономерно встает вопрос, в компетенцию какого специалиста входит установление данных, которые позволят суду принять обоснованное решение. Чтобы помочь суду отличить утверждение о фактах от оценочных суждений, мнений и убеждений, т.е. установить форму, в которой подана и информация, а также решить ряд промежуточных задач, связанных с закономерностями языка, необходимым и достаточным является обращение за специальными познаниями в области филологии. Однако этим дело не ограничивается. Одним из основных вопросов, который судьи и следователи ставят перед экспертами, остается вопрос о порочащем характере распространенных сведений. Здесь компетенции филолога не всегда бывает достаточно. Можно сказать, что суд располагает перечнем сведений, которые следует считать порочащими. Однако список представляется открытым и содержит общие категории, (такие как нечестный поступок, неэтичное поведение, недобросовестность и т.п.). Таким образом, информация, содержащаяся в публикации, требует, помимо прочего, своей квалификации. Кроме того, сами понятия честь, достоинство, репутация имеют психологическую и социально-психологическую природу. Им дается большое число определений с попыткой дифференциации. И каждое из явлений неминуемо описывается либо через субъекта данного свойства, либо через его оценку социумом. В таком случае нельзя избежать учета индивидуальной значимости как самой ценности для субъекта, так и события, нарушившегося равновесие, а также учета закономерностей восприятия  публикации рядовым читателем (слушателем).

Отдельного рассмотрения заслуживает предиспозиция  социальные установки и стереотипы. Все это выходит за пределы специальных знаний филологов и относится к компетенции психолога. Наиболее целесообразной и эффективной формой применения специальных знаний по данной категории дел является комплексная  психолого-филологическая экспертиза, при которой основную задачу позволяет решать интеграция знаний специалистов двух областей, обладающих к тому же знаниями в пограничной для обоих, смежной сфере. Несмотря на актуальность и большое число  проблемных научных публикаций, такие исследования все еще нуждаются в своем обосновании, определении объекта и предмета, выделении задач. На наш взгляд объектом такого исследования (психологического либо комплексного психолого-филологического) является содержание текста или публикации (в том числе публичного выступления). Исследованию подлежит вся совокупность вербальной и невербальной  информации (текстовой и паралингвистической).

Предметом может служить наличие (отсутствие) сведений, порочащих честь и (или) умаляющих достоинство или деловую репутацию лица.

Несмотря на то, что формулировка сведения, порочащие честь, достоинство или деловую репутацию содержится в законе, по сути, это понятие не может считаться  сугубо юридическим, и эксперты могут устанавливать, являются ли сведения порочащими, не вторгаясь в компетенцию суда и не лукавя, заменяя его термином «умаляющие сведения»  и т.п.

Подлежащим доказыванию фактом является распространение (публикация) таких порочащих сведений и их соответствие либо несоответствие действительности.

Проблема дифференциации научных и юридических понятий актуальна и в сфере психологической и филологической экспертизы. Терминологический аппарат экспертов  –  филологов и психологов – (понятия, утверждение, мнение, предположение, событие, факт, сведения, намерение и проч.), во многом совпадает с терминами,  используемыми юристами и превратившимися в юридические понятия и категории. В данном случае наблюдается смешение терминологических систем «общего» и «специального» знания, которое не может не приводить к коммуникативным конфликтам между экспертами и юристами. Разрешение таких казусов предполагает  обращение к  самым общим  вопросам, в равной мере касающимся теории судебной экспертизы и основ юриспруденции. Введенные в законодательство преобразования и регламентации производства судебной экспертизы практически нивелировали роль внутреннего убеждения эксперта, акцентировав внимание на специальных познаниях. Убеждение, как известно, может основываться  не только и не столько  на знании, сколько на вере, либо на предрассудках и прочих ошибках.

Убеждение как основание для выводов эксперта приравнивает эти выводы к мнениям и впечатлениям, равноценным – по доказательному значению – свидетельским показаниям. Замена убеждения на знание предполагает, что факты, установленные экспертным путем, по степени доказательной силы превосходят не только свидетельские показания, но и некоторые оценки следователя и судьи, остающиеся на уровне убеждений.

Заключение эксперта (филолога, психолога) в ряде случаев становится прямым доказательством, т.е. существует прямая связь между предметом доказывания и фактом-доказательством (например, совершение преступления в состоянии  аффекта; наличие сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию; оскорбительный характер действий). При этом эксперт не квалифицирует деяния и не вторгается в  область права, а устанавливает факты на основе своих специальных познаний и только в их пределах (пользуясь своим научным и экспертным понятийным аппаратом).