Найти юриста / адвоката / эксперта
О самом богатом человеке в мире за всю историю человечества, а также о его «правах». В изложении Дейла Карнеги и Стефана Цвейга.
В январе 1848 года Джон Маршалл, плотник по профессии, занимался строительством мельницы в развилке реки у подножия поросших лесом холмов. Присмотревшись, он подобрал с земли маленький желтый камешек. Кусочек золота? Он не мог сказать. Поэтому он отдал его жене, которая как раз варила
дома самодельное мыло. Она бросила камешек в котел с кипящим жиром и щелоком.
Проварившись в котле целый день, самородок горел, словно глаз тигра. Едва дождавшись рассвета, Джон Маршалл оседлал лошадь и поторопился за сорок миль ниже каньона, на ранчо своего нанимателя Джона Саттера. Маршал стремительно вошел в дом, закрыл за собой дверь на засов и достал из кармана желтый самородок. Ошеломленный Саттер не отрываясь смотрел на него широко раскрытыми глазами.
Да, это было золото. Чистый, мерцающий самородок. Казалось, наступило время для того, чтобы свершились его самые дикие, самые невероятные мечты. Скоро он станет хозяином всего сущего на земле. Саттер попытался было сохранить открытие в тайне. Однако он с таким же успехом мог предпринять попытку затмить сияние звезд на ясном ночном небе. Он спустил силы, которым было суждено заставить содрогнуться весь континент.
В течение дня все люди, занятые на ранчо Саттера, бросили свои дела и в безумной жадности принялись копать, скрести и промывать землю в поисках золота. Через неделю вся округа пришла в движение. Наступил хаос. Фермы были заброшены. Ревели недоеные коровы, им вторили оставшиеся без присмотра телята, в то время как волки безнаказанно резали отары блеющих овец.
Вскоре взбудораженные люди с кирками и лопатами нарабатывали ежедневно, с восхода до заката, от 200 до 1000 фунтов каждый. Один взмах совка, несколько покачиваний решета и — гоп-ля! — самородки, оцениваемые в тысячи, лежали у ваших ног: состояние, добытое в течение минуты. Телеграф разрывался, передавая сенсационные новости, потрясая и возбуждая ими Соединенные Штаты. Солдаты дезертировали из армии, фермеры покидали свои земли, торговцы закрывали свои магазины.
Золотоискатели отправлялись за добычей. Стая саранчи в образе людей поднялась и двинулась на прииски.… В лихорадочные летние месяцы 1849 года более семисот судов бросили свои якоря в заливе Сан-Франциско. Матросы сразу же покинули их и помчались на холмы. Это была толпа, сборище черни, не признающее никаких законов, кроме закона ножа и дубинки, и не подчиняющееся никаким приказам, если они не были подкреплены авторитетом ружей.
Понятно, что толпа со всех сторон хлынула на ранчо Саттера. Она смела посевы, растащила на хлеб его пшеницу, перерезала на мясо его скот. Она вдребезги разбила его амбары для того, чтобы соорудить себе хижины. Вдобавок ко всему искатели сокровищ набрались такой наглости, что принялись строить поселения на ранчо Джона Саттера. старый плантатор в бессильной ярости смотрел, как пришельцы покупали, продавали и перепродавали его земли, словно бы самого хозяина никогда и не существовало. В 1850 году Калифорния стала одним из американских штатов, и над буйными холмами наконец-то воцарилось верховенство закона.
После этого Саттер начал крупнейший в истории судебный процесс. Он заявил, что поскольку Сан-Франциско и Сакраменто были построены на его частной собственности, то он предъявляет иск всем жителям этих городов, предлагая им без промедления покинуть самовольно занятые земли. Он предъявил иск штату Калифорния на пять миллионов фунтов стерлингов в качестве компенсации за дороги, мосты и каналы, которых он лишился в результате нашествия.
Он потребовал также, чтобы правительство Соединенных Штатов выплатило ему десять миллионов фунтов за причиненный ущерб и чтоб ему, наконец, было выплачено возмещение за каждую крупицу золота, изъятую из его земли. В течение четырех лет он скитался по судам. И в 1855 году выиграл дело. Верховный суд штата Калифорния признал, что Сан-Франциско и Сакраменто, а также ряд других городов и поселков были возведены на частной земле. Известие об этом сенсационным решении суда, словно землетрясение, встряхнуло жителей Сан-Франциско и Сакраменто.
Что же, спрашивается, закон намерен выкинуть их из собственных домов? Ну что же, они кое-что покажут такому закону. Возмущенная, обезумевшая в своей ярости толпа вооружилась ружьями, топорами и факелами и двинулась по улицам, пронзительно крича, грабя и устраивая пожары. Она спалила здание суда, уничтожив заодно все находившиеся в нем документы. Потом, взяв веревку, она попыталась линчевать судью, вынесшего подобное решение.
Вскочив на коней, люди кинулись на ранчо Саттера, подложили взрывчатку под его оставшиеся дома и амбары, подняв их высоко в воздух. Они спалили его мебель, срубили сады, расстреляли последний скот. Они превратили цветущую землю в дымящуюся пустыню. Они убили одного из сыновей Саттера, другого довели до самоубийства. Третьего сына утопили на его пути следования в Европу. Джон Саттер, будучи не в силах вынести эти свирепые удары судьбы, потерял рассудок.
В течение двадцати лет после этого он осаждал здание Конгресса в Вашингтоне, пытаясь убедить правительство в необходимости признания его прав. Одетый в лохмотья, бедный, безумный старик обходил одного сенатора за другим, взывая о справедливости. А дети на улицах смеялись и глумились над ним. Весной 1880 года он скончался в одной из вашингтонских ночлежек. Умер в одиночестве, до последних дней испытывая презрение со стороны тех, кто выкачал миллионы из его земель.
Располагая всеми правами на огромнейшее состояние, он окончил свои дни, не имея за душой ни цента. Пятью годами позже умер Джон Маршалл, тот самый плотник, чье открытие повлекло за собой самую отчаянную золотую лихорадку в истории западного мира. Он умер в одиночестве в своей грязной хижине. В то время, как другие извлекли миллионы фунтов из его открытия, у него не было денег даже на дешевый гроб.
Банкрот, вор, аферист, он, недолго думая, бросил на произвол судьбы жену и троих детей, по подложному документу добыл в Париже немного денег, и вот он уже на пути к новой жизни. 7 июля он высадился в Нью-Йорке и два года подряд занимался здесь чем придется: был упаковщиком, аптекарем, зубным врачом, торговцем всевозможными снадобьями, содержателем кабачка. Наконец, несколько остепенившись, он открыл гостиницу, но вскоре продал ее и, следуя властному зову времени, отправился в Миссури.
Там он стал земледельцем, сколотил за короткое время небольшое состояние и, казалось, мог бы уже зажить спокойно. Но мимо его дома бесконечной вереницей, торопясь куда-то, проходят люди — торговцы пушниной, охотники, солдаты, искатели приключений, — они идут с запада и уходят на запад, и это слово «запад» постепенно приобретает для него какую-то магическую силу.
Сначала — это всем известно — простираются прерии, прерии, где пасутся огромные стада бизонов, прерии, по которым можно ехать дни и недели, не встретив ни души, лишь изредка промчатся краснокожие всадники; дальше начинаются горы, высокие, неприступные, и, наконец, та неведомая страна, Калифорния, о ней никто ничего точно не знает, а о сказочных богатствах ее рассказывают чудеса; там реки млека и меда к твоим услугам, только пожелай, — но до нее далеко, очень далеко, и добраться туда можно, лишь рискуя жизнью. Но в жилах Иоганна Августа Зутера текла кровь авантюриста. Жить спокойно и возделывать свою землю! Нет, это не прельщало его. В 1837 году он распродал все свое добро, снарядил экспедицию — обзавелся фургонами, лошадьми, волами и, выехав из форта Индепенданс, пустился в Неведомое.
1838 год. В фургоне, запряженном волами, по бесконечной пустынной равнине, по бескрайним степям и, наконец, через горы, навстречу Тихому океану, вместе с Зутером едут два офицера, пять миссионеров и три женщины. Через три месяца, в конце октября, они прибывают в форт Ванкувер. Офицеры покинули Зутера еще раньше, миссионеры дальше не едут, женщины умерли в пути от лишений. Зутер остался один. Напрасно пытались удержать его здесь, в Ванкувере, напрасно предлагали ему службу; он не поддался на уговоры, его неудержимо влекло магическое слово «Калифорния».
На старом, разбитом паруснике он пересекает океан, направляется сначала к Сандвичевым островам, а потом, с огромными трудностями миновав Аляску, высаживается на побережье, на забытом богом клочке земли, именуемом Сан-Франциско. Но это не тот Сан-Франциско — город с миллионным населением, невиданно разросшийся после землетрясения, каким мы его знаем сегодня. Нет, это было жалкое рыбацкое селение, названное так миссионерами-францисканцами, даже не столица той незнакомой мексиканской провинции — Калифорнии, забытой и заброшенной в одной из богатейших частей нового континента.
Бесхозяйственность испанских колонизаторов сказывалась здесь во всем: не было твердой власти, то и дело вспыхивали восстания, не хватало рабочих, скота, недоставало энергичных, предприимчивых людей. Зутер нанимает лошадь и спускается в плодородную долину Сакраменто; ему достаточно было дня, чтобы убедиться в том, что здесь найдется место не только для фермы или большого ранчо, но и для целого королевства.
Назавтра он является в Монтерей, в убогую столицу, представляется губернатору Альверадо и излагает ему план освоения края: с ним приехало несколько полинезийцев с островов, и в дальнейшем по мере надобности он будет привозить их сюда, он готов устроить здесь поселение, основать колонию, которую он назовет Новой Гельвецией. — Почему «Новой Гельвецией»? — спросил губернатор. — Я швейцарец и республиканец, — ответил Зутер. — Хорошо, делайте, что хотите, даю вам концессию на десять лет. Вот видите, как быстро делались там дела. За тысячу миль от всякой цивилизации энергия отдельного человека значила много больше, чем в Старом Свете.
1839 год. Вверх по берегу реки Сакраменто медленно тянется караван. Впереди верхом Иоганн Август Зутер с ружьем через плечо, за ним два-три европейца, потом сто пятьдесят полинезийцев в коротких рубашках, тридцать запряженных волами фургонов со съестными припасами, семенами, оружием, пятьдесят лошадей, сто пятьдесят мулов, коровы, овцы и, наконец, небольшой арьергард — вот и вся армия, которой предстоит завоевать Новую Гельвецию. Путь им расчищает гигантский огненный вал. Леса сжигают — это удобнее, чем вырубать их. И как только жадное пламя прокатилось по земле, они взялись за работу среди еще дымящихся деревьев.
Построили склады, вырыли колодцы, засеяли поля, которые не требовали вспашки, сделали загоны для несчетных стад. Из соседних мест, из покинутых миссионерами колоний постепенно прибывает пополнение. Успех был гигантский. Первый же урожай сняли сам-шест. Амбары ломились от зерна, стада насчитывали уже тысячи голов, и, хотя подчас бывало трудно, — много сил отнимали походы против туземцев, снова и снова вторгавшихся в колонию, — Новая Гельвеция превратилась в цветущий уголок земли. Прокладываются каналы, строятся мельницы, открываются фактории, по рекам вверх и вниз снуют суда, Зутер снабжает не только Ванкувер и Сандвичевы острова, но и все суда, бросающие якорь у берегов Калифорнии.
Он выращивает замечательные калифорнийские фрукты, которые славятся теперь во всем мире. Он выписывает виноградные лозы из Франции и с Рейна, они отлично принимаются здесь, и через несколько лет огромные пространства этой далекой земли покрылись виноградниками. Для себя он выстроил дом и благоустроенные фермы, его рояль марки Плейель проделал далекий стовосьмидесятидневный путь из Парижа, паровую машину из Нью-Йорка через весь континент везли шестьдесят волов. У него открытые счета в крупнейших банках Англии и Франции, и теперь, в сорок пять лет, на вершине славы, он вспоминает, что четырнадцать лет назад оставил где-то жену и трех сыновей. Он пишет им, зовет их к себе, в свое королевство, сейчас он чувствует силу в своих руках — он хозяин Новой Гельвеции, один из самых богатых людей на земле, — и так тому и быть. И, наконец, Соединенные Штаты отнимают у Мексики эту запущенную провинцию. Теперь уже все надежно и прочно. Еще несколько лет — и Зутер станет самым богатым человеком на свете.
1848 год, январь. Неожиданно к Зутеру является Джемс Маршалл, его плотник. Вне себя от волнения он врывается в дом, — он должен сообщить Зутеру что-то очень важное. Зутер удивлен: только вчера он послал Маршалла на свою ферму в Колома, где строится новая лесопилка, и вот он вернулся без разрешения, стоит перед хозяином, не в силах унять дрожь, толкает его в комнату, запирает дверь и вытаскивает из кармана полную пригоршню песка — в ней блестят желтые зерна.
Вчера, копая землю, он увидел эти странные кусочки металла и решил, что это золото, но все остальные подняли его на смех. Зутер сразу настораживается, берет песок, промывает его; да, это золото, и он завтра же отправится с Маршаллом на ферму. А плотник — первая жертва лихорадки, которая охватит вскоре весь мир, — не дождался утра и ночью, под дождем, двинулся обратно.
На другой день полковник Зутер уже в Колома. Канал запрудили, стали исследовать песок. Достаточно наполнить грохот, слегка потрясти его, и блестящие крупицы золота остаются на черной сетке. Зутер подзывает немногих бывших с ним европейцев, берет с них слово молчать, пока не будет построена лесопилка. В глубокой задумчивости возвращается он на свою ферму. Грандиозные замыслы рождаются в его уме. Еще никогда не бывало, чтобы золото давалось так легко, лежало так открыто, почти не прячась в земле, — и это его земля, Зутера! Казалось, десятилетие промелькнуло в одну ночь — и вот он самый богатый человек на свете.
Самый богатый? Нет, самый бедный, самый обездоленный нищий на этом свете. Через неделю тайна стала известна. Одна женщина — всегда женщина!- поведала ее какому-то прохожему и дала ему несколько золотых зерен. И тут случилось неслыханное — люди Зутера тотчас же бросили работу: кузнецы бежали от своих наковален, пастухи от своих стад, виноградари от своих лоз, солдаты побросали ружья — все, словно одержимые, наспех ухватив грохоты, тазы, кинулись туда, к лесопилке, добывать золото.
В одну ночь край обезлюдел. Коровы, которых некому доить, дохнут, быки ломают загоны, вытаптывают поля, где на корню гниют посевы, остановились сыроварни, рушатся амбары. Замер весь сложный механизм огромного хозяйства. Телеграфные провода разнесли манящую весть о золоте через моря и земли. И уже прибывают люди из городов и гаваней, матросы покидают корабли, чиновники — службу; бесконечными колоннами тянутся золотоискатели с запада и с востока, пешком, верхами и в фургонах — рой людской саранчи, охваченный золотой лихорадкой.
Разнузданная, грубая орда, не признающая иного права, кроме права сильного, иной власти, кроме власти револьвера, захлестнула цветущую колонию. Все было их собственностью, никто не осмеливался перечить этим разбойникам. Они резали коров Зутера, ломали его амбары и строили себе дома, вытаптывали его пашни, воровали его машины.
В одну ночь Зутер стал нищим; он, как царь Мидас, захлебнулся своим собственным золотом. И все неукротимее становится эта беспримерная погоня за золотом. Весть уже облетела весь свет; только из Нью-Йорка прибыло сто кораблей, из Германии, Англии, Франции, Испании в 1848, 1849, 1850, 1851 годах хлынули несметные полчища искателей приключений. Некоторые огибают мыс Горн, но нетерпеливым этот путь кажется слишком долгим, и они избирают более опасную дорогу — по суше, через Панамский перешеек.
Одна предприимчивая компания спешно проводит там железную дорогу. Тысячи рабочих гибнут от лихорадки ради того, чтобы на три-четыре недели сократить путь к золоту. Через континент тянутся огромные потоки людей всех племен и наречий, и все они роются в земле Зутера, как в своей собственной. На территории Сан-Франциско, принадлежавшей Зутеру по акту, скрепленному правительственной печатью, со сказочной быстротой растет новый город; пришельцы по клочкам распродают друг другу землю Зутера, а само название его королевства «Новая Гельвеция» вскоре уступает место магическому имени: Эльдорадо — золотой край. Зутер, снова банкрот, словно в оцепенении смотрел на эти гигантские драконовы всходы.
Поначалу он со своими слугами и компаньонами тоже пробовал добывать золото, чтобы вновь обрести богатство, но все покинули его. Тогда он уехал из золотоносного края поближе к горам, на свою уединенную ферму «Эрмитаж», прочь от проклятой реки и злосчастного песка. Там и нашла его жена с тремя уже взрослыми сыновьями, но она вскоре умерла, — сказались тяготы изнурительного пути. Все же теперь с ним три сына, у него уже не одна пара рук, а четыре, и Зутер снова взялся за работу; снова, но уже вместе с сыновьями шаг за шагом начал он выбиваться в люди, пользуясь баснословным плодородием этой почвы и вынашивая втихомолку новый грандиозный замысел.
1850 год. Калифорния вошла в состав Соединенных Штатов Америки. Вслед за богатством в этом одержимом золотой лихорадкой крае водворился наконец порядок. Анархия обуздана, закон опять обрел силу. И тут Иоганн Август Зутер выступает со своими притязаниями. Он заявляет, что вся земля, на которой стоит город Сан-Франциско, по праву принадлежит ему.
Правительство штата обязано возместить убыток, который нанесен ему расхитителями его имущества; со всего добытого на его земле золота он требует свою долю. Начался процесс такого масштаба, о каком еще не знало человечество. Зутер предъявил иск 17221 фермеру, поселившемуся на его плантациях, и потребовал, чтобы они освободили незаконно захваченные участки. С властей штата Калифорния за присвоенные ими дороги, мосты, каналы, плотины, мельницы он потребовал двадцать пять миллионов долларов в счет возмещения убытков; он требует двадцать пять миллионов долларов с федерального правительства и, кроме того, свою долю добытого золота.
Старшего сына Эмиля он послал в Вашингтон изучать право, чтобы он вел дело: огромные доходы, которые приносят новые фермы, целиком уходят на разорительный процесс. Четыре года дело кочует из инстанции в инстанцию. 15 марта 1855 года приговор, наконец, вынесен. Неподкупный судья Томпсон, высшее должностное лицо Калифорнии, признал права Зутера на землю полностью обоснованными и неоспоримыми. В тот день Иоганн Август Зутер достиг цели.
Он самый богатый человек на свете.
Самый богатый? Нет и нет. Самый бедный, самый несчастный, самый неприкаянный нищий на свете. Судьба опять нанесла ему убийственный удар, который и подкосил его. Как только приговор стал известен, в Сан-Франциско и во всем штате разразилась буря. Десятки тысяч людей собирались в толпы — землевладельцы, которым угрожала опасность, уличная чернь, сброд, всегда готовый пограбить. Они взяли приступом и сожгли здание суда, они искали судью, чтобы линчевать его; разъяренная толпа задумала уничтожить все достояние Зутера.
Его старший сын застрелился, окруженный бандитами, второго зверски убили, третий бежал и по дороге утонул. Волна пламени прокатилась по Новой Гельвеции: фермы Зутера преданы огню, виноградники растоптаны, коллекции, деньги расхищены, все его огромные владения с беспощадной яростью превращены в прах и пепел. Сам Зутер едва спасся.
От этого удара он уже не оправился. Его состояние уничтожено, жена и дети погибли, разум помутился. Только одна мысль еще мерцает в его сознании: закон, справедливость, процесс. И долгих двадцать лет слабоумный, оборванный старик бродит вокруг здания суда в Вашингтоне. Там уже во всех канцеляриях знают «генерала» в засаленном сюртуке и стоптанных башмаках, требующего свои миллиарды. И все еще находятся адвокаты, пройдохи, мошенники, люди без чести и совести, которые вытягивают у него последние гроши — его жалкую пенсию и подстрекают продолжать тяжбу.
Ему самому не нужны деньги, он возненавидел золото, которое сделало его нищим, погубило его детей, разбило всю его жизнь. Он хочет только доказать свои права и добивается этого с ожесточенным упрямством маньяка. Он подает жалобу в сенат, он предъявляет свои претензии конгрессу, он доверяется разным шарлатанам, которые с большим шумом возобновляют это дело. Обрядив Зутера в шутовской генеральский мундир, они таскают несчастного, как чучело, из учреждения в учреждение, от одного члена конгресса к другому.
Так проходит двадцать лет, с 1860 по 1880 год, двадцать горьких, нищенских лет. День за днем Зутер — посмешище всех чиновников, забава всех уличных мальчишек — осаждает Капитолий, он, владелец самой богатой земли на свете, земли, на которой стоит и растет не по дням, а по часам вторая столица огромного государства. Но назойливого просителя заставляют ждать.
И вот там, у входа в здание конгресса, после полудня, его настигает, наконец, спасительный разрыв сердца, служители торопливо убирают труп какого-то нищего, нищего, в кармане которого лежит документ, подтверждающий, согласно всем земным законам, права его и наследников его на самое большое состояние в истории человечества.
До сей поры никто не потребовал своей доли в наследстве Зутера, ни один правнук не заявил о своих притязаниях.
Поныне Сан-Франциско, весь огромный край, расположен на чужой земле, поныне попирается здесь закон, и только перо Блэза Сендрарса даровало всеми забытому Иоганну Августу Зутеру единственное право людей большой судьбы — право на память потомков.
Добавлено: 07:03 26.11.2012
Незначительный трактат здесь.
Дейл Карнеги (из книги «Прихоти удачи ")
В январе 1848 года Джон Маршалл, плотник по профессии, занимался строительством мельницы в развилке реки у подножия поросших лесом холмов. Присмотревшись, он подобрал с земли маленький желтый камешек. Кусочек золота? Он не мог сказать. Поэтому он отдал его жене, которая как раз варила
дома самодельное мыло. Она бросила камешек в котел с кипящим жиром и щелоком.
Проварившись в котле целый день, самородок горел, словно глаз тигра. Едва дождавшись рассвета, Джон Маршалл оседлал лошадь и поторопился за сорок миль ниже каньона, на ранчо своего нанимателя Джона Саттера. Маршал стремительно вошел в дом, закрыл за собой дверь на засов и достал из кармана желтый самородок. Ошеломленный Саттер не отрываясь смотрел на него широко раскрытыми глазами.
Да, это было золото. Чистый, мерцающий самородок. Казалось, наступило время для того, чтобы свершились его самые дикие, самые невероятные мечты. Скоро он станет хозяином всего сущего на земле. Саттер попытался было сохранить открытие в тайне. Однако он с таким же успехом мог предпринять попытку затмить сияние звезд на ясном ночном небе. Он спустил силы, которым было суждено заставить содрогнуться весь континент.
В течение дня все люди, занятые на ранчо Саттера, бросили свои дела и в безумной жадности принялись копать, скрести и промывать землю в поисках золота. Через неделю вся округа пришла в движение. Наступил хаос. Фермы были заброшены. Ревели недоеные коровы, им вторили оставшиеся без присмотра телята, в то время как волки безнаказанно резали отары блеющих овец.
Вскоре взбудораженные люди с кирками и лопатами нарабатывали ежедневно, с восхода до заката, от 200 до 1000 фунтов каждый. Один взмах совка, несколько покачиваний решета и — гоп-ля! — самородки, оцениваемые в тысячи, лежали у ваших ног: состояние, добытое в течение минуты. Телеграф разрывался, передавая сенсационные новости, потрясая и возбуждая ими Соединенные Штаты. Солдаты дезертировали из армии, фермеры покидали свои земли, торговцы закрывали свои магазины.
Золотоискатели отправлялись за добычей. Стая саранчи в образе людей поднялась и двинулась на прииски.… В лихорадочные летние месяцы 1849 года более семисот судов бросили свои якоря в заливе Сан-Франциско. Матросы сразу же покинули их и помчались на холмы. Это была толпа, сборище черни, не признающее никаких законов, кроме закона ножа и дубинки, и не подчиняющееся никаким приказам, если они не были подкреплены авторитетом ружей.
Понятно, что толпа со всех сторон хлынула на ранчо Саттера. Она смела посевы, растащила на хлеб его пшеницу, перерезала на мясо его скот. Она вдребезги разбила его амбары для того, чтобы соорудить себе хижины. Вдобавок ко всему искатели сокровищ набрались такой наглости, что принялись строить поселения на ранчо Джона Саттера. старый плантатор в бессильной ярости смотрел, как пришельцы покупали, продавали и перепродавали его земли, словно бы самого хозяина никогда и не существовало. В 1850 году Калифорния стала одним из американских штатов, и над буйными холмами наконец-то воцарилось верховенство закона.
После этого Саттер начал крупнейший в истории судебный процесс. Он заявил, что поскольку Сан-Франциско и Сакраменто были построены на его частной собственности, то он предъявляет иск всем жителям этих городов, предлагая им без промедления покинуть самовольно занятые земли. Он предъявил иск штату Калифорния на пять миллионов фунтов стерлингов в качестве компенсации за дороги, мосты и каналы, которых он лишился в результате нашествия.
Он потребовал также, чтобы правительство Соединенных Штатов выплатило ему десять миллионов фунтов за причиненный ущерб и чтоб ему, наконец, было выплачено возмещение за каждую крупицу золота, изъятую из его земли. В течение четырех лет он скитался по судам. И в 1855 году выиграл дело. Верховный суд штата Калифорния признал, что Сан-Франциско и Сакраменто, а также ряд других городов и поселков были возведены на частной земле. Известие об этом сенсационным решении суда, словно землетрясение, встряхнуло жителей Сан-Франциско и Сакраменто.
Что же, спрашивается, закон намерен выкинуть их из собственных домов? Ну что же, они кое-что покажут такому закону. Возмущенная, обезумевшая в своей ярости толпа вооружилась ружьями, топорами и факелами и двинулась по улицам, пронзительно крича, грабя и устраивая пожары. Она спалила здание суда, уничтожив заодно все находившиеся в нем документы. Потом, взяв веревку, она попыталась линчевать судью, вынесшего подобное решение.
Вскочив на коней, люди кинулись на ранчо Саттера, подложили взрывчатку под его оставшиеся дома и амбары, подняв их высоко в воздух. Они спалили его мебель, срубили сады, расстреляли последний скот. Они превратили цветущую землю в дымящуюся пустыню. Они убили одного из сыновей Саттера, другого довели до самоубийства. Третьего сына утопили на его пути следования в Европу. Джон Саттер, будучи не в силах вынести эти свирепые удары судьбы, потерял рассудок.
В течение двадцати лет после этого он осаждал здание Конгресса в Вашингтоне, пытаясь убедить правительство в необходимости признания его прав. Одетый в лохмотья, бедный, безумный старик обходил одного сенатора за другим, взывая о справедливости. А дети на улицах смеялись и глумились над ним. Весной 1880 года он скончался в одной из вашингтонских ночлежек. Умер в одиночестве, до последних дней испытывая презрение со стороны тех, кто выкачал миллионы из его земель.
Располагая всеми правами на огромнейшее состояние, он окончил свои дни, не имея за душой ни цента. Пятью годами позже умер Джон Маршалл, тот самый плотник, чье открытие повлекло за собой самую отчаянную золотую лихорадку в истории западного мира. Он умер в одиночестве в своей грязной хижине. В то время, как другие извлекли миллионы фунтов из его открытия, у него не было денег даже на дешевый гроб.
Стефан Цвейг (из цикла «Звездные часы человечества»)
1834 год. Американский пароход держит путь из Гавра в Нью-Йорк. На борту среди сотен искателей приключений Иоганн Август Зутер; ему тридцать один год, он родом из Рюненберга, близ Базеля, и с нетерпением ждет той минуты, когда между ним и европейскими стражами закона ляжет океан.Банкрот, вор, аферист, он, недолго думая, бросил на произвол судьбы жену и троих детей, по подложному документу добыл в Париже немного денег, и вот он уже на пути к новой жизни. 7 июля он высадился в Нью-Йорке и два года подряд занимался здесь чем придется: был упаковщиком, аптекарем, зубным врачом, торговцем всевозможными снадобьями, содержателем кабачка. Наконец, несколько остепенившись, он открыл гостиницу, но вскоре продал ее и, следуя властному зову времени, отправился в Миссури.
Там он стал земледельцем, сколотил за короткое время небольшое состояние и, казалось, мог бы уже зажить спокойно. Но мимо его дома бесконечной вереницей, торопясь куда-то, проходят люди — торговцы пушниной, охотники, солдаты, искатели приключений, — они идут с запада и уходят на запад, и это слово «запад» постепенно приобретает для него какую-то магическую силу.
Сначала — это всем известно — простираются прерии, прерии, где пасутся огромные стада бизонов, прерии, по которым можно ехать дни и недели, не встретив ни души, лишь изредка промчатся краснокожие всадники; дальше начинаются горы, высокие, неприступные, и, наконец, та неведомая страна, Калифорния, о ней никто ничего точно не знает, а о сказочных богатствах ее рассказывают чудеса; там реки млека и меда к твоим услугам, только пожелай, — но до нее далеко, очень далеко, и добраться туда можно, лишь рискуя жизнью. Но в жилах Иоганна Августа Зутера текла кровь авантюриста. Жить спокойно и возделывать свою землю! Нет, это не прельщало его. В 1837 году он распродал все свое добро, снарядил экспедицию — обзавелся фургонами, лошадьми, волами и, выехав из форта Индепенданс, пустился в Неведомое.
1838 год. В фургоне, запряженном волами, по бесконечной пустынной равнине, по бескрайним степям и, наконец, через горы, навстречу Тихому океану, вместе с Зутером едут два офицера, пять миссионеров и три женщины. Через три месяца, в конце октября, они прибывают в форт Ванкувер. Офицеры покинули Зутера еще раньше, миссионеры дальше не едут, женщины умерли в пути от лишений. Зутер остался один. Напрасно пытались удержать его здесь, в Ванкувере, напрасно предлагали ему службу; он не поддался на уговоры, его неудержимо влекло магическое слово «Калифорния».
На старом, разбитом паруснике он пересекает океан, направляется сначала к Сандвичевым островам, а потом, с огромными трудностями миновав Аляску, высаживается на побережье, на забытом богом клочке земли, именуемом Сан-Франциско. Но это не тот Сан-Франциско — город с миллионным населением, невиданно разросшийся после землетрясения, каким мы его знаем сегодня. Нет, это было жалкое рыбацкое селение, названное так миссионерами-францисканцами, даже не столица той незнакомой мексиканской провинции — Калифорнии, забытой и заброшенной в одной из богатейших частей нового континента.
Бесхозяйственность испанских колонизаторов сказывалась здесь во всем: не было твердой власти, то и дело вспыхивали восстания, не хватало рабочих, скота, недоставало энергичных, предприимчивых людей. Зутер нанимает лошадь и спускается в плодородную долину Сакраменто; ему достаточно было дня, чтобы убедиться в том, что здесь найдется место не только для фермы или большого ранчо, но и для целого королевства.
Назавтра он является в Монтерей, в убогую столицу, представляется губернатору Альверадо и излагает ему план освоения края: с ним приехало несколько полинезийцев с островов, и в дальнейшем по мере надобности он будет привозить их сюда, он готов устроить здесь поселение, основать колонию, которую он назовет Новой Гельвецией. — Почему «Новой Гельвецией»? — спросил губернатор. — Я швейцарец и республиканец, — ответил Зутер. — Хорошо, делайте, что хотите, даю вам концессию на десять лет. Вот видите, как быстро делались там дела. За тысячу миль от всякой цивилизации энергия отдельного человека значила много больше, чем в Старом Свете.
1839 год. Вверх по берегу реки Сакраменто медленно тянется караван. Впереди верхом Иоганн Август Зутер с ружьем через плечо, за ним два-три европейца, потом сто пятьдесят полинезийцев в коротких рубашках, тридцать запряженных волами фургонов со съестными припасами, семенами, оружием, пятьдесят лошадей, сто пятьдесят мулов, коровы, овцы и, наконец, небольшой арьергард — вот и вся армия, которой предстоит завоевать Новую Гельвецию. Путь им расчищает гигантский огненный вал. Леса сжигают — это удобнее, чем вырубать их. И как только жадное пламя прокатилось по земле, они взялись за работу среди еще дымящихся деревьев.
Построили склады, вырыли колодцы, засеяли поля, которые не требовали вспашки, сделали загоны для несчетных стад. Из соседних мест, из покинутых миссионерами колоний постепенно прибывает пополнение. Успех был гигантский. Первый же урожай сняли сам-шест. Амбары ломились от зерна, стада насчитывали уже тысячи голов, и, хотя подчас бывало трудно, — много сил отнимали походы против туземцев, снова и снова вторгавшихся в колонию, — Новая Гельвеция превратилась в цветущий уголок земли. Прокладываются каналы, строятся мельницы, открываются фактории, по рекам вверх и вниз снуют суда, Зутер снабжает не только Ванкувер и Сандвичевы острова, но и все суда, бросающие якорь у берегов Калифорнии.
Он выращивает замечательные калифорнийские фрукты, которые славятся теперь во всем мире. Он выписывает виноградные лозы из Франции и с Рейна, они отлично принимаются здесь, и через несколько лет огромные пространства этой далекой земли покрылись виноградниками. Для себя он выстроил дом и благоустроенные фермы, его рояль марки Плейель проделал далекий стовосьмидесятидневный путь из Парижа, паровую машину из Нью-Йорка через весь континент везли шестьдесят волов. У него открытые счета в крупнейших банках Англии и Франции, и теперь, в сорок пять лет, на вершине славы, он вспоминает, что четырнадцать лет назад оставил где-то жену и трех сыновей. Он пишет им, зовет их к себе, в свое королевство, сейчас он чувствует силу в своих руках — он хозяин Новой Гельвеции, один из самых богатых людей на земле, — и так тому и быть. И, наконец, Соединенные Штаты отнимают у Мексики эту запущенную провинцию. Теперь уже все надежно и прочно. Еще несколько лет — и Зутер станет самым богатым человеком на свете.
1848 год, январь. Неожиданно к Зутеру является Джемс Маршалл, его плотник. Вне себя от волнения он врывается в дом, — он должен сообщить Зутеру что-то очень важное. Зутер удивлен: только вчера он послал Маршалла на свою ферму в Колома, где строится новая лесопилка, и вот он вернулся без разрешения, стоит перед хозяином, не в силах унять дрожь, толкает его в комнату, запирает дверь и вытаскивает из кармана полную пригоршню песка — в ней блестят желтые зерна.
Вчера, копая землю, он увидел эти странные кусочки металла и решил, что это золото, но все остальные подняли его на смех. Зутер сразу настораживается, берет песок, промывает его; да, это золото, и он завтра же отправится с Маршаллом на ферму. А плотник — первая жертва лихорадки, которая охватит вскоре весь мир, — не дождался утра и ночью, под дождем, двинулся обратно.
На другой день полковник Зутер уже в Колома. Канал запрудили, стали исследовать песок. Достаточно наполнить грохот, слегка потрясти его, и блестящие крупицы золота остаются на черной сетке. Зутер подзывает немногих бывших с ним европейцев, берет с них слово молчать, пока не будет построена лесопилка. В глубокой задумчивости возвращается он на свою ферму. Грандиозные замыслы рождаются в его уме. Еще никогда не бывало, чтобы золото давалось так легко, лежало так открыто, почти не прячась в земле, — и это его земля, Зутера! Казалось, десятилетие промелькнуло в одну ночь — и вот он самый богатый человек на свете.
Самый богатый? Нет, самый бедный, самый обездоленный нищий на этом свете. Через неделю тайна стала известна. Одна женщина — всегда женщина!- поведала ее какому-то прохожему и дала ему несколько золотых зерен. И тут случилось неслыханное — люди Зутера тотчас же бросили работу: кузнецы бежали от своих наковален, пастухи от своих стад, виноградари от своих лоз, солдаты побросали ружья — все, словно одержимые, наспех ухватив грохоты, тазы, кинулись туда, к лесопилке, добывать золото.
В одну ночь край обезлюдел. Коровы, которых некому доить, дохнут, быки ломают загоны, вытаптывают поля, где на корню гниют посевы, остановились сыроварни, рушатся амбары. Замер весь сложный механизм огромного хозяйства. Телеграфные провода разнесли манящую весть о золоте через моря и земли. И уже прибывают люди из городов и гаваней, матросы покидают корабли, чиновники — службу; бесконечными колоннами тянутся золотоискатели с запада и с востока, пешком, верхами и в фургонах — рой людской саранчи, охваченный золотой лихорадкой.
Разнузданная, грубая орда, не признающая иного права, кроме права сильного, иной власти, кроме власти револьвера, захлестнула цветущую колонию. Все было их собственностью, никто не осмеливался перечить этим разбойникам. Они резали коров Зутера, ломали его амбары и строили себе дома, вытаптывали его пашни, воровали его машины.
В одну ночь Зутер стал нищим; он, как царь Мидас, захлебнулся своим собственным золотом. И все неукротимее становится эта беспримерная погоня за золотом. Весть уже облетела весь свет; только из Нью-Йорка прибыло сто кораблей, из Германии, Англии, Франции, Испании в 1848, 1849, 1850, 1851 годах хлынули несметные полчища искателей приключений. Некоторые огибают мыс Горн, но нетерпеливым этот путь кажется слишком долгим, и они избирают более опасную дорогу — по суше, через Панамский перешеек.
Одна предприимчивая компания спешно проводит там железную дорогу. Тысячи рабочих гибнут от лихорадки ради того, чтобы на три-четыре недели сократить путь к золоту. Через континент тянутся огромные потоки людей всех племен и наречий, и все они роются в земле Зутера, как в своей собственной. На территории Сан-Франциско, принадлежавшей Зутеру по акту, скрепленному правительственной печатью, со сказочной быстротой растет новый город; пришельцы по клочкам распродают друг другу землю Зутера, а само название его королевства «Новая Гельвеция» вскоре уступает место магическому имени: Эльдорадо — золотой край. Зутер, снова банкрот, словно в оцепенении смотрел на эти гигантские драконовы всходы.
Поначалу он со своими слугами и компаньонами тоже пробовал добывать золото, чтобы вновь обрести богатство, но все покинули его. Тогда он уехал из золотоносного края поближе к горам, на свою уединенную ферму «Эрмитаж», прочь от проклятой реки и злосчастного песка. Там и нашла его жена с тремя уже взрослыми сыновьями, но она вскоре умерла, — сказались тяготы изнурительного пути. Все же теперь с ним три сына, у него уже не одна пара рук, а четыре, и Зутер снова взялся за работу; снова, но уже вместе с сыновьями шаг за шагом начал он выбиваться в люди, пользуясь баснословным плодородием этой почвы и вынашивая втихомолку новый грандиозный замысел.
1850 год. Калифорния вошла в состав Соединенных Штатов Америки. Вслед за богатством в этом одержимом золотой лихорадкой крае водворился наконец порядок. Анархия обуздана, закон опять обрел силу. И тут Иоганн Август Зутер выступает со своими притязаниями. Он заявляет, что вся земля, на которой стоит город Сан-Франциско, по праву принадлежит ему.
Правительство штата обязано возместить убыток, который нанесен ему расхитителями его имущества; со всего добытого на его земле золота он требует свою долю. Начался процесс такого масштаба, о каком еще не знало человечество. Зутер предъявил иск 17221 фермеру, поселившемуся на его плантациях, и потребовал, чтобы они освободили незаконно захваченные участки. С властей штата Калифорния за присвоенные ими дороги, мосты, каналы, плотины, мельницы он потребовал двадцать пять миллионов долларов в счет возмещения убытков; он требует двадцать пять миллионов долларов с федерального правительства и, кроме того, свою долю добытого золота.
Старшего сына Эмиля он послал в Вашингтон изучать право, чтобы он вел дело: огромные доходы, которые приносят новые фермы, целиком уходят на разорительный процесс. Четыре года дело кочует из инстанции в инстанцию. 15 марта 1855 года приговор, наконец, вынесен. Неподкупный судья Томпсон, высшее должностное лицо Калифорнии, признал права Зутера на землю полностью обоснованными и неоспоримыми. В тот день Иоганн Август Зутер достиг цели.
Он самый богатый человек на свете.
Самый богатый? Нет и нет. Самый бедный, самый несчастный, самый неприкаянный нищий на свете. Судьба опять нанесла ему убийственный удар, который и подкосил его. Как только приговор стал известен, в Сан-Франциско и во всем штате разразилась буря. Десятки тысяч людей собирались в толпы — землевладельцы, которым угрожала опасность, уличная чернь, сброд, всегда готовый пограбить. Они взяли приступом и сожгли здание суда, они искали судью, чтобы линчевать его; разъяренная толпа задумала уничтожить все достояние Зутера.
Его старший сын застрелился, окруженный бандитами, второго зверски убили, третий бежал и по дороге утонул. Волна пламени прокатилась по Новой Гельвеции: фермы Зутера преданы огню, виноградники растоптаны, коллекции, деньги расхищены, все его огромные владения с беспощадной яростью превращены в прах и пепел. Сам Зутер едва спасся.
От этого удара он уже не оправился. Его состояние уничтожено, жена и дети погибли, разум помутился. Только одна мысль еще мерцает в его сознании: закон, справедливость, процесс. И долгих двадцать лет слабоумный, оборванный старик бродит вокруг здания суда в Вашингтоне. Там уже во всех канцеляриях знают «генерала» в засаленном сюртуке и стоптанных башмаках, требующего свои миллиарды. И все еще находятся адвокаты, пройдохи, мошенники, люди без чести и совести, которые вытягивают у него последние гроши — его жалкую пенсию и подстрекают продолжать тяжбу.
Ему самому не нужны деньги, он возненавидел золото, которое сделало его нищим, погубило его детей, разбило всю его жизнь. Он хочет только доказать свои права и добивается этого с ожесточенным упрямством маньяка. Он подает жалобу в сенат, он предъявляет свои претензии конгрессу, он доверяется разным шарлатанам, которые с большим шумом возобновляют это дело. Обрядив Зутера в шутовской генеральский мундир, они таскают несчастного, как чучело, из учреждения в учреждение, от одного члена конгресса к другому.
Так проходит двадцать лет, с 1860 по 1880 год, двадцать горьких, нищенских лет. День за днем Зутер — посмешище всех чиновников, забава всех уличных мальчишек — осаждает Капитолий, он, владелец самой богатой земли на свете, земли, на которой стоит и растет не по дням, а по часам вторая столица огромного государства. Но назойливого просителя заставляют ждать.
И вот там, у входа в здание конгресса, после полудня, его настигает, наконец, спасительный разрыв сердца, служители торопливо убирают труп какого-то нищего, нищего, в кармане которого лежит документ, подтверждающий, согласно всем земным законам, права его и наследников его на самое большое состояние в истории человечества.
До сей поры никто не потребовал своей доли в наследстве Зутера, ни один правнук не заявил о своих притязаниях.
Поныне Сан-Франциско, весь огромный край, расположен на чужой земле, поныне попирается здесь закон, и только перо Блэза Сендрарса даровало всеми забытому Иоганну Августу Зутеру единственное право людей большой судьбы — право на память потомков.
Добавлено: 07:03 26.11.2012
Незначительный трактат здесь.
Рейтинг публикации:
«
Владимир Петрович! А разве на статью это не тянет? Из точки зрения на первую полосу тоже быстрей выходит, хотя дискуссионный клуб тоже примечательно. Мой вам совет — к каждой публикации приделайте тэгу — «Незначительный трактат»
Понял. Попробую.