В этом деле мне предстояло защищать бомжа (Ш.), обвиняемого в содержании наркопритона в сговоре с хозяином квартиры (П.) и бомжом Р., которому вменялись также два сбыта наркотиков в сговоре с П.
На квартиру П. оперативников навели звонки граждан. В ходе наблюдения выявлялись её посетители, которые принимались на выходе и отрабатывались по полной (доставления, опросы, досмотры, освидетельствования, дактилоскопирование, протоколы о правонарушениях, профбеседы, предложения о сотрудничестве, доносительстве и т.д., и т.п.).
Оперативники нагребли картину 4 походов в притон наркоманов Б. и С., решили, что этого достаточно, представили результаты ОРД в следствие, где возбудили уголовное дело по ч.2 ст. 232 УК РФ. Затем проведена проверочная закупка, в которой СМ., зачастивший в притон, закупил мефедрон. Такое же ОРМ было проведено месяц назад с тем же СМ., но тогда притон не хлопнули, а решили ещё эпизодик сбыта «для верности» сделать. Конечно, и провокация, но … Но нас это не касалось – за пару месяцев до закупок доверитель покинул притон.
А месяца за три до оставления притона он попался сотрудникам другого райотдела. На испытательном сроке от первого «условного» приговора по ч.1 ст. 228 УК РФ. Привычное предложение о сотрудничестве отверг – хоть и давно, но уже отбывал срок по ч.2 ст. 228 УК РФ и понятие недоносительства усвоил крепко.
Ш. был выписан сестрой из квартиры, больше родственников и крыши над головой не осталось, не работал и работать не мог, был инвалидом, болел ВИЧ, туберкулёзом, ворохом других болезней, еле говорил и передвигался. Употреблял, но пытался избавиться, даже лечился – толку ноль. Одно чудо оставило его на подписке о невыезде, другое позволило ему найти работу и пристанище для тела на стройке.
Ко времени возбуждения дела о притоне дело по ч.2 ст. 228 УК РФ было уже в суде. Раз по нему он сидел на подписке, то и по нашему делу ему избрали ту же меру. После возбуждения дела, всех задержанных в притоне допросили в качестве свидетелей, загнав в протоколы допросов идентичные тексты об упомянутых 4 эпизодах и предъявили обвинение.
Кроме того, по эпизодам сбыта наркотиков в отношении П. и Р. также были возбуждены уголовные дела по п. «б» ч.3 ст. 228.1 УК РФ и соединены с делом о притоне. Р. был заключён под стражу, а П. с учётом его малоподвижного состояния, признания вины и дачи явно заготовленных операми показаний, оставлен на подписке о невыезде. Р. не признавал себя виновным ни в чём и показывал, что не знает, почему П. ему передал меченые деньги. А Ш., «изобличив» всех и вся в статусе свидетеля, после предъявления обвинения отказался от дачи показаний. СМ, понятное дело, дал показания и о сбытах, и о притоне – слово в слово повторив показания П., Б., С. и Т. – ещё одним завсегдатаем притона.
4 эпизода предоставления квартиры Б. и С. для наркопотребления идентичными абзацами красовались не только в показаниях всех, кто давал показания, включая оперативников, но и в постановлениях о привлечении в качестве обвиняемых и в обвинительном заключении. И все утверждали, что Ш. приносил П. его ноутбук и помогал купить наркотики онлайн, а потом с Р. втроём они выходили поднимать закладку.
П. до конца следствия не дожил и в суд зашло дело на Ш. и Р. С одной стороны, в 3 томах макулатуры было 6 фотофиксаций выходов из дома и возвращений Ш., но при этом ни разу не был в компании П. и Р. С другой стороны, какую бы чепуху следователь ни нарисовал в обвинении, только критикой обвинения от него не отвяжешься. В общем, есть смысл подготовить и дать показания. К удивлению, на первой же встрече Ш. не только выразил понимание, но и предложил заключиться. Платежеспособностью, правда, не страдал.
Его версия: познакомились с П. в наркодиспансере. У того со здоровьем всё оказалось ещё хуже. Договорились, что П. ему выделит комнату, а он ему будет в быту помогать. Вскоре к П. вернулся Р., ранее выгнанный им за косяки, а следом началось хождение всякого сброда. П. тяжело добирался до монитора и динамика у входной двери и её приходилось открывать Ш. или Р., но после того, как у хозяина получалось вспомнить имя или кличку посетителя. Затем гость при наличии выкладывал на общак предмет всеобщего интереса или П. откуда-то доставал его, делили на всех собравшихся, после чего кто-то нюхал, а кто-то кололся. Потом гости уходили, а Ш. или Р. убирались. Ни у кого своей утвари не было, пользовались тем, что было на квартире у П.
Уход с квартиры Ш. объяснил желанием избавиться от наркозависимости, слабостью здоровья и страхом стать изгоем среди наркоманов. Не помогал П. пользоваться ноутбуком, не умел это делать и на подбор закладок с Р. и П. не ходил
Обстоятельств, исключающих возможность назначения условного наказания, в т.ч. опасного или особо опасного рецидива, у нас не было, т.к. первая судимость испарилась, вторая (за преступление небольшой тяжести) не порождала опасный рецидив, а третья (за тяжкое преступление) возникла после направления нашего дела в суд.
— Шанс на условку есть?
— Теоретически – да, но реально… Трудно гадать, стоит попытаться.
— Что будем делать?
— Попробуем вернуть дело прокурору, т.к. обвинение не конкретное, а если не получится, будем возражать против оглашения показаний неявившихся свидетелей. С учётом этого дадите свои показания, а я подготовлю юридическую позицию. Как-то так, в двух словах.
— Когда явиться с вещами?
— …….
Расправившись с ходатайством о возврате дела прокурору, судья на 5 минут прервала заседание. И тут завёлся Р., которому не терпелось закончить «этот фарс» и отправиться на зону, ибо всё равно посадят, а Ш. «сдохнет, как и все обитатели притона». Пришлось его защитнику успокоить.
В этот день обвинитель бодро зачитала наименования «письменных материалов». С третьего или четвертого раза явились сотрудники полиции, давшие подробные показания и указавшие источниками информации П. и свидетелей обвинения, а также СМ., который поплыл при допросе защитниками, потерял память (конечно, после подсказки с президиума), которая вернулась, благодаря удовлетворению судом ходатайства обвинителя об оглашении его показаний.
В отсутствие остальных свидетелей обвинение стало просить суд об оглашении показаний П. и не явившихся свидетелей, мы возражали. Р. – тоже, но истерику об ускоренной отправке на зону продолжал.
Когда обвинение откопало свидетеля С., обвиняемые затаились, т.к. с их слов это был самый неустойчивый из посетителей злачной квартиры. Впрочем, бодрость защите вернул сам С. На все вопросы обвинителя говорил, что подтверждает ранее данные показания, просил огласить их. Но ни на один вопрос защитников не смог ответить, ссылаясь на плохое самочувствие и в конце концов расплакался. Судья объявила перерыв, чтобы напоить С. Но после перерыва всё повторилось. Со слов С. несколько месяцев назад он получил травму головы, лежал в реанимации, стационаре, затем в психбольнице, куда предстоит вернуться. Гособвинитель попросил огласить показания С., а мы – о назначении комплексной судебно-медицинской и психиатрической экспертизы. Обе стороны возражали против ходатайств противника.
— Так, показания огласить, а вопрос об экспертизе отложить на … когда-нибудь. Защитник, напомните мне потом.
Через заседание «откопали» свидетеля Б. Впрочем, нет, решили не копать, а оставить его там, где покоился. Тут господина Р. вновь прорвало:
— Беспредел! Из-за вашей волокиты скоро Ш. и остальные свидетели передохнут. Мне это на сто лет не нужно. Даёшь срок и на зону!
— Так! Показания решили давать? На следующем заседании. Ш., Вы готовы?
— Нет, ВЧ, Ш. даст показания после исчерпания доказательств обвинения. Да, Вы просили напомнить Вам про экспертизу.
— Я помню, но пока откладываемся. Обвинению решить, что делать с остальными свидетелями.
На следующее заседание Ш. всё же прибыл с баулом и больше с ним не расставался. Свидетели не нашлись, но, благодаря очередному обвинителю, перед взором ВЧ предстал рапорт одного из оперов полиции о том, что обеспечить их явку «не представляется возможным». Мы возразили против его приобщения, т.к. непонятно, кто просил опера об этом и что им конкретно было сделано. Как бы не так – приобщили.
И снова: прошу огласить показания оставшихся свидетелей, т.к. они не в России. Доказательства? Вот же – рапорт! ВЧ отказала в оглашении показаний свидетелей. Отложились.
На следующем заседании обвинение наконец заявило об отказе от неявившихся свидетелей, и мы перешли к допросу подсудимых, показания которых по эпизоду содержания притона были почти одинаковыми. На ходатайство обвинителя об оглашении ранее данных ими «свидетельских» показаний мы с коллегой улыбнулись.
— ВЧ, смысла терять время на оглашение не видим.
— Ладно. Ш., Вы по-прежнему без прописки?
— Да, ВЧ, как сестра выписала в никуда, так и до сих пор на стройках.
— Но Вы же можете прописаться?
— Ну-у-у, я попрошу у сестры.
— Успеете к следующему заседанию представить отметку о прописке?
— Я постараюсь.
ВЧ ещё раз отложилась и удалилась. Всё! Можно опускать занавес – задача минимум выполнена. Бедняга Ш. всё ещё стоял у трибуны и с открытым ртом и выпученными глазами смотрел на ВЧ, пока та не вышла, а потом повернулся к нам, явно не понимая, для чего ВЧ нужна его прописка.
— Ш., ну Вы поняли?
— Ммммм …
— Короче, на зоне Вам прописка не понадобится. Но Вам предложили сделать её. Сечёте?
— С-с-с-с-с-с-се-се-се…
— Понятно.
Прения. Ш. напомнил мне, что мы его характеристику не огласили.
— Вы хоть читали, что там написано?
— Участковый сказал, что нормальную написал.
— Попасться за потребление наркоты при двух действующих делах о тяжких преступлениях. Нуачё, нормально! Оглашаем?
— П-п-п-п-по-по-понял. А э-э-э-э-э-экспертиза эта Ваша …
— Ну цыц же, в конце концов! Сказано же – потом… когда-нибудь… Например, в апелляции. Что там с регистрацией? У сестры были?
— Н-н-н-н-нет. Не хочу её бе-бе-бе-бе-беспокоить своими проблемами.
Прения начались с несказанной радости. Очередной обвинитель – зампрокурора района – попросила для Р. 11 лет строго режима, а для Ш… правильно – 4 года УСЛОВНО! Я уже без интереса зачитал свою речь, Ш. отказался от прений, а в последнем слове попросил суд не отправлять его на зону, где он ни возражать, ни постоять за себя не сможет.
Он получил столь желанные 3 года очередной «условки» и попросил меня не подавать жалобу на приговор, который в силу пока не вступил — Р., рвавшийся на зону, решил подать апелляционную жалобу.
В протоколе судебного заседания не оказалось моего ходатайства о возврате дела прокурору, решения по нему и мнений сторон, а в приговоре – «забытого» ходатайства об экспертизе. Зато Ш. якобы частично признался. И к тому же заимел «постоянную регистрацию» по адресу сестры. И судимость по ч.1 ст. 228 УК РФ исчезла.
Жмём кулачки. Ждём апелляцию.