Рядом - значит вместе, вместе - значит сговор. Особенности защиты по ст. 228.1 УК РФ сбыта наркотических средств, группой лиц по предварительному сговору. Переквалификация на ч. 1 ст. 228 УК РФ

В 2013 году ко мне обратилась за помощью женщина, чей сын находился под стражей, а его уголовное дело уже было передано в Никулинский районный суд г. Москвы.

Со слов матери, сыну вменялось в вину попытки сбыта наркотических средств – героин, по двум эпизодам, но мать считала, что сын хоть  и употребляет запрещенные вещества, но ни о какой продаже речи быть не может.

Пояснила, что приобретение и хранение он признаёт полностью, а сбыт наркотических средств отрицает.

Интересуюсь, был ли защитник у подсудимого по соглашению, оказывается защитника, пригласил следователь в порядке ст. 51 УПК РФ.

Защищает или ведет дела сей «защитник», это конечно громко сказано, просто становится очевидцем того, как расправляются хищники с обессиленной жертвой. Это даже не дикая природа – джунгли, там ещё есть шанс быть несъеденным, скорее – это охота на животных в зоопарке, находящихся в вольере. Всё предсказуемо, никакой интриги, финал известен.

У родственников появляется иллюзия защиты, у следователя, и группы лиц оперативного сопровождения ФСКН, уже на яву развязаны руки, для всяких безобразий,  выполнения ведомственных показателей и направления дела в суд, предъявляя обвинение на «полную катушку, да еще и с запасом».

Вот так и работает система, по данной схеме, уже долгие годы, ну а жертвой системы оказывается сам обвиняемый, статус которого, плавно переходит из обвиняемого,  даже не в подсудимого, а уже я бы сказал в обреченного, правда он об этом пока еще не знает, не знают и его  родственники, поскольку «правила игры» были навязаны сами игроками, осознание того, что не ведающих людей надули, обычных обывателей, не имеющих отношение к «правоохранительной системе»,  приходит через некоторое время, уже после провозглашения приговора.

Высокие психические механизмы защиты, не дают возможности поверить в реальность происходящего, а то, что они, родственники подсудимого, услышали в зале суда на оглашении приговора, это или сюрреализм зазеркалья или фокусы массового гипноза или неведомого еще чего-то, но не реальность уж точно.

Вернёмся к делу. С матерью подсудимого, я заключил соглашение на защиту её сына в Никулинском районном суде г. Москвы. Веселое название суда, ассоциирующее с великим клоуном и приподнятым настроением, но обывателям сего учреждения отнюдь не до веселья.

Никулинский, так Никулинский, пусть ассоциации из очень далекого детства, когда отец меня водил в цирк на Цветном бульваре, посмотреть на живого классика юмора, будут располагать к неунывающему оптимизму и поднимать боевой дух.

Ознакомившись с материалами дела прихожу к выводу, что обвинение моему подзащитному практически было натянуто, множество нюансов, так и не стало предметом исследования. 

П. обвинялся в покушении на незаконный сбыт наркотических средств в крупном размере, группой лиц по предварительному сговору, и приготовлении к незаконному сбыту наркотических средств, в крупном размере, группой лиц по предварительному сговору.

Роль моего доверителя (П.А.В.) якобы заключалась в осуществление контроля за окружающей обстановкой — обеспечение безопасности.

Как именно обеспечивалась безопасность? Ходил рядом и озирался по сторонам. Всё! Видимо, П.А.В. так сильно озирался, что всем участникам ОРМ сразу стало понятно — обеспечивает безопасность.

При этом предварительное следствие вовсе не смущал тот факт, что П.А.В. был наркозависимым и сам же купил за 1000 рублей у этого же торговца чек для собственного употребления, часть которого, он в тот же день употребил совместно с приятелем Г., а часть, оставил про запас, чтобы потом «поправиться».

Однако, следствие, а затем уже и суд с ослиным упрямством это обстоятельство, и найденный чек в его вещах, оценили как приготовление к преступлению, а именно, к сбыту.

Короче говоря, чтобы уж не мелочиться, вменили на двоих, и что было предметом купли-продажи между продавцом и покупателем, в ходе оперативного эксперимента, и что было в карманах и сумках обоих подозреваемых по общему весу и по количеству чеков.

Следствие пошло по незамысловатой схеме, если рядом – значит вместе, если вместе значит – сговор. Предположение обвинения в сговоре было поставлено как свершившийся факт.

Один из трех задержанных в тот день — Г. (являющийся также наркозависимым) стал впоследствии проходить свидетелем по делу.

Позиция моей защиты заключалась в том, чтобы разорвать этот надуманный сговор, с разрывом сговора ломалась вся обвинительная часть сбыта, как по первому, так и по второму эпизоду деяния.

Что характерно для постановления о привлечении в качестве обвиняемого, следователь так намудрил с общим весом героина, а также с общим количеством пакетиков, найденных у обоих фигурантов, что в итоге при элементарных арифметических действиях, подсчета по граммам и количеству пакетиков, выходила полная несуразица. Куда делись два пакета и почему вес не совпадает, одному Богу известно, ну может быть еще кому-то из смертных.

Само обвинение, напоминает бред наркомана, причем, этот же самый героин, который вменили моему подзащитному в попытке сбыть провокатору, по первому эпизоду, повторно вменяют в вину по второму эпизоду как приготовление к сбыту в общей массе найденного у обоих фигурантов. Складывалось впечатление что, кто писал всю эту несуразицу сам не прочь употребить стимуляторы.

Умозаключения о том, что П.А.В., являющийся наркозависимым, приобрел наркотики у С.К.К., часть сразу же употребил со знакомым Г., а оставшуюся часть, которая ему самому жизненно необходима, якобы готовился кому-то сбыть — противоречат  здравому смыслу.

Личностные изменения наркомана настолько велики, что он за свой наркотик родину продаст, об этом поведает любой мало мальски знающий врач-нарколог.

Какая может быть «разведка», если мой подзащитный, практически был если не в «отключке», то близко к этому, поскольку перебрал с фармакологией и заблудился, в буквальном смысле, в месте совершения сделки «продавца» с «покупателем».

Поскольку мой подзащитный находился уже на дне ситуации, меня уже ничего не сдерживало, следовало оттолкнуться от этого дна, чтобы потом всплыть на поверхность.

Ситуацию по делу, была выровнена защитой во время судебного следствия, именно в мелочах таились ключи к правосудию. В процессе судебного следствия пришлось «выбивать» буквально по крупицам показания свидетелей-полицейских в части обвинения в том, что не доказано, а также выводить на «чистую воду» свидетеля Г., давать развернутые показания моему подзащитному, в том числе, исправлять ранее данные на предварительном следствии показания.

Допрашивал осторожно провокатора-свидетеля, данные которого засекретили.

Дело рассматривалось судьей Комаровой. В ходе допроса Председательствующая судья задавала такие вопросы, которые в других судах задавали лишь государственные обвинители и снимались судом.

Но в этом процессе судья превзошла гособвинителя, поскольку сам гособвинитель ни ХХХ не знал по существу обвинения.

Уже под занавес данной баталии, когда развязка должна была произойти в считанные дни, на спасение ситуации с этим бредовым обвинением, вместо юниоров-помощников старлеев и капитанов (кто не знает звания: старший лейтенант – юрист, капитан – старший юрист),  уже стал выходить в процесс заместитель прокурора — советник юстиции (подполковник).

Тем лучше, думаю, помощникам не нужно будет советоваться с шефом по телефону, шеф будет принимать решение на месте по ситуации. 

По ходатайству гособвинения были приглашены дополнительные свидетели обвинения, свидетели были допрошены, во время моего допроса, их ценность как источников информации, скатилась на «нет».

Из неофициальных источников получаю информацию, что один эпизод по сбыту желают оставить, другой исключить. Однако меня картина не радует, поставил сверхзадачу — доказать неправомерность обвинения по двум эпизодам сбыта. Защита признает, приобретение и хранение, без цели сбыта по ч.1 ст. 228 УК РФ — это законное обвинение.

Все, исследовать больше нечего. Объявляются прения.

В прения выходим без подготовки, я специально не просил для этого время, поскольку мне есть чего сказать и оценить доказательства на относимость, допустимость, достоверность.

А как же гособвинитель? Он то что будет в прениях объяснять, куча обвинительных доказательств и как правило косвенных, и все мимо в судебном следствии, по содержанию, они пустые.

Речь гособвинителя меня поразила своим объемом и краткостью,  ст.ст. 30 ч. 3, 228.1 ч. 2 п. «а, б»; ст.ст. 30 ч. 1, 228.1 ч. 2 п. «а, б» УК РФ в отношении моего подзащитного доказана полностью!!! И все…. Больше ничего. Чем доказана, какими доказательствами??? Словно обвинитель во время следствия не в зале находился и не участвовал в деле, а был или в другом процессе, или в коридоре сидел.

Гособвинитель попросил назначить наказание от души —  9 лет 6 месяцев колонии строгого режима, с учетом не снятой и не погашенной ранее судимости.

Мизансцена такая: мать моего подзащитного обливается слезами, судья потупив голову смотрит вниз, у меня родилось подозрение, что судье неудобно как-то. Гособвинитель смотрит на меня, ждёт что же я буду объяснять суду.

Мне удалось не применять ненормативную лексику при исследовании доказательств в противовес мнению обвинения. Особую роль отвел, так называемым обвинительным доказательствам, при их оценке данной мной, судья пыталась сдержать мои негодования, по поводу оценки их гособвинителем, а вернее отсутствие оценки и оставление квалификации в неизменном виде.

Провозглашение приговора. Квалификация по  ст.ст. 30 ч. 3, 228.1 ч. 2 п. «а, б»; ст.ст. 30 ч.1, 228.1 ч. 2 п. «а, б» УК РФ остается неизменной, однако, срок наказания согласно приговора назначается 6 лет 6 месяцев строгого режима.

Разница 3 года. Если квалификацию не трогать очень даже не плохо, (причем в редакции УК РФ 2010 года, до усиления) можно сказать — зер гут.

После провозглашения приговора возникает другая дилемма. После весенних изменений в УПК РФ весной прошлого года, поменялись правила игры в обжаловании, и сейчас уже суды не связаны с позицией суда первой инстанции о наименее тяжком наказании и могут апелляционным определением  назначить наказание выше, чем суд первой инстанции.

Обжаловать? Ой, ой, ой с направлением апелляционной жалобы в момент возникнет апелляционное представление прокурора на мягкость наказания, железное правило прокуратуры.

Принимаю решение в апелляцию не ходить, бессмысленно, глупо и опасно. На этом первый этап битвы закончился.

Не обжаловать приговор в апелляционной инстанции, это не значит отказаться от обжалования вообще. После вступления приговора в силу, минуя минное поле в апелляции, приступил к обжалованию в суде кассационной инстанции, хуже не сделаю, а улучшить ситуацию постараюсь.

Что и сделал. В кассационной жалобе описана вся моя позиция по делу.

На сайте Мосгорсуда отследил её движение, моим делом заинтересовались и истребовали из районного суда. Позже мне позвонили на мобильный телефон и сообщили, что мою жалобу приняли и назначили дату рассмотрения в Президиуме Мосгорсуда.

Первый приход в Президиум — отложили на две недели, решили повнимательнее исследовать. Замечательно, я только За.

Ну а 13 декабря 20013 года, в составе Председателя Мосгорсуда, Егоровой О.А. она же Председатель Президиума, пришлось отстаивать свою жалобу. Объяснял как мог свою позицию.

Итог:  

• по ст. 30 ч.3, 228.1 ч. 2 п. «а, б» УК РФ –оправдание
• по ст. 30 ч.1, 228.1 ч.2 п. «а, б» УК РФ – переквалификация на ч.1 ст. 228 УК РФ

Общий итог: 2 года 6 месяцев колонии общего режима, с учетом ранее назначенного условного наказания по другому делу.

Результатом доволен.

Правосудие в нашей стране все же случается, в это надо только верить.