— Рад видеть вас, чертей. Опять затеваете какое-нибудь очередное коварство?
— Затеваем, отчего же нет? С вашим коварством какое наше сравнится? Мы просто ангелы небесные по сравнению с вами.
— Хе-хе-хе… Это со мной? Ну, впрочем, приятно, когда тебя считают дьяволом.
Люди умирают, память о них остаётся. Пусть даже такая память… Хе-хе…
(Мюллер — Шелленбергу и Штирлицу, 4 серия)
ВСЕ ИМЕНА В СТАТЬЕ ИЗМЕНЕНЫ
Дело было ранней весной – Шурик посмотрел в окно: во дворе старой пятиэтажки в палисаднике пел соловей, предвещающий весну, время романтики и любви.
Шурик наслаждался соловьиным пением, покуривая сигаретку у себя на балконе хрущёвки. Вечер и настроение Шурика предвещали хороший грядущий день.
Утром следующего дня раздался настойчивый дверной звонок, кто-то начал барабанить в дверь. Встав с постели, надев футболку и домашние шаровары, Шурик направился открывать, про себя проклиная ранних и незваных гостей. Открыв дверь, Шурик увидел троих мужчин, один из которых представился сотрудником полиции, ткнув удостоверение Шурику в лицо. Все давешние грёзы о весне и благости растаяли как туман на рассвете.
Сотрудники полиции дали полминуты Шурику надеть ботинки, вытолкали его на улицу, посадили в машину и увезли в УВД по ЗАО г. Москвы. По дороге в УВД на все вопросы Шурика один из почтеннейших стражей правопорядка, который представился оперуполномоченным ОБЭП, пояснил, что Шурик будет доставлен в УВД и допрошен в качестве свидетеля по уголовному делу, возбуждённому по ч.4 ст. 159 УК РФ (мошенничество в особо крупном размере).
О каком уголовном деле идёт речь, Шурик не понимал. Его больше возмутило отношение к себе со стороны сотрудников полиции. Выдернули с постели, затолкали в машину практически в чём мать родила и куда-то волокут – ироды. Не сотрудники полиции, а прям воландовская шайка из романа М. Ю. Булгакова.
В коридоре УВД по пути к кабинету следователя, Шурик, доведённый до крайней степени возмущения, заявил оперу, что не потерпит такого с собой обращения, а также то, что будет давать показания только после вручения ему повестки и консультации с адвокатом. Опер недобро усмехнувшись, не нашёл ничего лучше, как вразумить поборника прав несколькими ударами в грудь и живот. Постояв в коридоре и подождав, пока Шурик придёт в себя после «воспитательного процесса», опер завёл его в кабинет следователя и усадил за стол. Начался нудный процесс допроса.
В тот момент, когда следователь «внезапно» вышел поговорить по телефону, опер положил перед Шуриком лист бумаги и буквально приказал ему писать под диктовку. Шурик хотел отказаться, но получив «воспитательный подзатыльник», волей-неволей согласился. Опер зачитывал ему статьи из Уголовного кодекса РФ, а Шурик исправно записывал всё под диктовку. Таким нехитрым способом опер получил образцы почерка Шурика.
После таких «упражнений в правописании» вернулся следователь, и нудный допрос продолжился. Поняв, что Шурик ничего не знает по интересующему следователя и опера делу их пыл в получении информации «сошёл на нет», и Шурика отпустили на все четыре стороны. Шурик был в шоке от произошедшего и того беспредела, что был учинён над ним в стенах УВД. Он вернулся домой и крепко задумался над тем, как отстоять свои права и наказать опера, распустившего руки.
Выйдя на балкон своей квартиры и закурив сигарету, Шурик стал листать записную книжку в телефоне, прикидывая, кто ему сможет помочь в поиске адвоката. Соловей в палисаде в это время заливался трелями как ни в чём не бывало, но сейчас это не трогало Шурика.
И вот однажды позвонил нам Шурик, договорились о встрече, он приехал и поведал нам свою историю. Кстати, о своём весеннем настроении и соловьином пении тоже он рассказал. Человек он с юмором, только на сотрудников полиции уж очень обиделся.
Шурик сообщил нам, что никакие уголовные дела его не интересуют. Задача у него одна-наказать своего обидчика.
Приняв поручение от Шурика на составление заявления в УСБ г. Москвы на действия сотрудника полиции, мы с коллегой приступили к подготовке заявления о совершении оперуполномоченным ОБЭП преступления.
В объяснении Шурик подробно вплоть до минут расписал день общения с сотрудниками полиции, а также приложили схему, с указанием места, где опер наносил удары. В рамках проведения проверки мы просили изъять запись с камеры видеонаблюдения, расположенной в коридоре УВД.
Да, опер наносил удары прямо напротив камеры видеонаблюдения. Мы предположили, что камера не работает, и опер об этом знал. Запись с камеры видеонаблюдения, установленной у входа в подъезд дома Шурика, мы получили самостоятельно и приобщили её к заявлению. На записи было видно, как Шурика запихивают в машину некие люди, среди которых был интересующий нас сотрудник.
Ответ из УСБ по г. Москвы получили довольно быстро. В ходе проверки были установлены нарушения законности в действиях оперуполномоченного. Материал проверки был направлен в Следственный комитет по ЗАО г. Москвы.
К сожалению, исход дела в Следственном комитете по ЗАО г. Москвы не смогу сообщить, так как поручение от доверителя получил только на составление и подачу заявления. Ответ из УСБ по г. Москвы нашего доверителя удовлетворил, и он просил эту ситуацию не развивать.
Вывод из этой истории довольно прост: профессиональная деформация влияет на всех, но сотрудникам полиции всё же стоит помнить, что пока вина человека не доказана в суде, не следует его считать «бандитом/быдлом/жуликом/редиской» и т.д. и уж тем более не стоит применять физическую силу.
Вот и вспоминается диалог Мюллера, Шелленберга и Штирлица из 4 серии «Семнадцати мгновений весны»: коварством вывез человека из его квартиры, допустил рукоприкладство, буквально выбил из него образцы почерка, а потом легко может поменяться с ним местами, зато в памяти людей точно останется!