Найти юриста / адвоката / эксперта
Неоднократно приходится слышать от коллег один и тот же вопрос: «Зачем нужно обращаться в Европейский суд?»
Кто-то задает его совершенно искренне, кто-то с ехидной улыбкой, мол «рассмотрят только через десять лет, а за это время и актуальность дела исчезнет».
Юристы в сфере консалтинга вообще не рассматривают такой механизм защиты прав, как обращение в ЕСПЧ в качестве реального инструмента защиты, опять же по причине сроков рассмотрения.
Цель данной статьи – продемонстрировать страждущим широту тех ситуаций, в которых оказываются заявители по делам, рассматриваемым Европейским судом.
Практикам будет интересно ознакомиться с освещением процедурных вопросов, связанных подходами Высокого Суда к применению критериев приемлемости и оценке доказательств, представляемых сторонами.
Решение, имели ли заявители по нижеуказанным делам реальную возможность решить свои проблемы на национальном уровне, оставляю, уважаемые коллеги, за Вами…..
1) Длящиеся нарушения.
Термин «длящиеся нарушения» неоднократно встречается в Постановлениях Европейского суда по правам человека.
Длящееся нарушение подразумевает, что факты, вызвавшие нарушение, продолжают существовать на момент обращения заявителя в Высокий Суд и не существовало объективных предпосылок к тому, что эти факты будут устранены государством-ответчиком.
1.1 Исчезновение родственников заявителей и отсутствие эффективного расследования
Дело Варнава и другие против Турции (CASE OF VARNAVA AND OTHERS v. TURKEY) от 19.09.2009[1]
Заявителями в данном деле являлись родственниками (отцы, матери, супруги) пропавших без вести солдат и офицеров Кипрской армии в войне с Турцией в 1974 году.
Предметом жалобы было нарушение Турцией обязанности, предусмотренной статьей 2 Европейской конвенцией, по проведению эффективного расследования судьбы родственников заявителей, статьи 3 Европейской конвенции из-за длящегося молчания Турции о судьбе родственников заявителей, статьи 5 Европейской конвенции, поскольку заявители предполагали, что в отсутствие противных доказательств, их родственники живы и незаконно удерживаются Правительством Турции (пункты 20-32 Постановления).
Жалобы были поданы заявителями в 1990 году, т.е. спустя 16 лет после предполагаемых исчезновения родственников заявителей и спустя 3 года после ратификацией Турцией Европейской конвенцией о правах человека.
Возражения Турции заключались в следующем:
а) неразумно основывать жалобу только на предположении, что родственники заявителей живы;
б) нарушено правило о шестимесячном сроке на обращение в Высокий Суд;
в) в части проведения расследования Турция возражала, ссылаясь на отсутствие доказательств пленения заявителей и отсутствие как такой обязанности проведения эффективного расследования государством-ответчиком судьбы комбатантов противной стороны в зоне боевых действий (Пункт 123 Постановления).
Турция признала юрисдикцию Высокого Суда только в январе 1987 года.
Более того, в том же году был опубликован доклад Комиссии ООН в 1987 о фактах гибели, пропажи киприотов в военном конфликте 1974 года.
Жалобы были поданы только в 1990 году.
Поэтому Высокий Суд вполне мог посчитать за точку отчета шестимесячного срока для подачи жалобы дату ратификации Турцией Конвенции или выхода в свет международного доклада и признать жалобы неприемлемыми только по процедурным основаниям.
Высокий Суд продемонстрировал гибкость в подходе к оценке соблюдения правила о шестимесячном сроке и указал, что его применение не должно быть чрезмерно строгим в отношении родственников заявителей, ставших жертвами нарушения Конвенции (Пункт 166 Постановления).
Заявители в данном случае, имели весомые основание ожидать и после ратификации Европейской конвенции, что расследование фактов исчезновения их родственников будет проведено и только к окончанию 1990 года стало очевидно, что никакого адекватного расследования проведено не будет.
В свою очередь, расследование ООН не могло дать точных данных о судьбе родственников заявителей, следовательно, эффективного расследования судьбы родственников заявителей проведено не было (Пункт 132 Постановления).
Факт пропажи родственников заявителей Высокий Суд посчитал установленным.
В части распределения бремени доказательств смерти родственником Высокий Суд указал, что такое бремя возложено на Правительство Турции, в противном случае, Суд считает родственников заявителей живыми.
Территория, на который были окружены и попали либо предположительно попали в плен родственники заявителей, находилась под эффективным контролем Турции.
Причем ситуация военного конфликта автоматически обусловила вывод Высокого Суда об исчезновении родственников заявителей в ситуации, угрожавшей их жизни.
Из этих посылок Суд сделал вывод, что проведение расследования по установлению судьбы родственников заявителей было позитивной обязанностью Турции (Пункт 126 Постановления).
Суд установил длящееся нарушение статьи 2 Конвенции по причине отсутствия проведения эффективного расследования властями судьбы родственников заявителей (Пункт 133 Постановления).
Также имело место нарушение статьи 3 Конвенции, поскольку « молчание Правительства достигло такого уровня жестокости, который можно характеризовать как нечеловеческое обращение» (Пункт 138 Постановления).
Молчание Правительства Турции по поводу судьбы родственников заявителей в течение почти 20 лет автоматически повлекло признание нарушения статьи 5 Конвенции (Пункт 145 Постановления).
Процессуальной особенностью дела является то, что Высокий Суд, разрешая вопрос установления таких серьезных фактов, как исчезновения родственников заявителей основывался исключительно на показаниях сослужившем, отчасти международном докладе ООН и даже на показаниях самих заявителей, опознавших пропавших родственников на фотографии, сделанной в турецком лагере для военнопленных и отверг довод Турции о недостаточности доказательств исчезновения родственников заявителей (пункт 130 Постановления).
1.2 Лишение заявителей права собственности, отсутствие эффективных средств правовой защиты
Дело Чирганов и другие против Армении (Chiragov and Others vs Armenia) 12.12.2011 (решение о приемлемости)[2]
Заявителями по делу являлись азербайджанцы-жители Нагорного Карабаха, вынужденные бросить свое имущество по причине проведения боевых действий в 1992 году.
Предметом жалобы являлось нарушение статьи 1 Протокола 1 к Европейской конвенции – нарушение права на уважение частной собственности.
Также предметом жалобы было нарушение статьи 8 Конвенции, выразившееся в том, что заявителям препятствуют возвращению к своему имуществу (Пункт 52 Постановления).
Нарушение права на уважение частной собственности виделось заявителям в том, что они были «лишены контроля над свой собственностью, не могли ее использовать, продавать, закладывать, улучшать с момента оккупации Нагорного Карабаха» (Пункт 51 Постановления).
Утрата контроля произошла в результате силового воздействия Армении и Армения до момента обращения в Высокий суд препятствует доступу к имуществу заявителей и не представляет какой-либо информации о его судьбе, что также нарушало статью 8 Европейской конвенции.
Заявители полагали, что, вероятно, их собственность была уничтожена.
Возражения Армении сводились к следующему:
а) пропущен шестимесячный срок на обращение в Высокий Суд, т.к. с момента спорных событий до момента обращения в Высокий суд прошло 13 лет;
б) Конвенция ратифицирована Арменией в 2002 году и юрисдикция Высокого Суда не распространяется на события 1992 года;
в) заявители не исчерпали внутренних средств правовой защиты (пункт 111 Постановления).
Большая Палата ЕСПЧ решила, что жалобы заявителей являются приемлемыми.
Высокий Суд посчитал, что его подход к правилу о шестимесячном сроке, который он выразил в деле Варнава и другие против Турции, вполне уместен к применению в данном случае (пункт 138 Постановления).
При этом Суд подчеркнул, что утрата владения в какой-то момент может стать настолько очевидной для заявителей, что не оправдает бездействия по подаче жалобы.
Высокий Суд определил для себя задачу, можно ли назвать поведение заявителей пассивным и признать жалобы неприемлемыми.
Во-первых, Высокий Суд признал, что заявители в их ситуации имели право собирать информацию о ходе переговоров о статусе Нагорного Карабаха и могли это делать, только обращаясь к официальным источникам (пункт 142 Постановления).
Во-вторых, жалобы были поданы в апреле 2005 года, т.е. 13 лет спустя после лишения владения и 3 года после ратификации Арменией Европейской конвенцией.
В-третьих, обращение по предполагаемым фактам нарушения Конвенции не могло состояться ранее ратификации Армении Конвенции в 2002 году.
В-четвертых, Высокий Суд отметил, что до момента подачи жалоб между Арменией и Азербайджаном продолжались переговоры о статусе Нагорного Карабаха, что вселяло в заявителей обоснованную надежду о том, что будет также решен вопрос о судьбе их собственности.
Заявители являются беженцами, т.е. слабой стороной и обращение в Высокий Суд через три года после ратификации Конвенции не следует признать произведенным с опозданием (пункт 148 Постановления).
При этом Высокий Суд посчитал существование такой надежды обоснованной даже после издания в Нагорном Карабахе закона о приватизации в 1998 году, которым право собственности на недвижимое имущество закреплялось за его текущими владельцами (Пункт 88 Постановления).
Высокий Суд в очередной раз сослался, что правило о шестимесячном сроке и исчерпании средств правовой защиты не действует в отношении длящихся нарушений Конвенции (пункт 127 Постановления).
2) Правовая неопределенность национального законодательства
Дело Элберте против Латвии (ELBERTE v. LATVIA) от 13.01.2015[3]
Эксперт государственного медицинского центра в Латвии изъял у супруга заявителя ткани после его смерти в ДТП (пункт 6-12 Постановления).
О факте изъятия тканей у супруга заявительница узнала только спустя два года от органов полиции, производивших расследование по факту незаконного изъятия органов и тканей человека, и была признана полицией потерпевшей по делу.
По итогам расследования органы полиции не установили наличие в действия эксперта состава преступления (пункт 33 Постановления).
Национальное законодательство Латвии предусматривало, что изъятие органов может быть произведено при наличии прижизненного и письменного согласия лица, которое отмечалось в медицинской карте и специальным штампом в паспорте.
При отсутствии явно выраженного согласия на использование органов и тканей человека, такое изъятие могло быть произведено, если никто из ближайших родственников не возражал против изъятия.
Каждый эксперт должен был проверить, возражал погибший против изъятия его органов и тканей путем проверки наличия соответствующего штампа в паспорте.
По факту, изъятия проводились после проверки наличия штампа в паспорте, мнение родственников никто не запрашивал.
Главным вопросом дела стала неопределенность в том, обязан ли эксперт получать согласие ближайших родственников погибшего гражданина на изъятие органов или законом презюмировалось согласие на изъятие тканей и органов при отсутствии в паспорте гражданина Латвии штампа о его несогласии с посмертным изъятием.
Предметом жалобы заявителя было нарушение статьи 8 Конвенции.
Заявитель полагала, что изъятие тканей у ее супруга в отсутствие ее согласия было недопустимым вмешательством в личную и семейную жизнь.
По вопросу существа жалобы заявительница ссылалась на неопределенность законодательства, поскольку оно не предусматривало получения согласия родственников на изъятие тканей и органов погибших и даже цель изъятия «спасение жизни других лиц», предусмотренная законом, не является правовой целью (пункты 93-94 Постановления).
Латвия заявило следующие возражения:
а) заявительница не исчерпала внутренние средства правовой защиты, поскольку должна была подать жалобу в Конституционный суд Латвии о неконституционности закона и специальную инспекцию по надзору за судебно-медицинскими учреждениями.
б) заявительница не потребовала компенсации в порядке гражданского судопроизводства (пункты 69-71 Постановления).
Заявитель в ответ указывала:
а) она не считает положения закона нарушающими ее конституционные права. Более того, в случае их неконституционности органы власти сами должны обращаться в КС Латвии.
б) обжалование действий эксперта в специальную инспекцию заявительница считала неэффективным по причине отсутствия компетенции инспекции, а срок на обращение в суд истек (пункты 73-74 Постановления).
Высокий Суд по вопросу исчерпания средств правовой защиты отметил следующее.
Обращение в Конституционный суд Латвии невозможно рассматривать, как эффективное средство защиты, если предполагаемое нарушение следовало из ошибочного толкования закона, а жалоба заявительницы основывается на противоречивом толковании закона (пункт 80 Постановления).
В части обращения с гражданским иском Высокий Суд отметил, что заявительница была признана потерпевшей в уголовном деле, активно в нем участвовала и одним из его результатов могло стать присуждение ей разумной компенсации, что исключало необходимость обращаться в гражданский суд с отдельным иском (пункт 85 Постановления).
Более того, если законодательство предоставляет заявителю комплекс способов защиты прав, то заявитель вправе самостоятельно выбрать любой из них.
В части правовой определенности суд отметил следующее.
Неопределенность закона выражалась в том, что официальные власти расходились в оценках того, предусматривает ли закон[4] получение согласия ближайших родственников погибшего для изъятия органов и тканей погибших или родственники наделы только правом на выражение своего мнения по вопросу изъятия, которое не ставит факт изъятия в зависимость от их такого мнения.
Заявительница не была уведомлена об изъятии тканей у своего супруга.
В то же время закон закреплял за ней право выразить свое мнение по вопросу изъятие тканей ее супруга, но не устанавливал механизма выражения ее воли.
На экспертов, проводящих изъятие, также возложена корреспондирующая обязанность установить это мнение, но не установлен механизм, как они должны узнать волю ближайших родственников по вопросу изъятия тканей погибшего лица.
Прокуроры Латвии несколько раз пытались привлечь экспертов к ответственности за неполучение такого согласия, но дела прекращались судами за отсутствием состава преступления в действиях экспертов, что имело место и в деле заявительницы (пункт 114 Постановления).
Высокий Суд указал, что расхождение во мнениях у государственных органов о содержании закона свидетельствует о его неясности (пункт 112 Постановления).
Общий вывод Высокого Суда – законодательство Латвии сформировано недостаточно точно и вмешательство в право на уважение личной жизни не соответствовало статье 8 Европейской конвенции (пункт 117 Постановления).
[1] Постановление ЕСПЧ по делу Варнава и другие против Турции от 18.09.2009
[2] Решение Большой Палаты ЕСПЧ по делу Чирганов и другие против Армении от 14.12.2011
[3] Постановление ЕСПЧ по делу Элберте против Латвии от 13.01.2015
[4] Закон Латвийской Республики «О защите тела и использовании тканей скончавшегося человека».
Кто-то задает его совершенно искренне, кто-то с ехидной улыбкой, мол «рассмотрят только через десять лет, а за это время и актуальность дела исчезнет».
Юристы в сфере консалтинга вообще не рассматривают такой механизм защиты прав, как обращение в ЕСПЧ в качестве реального инструмента защиты, опять же по причине сроков рассмотрения.
Цель данной статьи – продемонстрировать страждущим широту тех ситуаций, в которых оказываются заявители по делам, рассматриваемым Европейским судом.
Практикам будет интересно ознакомиться с освещением процедурных вопросов, связанных подходами Высокого Суда к применению критериев приемлемости и оценке доказательств, представляемых сторонами.
Решение, имели ли заявители по нижеуказанным делам реальную возможность решить свои проблемы на национальном уровне, оставляю, уважаемые коллеги, за Вами…..
1) Длящиеся нарушения.
Термин «длящиеся нарушения» неоднократно встречается в Постановлениях Европейского суда по правам человека.
Длящееся нарушение подразумевает, что факты, вызвавшие нарушение, продолжают существовать на момент обращения заявителя в Высокий Суд и не существовало объективных предпосылок к тому, что эти факты будут устранены государством-ответчиком.
1.1 Исчезновение родственников заявителей и отсутствие эффективного расследования
Дело Варнава и другие против Турции (CASE OF VARNAVA AND OTHERS v. TURKEY) от 19.09.2009[1]
Заявителями в данном деле являлись родственниками (отцы, матери, супруги) пропавших без вести солдат и офицеров Кипрской армии в войне с Турцией в 1974 году.
Предметом жалобы было нарушение Турцией обязанности, предусмотренной статьей 2 Европейской конвенцией, по проведению эффективного расследования судьбы родственников заявителей, статьи 3 Европейской конвенции из-за длящегося молчания Турции о судьбе родственников заявителей, статьи 5 Европейской конвенции, поскольку заявители предполагали, что в отсутствие противных доказательств, их родственники живы и незаконно удерживаются Правительством Турции (пункты 20-32 Постановления).
Жалобы были поданы заявителями в 1990 году, т.е. спустя 16 лет после предполагаемых исчезновения родственников заявителей и спустя 3 года после ратификацией Турцией Европейской конвенцией о правах человека.
Возражения Турции заключались в следующем:
а) неразумно основывать жалобу только на предположении, что родственники заявителей живы;
б) нарушено правило о шестимесячном сроке на обращение в Высокий Суд;
в) в части проведения расследования Турция возражала, ссылаясь на отсутствие доказательств пленения заявителей и отсутствие как такой обязанности проведения эффективного расследования государством-ответчиком судьбы комбатантов противной стороны в зоне боевых действий (Пункт 123 Постановления).
Турция признала юрисдикцию Высокого Суда только в январе 1987 года.
Более того, в том же году был опубликован доклад Комиссии ООН в 1987 о фактах гибели, пропажи киприотов в военном конфликте 1974 года.
Жалобы были поданы только в 1990 году.
Поэтому Высокий Суд вполне мог посчитать за точку отчета шестимесячного срока для подачи жалобы дату ратификации Турцией Конвенции или выхода в свет международного доклада и признать жалобы неприемлемыми только по процедурным основаниям.
Высокий Суд продемонстрировал гибкость в подходе к оценке соблюдения правила о шестимесячном сроке и указал, что его применение не должно быть чрезмерно строгим в отношении родственников заявителей, ставших жертвами нарушения Конвенции (Пункт 166 Постановления).
Заявители в данном случае, имели весомые основание ожидать и после ратификации Европейской конвенции, что расследование фактов исчезновения их родственников будет проведено и только к окончанию 1990 года стало очевидно, что никакого адекватного расследования проведено не будет.
В свою очередь, расследование ООН не могло дать точных данных о судьбе родственников заявителей, следовательно, эффективного расследования судьбы родственников заявителей проведено не было (Пункт 132 Постановления).
Факт пропажи родственников заявителей Высокий Суд посчитал установленным.
В части распределения бремени доказательств смерти родственником Высокий Суд указал, что такое бремя возложено на Правительство Турции, в противном случае, Суд считает родственников заявителей живыми.
Территория, на который были окружены и попали либо предположительно попали в плен родственники заявителей, находилась под эффективным контролем Турции.
Причем ситуация военного конфликта автоматически обусловила вывод Высокого Суда об исчезновении родственников заявителей в ситуации, угрожавшей их жизни.
Из этих посылок Суд сделал вывод, что проведение расследования по установлению судьбы родственников заявителей было позитивной обязанностью Турции (Пункт 126 Постановления).
Суд установил длящееся нарушение статьи 2 Конвенции по причине отсутствия проведения эффективного расследования властями судьбы родственников заявителей (Пункт 133 Постановления).
Также имело место нарушение статьи 3 Конвенции, поскольку « молчание Правительства достигло такого уровня жестокости, который можно характеризовать как нечеловеческое обращение» (Пункт 138 Постановления).
Молчание Правительства Турции по поводу судьбы родственников заявителей в течение почти 20 лет автоматически повлекло признание нарушения статьи 5 Конвенции (Пункт 145 Постановления).
Процессуальной особенностью дела является то, что Высокий Суд, разрешая вопрос установления таких серьезных фактов, как исчезновения родственников заявителей основывался исключительно на показаниях сослужившем, отчасти международном докладе ООН и даже на показаниях самих заявителей, опознавших пропавших родственников на фотографии, сделанной в турецком лагере для военнопленных и отверг довод Турции о недостаточности доказательств исчезновения родственников заявителей (пункт 130 Постановления).
1.2 Лишение заявителей права собственности, отсутствие эффективных средств правовой защиты
Дело Чирганов и другие против Армении (Chiragov and Others vs Armenia) 12.12.2011 (решение о приемлемости)[2]
Заявителями по делу являлись азербайджанцы-жители Нагорного Карабаха, вынужденные бросить свое имущество по причине проведения боевых действий в 1992 году.
Предметом жалобы являлось нарушение статьи 1 Протокола 1 к Европейской конвенции – нарушение права на уважение частной собственности.
Также предметом жалобы было нарушение статьи 8 Конвенции, выразившееся в том, что заявителям препятствуют возвращению к своему имуществу (Пункт 52 Постановления).
Нарушение права на уважение частной собственности виделось заявителям в том, что они были «лишены контроля над свой собственностью, не могли ее использовать, продавать, закладывать, улучшать с момента оккупации Нагорного Карабаха» (Пункт 51 Постановления).
Утрата контроля произошла в результате силового воздействия Армении и Армения до момента обращения в Высокий суд препятствует доступу к имуществу заявителей и не представляет какой-либо информации о его судьбе, что также нарушало статью 8 Европейской конвенции.
Заявители полагали, что, вероятно, их собственность была уничтожена.
Возражения Армении сводились к следующему:
а) пропущен шестимесячный срок на обращение в Высокий Суд, т.к. с момента спорных событий до момента обращения в Высокий суд прошло 13 лет;
б) Конвенция ратифицирована Арменией в 2002 году и юрисдикция Высокого Суда не распространяется на события 1992 года;
в) заявители не исчерпали внутренних средств правовой защиты (пункт 111 Постановления).
Большая Палата ЕСПЧ решила, что жалобы заявителей являются приемлемыми.
Высокий Суд посчитал, что его подход к правилу о шестимесячном сроке, который он выразил в деле Варнава и другие против Турции, вполне уместен к применению в данном случае (пункт 138 Постановления).
При этом Суд подчеркнул, что утрата владения в какой-то момент может стать настолько очевидной для заявителей, что не оправдает бездействия по подаче жалобы.
Высокий Суд определил для себя задачу, можно ли назвать поведение заявителей пассивным и признать жалобы неприемлемыми.
Во-первых, Высокий Суд признал, что заявители в их ситуации имели право собирать информацию о ходе переговоров о статусе Нагорного Карабаха и могли это делать, только обращаясь к официальным источникам (пункт 142 Постановления).
Во-вторых, жалобы были поданы в апреле 2005 года, т.е. 13 лет спустя после лишения владения и 3 года после ратификации Арменией Европейской конвенцией.
В-третьих, обращение по предполагаемым фактам нарушения Конвенции не могло состояться ранее ратификации Армении Конвенции в 2002 году.
В-четвертых, Высокий Суд отметил, что до момента подачи жалоб между Арменией и Азербайджаном продолжались переговоры о статусе Нагорного Карабаха, что вселяло в заявителей обоснованную надежду о том, что будет также решен вопрос о судьбе их собственности.
Заявители являются беженцами, т.е. слабой стороной и обращение в Высокий Суд через три года после ратификации Конвенции не следует признать произведенным с опозданием (пункт 148 Постановления).
При этом Высокий Суд посчитал существование такой надежды обоснованной даже после издания в Нагорном Карабахе закона о приватизации в 1998 году, которым право собственности на недвижимое имущество закреплялось за его текущими владельцами (Пункт 88 Постановления).
Высокий Суд в очередной раз сослался, что правило о шестимесячном сроке и исчерпании средств правовой защиты не действует в отношении длящихся нарушений Конвенции (пункт 127 Постановления).
2) Правовая неопределенность национального законодательства
Дело Элберте против Латвии (ELBERTE v. LATVIA) от 13.01.2015[3]
Эксперт государственного медицинского центра в Латвии изъял у супруга заявителя ткани после его смерти в ДТП (пункт 6-12 Постановления).
О факте изъятия тканей у супруга заявительница узнала только спустя два года от органов полиции, производивших расследование по факту незаконного изъятия органов и тканей человека, и была признана полицией потерпевшей по делу.
По итогам расследования органы полиции не установили наличие в действия эксперта состава преступления (пункт 33 Постановления).
Национальное законодательство Латвии предусматривало, что изъятие органов может быть произведено при наличии прижизненного и письменного согласия лица, которое отмечалось в медицинской карте и специальным штампом в паспорте.
При отсутствии явно выраженного согласия на использование органов и тканей человека, такое изъятие могло быть произведено, если никто из ближайших родственников не возражал против изъятия.
Каждый эксперт должен был проверить, возражал погибший против изъятия его органов и тканей путем проверки наличия соответствующего штампа в паспорте.
По факту, изъятия проводились после проверки наличия штампа в паспорте, мнение родственников никто не запрашивал.
Главным вопросом дела стала неопределенность в том, обязан ли эксперт получать согласие ближайших родственников погибшего гражданина на изъятие органов или законом презюмировалось согласие на изъятие тканей и органов при отсутствии в паспорте гражданина Латвии штампа о его несогласии с посмертным изъятием.
Предметом жалобы заявителя было нарушение статьи 8 Конвенции.
Заявитель полагала, что изъятие тканей у ее супруга в отсутствие ее согласия было недопустимым вмешательством в личную и семейную жизнь.
По вопросу существа жалобы заявительница ссылалась на неопределенность законодательства, поскольку оно не предусматривало получения согласия родственников на изъятие тканей и органов погибших и даже цель изъятия «спасение жизни других лиц», предусмотренная законом, не является правовой целью (пункты 93-94 Постановления).
Латвия заявило следующие возражения:
а) заявительница не исчерпала внутренние средства правовой защиты, поскольку должна была подать жалобу в Конституционный суд Латвии о неконституционности закона и специальную инспекцию по надзору за судебно-медицинскими учреждениями.
б) заявительница не потребовала компенсации в порядке гражданского судопроизводства (пункты 69-71 Постановления).
Заявитель в ответ указывала:
а) она не считает положения закона нарушающими ее конституционные права. Более того, в случае их неконституционности органы власти сами должны обращаться в КС Латвии.
б) обжалование действий эксперта в специальную инспекцию заявительница считала неэффективным по причине отсутствия компетенции инспекции, а срок на обращение в суд истек (пункты 73-74 Постановления).
Высокий Суд по вопросу исчерпания средств правовой защиты отметил следующее.
Обращение в Конституционный суд Латвии невозможно рассматривать, как эффективное средство защиты, если предполагаемое нарушение следовало из ошибочного толкования закона, а жалоба заявительницы основывается на противоречивом толковании закона (пункт 80 Постановления).
В части обращения с гражданским иском Высокий Суд отметил, что заявительница была признана потерпевшей в уголовном деле, активно в нем участвовала и одним из его результатов могло стать присуждение ей разумной компенсации, что исключало необходимость обращаться в гражданский суд с отдельным иском (пункт 85 Постановления).
Более того, если законодательство предоставляет заявителю комплекс способов защиты прав, то заявитель вправе самостоятельно выбрать любой из них.
В части правовой определенности суд отметил следующее.
Неопределенность закона выражалась в том, что официальные власти расходились в оценках того, предусматривает ли закон[4] получение согласия ближайших родственников погибшего для изъятия органов и тканей погибших или родственники наделы только правом на выражение своего мнения по вопросу изъятия, которое не ставит факт изъятия в зависимость от их такого мнения.
Заявительница не была уведомлена об изъятии тканей у своего супруга.
В то же время закон закреплял за ней право выразить свое мнение по вопросу изъятие тканей ее супруга, но не устанавливал механизма выражения ее воли.
На экспертов, проводящих изъятие, также возложена корреспондирующая обязанность установить это мнение, но не установлен механизм, как они должны узнать волю ближайших родственников по вопросу изъятия тканей погибшего лица.
Прокуроры Латвии несколько раз пытались привлечь экспертов к ответственности за неполучение такого согласия, но дела прекращались судами за отсутствием состава преступления в действиях экспертов, что имело место и в деле заявительницы (пункт 114 Постановления).
Высокий Суд указал, что расхождение во мнениях у государственных органов о содержании закона свидетельствует о его неясности (пункт 112 Постановления).
Общий вывод Высокого Суда – законодательство Латвии сформировано недостаточно точно и вмешательство в право на уважение личной жизни не соответствовало статье 8 Европейской конвенции (пункт 117 Постановления).
[1] Постановление ЕСПЧ по делу Варнава и другие против Турции от 18.09.2009
[2] Решение Большой Палаты ЕСПЧ по делу Чирганов и другие против Армении от 14.12.2011
[3] Постановление ЕСПЧ по делу Элберте против Латвии от 13.01.2015
[4] Закон Латвийской Республики «О защите тела и использовании тканей скончавшегося человека».
Уважаемый Иван Геннадьевич!
Нарушение права на уважение частной собственности виделось заявителям в том, что они были «лишены контроля над свой собственностью, не могли ее использовать, продавать, закладывать, улучшать с момента оккупации Нагорного Карабаха» (Пункт 51 Постановления).
Не протоптана ли здесь тропинка для некоторых крымчан?
Уважаемый Анатолий Кириллович, такая «перспектива» весьма вероятна.
Думаю, в ближайший год будет поток жалоб как от жителей Донбаса, так и от уехавших с острова Украинцев.
Уважаемый Иван Геннадьевич!
Ваша прозорливость сбывается.
РИА Новости
00:33
Минюст: Украина может потребовать от России ее зарубежное имущество
Украина может потребовать зарубежное имущество России в качестве компенсации за убытки, якобы понесенные Украиной из-за потери Крыма, в случае позитивного решения Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ), заявила первый заместитель министра юстиции Украины Наталья Севастьянова.
Уважаемый Анатолий Кириллович, не скажу, что рад своей прозорливости.
В любом случае, решение ЕСПЧ не будет вынесено ни в ближайший год, ни в два по такому огромному делу.
Плюс, Правительству Украины прийдется держать ответ на вооруженные действия в Донбасе, а там были нарушения куда более существенных прав, чем право на уважение частной собственности.
Уважаемый Иван Геннадьевич!
в Донбасе, а там были нарушения куда более существенных прав, чем право на уважение частной собственностиВ правовом отношении — это два независимых и не взаимосвязанных процесса. Частные собственники не развязывали гражданскую войну.
Стороны разные, в дела по Донбасу Россия не участник.
Уважаемый Иван Геннадьевич, интересные случаи приведены, спасибо!
Захотелось сразу поподробней узнать как именно в РФ регулируется процедура изъятия тканей и органов, наверняка есть какие-то нюансы.8-|
Уважаемый Иван Геннадьевич, судя по началу статьи — однозначно в избранное. На досуге дочитаю:)
Уважаемая Ольга Витальевна, спасибо за лестный отзыв. Правильный заголовок любого документа-это половина успеха.:)
Уважаемый Иван Геннадьевич, дело не в правильности или неправильности заголовка. Просто у меня условный рефлекс на словосочетания «Европейский суд», «Европейская конвенция» и пр.(giggle)
Уважаемая Ольга Витальевна, хорошие у вас рефлексы)))
Уважаемый Иван Геннадьевич, добавил в избранное! Своей статьей Вы дали мне основание для обращения в ЕСПЧ! Сейчас не скажу какое, но позже, я думаю, отпишусь. Спасибо!