А есть ли он - официальный документ?

На написание этой достаточно объемной статьи меня натолкнула вот этот ответ на комментарий. Когда я вижу в современных комментариях к уголовному закону определение уголовно-правового понятия «официальный документ», меня начинают мучить смутные сомнения относительно лиц, которые их составляют. Конечно тема достаточно дискуссионная, однако уголовный закон и должен отличаться от других отраслей своей определенностью и скурпулёзностью. И это правильно — ведь это самая репрессивная часть права.

Не мудрствуя лукаво, приведу свои мысли относительно этого термина изложенные в апелляционной жалобе. Да может пригодится кому.

Так вот:

«А. инкриминируется подлог административного протокола в отношении Ат. Однако само по себе, внесение заведомо ложных сведений в административные материалы состава какого либо преступления не образует, а образует административную либо дисциплинарную ответственность лиц допустивших эти нарушения. В противном случае, повальное большинство, например, сотрудников ГАИ, и иных должностных лиц, уполномоченных составлять административные протоколы и принимать по ним решения, были бы осуждены по указанной статье. Поскольку каждому из них хоть раз уполномоченным органом, какой либо протокол об АП был признан составленным безосновательно(с нарушением закона), при этом эти лицо знали, либо обязаны были знать о такой безосновательности(нарушении закона).

Термин „официальный документ“ содержится в следующих положениях уголовного закона: ч. 1 ст. 238 „Производство, хранение, перевозка либо сбыт товаров и продукции, выполнение работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности“, ч. 1 ст. 292 „Служебный подлог“, ст. 324 „Приобретение или сбыт официальных документов и государственных наград“, ч. 1 ст. 325 „Похищение или повреждение документов, штампов, печатей либо похищение марок акцизного сбора, специальных марок или знаков соответствия“, ч. 1 ст. 327 „Подделка, изготовление или сбыт поддельных документов, государственных наград, штампов, печатей, бланков“ УК РФ.

Общей чертой во всех названных случаях является то обстоятельство, что указанный термин относится к числу оценочных понятий уголовного закона. При этом следует отметить, что термин „официальный документ“, используемый в перечисленных статьях УК РФ, неоднороден. Так, в ч. 1 ст. 238 говорится об официальном документе, удостоверяющем соответствие товаров, работ и услуг требованиям безопасности. В ст. 324 и ч. 1 ст. 327 говорится об официальном документе, предоставляющем права или освобождающем от обязанностей.

В ч. 1 ст. 292 и ч. 1 ст. 325 говорится об официальном документе без каких-либо уточнений. Поэтому уже данные обстоятельства влияют на процесс толкования и конкретизации оценочного понятия „официальный документ“ в правоприменительной деятельности. Проблема оценочных понятий в российском праве вообще и в уголовном праве в частности связана с тем, что они не конкретизированы в тексте закона при помощи формулировки определения либо перечисления критериев толкования.

Поскольку термин „официальный документ“ в УК РФ не определяется, не приводится каких-либо критериев для его конкретизации. Это обстоятельство неоднократно становилось предметом рассмотрения в определениях Конституционного Суда РФ. Конституционный Суд РФ ( Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 19 мая 2009 г. N 575-О-О „Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Морозовского Владимира Евгеньевича на нарушение его конституционных прав частью первой статьи 327 Уголовного кодекса Российской Федерации“) указал, что «по смыслу ч. 3 ст. 55, п. „о“ ст. 71 и 76 Конституции Российской Федерации ответственность за совершение преступлений и сопряженные с ними ограничения прав и свобод человека и гражданина могут быть установлены только федеральным законом».

Общим для всех составов преступлений выступает то, что документ, предоставляет те или иные права или освобождает от обязанностей.

«…согласно действующему уголовному законодательству применение уголовного закона по аналогии не допускается (ч.2 ст. 3 УК РФ). В связи с этим не может быть принято во внимание утверждение заявителя о том, что ч.1 ст. 327 УК РФ предполагает использование при ее применении термина „официальный документ“ в том значении, которое ему придано в нормах иной отраслевой принадлежности (например, в содержащихся в ст. 1259 ГК РФ определениях применительно к авторским и смежным правам, в ст. 5 Федерального закона от 29 декабря 1994 г. N 77-ФЗ „Об обязательном экземпляре документов“ и др.

Хотя в данном случае рассматривался вопрос о понятии „официальный документ“, предусмотренном ч.1 ст. 327 УК РФ, который должен предоставлять права и освобождать от обязанностей, положительной оценки и поддержки заслуживает следующее обстоятельство. Конституционный Суд РФ справедливо указал, что толковать понятие „официальный документ“ с точки зрения определений, содержащихся в нормах иной отраслевой принадлежности, является грубым нарушением основополагающего принципа уголовного права — принципа законности(ч.2 ст. 3 УК РФ).

Эту же позицию Конституционный Суд РФ продемонстрировал в Определении от 16 декабря 2010 г. N 1671-О-О „Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Шишкина Виталия Юрьевича на нарушение его конституционных прав частью первой статьи 327 Уголовного кодекса Российской Федерации“

Таким образом, Конституционный суд РФ не только запрещает использование норм иных отраслей права в юридической оценке данного предмета преступления, но и предписывает использование для этих целей норм уголовного права, содержащихся, как известно, в УК РФ.

УК РФ содержит определения о таком предмете преступления, только в ст.ст. 327 и 324 УК,  этим определением выделено два значимых их признака: официальные документы, предоставляющие права или освобождающие от обязанностей.

В силу того, что иных определений официального документа уголовный закон не содержит, а применении норм иных отраслей права по аналогии запрещено уголовно-правовыми принципами, суд при постановлении любого решения по данному делу может исходить только из приведенных признаков официального документа. Что и было нарушено судом при постановлении приговора.

Поскольку исследование юридических свойств предмета преступления, предусмотренного ч.1 ст. 292 УК РФ инкриминируемого А. изложено в содержании обвинительного заключения, суд имеет возможность в рамках предварительного слушания без исследования доказательств в судебном следствии сделать вывод относительно предмета преступления.

Предметом преступления, предусмотренного ч.1 ст. 292 УК РФ, в данном случае выступает протокол №15 об административном правонарушении от 13.03.2012 года, в который, по мнению обвинения, и были внесены заведомо ложные сведения. Странно, что при этом не упомянули административный протокол №16 от того же числа, касающийся указанных лиц.

Очевидно, что речь в определении, имеющемся в УК РФ, идет о том лице, которому предоставляются права, и которое освобождается от обязанностей. Речь в данном случае не идет о лице, которое внесло заведомо ложные сведения в этот документ.

Очевидно так же, что какому либо лицу, привлекаемому к административной ответственности сам протокол об административном правонарушении не предоставляет прав, поскольку не наделяет его общими либо специальными полномочиями, более того по смыслу любой юридической ответственности такое привлечение ограничивает вообще и в конкретном случае это лицо в правах.

Аналогичным образом обстоит дело и с освобождением от обязанностей, поскольку привлеченное к административной ответственности лицо приобретает ряд процессуальных обязанностей, а не освобождается от них.

На примере специальных статей УК РФ можно продемонстрировать, что если не следовать этому правилу оценки процессуального документа в рамках административного либо уголовного права, то можно дойти до абсурдного решения, в привлечении лица к двойной ответственности (ст.299-303 УК РФ). Все указанные составы преступлений могут выступать примером, однако наиболее приближенным является пример ст. 299 УК РФ, где уголовно наказуемым является привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности. В любом случае подобные действия заключаются в вынесении соответствующего постановления. В силу чего должностное лицо по замыслу обвинения, должно быть тогда привлечено и к уголовной ответственности за должностной подлог, однако это не происходит, поскольку в этом случае наступает двойная ответственность за одно и то же деяние. Применительно к любой подобной ситуации внесение заведомо ложных сведений в этом случае выступает как способ совершения основного деяния, что не образует идеальной совокупности преступлений.

Сам по себе этот довод является еще одним доводом, против того, что привлеченная за халатность А. понесет двойную ответственность.

В обжалуемом приговоре суда целый ряд указанных доводов защиты о предмете преступления искажен, не приведен в достаточной для оценки каждого из них мере, что дало возможность суду, не оценивая, отвергнуть эти доводы простым указанием на то, что протокол об административном правонарушении имеет реквизиты и составляется официальные лицом, удостоверяет факты и события, предоставляет права и возлагает обязанности, что противоречит приведенным постановлениям Конституционного суда и здравому смыслу в части того, что привлечение к юридической ответственности предоставляет права. Поскольку право защищаться, имеется у любого лица, вне зависимости от составления каких либо протоколов, а возникает в связи с преследованием.»

Вот такой подход в оценке этого замечательного понятия мне представляется наиболее полным и верным.