Уголовное дело, речь о котором пойдет в настоящей публикации, довольно стандартное – ч. 3 ст. 30 п. «г» ч.4 ст. 228.1 УК РФ. Ко мне оно попало уже на стадии судебного следствия в суде первой инстанции.
В обвинительном заключении оно выглядело следующим образом: молодой человек прибыл в лесной массив, чтобы забрать из находившегося там тайника свертки с наркотическим средством с целью их последующего сбыта. Но довести преступный умысел до конца парень не смог по независящим от него обстоятельствам – был задержан сотрудниками полиции.
Изучение материалов уголовного дела особого оптимизма не вызвало, в основном из-за позиции обвиняемого. В ходе предварительного расследования он неоднократно менял свои показания от полного признания до абсолютного отрицания вины. Причем сообщаемые им сведения между собой не сильно связывались и каждый следующий допрос содержал новую историю. Такое непостоянство с большой долей вероятности позволяло предположить, что судом будут приняты во внимание именно первоначальные показания, признательные.
В то же время имелись и обнадеживающие обстоятельства, которые можно было использовать в защите.
Так в момент фактического задержания и проведения личного досмотра парня каких-либо запрещенных веществ обнаружено при нем не было. Но в ходе указанных мероприятий молодой человек рассказал о том, что прибыл в лес с целью извлечения из тайника (координаты которого находятся в его телефоне) наркотического средства, чтобы потом его продать.
После получения такой информации сотрудники полиции не осмотрели предполагаемое местонахождение тайника и его охрану не обеспечили. Вместо этого они в полном составе (два оперативника и два постовых) совместно с фактически задержанным парнем направились в ближайший отдел полиции составлять рапорты по выявленному преступлению.
По прибытии в отдел «официально» задержать парня, то есть составить соответствующий протокол как того требует ч.1 ст. 92 УПК РФ и разъяснить ему права предусмотренные ст. 46 УПК РФ, полицейские забыли. Постовые, подготовив рапорты и передав их на регистрацию, направились по своим делам, а оперативники занялись дальнейшим «собиранием материала» для чего им потребовалось практически пять часов.
На протяжении всего этого времени доставленный в отдел и лишенный свободы передвижения человек просто сидел на стульчике в коридоре, а тайник с наркотическим средством (если он существовал на момент задержания, а не появился потом) оставался «без присмотра» и к нему имел доступ неограниченный круг лиц.
Закончив собирать материал, оперативники передали его вместе с парнем дежурному следователю. Она же решила до возбуждения уголовного дела провести с участием молодого человека осмотр места происшествия. В ходе данного следственного действия тот, конечно же, показал тайник к которому направлялся перед задержанием. Содержимое из тайника следователем было изъято и направлено на исследование, в результате чего определены вид и размер наркотического средства в покушении на сбыт которого впоследствии обвинили парня.
Вроде бы ничего необычного, но… В ходе данного следственного действия следователь непосредственно от молодого человека получила доказательства его причастности к совершению преступления, он же сам все показывал. При этом следователь забыла положения ч. 1.1.ст. 144 УПК РФ и не разъяснила парню, что он вправе воспользоваться помощью защитника и не свидетельствовать против себя.
Сложив все это вместе, я пришел к такому выводу: при проведении оперативных мероприятий и первоначальных следственных действий сотрудниками полиции ущемлены гарантированные государством и охраняемые законом права подозреваемого, что позволило получить доказательства его виновности. Это, по моему мнению, влекло за собой признание недопустимым не только протокола осмотра места происшествия, но и всех производных от него доказательств. На этом я и решил построить защиту доверителя.
Судебное следствие проходило «весело-задорно» – такой антураж создавал подсудимый. Творческая натура моего доверителя рвалась наружу, не позволяя ему просто следовать советам адвоката. Подробно рассказывать и перечислять все его проделки не буду, скажу лишь что одним из примеров я озаглавил настоящую публикацию.
Подобное поведение подсудимого, конечно же, не осталось без внимания и принесло свои плоды.
В прениях государственный обвинитель попросил назначить ему наказание в виде 10-ти лет лишения свободы. Суд с ним согласился частично, приговорив парня к 9-ти годам с отбыванием в исправительной колонии строгого режима.
А вот позицию доверителя о невиновности и мои утверждения о существенном нарушении сотрудниками полиции требований уголовно-процессуального закона суд первой инстанции посчитал несостоятельными.
Приговор мы, естественно, обжаловали.
И через несколько дней получили апелляционное представление прокурора, в котором он просил отменить приговор в виду чрезмерной строгости назначенного наказания. Да, вот так: в прениях гособвинитель просил 10 лет, суд назначил 9, а приговор прокурор обжаловал в виду его чрезмерной строгости.
В таком виде уголовное дело и ушло в суд апелляционной инстанции. Правда потом, месяца через два, прокурор передумал отменять приговор и в дополнительном представлении попросил его изменить. Указал, что действия осужденного надлежит переквалифицировать с ч.3 ст. 30 УК РФ на ч. 1 указанной статьи, расценив действия осужденного как приготовление к совершению преступления и снизив назначенное наказание.
Суд апелляционной инстанции полностью согласился с таким мнением прокурора: приговор изменил, действия осужденного переквалифицировал, а наказание снизил на три года с 9-ти до 6-ти лет лишения свободы.
PS Что касается доводов защиты. По мнению суда апелляционной инстанции нарушений требований уголовно-процессуального закона при задержании и осмотре места происшествия органами предварительного следствия не допущено, а погрешности отдельных документов положенных в основу приговора не влияют на его законность.