Борьба с оговором в уголовном процессе (ч. 2 ст. 162 УК РФ - разбой)

Omnia pro tempore, nihil pro veritate. — Всё ради обстоятельств, ничего ради истины. (О тех, кто меняет свои убеждения в зависимости от ситуации.)

Мои старые клиенты попросили спешно помочь в защите их родственника, задержанного за разбой. В этом деле многое зависит от первоначальных показаний и я, к счастью, успел приехать в РУВД до того как мой подзащитный — Д. начал давать их официально.

Взгляд на ситуацию

Со слов потерпевшей — Кристины З. ситуация развивалась следующим образом. Около 23 ч., когда она была дома одна, позвонили в дверь квартиры. Посмотрев в глазок Кристина увидела Д.- хорошего знакомого ее сожителя. Без опаски открыв дверь потерпевшая увидела, что с Д. стоят еще два незнакомых ей парня. Все прошли в квартиру. У одного из парней в руке оказался пистолет, он сказал, что сожитель Кристины — Б. должен им денег и, угрожая пистолетом, потребовал отдать им долг. Денег у Кристины не оказалось, тогда Д. с товарищами забрали у нее, принадлежащий ей большой цветной телевизор и прихватили еще ее женскую сумочку. Она знает также, что Д. является лицом наркозависимым и имеет судимость за наркотики.

Классический вариант разбоя, плюс заведомо криминальная личность подозреваемого. Для милиции все уже было ясно.

Д. обрисовал мне ситуацию совсем по другому. Он с тремя приятелями решили приобрести и употребить героин. Д. позвонил своему знакомому Б., знающему где купить. Б. прибыл со своей сожительницей Кристиной, взял у приятелей деньги и уехал, а сожительницу оставил, как гарантию своей честности. Компания в подъезде одного из домов честно ждала Б. несколько часов. Когда пацаны наконец поняли, что Б. их «кинул», они предложили Кристине вернуть им деньги. Д., на правах хорошего знакомого, знал, что в квартире, которую снимали Кристина с сожителем, есть новый телевизор, недавно ими приобретенный. Он предложил его продать и возвратить свои деньги. Кристине деваться было некуда и она согласилась. Приехали, забрали телевизор, увезли, продали, вернули свои деньги, оставшиеся отдали Кристине. У одного из парней был пневматический пистолет и он показывал его всем, Кристине им не угрожал. Женскую сумочку у потерпевшей украли неизвестные еще в подъезде — она ее повесила на перила и забыла.

Д. сказал мне, что он не хочет давать показания о том, что Б. отдали деньги для покупки наркотиков, так как не хочет усугублять и без того сложную ситуацию. Он хочет дать показания, что деньги отдали на покупку сотового телефона. Мое мнение было такое - чтобы бороться с чужим враньем, мы сами не должны врать ни в одной мелочи, а для состава ст. 228 УК РФ одного намерения купить героин, без наличия такового, будет маловато. Так что, решили «резать» голую правду, а наши оппоненты пусть врут, и посмотрим чья возьмет.

Допрошенный Б., с чистой совестью, косвенно подтвердил показания Кристины и пояснил, что Д. в обозначенный день он в глаза не видел и денег у него и компании не брал. Д. действительно звонил ему на сотовый, но в указываемое Д. время Б. был у своих знакомых- мужа с женой, которые могут это подтвердить.Указанные Б. свидетели, действительно, подтверждали его показания. Кристина на очной ставке с Д., холодной, нерушимой скалой, стояла на своих показаниях.

В общем, на начальной стадии следствия ч. 2 ст. 162 УК РФ для нас вырисовывалась в полном объеме, и позиция обвинения выглядела крепко и грозно. Нам же предлагалось поднять руки и смириться с «доказанными» фактами.

Тактика защиты на следствии

«Потерпевшие» были уверенны. что легко можно выдвигать лживую версию события и, что эта версия также легко будет удержана. Они представления не имели, что каждая мелочь имеет огромное значение и, что если против них начнет работать специалист, много лет занимающийся изучением мелочей, то их позиция также легко может и разрушиться.

Нашу стратегию я видел в следующем:

• абсолютно не врать самим (пусть даже кажется, что в ущерб себе);
• ситуацию проработать до мелочей (детальный анализ действий всех фигурантов);
• на этих «мелочах» «ловить» «потерпевших».

Причем, первоначальные показания, которые мы дали, ни на запятую не изменились до самого завершения дела.

Главное, нам нужно было доказать, что Б. и Кристина, действительно, в обозначенное время были с Д. в подъезде дома. Это могли подтвердить трое товарищей Д., бывших тогда с ним, но вот незадача, — они, узнав, что Д. арестовали, своей очереди дожидаться не стали и подались в бега.

Показания Д. могли подтвердить жильцы подъезда, в котором компания торчала около 3-х часов, она не могла остаться незамеченной. Д. описал мне дом, подъезд. Ну и я, жаждая поскорей добиться справедливости, провел поквартирный обход жильцов подъезда. Как ни странно, но оказалось, что никто эту теплую компанию не видел. (Впоследствии оказалось, что Д. ошибся с номером подъезда). А у меня возникали сомнения насчет правдивости рассказа Д.

Я нашел возможность выйти на парня, подтверждавшего «алиби» Б., так как Д., оказывается, тоже был с ним знаком. Я смог вытащить его на разговор. Парню я обрисовал последствия данных им показаний и то, что Д. из-за этого может получить по разбою лет, этак, семь. Парень сказал, что он не знал о последствиях своих показаний, что Б., по дружбе, уговорил его так сказать, объяснив, что плохо от этого никому не будет. В общем, парень согласился изменить показания, рассказав правду. Я объяснил, что за дачу первоначально ложных показаний при последующей даче правдивых, проблем с законом у него не будет.

Чтобы у следователя не возникло желание послать уже нашего свидетеля подальше, мы написали заявление о желании изменить показания в двух экземплярах, чтобы на одном следователь расписалась в получении, если же, говорю, откажется подписывать, подадите заявление через канцелярию. Следователь, конечно, не обрадовалась этому заявлению, но вынуждена была передопросить этого свидетеля и его жену. Таким образом, мы создали маленькую брешь в обороне неприятеля.

Я давно уже обратил внимание на такую вещь,- если осознаёшь свою правоту, руки не опускаешь и, целенаправленно, продолжаешь делать свое дело, то ситуация, в большинстве случаев, потихоньку, начинает складываться в нашу пользу, а бывает, что и не потихоньку!

Солнечной улыбкой в ненастный день судьба подкинула нам сильный козырь, — нашего главного врага — Б. «закрыли» в СИЗО за грабеж. Д. по каким-то своим каналам первым узнал об этом и, не скрывая своей радости, сообщил об этом мне. СИЗО характерно тем, что истинные обстоятельства дел для «сидельцев» открываются очень быстро и подробно, громоздкая процедура суда им для этого не нужна. Ну и деятельность Б. в отношении своего хорошего знакомого Д. без внимания не осталась. Я так думаю, что Б. подробно объяснили- «что такое хорошо и что такое плохо», потому, что он вдруг, самозабвенно, начал заваливать через канцелярию СИЗО нашего следователя заявлениями о том, что ранее он давал лживые показания и жаждет рассказать правду.

В конце концов следователь допрашивает Б. и получает еще одно доказательство правдивости показаний моего подзащитного. Я разрабатывал другие варианты вывода Б. «на чистую воду», но если удача сопутствует нам, облегчая борьбу, то этому можно только порадоваться.

Уже под давлением новых обстоятельств, на очной ставке со своим сожителем Кристина вынуждена менять показания и соглашаться с тем, что Б., действительно, взял деньги на покупку наркотиков у Д. и его товарищей, оставив ее, как гарант, в подъезде дома и, что сумка ее была украдена неизвестными в этом подъезде. Правда угрозу пистолетом она оставила, но теперь уже говорила, что оружием ей угрожали на улице, по пути к ее дому.Ценность показаний потерпевшей начала заметно падать.

Следствие стало впадать в прострацию, поэтому для спасения ситуации дело было передано более опытным коллегам в СЧ (следственную часть) УВД области. Следователь СЧ первым делом направил в СИЗО запрос о том — не вызывал ли я Б. для беседы и не моих ли это рук дело — резкая смена показаний Б., но, увы, он должен был разочароваться. Для себя я давно уже сложил впечатление о Б. и разговаривать с ним не стал бы никогда. Уже в СИЗО, задержанным за другое преступление, был обнаружен следствием один из товарищей Д. по этому делу, он был осторожно допрошен лишь свидетелем и, разумеется, полностью подтвердил показания Д. Полная честность наших показаний давала свои плоды! (Кстати, его в СИЗО после этого я навестил)

По сути, против нас оставались лишь показания Кристины, уже измененные после уличения во лжи. Суд же продолжал продлять содержание Д. под стражей, несмотря на серьезную пробуксовку обвинения и наши горячие возражения, подкрепленные кассационными жалобами. СЧ УВД области, умея видеть перспективу, сама дело в суд направлять не рискнула, вернув его в РУВД. А РУВД все также по обвинению Д. по ст.162 ч.2 УК РФ, упрямо, отправило дело в суд. (Пускай там сами разбираются)

Суд (анализ внутренних мотивов)

Перед началом суда мне удалось, наконец, найти и побеседовать еще с двумя товарищами Д., бывших с ним в тот злополучный день. Я объяснил им, что они нужны мне в суде как свидетели, что если мы не докажем, что в действиях Д. нет разбоя, то и их самих впоследствии привлекут за разбой. Конечно, без особого энтузиазма, но они согласились и в суде были допрошены оба. Третий парень из компании находился в СИЗО, как я указывал, по другому делу, поэтому с его доставкой в суд и допросом проблем не было. Таким образом, мы собрали максимально возможное количество показаний, опровергающих показания Кристины.

После первого судебного дня по делу, судья предложил мне и обвинителю провести кулуарную беседу. Это был хороший знак. Умные судьи, видя слабость обвинения, выясняют для себя позиции сторон и ищут «золотую середину».  … прокуратура здесь видела грабеж, я видел оправдательный приговор, а судья — самоуправство ( ч. 1 ст. 330 УК РФ).

Я же не видел здесь самоуправства потому, что, во-первых: по документам хозяйкой этого злосчастного телевизора была не Кристина, а ее тетка, оформившая на себя кредит по нему и, по документам, выплачивавшая деньги. Следовательно, эта тетка и должна быть признана по делу потерпевшей, так как именно ей причинен ущерб, а никак не Кристина, ну а раз это не сделано, то и разговаривать не о чем; аво-вторых: кто сказал, что телевизор у Кристины забрали самоуправно? Кристина? А разве можно ей верить?Но, это были мои амбиции, и я должен был принять во внимание, что судья, при большом желании, может «подтянуть» здесь разбой или грабеж, так как показания Кристины хоть и изменялись в процессе следствия, но на разбой, вполне, могли потянуть, а внутреннее убеждение суда по поводу оценки доказательств — дело очень темное. К тому же, мы знаем, что от нашего правосудия можно ожидать всего…, и доказывай потом в кассации — есть тут разбой или нет. Моему же подзащитному, вообще, не нужен был никакой оправдательный приговор, он хотел лишь поскорее выйти на свободу. И я должен был все это учитывать.

Судья же должен был принять во внимание, что по не устроившему меня приговору, я могу подать серьезную и аргументированную жалобу, благо оснований для этого — хоть отбавляй, и побороться во второй инстанции, вообще, за оправдательный приговор. Ну а прокуратуре было главное поскорей сбросить с плеч это дело, вдруг ставшее таким неприятным, и не умудриться получить по нему оправдание.

Поэтому, чтобы нервы друг другу не мотать мы заключили джентльменское соглашение: если Д. будет осужден не за разбой, а за самоуправство по ч. 1 ст. 330 УК РФ, предусматривавшей максимальное наказание — арест до шести месяцев (а Д. отсидел уже семь), то мы не жалуемся. Такая развязка, в принципе, устраивала всех, в особенности моего подзащитного, который близко познакомившись со всей непреклонностью «системы», взявшей его в оборот, настраивался уже на длительное лишение свободы.

Кристина же совсем не желала присутствовать в суде, поэтому, аж за два месяца до судебного разбирательства, вообще, уехала из города.Ну а мы с большим удовольствием согласились огласить все ее показания, чтобы «порадовать» слух судьи и прокурора разительными противоречиями между ее первоначальными и заключительными показаниями. Суд признал, что доказательств для разбоя нет, что опираться на показания потерпевшей, которая добросовестно меняла их при возникновении новых доказательств, нельзя. В основу приговора были положены показания Д., выстоявшие в семимесячных испытаниях.

P.S.  В этом деле суд, в общем, оказался лишь формальным этапом, — весь главный объем невидимой работы защиты был сделан на стадии предварительного следствия.