В начале марта 1953-го, в шесть утра на лесопилке в селе Ильинка загудел гудок.
Вроде, ничего особенного. Он и раньше гудел три раза в день, вместо часов. А тут как завыл, так без передыху целые сутки не умолкал.
Это по команде начальства кочегар застопорил рычаг в рабочем положении…
Оказалось, не стало Усатого Отца Народов…
Теперь, когда вижу кинохронику того события, да рассказы слышу о том, как «весь народ» плакал от горя, дескать, -Как же мы теперь без него?!, мне вспоминается следующая «картинка в моём букваре».
…Тогда мне было пять с небольшим лет, и хотя в школу ещё не ходил, но читать уже умел, и с любопытством листал учебник истории, тайком взятый у старшего брата. Откуда хорошо знал по большим портретам вождей – во всю страницу! кто такие Фрунзе, Сталин, Ворошилов, Чапаев…
И вот, под осипший гудок в нашей избе собрались деревенские бабы. Одни – вдовы тех, о ком великий Расул сказал: «с кровавых не пришедшие полей»; другие – жены ни за что репрессированных крестьян… В их числе был и Алексей – первый муж моей матери, о чём она так рассказывала.
…Сидели колхозники на полевом стане, дымили самосадом и грелись на солнышке, поскольку сеять было нельзя. Ночью ударил мороз, и лужицы в прогалинах схватились корочкой льда. Какая тут посевная! Но об этом ничего знать не хотел уполномоченный из райкома, одетый в красные «реворлюционные» шаровары, прискакавший на стан верхом на лошади.
-Почему не сеете? Так-растак! – грозно вопросил прискакавший.
–А кто ты такой? –прищурился один из бородачей, сидевших на брёвнышке.
–Я – уполномоченный!
И с этими словами райкомовский гонец резво спрыгнул с лошади, но поскользнулся и рухнул прямо в лужу, проломив тоненький ледок.
–Оно и верно, — подытожил бородач – упал и намоченный! И все засмеялись…
А, может, и не все, да только ночью из района прибыл «черный воронок» и всех пятнадцать мужиков загребли «с концами». Так никто и не вернулся домой…
Только в 1963-м маме пришла четвертушка бумаги из Верховного Суда СССР, в которой говорилось: «Ваш муж (имярек) реабилитирован посмертно…»
Ни тебе причины смерти, ни места захоронения, ни за что был осужден…
Но эта судебная весть пришла десять лет спустя, а пока что вдоль по-над заснеженной рекой Кан тягуче разливался тоскливый гудок лесопилки.
В мою детскую память врезалась початая бутылка «плодово-выгодного» на столе, и как эти бабы плакали, а я глазел на них, лёжа на печи.
Только они утирали совсем другие слёзы, приговаривая: -Слава Богу, подох Людоед!..