Преступление без наказания. Из следственной практики.

А вправе ли следователь укрыть преступление?
Вопрос отнюдь не риторический!
Нет, я не о том, чтобы помочь «выкрутиться» рафинированному злодею, уйти от заслуженного наказания. А когда и если раскрытие преступления для виновного становится моментом полного раскаяния в содеянном, и мигом горькой расплаты, невыносимым стыдом и нравственной мукой, когда дальнейшая судебная процедура просто излишня, а то и вредна.
Ведь даже справедливое наказание воспринимается человеком без особой охоты, но чрезмерное воспринимается как явная несправедливость, и способно лишь ожесточить его. Ну, кто и по каким критериям определил, сколько нужно «отсидеть» человеку, чтобы исправиться, искупить свою вину?

…Выехал я однажды в составе следственно-оперативной группы по сообщению из детского отделения больницы, где у одной из санитарок пропали деньги – вся её небольшая зарплата. Входим в приёмный покой, а там – гвалт, ссора…
Это две молодые санитарки – одна из них и обнаружила пропажу денег у себя, набросились с руганью на третью, пожилую санитарку, заподозрив её в краже. Обе стороны, что называется, не выбирали парламентских выражений, откуда становилось понятным, что это не первый их скандал и подобная стычка.
А между тем, в затянувшихся конфликтах, случается, специально инсценируют кражи, лишь бы опорочить противную сторону…
Каморка санитарок располагалась рядом с холлом для посетителей. На подоконнике, на виду, стояла хозяйственная сумка. Потерпевшая, наверное, в десятый раз перетряхивала её, но увы – деньги оттуда не вываливались… Хотя и положены были туда при всех, — товарки пострадавшей, в том числе и пожилая, подтверждали это.
Как водится, в помещение набилось всякого постороннего народу, поглазеть- послушать, и я попросил оперативника с участковым выяснить, кто здесь лишний и выпроводить.
Пока доставал из «дипломата» бланки протоколов, краем уха услышал разговор капитана Ситникова с одним молодым мужчиной:
-Вы давно здесь?
-Да я только что подошёл, после вас… За женой с ребёнком приехал, выписываются…
Что-то, не пойму, насторожило меня в ответе этого парня. Сам тон ответа, что ли? Чувствовалась какая-то скованность в его словах, настороженность и напряжение.
-Если ждёте жену с ребёнком, пройдите в угол, сядьте там, не мешайте работать! – распорядился Ситников.
За оформлением документов я незаметно поглядывал на того парня. Определённо, не нравился мне он! Точнее, не сам он, а его деланное, показное безразличие к происходящему. Хотя он изредка тайком, исподлобья, постреливал глазами в нашу сторону. Рядовой зевака не стал бы скрывать своего интереса к происходящему. Что-то здесь было не так!
Подозвав участкового, я попросил его:
-Поговори-ка с ним на отвлечённую тему. Мол, кто такой, откуда, ну, да ты и сам знаешь, а я понаблюдаю со стороны.
М-да! Скрываемое волнение явно сквозило в ответах парня. Руки его нервно мяли шапку… Умные головы называют это вазомоторными реакциями.
А в разговоре с участковым парень уже и сохнущие губы стал облизывать, ладони то и дело вытирал о штаны, да и лоб и подглазья заблестели испариной… Это уже называется вегетатикой… Наряду с вазомоторами следователь должен улавливать и читать эти непроизвольные реакции организма.
…Как бы это попроще объяснить? Вот, к примеру, подходит к старому шоферюге молодой салага, вчерашний выпускник автошколы и канючит:
-Максимыч! Глянь-ка, что-то мой движок барахлит!
-Не хватало мне ещё грязь твою подкапотную нюхать, — презрительно цедит Максимыч.
-Ну пожалуйста, – продолжает скулить молодой, -«пузырь» с меня!..
-Ладно, — снисходит Максимыч к просителю, -Заводи, так и быть, послушаю…
И, не сходя с места, старый ас российского бездорожья выдаёт на слух полный диагноз неисправностей: -Трамблёр барахлит… Свечи прочисти, а лучше – поменяй… Одно слово – Профессионал!
…Рядовая и вполне правдоподобная ситуация. Вот и на следственной работе точно так. Когда с десяток лет ежедневно, наряду с правдой выслушиваешь чью-то ложь, анализируешь и сопоставляешь это, поневоле обостряется чутьё на это. Просто, нутром чувствуешь, что человек врёт, и всё.
Вегетатику, в отличие от вазомоторов, почти невозможно контролировать. Помните, как у Камо зрачки непроизвольно сужались от боли, хотя внешне он оставался невозмутимо-бесчувственным.
Ага, думаю! Тут уже почто тепло, и сам подошёл к парню, стали беседовать.

Еще до того, по валенкам и телогрейке подумалось, что парень этот заявился в больницу прямо с работы. Так оно и оказалось. Живут с женой и тремя детьми в посёлке железнодорожников, родителей нет – помочь некому. Начальник поехал в город на машине, и прихватил его с собой, чтобы заодно забрать его жену с ребёнком из больницы.
-Звонил ей, или как? –спрашиваю.
-Да нет, -отвечает, -От нас не дозвонишься…
-А откуда тогда тебе известно, что они именно сегодня выписываются, если ты только что сейчас подошёл? А при нас ты ведь никого не спрашивал из персонала про свою жену, верно?
Бедный парень! Я и сам не ожидал, что невинные проверочные вопросы будут иметь такие последствия. Его, буквально, в краску всего бросило, аж пятнами покрылся, а пот так прямо крупным бисером заотсвечивал на лице.
Вижу, парень почти созрел, пора идти ва-банк!

Ох, и не простая это задача в подобных ситуациях… Человек ведь может из-за множества причин волноваться. Может, болен, в конце-концов, — температура у него! Или просто стеснителен до неприличия, как девица-краса на выданье. Мнительные очень часто попадаются. Как тут, не имея никаких доказательств, — интуицию к делу не пришьёшь! – заявить человеку, что он – вор? А, вдруг, не он? Что тогда? Смертельно обидеть человека можно. В самом прямом смысле (о чём я поведал в документальном рассказе «Сорок тысяч на подоконнике»).
А парень, совсем уж спёртым голосом выдавливает:
-Не брал я никаких денег…
Ну, мыслю, самое время, уже – горячо! 
-Постой-постой! А разве тебе кто-нибудь говорил, что ты взял деньги? Что, на воре шапка горит?
Тут уж, напуская на себя строгость, начинаю «давить» ему на психику:
-Если ещё раз скажешь, что не брал деньги, в КПЗ пойдёшь! О семье-то подумал?
Подзываю пострадавшую.
-Если деньги вернёт, заберёте заявление?
-Конечно заберу, конечно! По судам ещё не таскалась! – радостно воскликнула встрёпанная санитарка.
-Слышал? – это я – тому парню.
Сверлю его взглядом, А он сник, глаза – в пол… Чувствую, колеблется, бедолага, и борьба нешутейная в его душе происходит…
Смягчаясь, меняю тон:
-Признайся, заглядывал сюда до нашего приезда?
Молчит… Потом еле слышно: -Да… С полчаса назад…
-Говорил с кем-нибудь из персонала насчёт жены?
Помолчал, и снова еле слышным шёпотом: -Нет… Я больную посылал узнать, она и сказала, что мои выписываются…
-А в «кондейке» у санитарок в это время как раз никого не было, так?
-Да…
Тут уж, как говорится, надо брать на абордаж.
-Где деньги? Верни! Отдашь – поедешь с женой и сыном домой, а нет…

Повисшая пауза, казалось, никогда не кончится. В наш угол сошлись все, кто был в холле, наблюдая за нелёгким психологическим поединком.
Наконец, парень, совсем уже сгорбившись, …из-за отворота своих валенок достал злополучные купюры…
-Мои! -обрадовалась санитарка, -Три десятки и две четвертные! И бумажка, в чём были завёрнуты, вот – бланк рецепта!
Лицо парня стало прямо-таки пунцовым. Однако испытания его на этом не закончились. К нему подскочила та, пожилая санитарка, на которую вначале пало подозрение. Я уж хотел-было придержать её, думаю, набросится на него с кулаками за свой позор, или исцарапает, а его и так вот-вот «кондрашка хватит»…
Но старушка… рухнула перед парнем на колени:
-Спасибо тебе, сынок, что снял с меня грех! Дай Бог тебе здоровья!
Не выдержав, она тут же разрыдалась…
Потрясённый, он вскочил с кушетки, воспалённо озирнулся. Но, наткнувшись на игольчатые взгляды обступившие его людей, опять уронил голову и из его глаз тоже брызнули слёзы. Слёзы великого облегчения!…
Да и многие из присутствующих тоже почему-то зашмыгали носами…
Собранный материал…, а не было никакого материала! Не стали мы ничего регистрировать, отпустили того парня восвояси. Вряд ли после такого пережитого стыда, а он воистину был очищающим, он когда-либо отважится на нечто подобное.
Вот я и спрашиваю ещё раз, а вправе ли следователь укрыть преступление?