Найти юриста / адвоката / эксперта
В XIX в. на новый уровень поднимается систематизация отечественного законодательства: в 1830 г. издается Полное собрание законов Российской империи, в 1832 г. — Свод законов Российской империи. Том XV Свода законов, посвященный уголовным законам, включил как Соборное уложение 1649 г., так и Воинский устав Петра I. Но эти законы уже не соответствовали духу просвещенного XIX в.
Особая заслуга в гуманизации уголовного права постпетровского периода принадлежит Екатерине II. Прежде всего, это характеризуется обращением в знаменитом екатерининском Наказе к гуманистическим воззрениям французских просветителей и передовых правоведов (Вольтера, Руссо, Монтескье и др.). Русскоязычные издания европейской философской и юридической литературы и законов способствовали изменению взглядов отечественных правоведов на цели и задачи уголовного права, в том числе, на справедливое соотношение тяжести преступления и меры наказания (уголовно-правового воздействия) за него. В XIX веке происходит подъем в развитии отечественной теории преступления и наказания в ее доктринальном понимании.
Со временем квалифицирующие и привилегирующие признаки все чаще используются в уголовном законодательстве XIX в. В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных от 15 августа 1845 г., по подсчетам, Т.А. Лесниевски-Костаревой, 737 из 2023 статей Особенной части содержат квалифицирующие и привилегирующие признаки (36,43%), доля квалифицированных и привилегированных составов также достаточно велика — 1282 из 3419 (37,49%). [1]
С течением времени в Уложение вносились изменения. В результате к 1885 г. доля статей, содержащих рассматриваемые признаки, уменьшилась с 737 до 446, а число квалифицирующих и привилегирующих признаков с 1282 до 797. Но такое абсолютное уменьшение числа квалифицированных и привилегированных составов не повлекло уменьшения их доли в числе всех составов, так как параллельно изменились и основные составы. За следующие 30 лет действия Уложения (с 1886 г. по 1 июня 1916 г.) изменились 49,05% статей, но доля квалифицированных и привилегированных составов осталась стабильной.
Более того, в Уголовном уложении 22 марта 1903 г. число квалифицированных и привилегированных составов возросло до 46,75% (512 из 1095), равно как и доля статей, содержащих специальные признаки, до 42,15% (253 из 612). А в статьях Уложения 1903 г., введенных в действие на 1 июня 1916 г., доля рассматриваемых составов еще больше — 53,76%, статей с указанными признаками — 59,49%.
Изложенное выше приводит к выводу: квалифицирующие и привилегирующие признаки все более широко используются в отечественном уголовном законодательстве. В XIX в. получает развитие институт освобождения от наказания в виде норм о давности, деятельном раскаянии, примирении виновного с потерпевшим. Совершенствуется законодательная техника конструирования квалифицирующих и привилегирующих признаков. Законодатель все удачнее компонует квалифицированные и привилегированные составы преступлений.
Если на 15 декабря 1885 г. утратили силу 834 статьи Уложения, введены в действие 223 статьи и изменена редакция 762 статей. Неизменными остались лишь 42 статьи, действовавшие с 1845 г., или 20,92%.
Подсчет произведен по Своду законов уголовных. Часть первая.
Уложение о наказаниях уголовных и исправительных (Спб., 1885). [2]
В законодательстве Древней Руси до половины квалифицирующих и привилегирующих признаков, как правило, закреплялось в санкциях статей. В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. таких случаев насчитывается 36,9% (473 случая). В Уложении редакции 1885 г. — уже 29,6% и в Уголовном уложении 1903 г. — лишь 13%. Такая тенденция, по мнению Т.А. Лесниевски – Костаревой, прослеживается вплоть до УК 1996 г., в котором такие признаки в санкции уже не встречаются.
Если в законах квалифицированные составы описывались обычно в отдельных статьях, позже, как правило, в одной части статьи уголовного закона вместе с основным составом, то для Уложения о наказаниях (и в еще большей степени — для Уголовного уложения) характерна иная конструкция. Как правило, квалифицированные составы регламентируются в той же статье закона, где и основной состав, но в отдельной ее части, что более логично и облегчает восстановление всех признаков специального состава правоприменителем.
Среди законодательных конструкций в Уложении о наказаниях наиболее распространены такие, когда законодатель при изложении квалифицированного и привилегированного составов называет сначала вид преступления (168 случаев), либо частично описывает его объективную сторону (202), либо ссылается на статью или часть статьи, где описан основной состав (217), а затем указывает на квалифицирующий признак.
Реже (в 61 квалифицированном составе) указывается сначала квалифицирующий признак, затем одним из трех отмеченных выше способов — основной состав. В других случаях упоминается только квалифицирующий или привилегирующий признак. Как нам представляется, классическим образцом построения основного, квалифицированного и особо квалифицированного составов преступлений служат, например, ст. 320, 322 Уложения о наказаниях, где квалифицированные составы размещены в частях второй и третьей статьи, в их диспозициях, начинающихся словами: «если же преступление», «когда же он при сем». Подобные формулировки удачны, ясны и кратки.
Подчеркнем, что в Уложении 1903 г. конструкции по образцу «если сие совершено» или «если преступление совершено» получили большое распространение.
Уголовное уложение 1903 г. отличалось от предшествующих более удачными законодательными конструкциями и терминологией, использованными при формулировании квалифицированных и привилегированных составов преступлений. Редакционная комиссия при подготовке проекта Уложения особое внимание уделяла систематическому изложению материала, облегчающему усвоение отдельных постановлений, стремясь к полноте, краткости и ясности определений, точности терминологии. Например, в объяснениях к проекту Уголовного уложения подчеркивалось значение систематичного изложения квалифицирующих обстоятельств в новом уголовном законодательстве, критиковались недостатки в этой области Уложения о наказаниях. [3]
Безусловно, на улучшение системы и редакции отдельных квалифицирующих признаков оказали влияние и наука уголовного права, и судебная практика, сформулировавшая, например, такое требование к терминам, как одинаковое их значение во всех случаях употребления в законе. [4] При анализе квалифицирующих и привилегирующих признаков по видам напрашиваются следующие выводы: соотношение квалифицирующих и привилегирующих признаков выглядит достаточно стабильным на протяжении более чем полувека. В Уложении 1845 г. доля привилегирующих признаков составляет 15,13% (194), в Уложении редакции 1885 г. — 12,79% (102), в Уложении 1903 г. — 11,32% (53).
Действующий уголовный закон также отдает предпочтение квалифицирующим признакам, несмотря на то, что возможность дифференциации уголовной ответственности резко повышается при широком использовании обоих видов признаков. Заслуживает внимания закрепление в законе в качестве привилегирующих ряда признаков, например, деятельного раскаяния в виде возмещения растраченной суммы (ч. 1 и 2 ст. 383 Уложения о наказаниях).
Во-вторых, большинство квалифицирующих признаков характеризует объективную сторону состава преступления. В Уложении 1845 г. их доля достигала 76,67% (983 из 1282) и впоследствии менялась незначительно: 72,29% в Уложении 1885 г. и 71,11% в Уложении 1903 г.
Многие из этой категории признаков близки существующим в современном законодательстве, среди них в Уложении 1845 г. встречаются характеризующие: виды повторности (упомянуты 531 раз), место и время (95 и 32), преступные последствия (64), насилие (28), важные и особо важные случаи (18), группу лиц, толпу (16), добровольный отказ, явку с повинной и деятельное раскаяние (20). Разумеется, ряд признаков специфичен и не воспринят современным уголовным законом, что в основном объясняется особенностями отдельных видов преступлений (например, преступления против веры, запрещенные дуэли и пр.). В некоторых случаях причиной исключения из закона квалифицирующих признаков послужила крайняя расплывчатость, неясность самих формулировок.
Например, в ч. 2. ст. 448 Уложения 1845 г. было предусмотрено смягчение наказания за такое должностное преступление, как «неполнота и неверность дела» по причине «каких-либо особенных, могущих до некоторой степени служить извинением обстоятельств». В современном законодательстве уже не встречаются столь аморфные формулировки.
Сам термин «состав преступления» в доктрину уголовного права, по замечанию В. Спасовича, ввел итальянский криминалист Farinacius (Фаринаций) в известном сочинении «Variae quastiones et communes opinions» в 1591 г. [5] По мнению Н.Ф. Кузнецовой, первоначально он имел процессуальное значение и лишь в конце XVIII века, по причине формирования кодифицированных уголовных законов был внесен в материальное уголовное право, [6] тождественное понятие совокупности существенных признаков преступления.
Учение о составе преступления в России до революции 1917 г. в науке уголовного права не возникло. Но сам термин уже встречался в работах Н.С. Таганцева, А.Ф. Сергеевского, А.Ф. Кистяковского, С.В. Познышева и др. видных криминалистов.
Всплеск в концептуальном развитии учения о составе преступления происходит в советский период, начиная с двадцатых годов прошлого века. Большинство советских ученых примерно к середине пятидесятых годов XX века приходят к выводу, что состав преступления – это «совокупность установленных уголовным законом признаков, характеризующих определенное общественно опасное деяние в качестве преступления». [7] Указанное мнение разделили А.Н. Трайнин, В.Н. Кудрявцев, А.А. Пионтковский и многие другие ученые-криминалисты. [8]
Современные определения состава преступления схожи с приведенной выше формулировкой и также констатируют, что состав преступления представляет собой совокупность объективных и субъективных признаков, предусмотренных уголовным законом и характеризующих общественно опасное деяние как преступление». [9]
В первых законах и декретах после Октябрьской революции дифференциация уголовной ответственности, а, следовательно, наличие квалифицированных и привилегированных составов весьма условно. Категории преступлений и санкции определяются общими фразами.
Так, в п. 11 Декрета СНК от 11 апреля 1918 г. «Об организации управления почтово-телеграфным делом» указано: «В случае явного саботажа со стороны почтово-телеграфных чиновников местные Советы рабочих и крестьянских депутатов уполномочиваются принимать самые решительные и беспощадные меры подавления». [10]
В п. 1 Инструкции НКЮ от 19 ноября 1917 г. «О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний» перечислялись уголовные дела, подсудные трибуналу (составы преступлений), а в п. 2 — виды наказаний, налагаемых трибуналом. Конкретному составу преступления не соответствовали определенные санкции.
Суд был вправе за любое из указанных преступлений наложить наказание от штрафа до объявления врагом народа или лишения свободы. В абз. 2 п. 2 Инструкции предписывалось: «Меру наказания революционный трибунал устанавливает, руководствуясь обстоятельствами дела и велениями революционной совести"[11]. В Положении о революционных военных трибуналах, утвержденном Декретом ВЦИК от 20 ноября 1919 г., предписывалось: «Революционным военным трибуналам предоставляется ничем не ограниченное право в определении меры репрессии». [12]
Аналогичное положение содержалось в Приказе Реввоенсовета Республики от 4 мая 1920 г. [13] В п. 27 того же Приказа указывалось, трибунал выносит приговоры, руководствуясь исключительно оценкой обстоятельств дела и интересами пролетарской революции. [14]
О дифференциации уголовной ответственности, в частности, посредством квалифицирующих и привилегирующих признаков в первых послереволюционных декретах вопрос не ставился и, по существу, ставиться не мог. Революционный террор не различал часто ни категорий, ни видов преступлений. Наказание в высшей мере было нередким решением: «Пока мы не применим террора — расстрел на месте — к спекулянтам, ничего не выйдет, с грабителями надо также поступать решительно — расстреливать на месте». [15] В Уголовных кодексах РСФСР 1922 и 1926 гг. квалифицирующие и привилегирующие признаки используются, но их криминологическая обоснованность, так и техника законодательной регламентации далеки от совершенства. [16]
Полагаем, причины такого положения кроются отчасти в теоретических взглядах на наказание (а точнее — на меры социальной защиты) в социологической школе уголовного права, которая была популярна в первые годы советской власти. Но основная причина видится в ином — в общем нигилистическом отношении к опыту российского дореволюционного правотворчества.
В частности, уже в Руководящих началах по уголовному праву РСФСР 1919 г. указывалось, что пролетариат должен «буржуазные кодексы прежней эпохи сдать в архив истории. Без особых правил, без кодексов вооруженный народ справлялся и справляется со своими угнетателями». [17]
Проекты Уголовного кодекса 1922 г., заимствовавшие опыт Уголовного уложения 1903 г. (например, проект левых эсеров), отвергались как контрреволюционные, [18] зараженные формально-догматическим подходом и «пресловутой буржуазной теорией правового государства». [19] Это и неудивительно, если учесть, что в основном законы писались «профессиональными революционерами, а не представителями академической правовой науки»[20], т. е. людьми, не имевшими ни специального юридического образования, ни опыта законотворческой работы.
О точной градации, дифференциации наказания было нелепо и говорить, когда ставилось под сомнение само основание уголовной ответственности (меры социальной защиты могли применяться вне зависимости от совершения преступления, как к самому виновному, так и к членам его семьи и т. д.). Названные факторы, естественно, сказались на масштабе и качестве дифференциации уголовного наказания с помощью квалифицирующих и привилегирующих признаков.
В УК РСФСР 1922 г. доля составов с такими признаками, по подсчетам Л. Л. Кругликова, составила лишь 29% от всех составов преступлений. Она значительно уменьшилась в сравнении с Уголовным уложением (42%) и Уложением о наказаниях (36%). В УК 1926 г. прослеживается более широкое использование рассматриваемых признаков (33%) всех составов преступлений, в УК 1960 г. они встречаются почти в половине составов, а в УК РФ 1996 г. — более чем в половине составов преступлений.
Ниже приведена таблица, показывающая удельный вес статей, содержащих квалифицированные и привилегированные составы, в числе всех статей отечественных уголовных законов.
Таблица 1
№п/п
Уголовный закон
Удельный
вес квалифи-
цированных
и привиле-
гированных
составов преступлений
Удельный
вес квалифи-
цированных
составов
Удельный
вес привиле-
гированных
составов
1
Артикул воинский 1715 г.
31% (65 из 209 артикулов)
11
20
2
Уложение о наказаниях 1845 г.
36 %(1282 из 3419 составов)
3
Уголовное уложение 1903 г.
46 %(512 из 1095 составов)
4
Уголовное уложение, введенное в действие на 01.06.1916 г.
60 %(657 из 1095 составов)
5
УК РСФСР 1922 г.
29% (112 из 373 составов)
6
УК РСФСР 1926 г.
33% (131 из 397 составов)
7
УК РСФСР 1960 г. (на 01.01. 1992г.)
48% (255 из 518 составов).
8
УК РФ 1996 г. на 25.01. 2013 г.
65% (427 из 617 составов)
УК РСФСР 1922 г., по данным Л Л. Кругликова, содержал 76 видов квалифицирующих и привилегирующих признаков состава преступления. Более половины из них характеризовали объективную сторону преступления.
По подсчетам Т.А. Лесниевски-Костаревой, по сравнению с дореволюционным законодательством значительно (почти в три раза) увеличилась доля признаков, характеризующих субъект преступления; аналогично обстояло дело с квалифицирующими обстоятельствами, относящимися к объекту преступления (их доля увеличилась в два раза).
Доля признаков, характеризующих субъективную сторону состава, осталась стабильной.
В УК РСФСР 1926 г. Л. Л. Кругликов насчитывает 79 видов квалифицирующих признаков. Их распределение по сторонам состава преступления в сравнении с УК РСФСР 1922 г. не изменилось.
Что касается спектра квалифицирующих и привилегирующих признаков первого Уголовного кодекса, то необходимо отметить, что, несмотря на отрицательное отношение к опыту дореволюционного законодательства, все же прослеживается довольно значительное влияние последнего на советский уголовный закон.
Например, ряд квалифицирующих и привилегирующих признаков умышленного убийства по УК РСФСР 1922 г. имеет аналоги в Уголовном уложении. К ним относятся: убийство из корысти; способом, опасным для жизни многих людей; способом, особо мучительным для убитого; в состоянии сильного душевного волнения; по настоянию убитого; с превышением пределов необходимой обороны. Признак «с целью облегчить или скрыть другое тяжкое преступление» близок к имевшемуся в Уложении о наказаниях — «для иного преступления».
Появившийся в УК 1926 г. квалифицирующий признак кражи «на вокзалах, пристанях, пароходах, в вагонах и гостиницах» тождествен квалифицирующим признакам «дорожной» кражи, известным Уложению о наказаниях 1845 г.
Кстати, в ряде случаев заимствовались не лучшие из известных дореволюционному уголовному праву формулировок. Видимо, выбор мог бы быть более удачным, если бы советский законодатель обратился, например, к развернувшейся при подготовке Уголовного уложения 1903 г. дискуссии о квалифицирующих признаках убийства. В частности, в советский период была использована формулировка «с целью облегчить или скрыть другое тяжкое преступление». Между тем еще Уложение о наказаниях предусматривало повышение ответственности за убийство «для иного преступления».
По нашему мнению, убийство с целью скрыть нетяжкое преступление не менее опасно, чем убийство с целью скрыть тяжкое преступление. Разумеется, в уголовном законодательстве советского периода появились и новые, не известные ранее российскому праву, квалифицирующие признаки.
Например, в составе кражи (ст. 180 УК РСФСР 1922 г.): с применением технических средств, в виде профессиональной деятельности, в особо крупных размерах, систематически, должностным лицом. В 1924 г. был выделен состав преступления мелкая фабрично-заводская кража. УК РСФСР 1926 г. предусматривал такие не известные ранее квалифицирующие признаки, как вследствие нужды и безработицы, из государственных и общественных хранилищ и мест общественного пользования, во время общественного бедствия, лицом, имеющим специальный доступ к имуществу.
Обращает внимание то, что квалифицирующие признаки умышленного убийства в УК РСФСР 1922 г. и УК РСФСР 1926 г. абсолютно идентичны. И лишь в 1934 г. в УК 1926 г. был внесен новый признак, убийство, совершенное военнослужащим при особо отягчающих обстоятельствах. [21] В целом более половины квалифицирующих и привилегирующих признаков, встречающихся в УК 1922 г., без изменения или с некоторыми редакционными изменениями были восприняты УК 1926 г., а затем УК 1960 г.
На законодательной технике закрепления квалифицирующих и привилегирующих признаков в первых двух советских Уголовных кодексах сказался и позитивный, и в большей мере негативный опыт предшествующего законодательства. К последнему можно отнести практику закрепления квалифицирующего или привилегирующего признака в санкции статьи, изложение квалифицированного состава прежде основного, описание квалифицированного или привилегированного составов не в отдельной части той же статьи, где содержится и основной состав, а в той же части либо в отдельной статье, достаточно редкое использование особо квалифицирующих признаков.
Довольно часто рассматриваемые признаки обозначались в законе как смягчающие и отягчающие обстоятельства, что, несомненно, затрудняло их выделение и применение. В УК 1926 г. отмеченные недостатки законодательной техники проявляются менее ярко. Это относится, в частности, к регламентации квалифицирующих признаков в санкции статьи и к закреплению квалифицированных составов в отдельных статьях.
Таких случаев буквально единицы. Однако обратный порядок закрепления основного и квалифицированного составов довольно распространен и в УК 1926 г. (присущ около трети квалифицированных составов).
Можно отметить тенденцию к унификации законодательных конструкций. В УК 1926 г. чаще, чем в УК 1922 г., встречаются формулировки типа «те же деяния», «то же деяние», которыми начинается описание квалифицированного состава. Эта тенденция прослеживается и в УК 1960 г.
Интересно, что, в свою очередь, УК 1922 г. содержал значительно больше подобных формул, чем дореволюционное законодательство. Словосочетание «ежели сие деяние совершено», характерное для дореволюционного российского законодательства, в УК 1922 г. встречается реже, еще реже — в УК 1926 г, а в УК 1960 г. его вообще нет.
Уголовный кодекс РСФСР 1960 г. стал новым этапом совершенствования системы квалифицирующих и привилегирующих признаков. По состоянию на 1 января 1992 г. Кодекс насчитывал более 70 видов таких признаков.
Общее их число, с учетом повторяемости, превысило 350. Доля квалифицированных и привилегированных составов среди всех составов преступлений возросла в сравнении с УК РСФСР 1926 г. и составила 54,7%.
По нашим подсчетам, 48,5% статей Особенной части содержали квалифицирующие признаки. Нередки статьи с несколькими квалифицирующими признаками, объединенными в относительно устойчивые сочетания.
Таким образом, в сравнении с предшествующими уголовными кодексами квалифицирующие и привилегирующие признаки все активнее используются для дифференциации ответственности. Некоторое уменьшение видов рассматриваемых признаков связано, на наш взгляд, с унификацией терминологии.
Как и УК РСФСР 1926 г., УК РСФСР 1960 г. содержал большое число признаков, относящихся к объективной стороне состава преступления (58%). Значительно повысилась доля квалифицирующих признаков, характеризующих субъект преступления (27%), в сравнении с УК РСФСР 1926 г. (20%) и Уголовным уложением (4%). Доля признаков, характеризующих объект преступления, осталась стабильной (10%) и почти в два раза уменьшилось число признаков, относящихся к субъективной стороне состава (51%).
Большинство квалифицирующих признаков было описано позитивными понятиями и лишь около 1% негативными (например: «лицом, не имеющим высшего медицинского образования»). К переменным (в данном случае оценочным) квалифицирующим признакам, по нашим подсчетам, относилось более 30% всех признаков, т. е. весьма значительная часть.
В сравнении с УК РСФСР 1926 г. улучшились законодательные конструкции и терминология, используемые для обозначения квалифицирующих признаков. Если в УК 1926 г. около трети квалифицированных составов были описаны прежде основного, то в УК 1960 г. встречается лишь один такой случай (ст. 102 и 103). Редким стало закрепление основного и квалифицированного составов в различных статьях (ст. 102 и 103, 104, 105 в УК РСФСР 1960 г.). В санкции статьи закреплялось менее 1% квалифицирующих признаков (ч. 2 ст. 169, ч. 2 ст. 173, ст. 191), остальные вполне обоснованно содержались в диспозиции статьи.
Для описания квалифицированных составов использовались различные конструкции. Самая распространенная из них — ссылка на основной состав с помощью слов «те же деяния (то же действие)» и указание на квалифицирующий признак.
Такая конструкция используется в 46% квалифицированных составов. В виде альтернативы (30%) выступает сходная конструкция, где ссылка на основной состав заменена названием преступления либо словами «действия, предусмотренные частями 1 и 2» (18%). Практически единичны случаи описания в квалифицированном составе признаков объективной стороны основного состава и указания на квалифицирующий признак (4%). На иные конструкции приходится 2%.
Последняя реформа отечественного уголовного закона с принятием УК 1996 г. позволяет развитие института квалифицирующих и привилегирующих признаков состава преступления охарактеризовать тенденциями, связанными с более активным использованием исследуемых категорий в качестве самостоятельной системы уголовно-правового воздействия как за счет увеличения удельного веса, так и совершенствования конструкции квалифицированных и привилегированных составов, уточнения формулировок квалифицирующих и привилегирующих признаков при увеличении их повторяемости, а также унификации терминологии исследуемых обстоятельств.
В редакции Уголовного кодекса Российской Федерации по состоянию на 25 января 2013 года на долю составов с отягчающими уголовную ответственность признаками приходилось 292 состава, что составляет 48 % от всех 610 составов преступлений Особенной части УК РФ (далее – УК). Из них насчитывается собственно квалифицированных составов с отягчающими обстоятельствами — признаками 161 — 55% от общего числа, 86 особо квалифицированных составов с особо отягчающими обстоятельствами-признаками – 30% и 45 – 15% составов с особо повышенной степенью общественной опасности. В свою очередь, в составах преступлений УК насчитывается 903 отягчающих обстоятельства — признака, в том числе 632 квалифицирующих признака – 70% от общего количества отягчающих обстоятельств-признаков, 214 – 24% особо квалифицирующих признаков и 57 – 6% признаков с особо повышенной степенью общественной опасности1.
В результате изложенного мы приходим к следующим выводам:
1) Появление квалифицирующих и привилегирующих признаков в отечественном уголовном праве имеет глубокие исторические корни, уходящие в пору становления и развития государственности на Руси, которые и послужили основой формирования исследуемого института в национальной доктрине;
2) Регламентация квалифицирующих и привилегирующих признаков (обстоятельств) в отечественном уголовном законодательстве, сохранила определенную преемственность на всем протяжении его развития;
3) В советское время конструкции квалифицированных и привилегированных составов приобрели новые черты по сравнению с дореволюционным законодательством;
4) Получил дальнейшее и серьезное развитие в советское время институт освобождения от уголовной ответственности (наказания);
5) Восприятие в послереволюционный период идей социологической школы уголовного права повлекло сужение сферы дифференциации уголовной ответственности непосредственно в уголовном законе;
6) Расширились рамки индивидуализации уголовной ответственности не только за счет введения аналогии и осуществления правосудия на основании лишь социалистического правосознания в первые годы советской власти, но также в результате ориентации советских судов на широкое применение условного осуждения. При этом товарищеские суды буквально заменяли собой суды уголовной юстиции, тем самым уголовная ответственность подменялась социальной.
Идеологическое обоснование тому находим в партийных директивах. Так, во II Программе РКП(б) 1919 г. было записано: «В области наказания организованные таким образом суды уже привели к коренному изменению характера наказания, осуществляя в широких размерах условное осуждение, вводя как меру наказания общественное порицание, заменяя тюрьму воспитательными учреждениями и давая возможность применять практику товарищеских судов».
В. И. Ленин, определяя позицию партии о суде, требовал увеличить процент условного осуждения и общественного порицания, заменять лишение свободы принудительным трудом с проживанием на дому, тюрьму — воспитательными учреждениями, ввести товарищеские суды «для известных категорий и в армии и среди рабочих»[22];
7) Тенденция применения квалифицирующих и привилегирующих признаков получила дальнейшее развитие с принятием УК РСФСР 1960 г., когда уже около половины статей Особенной части содержали эти признаки. При этом квалифицированные и особо квалифицированные составы превалировали по численности над основными составами преступлений. В уголовном законе насчитывалось около шестидесяти видов исследуемых признаков;
8) Действующий уголовный закон стал активно использовать квалифицирующие признаки для дифференциации уголовной ответственности. При этом значительно улучшилась законодательная техника конструирования составов с квалифицирующими и привилегирующими признаками, их перечень стал более обоснован криминологически. Но самым главным шагом на пути развития исследуемого института стала законодательная регламентация в Общей части УК положений, обосновывающих правовую сущность специальных смягчающих и отягчающих обстоятельств (признаков).
Тем самым было положено начало формирования института квалифицирующих и привилегирующих признаков в уголовном законе.
[1] См. Лесниевски — Костарева Т.А. Дифференциация уголовной ответственности.
Теория и законодательная практика. С. 108; Латкин В. Н. Учебник истории русского права периода империи(XVIII и XIX столетия).
Спб, 1899. С. 410—412; Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. Спб., 1845.
[2] См.: Свод Законов Российской империи. Т. 15. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных… Изд. 1885 г. со включением статей по продолжениям. Спб, 1916; См.: Уголовное уложение 22 марта 1903 г. С мотивами… Издание Н. С.
Таганцева. Спб., 1904. 4 См.: Свод Законов Российской империи. Т. 15.
Уголовное уложение (статьи, введенные в действие). СПб., 1916.
[3] См.: Замечания редакционного комитета уголовного отделения С.-Петербургского юридического общества на проект Особенной части Уголовного уложения. Преступления против личности. Спб., 1885. С. 24; См.: Уголовное уложение: Проект Редакционной комиссии и объяснения к нему. Т. VI.
Спб., 1897. С. 18.
[4] См.: Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 года. Изд. Н. С. Таганцевым. Изд. 17-е. Спб., 1913. С. 184; Систематический свод решений кассационных департаментов Сената. 1866—1871 гг. Т. 4. Спб., 1872. С. 207.
[5] См.: Спасович В. Учебник уголовного права. Т. 1. СПб, 1863 С. 89.
[6] См.: Кузнецова Н.Ф. Состав преступления: спорные вопросы // Вестник МГУ. Серия 11. Право. 1987, №4, С.23.
[7] Уголовное право. История юридической науки / отв. ред. В.Н. Кудрявцев. М., 1987. С.42.
[8] См.: Кудрявцев В.Н. Теоретические основы квалификации преступлений. М., 1963. С. 78; См.: Трайнин А.Н. Общее учение о составе преступления. С. 59; Пионтковский А.А.
Курс советского уголовного права. Том II.
Преступление. М., 1970, С. 89.; Брайнин Я.М. Уголовная ответственность и ее основание в советском уголовном праве. М., 1963. С.92.
[9] См.: Уголовное право России. Общая часть: учебник / отв. ред. Б.В. Здравомыслов. М. 1996. С.84; Уголовное право.
Общая часть / отв. ред. И.Я. Козаченко, З.А.
Незнамова. М., 1997. С. 115; Уголовное право. Общая и Особенная часть части: учебник для вузов / под ред. Н.Г.
Кадникова. С.97. Уголовное право Российской Федерации.
Общая часть: учебник. Изд. испр. и доп. / под ред. Л.В.
Иногамовой-Хегай, А.И. Рарога, А. И.
Чучаева. М. 2006. С.86; Учение о составе преступления в уголовном праве России и Китая: сравнительно-правовое исследование. С.35 (В.С. Комиссаров – автор главы о понятии состава преступления).
[10] См.: Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР 1917—1952 гг. / Под ред. И. Т. Полякова. М., 1953. С 242 .
[11] Там же. С. 20.
[12] Там же. С. 54.
[13] Там же. С. 73.
[14] Там же. С. 74.
[15] Ленин В.И. ПСС. Т. 26. С. 372.
[16] См.: Кругликов Л.Л. Квалифицирующие обстоятельства в УК РСФСР 1922 года // Дифференциация формы и содержания в уголовном судопроизводстве. Ярославль, 1995. С. 36-45; См.: Кругликов Л.Л.
Дифференциация ответственности с учетом квалифицирующих обстоятельств в УК РСФСР 1926 г. // Актуальные проблемы правовой защиты личности в уголовном судопроизводстве. Ярославль, 1990. С. 14-23.
[17] Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР 1917—1952 гг. С. 57.
[18] См.: Швеков Г. В. Первый советский Уголовный кодекс. М, 1970. С. 106.
[19] Там же. С. 108.
[20] См.: Герцензон А. А. Уголовное право и социология М., 1970. С. 283.
[21] См Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР С 279.
[22] Ленин В. И., КПСС о социалистической законности и правопорядке М,
1981 С 306; Ленин В. И. ПСС. Т. 38 С 408.
Особая заслуга в гуманизации уголовного права постпетровского периода принадлежит Екатерине II. Прежде всего, это характеризуется обращением в знаменитом екатерининском Наказе к гуманистическим воззрениям французских просветителей и передовых правоведов (Вольтера, Руссо, Монтескье и др.). Русскоязычные издания европейской философской и юридической литературы и законов способствовали изменению взглядов отечественных правоведов на цели и задачи уголовного права, в том числе, на справедливое соотношение тяжести преступления и меры наказания (уголовно-правового воздействия) за него. В XIX веке происходит подъем в развитии отечественной теории преступления и наказания в ее доктринальном понимании.
Со временем квалифицирующие и привилегирующие признаки все чаще используются в уголовном законодательстве XIX в. В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных от 15 августа 1845 г., по подсчетам, Т.А. Лесниевски-Костаревой, 737 из 2023 статей Особенной части содержат квалифицирующие и привилегирующие признаки (36,43%), доля квалифицированных и привилегированных составов также достаточно велика — 1282 из 3419 (37,49%). [1]
С течением времени в Уложение вносились изменения. В результате к 1885 г. доля статей, содержащих рассматриваемые признаки, уменьшилась с 737 до 446, а число квалифицирующих и привилегирующих признаков с 1282 до 797. Но такое абсолютное уменьшение числа квалифицированных и привилегированных составов не повлекло уменьшения их доли в числе всех составов, так как параллельно изменились и основные составы. За следующие 30 лет действия Уложения (с 1886 г. по 1 июня 1916 г.) изменились 49,05% статей, но доля квалифицированных и привилегированных составов осталась стабильной.
Более того, в Уголовном уложении 22 марта 1903 г. число квалифицированных и привилегированных составов возросло до 46,75% (512 из 1095), равно как и доля статей, содержащих специальные признаки, до 42,15% (253 из 612). А в статьях Уложения 1903 г., введенных в действие на 1 июня 1916 г., доля рассматриваемых составов еще больше — 53,76%, статей с указанными признаками — 59,49%.
Изложенное выше приводит к выводу: квалифицирующие и привилегирующие признаки все более широко используются в отечественном уголовном законодательстве. В XIX в. получает развитие институт освобождения от наказания в виде норм о давности, деятельном раскаянии, примирении виновного с потерпевшим. Совершенствуется законодательная техника конструирования квалифицирующих и привилегирующих признаков. Законодатель все удачнее компонует квалифицированные и привилегированные составы преступлений.
Если на 15 декабря 1885 г. утратили силу 834 статьи Уложения, введены в действие 223 статьи и изменена редакция 762 статей. Неизменными остались лишь 42 статьи, действовавшие с 1845 г., или 20,92%.
Подсчет произведен по Своду законов уголовных. Часть первая.
Уложение о наказаниях уголовных и исправительных (Спб., 1885). [2]
В законодательстве Древней Руси до половины квалифицирующих и привилегирующих признаков, как правило, закреплялось в санкциях статей. В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. таких случаев насчитывается 36,9% (473 случая). В Уложении редакции 1885 г. — уже 29,6% и в Уголовном уложении 1903 г. — лишь 13%. Такая тенденция, по мнению Т.А. Лесниевски – Костаревой, прослеживается вплоть до УК 1996 г., в котором такие признаки в санкции уже не встречаются.
Если в законах квалифицированные составы описывались обычно в отдельных статьях, позже, как правило, в одной части статьи уголовного закона вместе с основным составом, то для Уложения о наказаниях (и в еще большей степени — для Уголовного уложения) характерна иная конструкция. Как правило, квалифицированные составы регламентируются в той же статье закона, где и основной состав, но в отдельной ее части, что более логично и облегчает восстановление всех признаков специального состава правоприменителем.
Среди законодательных конструкций в Уложении о наказаниях наиболее распространены такие, когда законодатель при изложении квалифицированного и привилегированного составов называет сначала вид преступления (168 случаев), либо частично описывает его объективную сторону (202), либо ссылается на статью или часть статьи, где описан основной состав (217), а затем указывает на квалифицирующий признак.
Реже (в 61 квалифицированном составе) указывается сначала квалифицирующий признак, затем одним из трех отмеченных выше способов — основной состав. В других случаях упоминается только квалифицирующий или привилегирующий признак. Как нам представляется, классическим образцом построения основного, квалифицированного и особо квалифицированного составов преступлений служат, например, ст. 320, 322 Уложения о наказаниях, где квалифицированные составы размещены в частях второй и третьей статьи, в их диспозициях, начинающихся словами: «если же преступление», «когда же он при сем». Подобные формулировки удачны, ясны и кратки.
Подчеркнем, что в Уложении 1903 г. конструкции по образцу «если сие совершено» или «если преступление совершено» получили большое распространение.
Уголовное уложение 1903 г. отличалось от предшествующих более удачными законодательными конструкциями и терминологией, использованными при формулировании квалифицированных и привилегированных составов преступлений. Редакционная комиссия при подготовке проекта Уложения особое внимание уделяла систематическому изложению материала, облегчающему усвоение отдельных постановлений, стремясь к полноте, краткости и ясности определений, точности терминологии. Например, в объяснениях к проекту Уголовного уложения подчеркивалось значение систематичного изложения квалифицирующих обстоятельств в новом уголовном законодательстве, критиковались недостатки в этой области Уложения о наказаниях. [3]
Безусловно, на улучшение системы и редакции отдельных квалифицирующих признаков оказали влияние и наука уголовного права, и судебная практика, сформулировавшая, например, такое требование к терминам, как одинаковое их значение во всех случаях употребления в законе. [4] При анализе квалифицирующих и привилегирующих признаков по видам напрашиваются следующие выводы: соотношение квалифицирующих и привилегирующих признаков выглядит достаточно стабильным на протяжении более чем полувека. В Уложении 1845 г. доля привилегирующих признаков составляет 15,13% (194), в Уложении редакции 1885 г. — 12,79% (102), в Уложении 1903 г. — 11,32% (53).
Действующий уголовный закон также отдает предпочтение квалифицирующим признакам, несмотря на то, что возможность дифференциации уголовной ответственности резко повышается при широком использовании обоих видов признаков. Заслуживает внимания закрепление в законе в качестве привилегирующих ряда признаков, например, деятельного раскаяния в виде возмещения растраченной суммы (ч. 1 и 2 ст. 383 Уложения о наказаниях).
Во-вторых, большинство квалифицирующих признаков характеризует объективную сторону состава преступления. В Уложении 1845 г. их доля достигала 76,67% (983 из 1282) и впоследствии менялась незначительно: 72,29% в Уложении 1885 г. и 71,11% в Уложении 1903 г.
Многие из этой категории признаков близки существующим в современном законодательстве, среди них в Уложении 1845 г. встречаются характеризующие: виды повторности (упомянуты 531 раз), место и время (95 и 32), преступные последствия (64), насилие (28), важные и особо важные случаи (18), группу лиц, толпу (16), добровольный отказ, явку с повинной и деятельное раскаяние (20). Разумеется, ряд признаков специфичен и не воспринят современным уголовным законом, что в основном объясняется особенностями отдельных видов преступлений (например, преступления против веры, запрещенные дуэли и пр.). В некоторых случаях причиной исключения из закона квалифицирующих признаков послужила крайняя расплывчатость, неясность самих формулировок.
Например, в ч. 2. ст. 448 Уложения 1845 г. было предусмотрено смягчение наказания за такое должностное преступление, как «неполнота и неверность дела» по причине «каких-либо особенных, могущих до некоторой степени служить извинением обстоятельств». В современном законодательстве уже не встречаются столь аморфные формулировки.
Сам термин «состав преступления» в доктрину уголовного права, по замечанию В. Спасовича, ввел итальянский криминалист Farinacius (Фаринаций) в известном сочинении «Variae quastiones et communes opinions» в 1591 г. [5] По мнению Н.Ф. Кузнецовой, первоначально он имел процессуальное значение и лишь в конце XVIII века, по причине формирования кодифицированных уголовных законов был внесен в материальное уголовное право, [6] тождественное понятие совокупности существенных признаков преступления.
Учение о составе преступления в России до революции 1917 г. в науке уголовного права не возникло. Но сам термин уже встречался в работах Н.С. Таганцева, А.Ф. Сергеевского, А.Ф. Кистяковского, С.В. Познышева и др. видных криминалистов.
Всплеск в концептуальном развитии учения о составе преступления происходит в советский период, начиная с двадцатых годов прошлого века. Большинство советских ученых примерно к середине пятидесятых годов XX века приходят к выводу, что состав преступления – это «совокупность установленных уголовным законом признаков, характеризующих определенное общественно опасное деяние в качестве преступления». [7] Указанное мнение разделили А.Н. Трайнин, В.Н. Кудрявцев, А.А. Пионтковский и многие другие ученые-криминалисты. [8]
Современные определения состава преступления схожи с приведенной выше формулировкой и также констатируют, что состав преступления представляет собой совокупность объективных и субъективных признаков, предусмотренных уголовным законом и характеризующих общественно опасное деяние как преступление». [9]
В первых законах и декретах после Октябрьской революции дифференциация уголовной ответственности, а, следовательно, наличие квалифицированных и привилегированных составов весьма условно. Категории преступлений и санкции определяются общими фразами.
Так, в п. 11 Декрета СНК от 11 апреля 1918 г. «Об организации управления почтово-телеграфным делом» указано: «В случае явного саботажа со стороны почтово-телеграфных чиновников местные Советы рабочих и крестьянских депутатов уполномочиваются принимать самые решительные и беспощадные меры подавления». [10]
В п. 1 Инструкции НКЮ от 19 ноября 1917 г. «О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний» перечислялись уголовные дела, подсудные трибуналу (составы преступлений), а в п. 2 — виды наказаний, налагаемых трибуналом. Конкретному составу преступления не соответствовали определенные санкции.
Суд был вправе за любое из указанных преступлений наложить наказание от штрафа до объявления врагом народа или лишения свободы. В абз. 2 п. 2 Инструкции предписывалось: «Меру наказания революционный трибунал устанавливает, руководствуясь обстоятельствами дела и велениями революционной совести"[11]. В Положении о революционных военных трибуналах, утвержденном Декретом ВЦИК от 20 ноября 1919 г., предписывалось: «Революционным военным трибуналам предоставляется ничем не ограниченное право в определении меры репрессии». [12]
Аналогичное положение содержалось в Приказе Реввоенсовета Республики от 4 мая 1920 г. [13] В п. 27 того же Приказа указывалось, трибунал выносит приговоры, руководствуясь исключительно оценкой обстоятельств дела и интересами пролетарской революции. [14]
О дифференциации уголовной ответственности, в частности, посредством квалифицирующих и привилегирующих признаков в первых послереволюционных декретах вопрос не ставился и, по существу, ставиться не мог. Революционный террор не различал часто ни категорий, ни видов преступлений. Наказание в высшей мере было нередким решением: «Пока мы не применим террора — расстрел на месте — к спекулянтам, ничего не выйдет, с грабителями надо также поступать решительно — расстреливать на месте». [15] В Уголовных кодексах РСФСР 1922 и 1926 гг. квалифицирующие и привилегирующие признаки используются, но их криминологическая обоснованность, так и техника законодательной регламентации далеки от совершенства. [16]
Полагаем, причины такого положения кроются отчасти в теоретических взглядах на наказание (а точнее — на меры социальной защиты) в социологической школе уголовного права, которая была популярна в первые годы советской власти. Но основная причина видится в ином — в общем нигилистическом отношении к опыту российского дореволюционного правотворчества.
В частности, уже в Руководящих началах по уголовному праву РСФСР 1919 г. указывалось, что пролетариат должен «буржуазные кодексы прежней эпохи сдать в архив истории. Без особых правил, без кодексов вооруженный народ справлялся и справляется со своими угнетателями». [17]
Проекты Уголовного кодекса 1922 г., заимствовавшие опыт Уголовного уложения 1903 г. (например, проект левых эсеров), отвергались как контрреволюционные, [18] зараженные формально-догматическим подходом и «пресловутой буржуазной теорией правового государства». [19] Это и неудивительно, если учесть, что в основном законы писались «профессиональными революционерами, а не представителями академической правовой науки»[20], т. е. людьми, не имевшими ни специального юридического образования, ни опыта законотворческой работы.
О точной градации, дифференциации наказания было нелепо и говорить, когда ставилось под сомнение само основание уголовной ответственности (меры социальной защиты могли применяться вне зависимости от совершения преступления, как к самому виновному, так и к членам его семьи и т. д.). Названные факторы, естественно, сказались на масштабе и качестве дифференциации уголовного наказания с помощью квалифицирующих и привилегирующих признаков.
В УК РСФСР 1922 г. доля составов с такими признаками, по подсчетам Л. Л. Кругликова, составила лишь 29% от всех составов преступлений. Она значительно уменьшилась в сравнении с Уголовным уложением (42%) и Уложением о наказаниях (36%). В УК 1926 г. прослеживается более широкое использование рассматриваемых признаков (33%) всех составов преступлений, в УК 1960 г. они встречаются почти в половине составов, а в УК РФ 1996 г. — более чем в половине составов преступлений.
Ниже приведена таблица, показывающая удельный вес статей, содержащих квалифицированные и привилегированные составы, в числе всех статей отечественных уголовных законов.
Таблица 1
№п/п
Уголовный закон
Удельный
вес квалифи-
цированных
и привиле-
гированных
составов преступлений
Удельный
вес квалифи-
цированных
составов
Удельный
вес привиле-
гированных
составов
1
Артикул воинский 1715 г.
31% (65 из 209 артикулов)
11
20
2
Уложение о наказаниях 1845 г.
36 %(1282 из 3419 составов)
3
Уголовное уложение 1903 г.
46 %(512 из 1095 составов)
4
Уголовное уложение, введенное в действие на 01.06.1916 г.
60 %(657 из 1095 составов)
5
УК РСФСР 1922 г.
29% (112 из 373 составов)
6
УК РСФСР 1926 г.
33% (131 из 397 составов)
7
УК РСФСР 1960 г. (на 01.01. 1992г.)
48% (255 из 518 составов).
8
УК РФ 1996 г. на 25.01. 2013 г.
65% (427 из 617 составов)
УК РСФСР 1922 г., по данным Л Л. Кругликова, содержал 76 видов квалифицирующих и привилегирующих признаков состава преступления. Более половины из них характеризовали объективную сторону преступления.
По подсчетам Т.А. Лесниевски-Костаревой, по сравнению с дореволюционным законодательством значительно (почти в три раза) увеличилась доля признаков, характеризующих субъект преступления; аналогично обстояло дело с квалифицирующими обстоятельствами, относящимися к объекту преступления (их доля увеличилась в два раза).
Доля признаков, характеризующих субъективную сторону состава, осталась стабильной.
В УК РСФСР 1926 г. Л. Л. Кругликов насчитывает 79 видов квалифицирующих признаков. Их распределение по сторонам состава преступления в сравнении с УК РСФСР 1922 г. не изменилось.
Что касается спектра квалифицирующих и привилегирующих признаков первого Уголовного кодекса, то необходимо отметить, что, несмотря на отрицательное отношение к опыту дореволюционного законодательства, все же прослеживается довольно значительное влияние последнего на советский уголовный закон.
Например, ряд квалифицирующих и привилегирующих признаков умышленного убийства по УК РСФСР 1922 г. имеет аналоги в Уголовном уложении. К ним относятся: убийство из корысти; способом, опасным для жизни многих людей; способом, особо мучительным для убитого; в состоянии сильного душевного волнения; по настоянию убитого; с превышением пределов необходимой обороны. Признак «с целью облегчить или скрыть другое тяжкое преступление» близок к имевшемуся в Уложении о наказаниях — «для иного преступления».
Появившийся в УК 1926 г. квалифицирующий признак кражи «на вокзалах, пристанях, пароходах, в вагонах и гостиницах» тождествен квалифицирующим признакам «дорожной» кражи, известным Уложению о наказаниях 1845 г.
Кстати, в ряде случаев заимствовались не лучшие из известных дореволюционному уголовному праву формулировок. Видимо, выбор мог бы быть более удачным, если бы советский законодатель обратился, например, к развернувшейся при подготовке Уголовного уложения 1903 г. дискуссии о квалифицирующих признаках убийства. В частности, в советский период была использована формулировка «с целью облегчить или скрыть другое тяжкое преступление». Между тем еще Уложение о наказаниях предусматривало повышение ответственности за убийство «для иного преступления».
По нашему мнению, убийство с целью скрыть нетяжкое преступление не менее опасно, чем убийство с целью скрыть тяжкое преступление. Разумеется, в уголовном законодательстве советского периода появились и новые, не известные ранее российскому праву, квалифицирующие признаки.
Например, в составе кражи (ст. 180 УК РСФСР 1922 г.): с применением технических средств, в виде профессиональной деятельности, в особо крупных размерах, систематически, должностным лицом. В 1924 г. был выделен состав преступления мелкая фабрично-заводская кража. УК РСФСР 1926 г. предусматривал такие не известные ранее квалифицирующие признаки, как вследствие нужды и безработицы, из государственных и общественных хранилищ и мест общественного пользования, во время общественного бедствия, лицом, имеющим специальный доступ к имуществу.
Обращает внимание то, что квалифицирующие признаки умышленного убийства в УК РСФСР 1922 г. и УК РСФСР 1926 г. абсолютно идентичны. И лишь в 1934 г. в УК 1926 г. был внесен новый признак, убийство, совершенное военнослужащим при особо отягчающих обстоятельствах. [21] В целом более половины квалифицирующих и привилегирующих признаков, встречающихся в УК 1922 г., без изменения или с некоторыми редакционными изменениями были восприняты УК 1926 г., а затем УК 1960 г.
На законодательной технике закрепления квалифицирующих и привилегирующих признаков в первых двух советских Уголовных кодексах сказался и позитивный, и в большей мере негативный опыт предшествующего законодательства. К последнему можно отнести практику закрепления квалифицирующего или привилегирующего признака в санкции статьи, изложение квалифицированного состава прежде основного, описание квалифицированного или привилегированного составов не в отдельной части той же статьи, где содержится и основной состав, а в той же части либо в отдельной статье, достаточно редкое использование особо квалифицирующих признаков.
Довольно часто рассматриваемые признаки обозначались в законе как смягчающие и отягчающие обстоятельства, что, несомненно, затрудняло их выделение и применение. В УК 1926 г. отмеченные недостатки законодательной техники проявляются менее ярко. Это относится, в частности, к регламентации квалифицирующих признаков в санкции статьи и к закреплению квалифицированных составов в отдельных статьях.
Таких случаев буквально единицы. Однако обратный порядок закрепления основного и квалифицированного составов довольно распространен и в УК 1926 г. (присущ около трети квалифицированных составов).
Можно отметить тенденцию к унификации законодательных конструкций. В УК 1926 г. чаще, чем в УК 1922 г., встречаются формулировки типа «те же деяния», «то же деяние», которыми начинается описание квалифицированного состава. Эта тенденция прослеживается и в УК 1960 г.
Интересно, что, в свою очередь, УК 1922 г. содержал значительно больше подобных формул, чем дореволюционное законодательство. Словосочетание «ежели сие деяние совершено», характерное для дореволюционного российского законодательства, в УК 1922 г. встречается реже, еще реже — в УК 1926 г, а в УК 1960 г. его вообще нет.
Уголовный кодекс РСФСР 1960 г. стал новым этапом совершенствования системы квалифицирующих и привилегирующих признаков. По состоянию на 1 января 1992 г. Кодекс насчитывал более 70 видов таких признаков.
Общее их число, с учетом повторяемости, превысило 350. Доля квалифицированных и привилегированных составов среди всех составов преступлений возросла в сравнении с УК РСФСР 1926 г. и составила 54,7%.
По нашим подсчетам, 48,5% статей Особенной части содержали квалифицирующие признаки. Нередки статьи с несколькими квалифицирующими признаками, объединенными в относительно устойчивые сочетания.
Таким образом, в сравнении с предшествующими уголовными кодексами квалифицирующие и привилегирующие признаки все активнее используются для дифференциации ответственности. Некоторое уменьшение видов рассматриваемых признаков связано, на наш взгляд, с унификацией терминологии.
Как и УК РСФСР 1926 г., УК РСФСР 1960 г. содержал большое число признаков, относящихся к объективной стороне состава преступления (58%). Значительно повысилась доля квалифицирующих признаков, характеризующих субъект преступления (27%), в сравнении с УК РСФСР 1926 г. (20%) и Уголовным уложением (4%). Доля признаков, характеризующих объект преступления, осталась стабильной (10%) и почти в два раза уменьшилось число признаков, относящихся к субъективной стороне состава (51%).
Большинство квалифицирующих признаков было описано позитивными понятиями и лишь около 1% негативными (например: «лицом, не имеющим высшего медицинского образования»). К переменным (в данном случае оценочным) квалифицирующим признакам, по нашим подсчетам, относилось более 30% всех признаков, т. е. весьма значительная часть.
В сравнении с УК РСФСР 1926 г. улучшились законодательные конструкции и терминология, используемые для обозначения квалифицирующих признаков. Если в УК 1926 г. около трети квалифицированных составов были описаны прежде основного, то в УК 1960 г. встречается лишь один такой случай (ст. 102 и 103). Редким стало закрепление основного и квалифицированного составов в различных статьях (ст. 102 и 103, 104, 105 в УК РСФСР 1960 г.). В санкции статьи закреплялось менее 1% квалифицирующих признаков (ч. 2 ст. 169, ч. 2 ст. 173, ст. 191), остальные вполне обоснованно содержались в диспозиции статьи.
Для описания квалифицированных составов использовались различные конструкции. Самая распространенная из них — ссылка на основной состав с помощью слов «те же деяния (то же действие)» и указание на квалифицирующий признак.
Такая конструкция используется в 46% квалифицированных составов. В виде альтернативы (30%) выступает сходная конструкция, где ссылка на основной состав заменена названием преступления либо словами «действия, предусмотренные частями 1 и 2» (18%). Практически единичны случаи описания в квалифицированном составе признаков объективной стороны основного состава и указания на квалифицирующий признак (4%). На иные конструкции приходится 2%.
Последняя реформа отечественного уголовного закона с принятием УК 1996 г. позволяет развитие института квалифицирующих и привилегирующих признаков состава преступления охарактеризовать тенденциями, связанными с более активным использованием исследуемых категорий в качестве самостоятельной системы уголовно-правового воздействия как за счет увеличения удельного веса, так и совершенствования конструкции квалифицированных и привилегированных составов, уточнения формулировок квалифицирующих и привилегирующих признаков при увеличении их повторяемости, а также унификации терминологии исследуемых обстоятельств.
В редакции Уголовного кодекса Российской Федерации по состоянию на 25 января 2013 года на долю составов с отягчающими уголовную ответственность признаками приходилось 292 состава, что составляет 48 % от всех 610 составов преступлений Особенной части УК РФ (далее – УК). Из них насчитывается собственно квалифицированных составов с отягчающими обстоятельствами — признаками 161 — 55% от общего числа, 86 особо квалифицированных составов с особо отягчающими обстоятельствами-признаками – 30% и 45 – 15% составов с особо повышенной степенью общественной опасности. В свою очередь, в составах преступлений УК насчитывается 903 отягчающих обстоятельства — признака, в том числе 632 квалифицирующих признака – 70% от общего количества отягчающих обстоятельств-признаков, 214 – 24% особо квалифицирующих признаков и 57 – 6% признаков с особо повышенной степенью общественной опасности1.
В результате изложенного мы приходим к следующим выводам:
1) Появление квалифицирующих и привилегирующих признаков в отечественном уголовном праве имеет глубокие исторические корни, уходящие в пору становления и развития государственности на Руси, которые и послужили основой формирования исследуемого института в национальной доктрине;
2) Регламентация квалифицирующих и привилегирующих признаков (обстоятельств) в отечественном уголовном законодательстве, сохранила определенную преемственность на всем протяжении его развития;
3) В советское время конструкции квалифицированных и привилегированных составов приобрели новые черты по сравнению с дореволюционным законодательством;
4) Получил дальнейшее и серьезное развитие в советское время институт освобождения от уголовной ответственности (наказания);
5) Восприятие в послереволюционный период идей социологической школы уголовного права повлекло сужение сферы дифференциации уголовной ответственности непосредственно в уголовном законе;
6) Расширились рамки индивидуализации уголовной ответственности не только за счет введения аналогии и осуществления правосудия на основании лишь социалистического правосознания в первые годы советской власти, но также в результате ориентации советских судов на широкое применение условного осуждения. При этом товарищеские суды буквально заменяли собой суды уголовной юстиции, тем самым уголовная ответственность подменялась социальной.
Идеологическое обоснование тому находим в партийных директивах. Так, во II Программе РКП(б) 1919 г. было записано: «В области наказания организованные таким образом суды уже привели к коренному изменению характера наказания, осуществляя в широких размерах условное осуждение, вводя как меру наказания общественное порицание, заменяя тюрьму воспитательными учреждениями и давая возможность применять практику товарищеских судов».
В. И. Ленин, определяя позицию партии о суде, требовал увеличить процент условного осуждения и общественного порицания, заменять лишение свободы принудительным трудом с проживанием на дому, тюрьму — воспитательными учреждениями, ввести товарищеские суды «для известных категорий и в армии и среди рабочих»[22];
7) Тенденция применения квалифицирующих и привилегирующих признаков получила дальнейшее развитие с принятием УК РСФСР 1960 г., когда уже около половины статей Особенной части содержали эти признаки. При этом квалифицированные и особо квалифицированные составы превалировали по численности над основными составами преступлений. В уголовном законе насчитывалось около шестидесяти видов исследуемых признаков;
8) Действующий уголовный закон стал активно использовать квалифицирующие признаки для дифференциации уголовной ответственности. При этом значительно улучшилась законодательная техника конструирования составов с квалифицирующими и привилегирующими признаками, их перечень стал более обоснован криминологически. Но самым главным шагом на пути развития исследуемого института стала законодательная регламентация в Общей части УК положений, обосновывающих правовую сущность специальных смягчающих и отягчающих обстоятельств (признаков).
Тем самым было положено начало формирования института квалифицирующих и привилегирующих признаков в уголовном законе.
[1] См. Лесниевски — Костарева Т.А. Дифференциация уголовной ответственности.
Теория и законодательная практика. С. 108; Латкин В. Н. Учебник истории русского права периода империи(XVIII и XIX столетия).
Спб, 1899. С. 410—412; Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. Спб., 1845.
[2] См.: Свод Законов Российской империи. Т. 15. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных… Изд. 1885 г. со включением статей по продолжениям. Спб, 1916; См.: Уголовное уложение 22 марта 1903 г. С мотивами… Издание Н. С.
Таганцева. Спб., 1904. 4 См.: Свод Законов Российской империи. Т. 15.
Уголовное уложение (статьи, введенные в действие). СПб., 1916.
[3] См.: Замечания редакционного комитета уголовного отделения С.-Петербургского юридического общества на проект Особенной части Уголовного уложения. Преступления против личности. Спб., 1885. С. 24; См.: Уголовное уложение: Проект Редакционной комиссии и объяснения к нему. Т. VI.
Спб., 1897. С. 18.
[4] См.: Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 года. Изд. Н. С. Таганцевым. Изд. 17-е. Спб., 1913. С. 184; Систематический свод решений кассационных департаментов Сената. 1866—1871 гг. Т. 4. Спб., 1872. С. 207.
[5] См.: Спасович В. Учебник уголовного права. Т. 1. СПб, 1863 С. 89.
[6] См.: Кузнецова Н.Ф. Состав преступления: спорные вопросы // Вестник МГУ. Серия 11. Право. 1987, №4, С.23.
[7] Уголовное право. История юридической науки / отв. ред. В.Н. Кудрявцев. М., 1987. С.42.
[8] См.: Кудрявцев В.Н. Теоретические основы квалификации преступлений. М., 1963. С. 78; См.: Трайнин А.Н. Общее учение о составе преступления. С. 59; Пионтковский А.А.
Курс советского уголовного права. Том II.
Преступление. М., 1970, С. 89.; Брайнин Я.М. Уголовная ответственность и ее основание в советском уголовном праве. М., 1963. С.92.
[9] См.: Уголовное право России. Общая часть: учебник / отв. ред. Б.В. Здравомыслов. М. 1996. С.84; Уголовное право.
Общая часть / отв. ред. И.Я. Козаченко, З.А.
Незнамова. М., 1997. С. 115; Уголовное право. Общая и Особенная часть части: учебник для вузов / под ред. Н.Г.
Кадникова. С.97. Уголовное право Российской Федерации.
Общая часть: учебник. Изд. испр. и доп. / под ред. Л.В.
Иногамовой-Хегай, А.И. Рарога, А. И.
Чучаева. М. 2006. С.86; Учение о составе преступления в уголовном праве России и Китая: сравнительно-правовое исследование. С.35 (В.С. Комиссаров – автор главы о понятии состава преступления).
[10] См.: Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР 1917—1952 гг. / Под ред. И. Т. Полякова. М., 1953. С 242 .
[11] Там же. С. 20.
[12] Там же. С. 54.
[13] Там же. С. 73.
[14] Там же. С. 74.
[15] Ленин В.И. ПСС. Т. 26. С. 372.
[16] См.: Кругликов Л.Л. Квалифицирующие обстоятельства в УК РСФСР 1922 года // Дифференциация формы и содержания в уголовном судопроизводстве. Ярославль, 1995. С. 36-45; См.: Кругликов Л.Л.
Дифференциация ответственности с учетом квалифицирующих обстоятельств в УК РСФСР 1926 г. // Актуальные проблемы правовой защиты личности в уголовном судопроизводстве. Ярославль, 1990. С. 14-23.
[17] Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР 1917—1952 гг. С. 57.
[18] См.: Швеков Г. В. Первый советский Уголовный кодекс. М, 1970. С. 106.
[19] Там же. С. 108.
[20] См.: Герцензон А. А. Уголовное право и социология М., 1970. С. 283.
[21] См Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР С 279.
[22] Ленин В. И., КПСС о социалистической законности и правопорядке М,
1981 С 306; Ленин В. И. ПСС. Т. 38 С 408.
