Как вести себя с операми, навестившими подозреваемого в ИВС?Часть вторая

Я остановился на том, что в ИВС в ходе встречи с подозреваемым в его отношении возможно проведение опером опроса по обстоятельствам его дела и по иным обстоятельствам.

Кроме того, я задался некоторыми вопросами:

— каков порядок проведения встреч?

— в каких помещениях они должны проводиться?

— в какое время они могут проводиться?

— какова их продолжительность?

1. Прямого ответа на первый вопрос в законах нет. Скорее всего, потому, что касается он недоступных для публики организации и тактики ОРД. Тем не менее, общие требования (принципы) к этим встречам и проводимым ОРМ можно почерпнуть из Конституции РФ и ФЗ об ОРД: уважение прав человека, недопустимость пыток, насилия и прочего унижения, законность, соответствие целям и задачам ОРД и т.д.

В ОРД действуют и другие, возможно и не сформулированные принципы. Например, целеустремлённость и наступательность, без которых нереально обеспечить эффективность и результативность ОРД. Обязательность мер по обеспечению безопасности лиц, участвующих в ОРМ и содействующих решению задач ОРД. Другие принципы.

Специальные бюрократические требования к организации и проведению встреч отсутствуют.

Разрешение следователь может выдать в форме обычного письменного документа. Обязанность вынесения постановления закон не устанавливает. Поэтому следователь не будет думать над формальным обоснованием и мотивировкой разрешения, а укажет: в связи с необходимостью проведения ОРМ.

Остальные формальности аналогичны тем, которые установлены ведомственными правилами внутреннего распорядка ИВС/СИЗО (далее – Правила) для участия подозреваемых (обвиняемых) в процессуальных действиях, проводимых следователями (дознавателями), и свиданиях с адвокатами-защитниками. Единственное отличие – необходимость разрешения лица, в производстве которого находится дело.

1. Серьёзный интерес вызывает вопрос про помещения.

Правила делят встречающихся с ними на две основные категории: а) защитники, следователи (дознаватели), прокуроры и судьи; б) родственники и иные лица.

И если для первых отведены следственные кабинеты, причём в некоторых из них допускается непосредственный контакт встречающихся, а содержание их разговора для других недоступно, то для второй категории отведены специальные кабины, исключающие контакт и бесконтрольные переговоры (через перегородку и переговорное устройство).

Не беру в счёт временные антиковидные порядки, при которых свидания с родственниками приостанавливаются, а используемые для этого кабины передаются в распоряжение следователей (дознавателей) и адвокатов.

Опер не входит в первую категорию. Во вторую, хоть и не плашмя, но, на мой взгляд, вполне укладывается.

Вы можете себе представить опера, общение которого с объектом оперативной проверки или разработки контролируется сотрудником полиции в условиях ИВС или сотрудником ФСИН в условиях СИЗО? И я не могу. Но в законе об этом ни слова.

В Приказе МВД России от 22.11.2005 N 950 «Об утверждении Правил внутреннего распорядка изоляторов временного содержания подозреваемых и обвиняемых органов внутренних дел» – тоже. Просто, как в ст. 95 УПК РФ, при необходимости ОРМ по разрешению того, в чьём производстве дело, допускаются встречи.

Приказ Минюста России от 14.10.2005 N 189 «Об утверждении Правил внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы» нем абсолютно, то есть не говорит ничего о встречах оперов с подозреваемыми и обвиняемыми вообще. Следует ли из этого, что ФСИН России (нынешний исполнитель этого приказа) никогда и ни при каких обстоятельствах не допускает чужих оперов к своим «подопечным»?

Надеюсь, что мои сомнения в этом не нужно объяснять. Встречи в СИЗО нередки, хотя их проводят намного реже, чем в ИВС по той простой причине, что опер в полицейском ИВС чувствует себя как дома.

Аналогично относится к операм и Приказ ФСБ РФ от 24.03.2010 N 140 «Об утверждении Правил внутреннего распорядка в изоляторах временного содержания подозреваемых и обвиняемых пограничных органов».

И что получается, если я задержан, то опер может со мной только через перегородку и под наблюдением «встречаться»? Типа, если хотят встречаться, пусть как все иные: в порядке живой очереди, через перегородку и т.д.))). Ну, вроде так. А может и не так, поскольку у всех, вхожих во вторую категорию, могут быть только свидания, а у опера – встречи.

3-4. Время и продолжительность встреч тоже интересны.

Если приравнять оперов к иным лицам, а встречи – к свиданиям, то в течение рабочего дня. Если же допустить, что они напоминают в каком-то роде первую категорию, то чуть дольше, ибо с 22 до 6 часов арестованный вправе непрерывно спать и встреч, соответственно, не должно быть. Правила допускают только процессуальные действия в ночное время в случаях, предусмотренных УПК РФ.

Возвращаюсь к опросу, как ОРМ, возможному в ходе встречи опера с подозреваемым.

Как уже писал, опрос по обстоятельствам дела, в котором опрашиваемый является подозреваемым, вполне допустим. С точки зрения ФЗ об ОРД, он может производиться с целью выявления других причастных к преступлению лиц, очевидцев и прочих свидетелей, установления места нахождения похищенного или имущества, на которое может быть наложен арест, для получения иных результатов, позволяющих решать задачи ОРД.

В случае опроса по другим обстоятельствам предмет оперативного интереса гораздо шире. Опера трудятся не только над раскрытием уже совершённых «глухарей» – преступлений, в которых никому обвинение не предъявлено, но и по делам, по которым есть обвиняемые (поиск новых доказательств, розыск имущества и др.). Никто не отменял для них работу по розыску скрывшихся обвиняемых и подозреваемых. Ну и та часть оперативной работы, которая ещё не вылилась в уголовные дела и осуществляется не от преступления к лицу, а наоборот.

Кроме всего этого, оперу интересно поведение лидеров и авторитетов криминальной среды, какой объект аккумулирует криминальный контингент и его интересы. Кто-то где-то обозвал другого полицейского или леща ему отвесил … Да-да, и это оперу интересно. Свидетели не приходят в суд? Следователь, прокурор звонят оперу.

И проч., и проч., и проч.

Поэтому для удовлетворения оперативного интереса при встрече с подозреваемым оперу нужен максимум информации, а что с ней делать, он разберётся вместе с начальством. Информация ему нужна желательно конкретная, проверяемая, связанная с преступлениями, их участниками, обстоятельствами, мотивами, целями, причинами и последствиями. А если такой нет, то и любая пойдёт (о её конкретизации и проверке он позаботится).

Что будет в результате передачи оперу такой информации?

А будут раскрытые преступления, галочки в отчёт, реализованные дела оперучёта, результативность ОРМ и т.д. Говоря проще, такая информация позволит уполномоченным органам власти и их должностным лицам установить лиц, причастных к преступлению (преступлениям), в перспективе успешно собрать доказательства их (в т.ч. опрашиваемого) виновности и привлечь их к установленной законом ответственности, разыскать имущество похищенное или подлежащее аресту, обеспечить возмещение ущерба, причинённого преступлением, выявить обстоятельства, причины и условия, способствовавшие совершению преступления, принять меры по их устранению, обеспечить хорошие показатели работы.

Чем это может обернуться для опрошенного?

Возможно, его в дальнейшем допросят и дадут возможность публично или документально (протокольно) изобличить подельников, разыскать их и имущество (похищенное и/или для ареста), содействовать раскрытию преступления, возмещению вреда, причинённого в его результате, и т.д.

Решается это примерно следующим образом. Результаты опроса фиксируются, переданная информация и краткое описание процедуры её получения может быть перенесена в документ (объяснение, протокол опроса, заявление лица (нередко называется «чистосердечное признание», «признание», «явка с повинной» и т.д.), в котором будут изложены конкретные обстоятельства.

Дальше эти обстоятельства будут проверены в результате комплекса других ОРМ, найденное (будущие вещдоки) будет изъято, фигуранты – доставлены куда следует. Результаты ОРД могут быть предоставлены в орган предварительного расследования, и если это состоится, то следователь (дознаватель) с чувством и расстановкой разложат всё по полочкам, закрепляя их процессуальными способами и превращая их в самые эффективные доказательства обвинения, к которым у суда, как правило, нет оснований не доверять.

Польза для общества и государства: решаются задачи противодействия преступности, виновные привлекаются к ответственности, вполне возможно, что и с причинами и условиями, порождающими преступления и преступность, что-то получится сделать, потерпевшего права восстанавливаются, люди, возможно, получат урок нежелательного и желательного поведения в обществе, укрепляется авторитет власти.

Польза для предоставившего информацию. Он вместе с доказательствами своей виновности получит серьёзные смягчающие наказание обстоятельства, которые повлияют на приговор, вид и размер наказания и, возможно, на его отбывание. Также это может (не исключаю и это) способствовать настоящему, а не формальному раскаянию, под которым лично я понимаю осознание недопустимости преступного поведения, формирование соответствующего убеждения, обещание прежде всего самому себе больше не преступать закон.

Адвокат, что не так? Что тебя в этой почти идеальной правоохранительной работе настораживает? То, что тебя вниманием обделили? Или не нравится, что общество становится чище и закон с порядком торжествуют?

Вовсе нет! Меня в этом случае беспокоит совершенно иное. Как адвокат, я, прежде всего, заинтересован в наилучшем исходе дела для доверителя. А вот с этой позиции не всё (далеко не всё) о’кэй.

Какой вред может последовать для опрошенного опером подозреваемого (обвиняемого), я упускаю умышленно по той причине, что многое из возможных вредных последствий известно не только адвокатам, не только лицам, попавшим под стражу, но и обычным людям. Хотя бы слышали об этом.

Мне не нравится, что от моего доверителя ждут содействия раскрытию преступления, но, в то же время, якобы опасаются, что он может скрыться, продолжить преступную деятельность или препятствовать производству по делу (исчерпывающий перечень оснований для содержания под стражей). Особенно, если он совершил преступление впервые, хоть и тяжкое.

Не нравится, просто отвратительно то, что с одной стороны ему гарантируется квалифицированная юридическая помощь, а с другой он, именно будучи лишённым свободы, ограничивается в праве на такую помощь лишь только по желанию (пусть даже служебному) должностных лиц стороны обвинения.

Мне не нравится, что предоставление подзащитным информации о своей и других лиц причастности к преступлению предполагает лишь возможность её использования по назначению, предопределённому федеральным законом. И при этом он практически лишён эффективной возможности контролировать ход этого использования, в частности, соблюдение при этом его прав и интересов.

Можно спорить до потери пульса и пытаться доказывать мне, что ст. 48 Конституции РФ не лишает возможности задержанного пользоваться помощью адвоката при любых обстоятельствах и в любом общении с представителями власти. Да, это так. Но как это реализовать, если помощь нужна здесь и сейчас? Доверенность вряд ли спасёт да и получить её в условиях заключения – та ещё морока и время можно упустить.

Далее. Закон не обязывает опера переносить любую информацию о криминальных проявлениях, событиях, фактах в уголовный процесс. Он также не указывает ему, в какие сроки он обязан проверить полученную информацию и какие меры для этого должен предпринять.

Поэтому, если у кого-то вызывает удивление возбуждение уголовных дел, спустя значительное время после совершения преступлений, то для органов, осуществляющих ОРД, это является обычным явлением. Если кому-то известно о совершённом преступлении, а уголовное дело по нему не возбуждено и причастные лица не привлечены к ответственности, то из этого не обязательно следует, что оперативные службы в неведении.

Результаты ОРД могут передаваться в органы следствия и дознания для осуществления уголовного преследования либо в налоговые органы или в суд, но могут и не передаваться им, а со ссылкой на отсутствие перспективы реализации в рамках уголовно-процессуальной и других процедур храниться и уничтожаться, спустя определённое для этого законом время.

Так вот, мне не нравится, что информация, представляемая моим подзащитным должностному лицу – представителю публичной власти, могла совершенно на законных основаниях и/или из каких-то оперативных соображений оставаться без надлежащего, своевременного и с точки зрения закона правильного реагирования.

Мне не нравится, что такая же информация, которую доверитель выдал оперу относительно своего преступного поведения, может в дальнейшем висеть над ним же дамокловым мечом.

Мне не нравится, что доверитель, «распираемый желанием поделиться информацией с опером», несмотря на иное мнение адвоката, может запросто получить отказ от следователя и прокурора в заключении соглашения о досудебном сотрудничестве, а следом на свет в лучшем случае выйдут явка с повинной или иное сходное обращение, процессуальная сладость которого существенно ниже, чем у досудебки.

И ещё куча всего, что мне и подзащитному может не нравиться.

Допустим, ты, адвокат, прав. И что же теперь делать?

На запрет встреч оперативников с лицами, содержащимися в ИВС/СИЗО, вряд ли законодатель согласится. Остаётся менять. Внести изменения в закон и хоть как-то формализовать процедуры встреч, наделив оперов понятными обязанностями. В юридической литературе многократно были высказаны такие идеи, к реализации которых публичная власть по крайней мере пока не готова.

Лично я считаю, что совершенствование законодательства могло бы быть осуществлено хотя бы минимально. И этот минимум я вижу, прежде всего, в обязательном присутствии адвоката при проведении встреч. Пусть с подпиской о неразглашении гостайны. Или из числа коллег, которые до этого специально для подобных случаев допущены к этой тайне.

Не мешало бы исключить саму возможность встречи оперов с подозреваемыми (обвиняемыми) в тех случаях, когда они обратились к следователю с письменным заявлением (ходатайством):

а) о заключении соглашения о досудебном сотрудничестве (независимо от результатов рассмотрения ходатайства);

б) о нежелании встречаться с сотрудниками органа, осуществляющего ОРД.

А пока выходим из положения каждый как может. Лично я, вступив в уголовное дело, беспокоюсь о скорейшем посещении доверителя, содержащегося в ИВС (СИЗО), которому рекомендую держать рот на замке и подробным разъяснением последствий, возможных при его раскрывании. Пока эксцессов не случалось, ибо имевшие место несколько встреч заканчивались довольно быстро после отказа в общении в каждом случае.

Доверителям можно рекомендовать не только молчать самим при встречах, но и обращаться с письменными заявлениями об отказе встречаться с операми по любому поводу. А отдельным из них, горящим желанием поделиться информацией с операми, можно предложить общение не с ними, а со следователем.

После каждой нежелательной встречи с опером можно подавать жалобы руководителю следственного органа, следователю, прокурору, в суд. Вряд ли стоит всерьёз надеяться на удовлетворение таких жалоб, хотя соответствующие разбирательства и будут проведены. Однако, не исключён вариант, при котором тот же самый опер уже вряд ли посетит доверителя.

О других возможных шагах противодействия нежелательным встречам подзащитного с операми могу только предполагать. В условиях отсутствия правового регулирования встреч оперов с задержанными и арестованными, наделяющего и тех, и других правами и обязанностями, устанавливающего понятную процедуру проведения этих встреч, вырабатывать чёткие алгоритмы защиты практически невозможно.

Например, казалось бы, по согласованию с доверителями можно путём ежедневного посещения подозреваемых (обвиняемых) в ИВС/СИЗО пытаться блокировать всё рабочее время, исходя хотя бы из того, что во время встреч с защитником доверителя никто беспокоить не будет. Но, во-первых, явно не каждый в состоянии оплачивать подобную защиту.

Во-вторых, сам приём имеет существенный изъян – в выходные и праздничные дни подзащитного посетить адвокату вряд ли позволят в отличие от оперов. В-третьих, полиция и ФСИН в нужное время могут любой повод использовать, чтобы не допустить очередное свидание с защитником и провести встречу, пока адвокат будет трубить и жаловаться.