When you walk through a storm
Hold your head up high
And don't be afraid of the dark
At the end of a storm
There's a golden sky
And the sweet silver song of a lark
Walk on, walk on
With hope in your heart
And you'll never walk alone
Р. Роджерс, О. Хаммерстайн II
Я всегда говорил, что тяжесть вменяемого преступления никак не коррелирует со сложностью работы по уголовному делу. Практика показывает, что дело о преступлении небольшой тяжести может потребовать приложения огромного количества усилий как со стороны следователя, так и со стороны адвоката. Особенно — в случае, если следователь особенных усилий прилагать не стал. Так случилось в деле, о котором я расскажу вам сейчас.
Почему-то у нас в России не принято считать проблемой привлечение к уголовной ответственности делам о преступлениях небольшой тяжести. Смотрите сами: реальной посадки не будет, лишение свободы в ряде случаев в принципе назначить нельзя. Будет только строчка в справке ИЦ МВД, ну и что?
Однако это далеко не так: например, факт привлечения к уголовной ответственности закрывает путь к государственной службе не только привлечённому, но и его детям. Получив прекращение уголовного дела в суде по нереабилитирующим основаниям, остаёшься без оружия: лицензию на хранение и ношение аннулируют.
Да и дело принципа, в конце концов: как можно мириться с тем, что тебя привлекают к ответственности за то, чего ты не делал? Или за то, в чём нет состава преступления?
Это дело было со мной четыре с половиной года. За это время произошло многое, материала в литературной обработке хватит на мини-сериал.
История эта учит нас совершенно разным вещам: как духовным, так и сугубо материальным. Сделки нужно оформлять надлежащим образом даже с близкими родственниками. В любой ситуации нужно оставаться людьми. Твердость духа — залог успеха, а терпение приводит к результату. Обидчики слабых и беззащитных всегда получают по заслугам. Но не будем забегать вперёд.
Публикация получилась достаточно объёмной, но я решил не разделять её на части. Однако думаю, её чтение вас не утомит.
Пролог
Весной 2020 года ко мне в офис пришла женщина, которая шестью месяцами ранее потеряла мужа, оставшись вдвоём с шестилетней дочерью.
Муж Анны занимался строительным бизнесом, владел небольшим предприятием по изготовлению срубов из оцилиндрованного бревна. Так получилось, что за несколько месяцев до смерти супруга к нему и его бизнесу «присосались» любители лёгкой наживы, которые после его ухода в мир иной принялись воевать со вдовой покойного и его ребёнком. Стремились прибрать к рукам то, что не успели забрать при жизни.
Среди объектов для «отжима» оказался дом, который Анна с мужем строили своими руками. Оформлением земли и дома занимался супруг, который приобрёл участок у своей матери, но государственную регистрацию сделки не провёл. Поэтому к оформлению дома и земли, на которой он стоял, имелись, скажем так, некоторые вопросы.
Вопросы эти вполне могли быть разрешены в порядке гражданского судопроизводства. Этот вариант не устраивал «молодых и резких» по причие своей трудоёмкости и необходимости набраться терпения. Поэтому они выбрали силовой вариант, который казался ребятам оптимальным выходом из ситуации.
Дом находился в СНТ в паре десятков километров от города. На зиму там не оставалось почти никого. Ребёнок на тот момент в школу не ходил, автомобиль у Анны имелся, поэтому такой вариант проживания её вполне устраивал. Впрочем, других вариантов у неё не и было.
Одной мартовской ночью трое молодых людей, взяв с собой сводную сестру покойного мужа Анны, приехали в СНТ и вызвали полицию, предъявив сотрудникам ДПС (дежурный отправил ближайший экипаж) претензии по поводу нахождения Анны и её дочери в чужом, как они считали, жилье. Выслушав собравшихся, полицейские отправили их в суд и «убыли на маршрут патрулирования».
Дождавшись отъезда сотрудников полиции, компания взяла паузу на пару часов и вернулась. Входную дверь подпёрли лопатой, после чего наиболее активный и дерзкий из парней отрубил провод на вводе электричества в дом, погрузив дом и участок во тьму.
Грохот разбудил Анну и её дочь, ребёнок испугался и заплакал. Входная дверь не открывалась. Анна наскоро оделась и выскочила на улицу через окно, тут же поняла, что происходит — и несколько раз выстрелила в направлении ослепивших её фар из пневматического пистолета, оставшегося от супруга. Водитель едва дождался посадки пассажиров, включил задний ход и ретировался.
Наутро Анна занялась восстановлением электроснабжения дома. За этим занятием её застал участковый, который сообщил, что из СНТ нападавшие отправились прямиком в районный отдел полиции, где написали заявление об умышленном повреждении имущества — того самого автомобиля. На лобовом стекле и на капоте обнаружились некие отметины, устранение которых оценили в 14 с небольшим тысяч рублей.
Анна простодушно и чистосердечно «призналась в содеянном», описав ситуацию ровно так, каким образом она развивалась в реальной действительности. Выдала участковому пистолет, указала на отрубленные провода. Никаких вопросов по поводу ночного визита к вдове с маленьким ребенком у участкового не возникло. Он изъял у Анны пистолет и отправил наспех собранный материал в отделение дознания для возбуждения уголовного дела.
Дознаватель углядел в материале лёгкую «палку» и, рассчитывая на признание вины и особый порядок (а то и «судебный штраф»), недрогнувшей рукой подписал постановление о возбуждении в отношении Анны уголовного дела по ч.1 ст. 167 УК РФ — умышленное повреждение чужого имущества, повлекшее причинение значительного ущерба.
Следствие
На досудебной стадии мы заявили о том, что во-первых, нападавшие совершили в отношении Анны преступление, а именно самоуправство. Во-вторых, Анна не слышала звуков попадания металлических шариков по автомобилю, стреляла ночью и будучи ослеплённой светом фар. В-третьих, нашли основания для проведения дополнительной оценочной экспертизы, в ходе которой ущерб непостижимым науке образом (и к радости следователя)… вырос более чем в два раза: с 14 до 33 тысяч рублей.
Я пытался донести до следователя, что разброс в оценке ущерба более чем в два с половиной раза — это железное основание для проведения повторной оценочной экспертизы, однако голос разума не был услышан. Дело именно в таком виде отправилось к прокурору, который, недолго думая, утвердил обвинительное заключение и отправил дело в суд.
Наследство
Параллельно с этими событиями Анна судилась с бывшими родственниками: матерью и сводной сестрой покойного супруга.
Дело в том, что Алексей, приобретая участок у матери, просто подписал у неё расписку о получении денежных средств за этот самый участок. Государственную регистрацию сделки не провел, построенный дом не зарегистрировал. Расписка была машинописной с одной подписью. Поэтому с точки зрения государства участок принадлежал матери Алексея, а построенный на нём дом — не существовал вовсе.
После смерти Алексея его мать рассудила, что невестка ей чужой человек, внучка ей особо не нужна, а вот дочь у неё одна — и подарила сводной сестре покойного земельный участок, на котором Алексей и Анна построили свой дом.
Сестра активно принялась «выживать» Анну со «своей» жилплощади, в том числе написала заявление об отключении дома от электроэнергии — прекрасно зная, что дом отапливается электрическим котлом и теплыми полами, а вместе с Анной живёт маленькая дочь. Анна не сдавалась: держала круговую оборону, вопрос электроснабжения дома решила при помощи генератора.
Также Анна при поддержке моего коллеги — юриста Сергея Казакова (на портале он, к сожалению, не зарегистрирован) обратилась в суд с заявлением о признании за Алексеем права собственности на земельный участок и включении его в наследственную массу (за исключением доли Анны в совместно нажитом имуществе).
Мать Алексея в суд явилась и заявила, что ничего не подписывала, подпись в расписке не её. На вопросы о том, почему же Алексей и Анна построили на «её» участке дом, внятного ответа не было — ну построил и построил, с кем не бывает.
Учитывая давность написания расписки, изменившееся состояние здоровья матери Алексея, эксперт сравнил её подпись на расписке с образцами, данными в суде, и дал отрицательный для нас вывод.
Этот раунд был проигран, суд отказал и в назначении повторной экспертизы, и в предъявленном иске. Участок остался за сестрой Алексея.
У мирового судьи: круг первый
В суде по уголовному делу мы заняли позицию признания фактов, но не признания вины: стрельба была, но фактически имело место нападение на Анну в её доме, внезапный характер нападения в ночное время не позволял адекватно оценить обстановку. Анна была одна против четверых взрослых, в доме был малолетний ребенок. К тому же возникали вопросы как к причинению повреждений именно Анной, так и к значительности ущерба для потерпевшего.
По ходу судебного разбирательства выяснили, что среднемесячный доход потерпевшего составлял около ста тысяч рублей, автомобилем он пользовался, пока не отремонтировал его… за счет страховой компании.
Попытав потерпевшего в судебном заседании и направив несколько адвокатских запросов, выяснил, что до стрельбы автомобиль был поврежден в ДТП, проводилась оценка ущерба для оплаты ремонта по КАСКО. Лобовое стекло специалист «приговорил» к замене в связи с повреждением. Ну а сам ремонт провели уже после инцидента со стрельбой — и за счет страховой компании.
Получалось, что независимо от того, попала Анна по стеклу или нет, имело место вторичное повреждение элемента, который был поврежден ранее и нуждался в замене. Иными словами, на момент расследуемых событий процент износа лобового стекла равнялся ста процентам, а стоимость его — нулю рублей и копеек.
Кроме этого, ремонт был оплачен страховой компанией: сам потерпевший в этой части расходов не понёс.
Что же касается капота, то потерпевший в судебном заседании «поплыл» и признал, что в ходе эксплуатации по капоту попадали камни при передвижении по трассе. Какие повреждения образовались от камней, какие — от шариков при стрельбе, а какие в результате ДТП, пояснить не смог. К слову, следователь не сочла нужным назначить экспертизу для определения механизма образования повреждений — а мы не стали мешать ей ошибаться. Не просил об этом и прокурор в ходе судебного разбирательства.
Суд без проблем приобщил к делу сведения о реальных доходах потерпевшего, о повреждении автомобиля в ходе ДТП, сведения об оплате, однако отказал в назначении повторной оценочной экспертизы и вынес обвинительный приговор, назначив Анне штраф в сумме 10 тысяч рублей.
Эскалация конфликта
Пока шло разбирательство по уголовному делу, о ситуации узнал отчим Алексея, который сумел найти слова, повлиявшие на сестру и мать покойного. Они вышли на Анну и предложили окончить дело по поводу участка мировым соглашением: участок переходит к дочери Алексея и Анны за символическую сумму в 1 рубль, Анна гасит долги по электроэнергии, судебные расходы остаются за сторонами. Суд мировое соглашение на таких условиях утвердил.
Узнав о случившемся, несостоявшиеся бенефициары из числа бывших партнеров Алексея были в ярости. Самопровозглашенный «архитектор ситуации», как он назвал себя, поливал меня грязью в соцсетях, писал про Анну грязные вещи на своей странице «ВКонтакте»: дескать, она и наркоманка, и злоупотребляет спиртным, и многое другое. Не получив ожидаемой реакции, Архитектор начал написывать мне всякие гадости в личные сообщения, но через какое-то время передумал воевать и извинился. Что это было, я так и не понял. Но, как выяснилось, в действительности признавать поражение никто не собирался.
Одним майским утром 2021 года Анна позвонила мне и сообщила, что её дом горит. Дом находился на краю СНТ, около леса, сама она отошла к соседке через два участка. Судя по всему, злоумышленники следили за ней и подожгли дом, когда она отошла. Знали они об этом или нет, но в доме оставался пожилой отец Анны, которого она вытащила через окно, поскольку очаг возгорания находился на входе. Ребенок, к счастью, находился в школе — заканчивались уроки в первом классе.
Но Анна и её дочь остались без жилья и без всех нажитых вещей. Неравнодушные люди помогли финансами и жильем на первое время.
Следственный комитет возбудил уголовное дело о покушении на убийство, которое не закончилось ничем. Признаваться никто не спешил, очевидцев не было, видеокамер тоже: в итоге дело осталось в архиве следственного управления «глухарём».
У мирового судьи: круг второй
К апелляции на приговор мы достали из рукава припасенный туз: в обвинении не был указан мотив действий Анны, что давало основания для возвращения дела прокурору. Районный суд не пошёл на такой шаг, но приговор отменил и направил дело на новое рассмотрение другому мировому судье.
Повторное рассмотрение мало чем отличалось от первого. Мы возражали против оглашения любых показаний, кроме показаний сотрудников ДПС, которые нас полностью устраивали. Свидетели не являлись, судебные заседания раз за разом откладывались.
Весной 2022 года истёк срок давности привлечения к уголовной ответственности. От прекращения дела по этому основанию Анна вежливо отказалась.
В один из холодных осенних вечеров 2023 года мне позвонила родственница Архитектора, которая сообщила: он задержан по обвинению в похищении человека и хотел бы воспользоваться моей помощью, несмотря на ранее имевшиеся разногласия. Мне оставалось только заверить её в отсутствии личных претензий и объяснить, что защищать свидетеля обвинения по делу своей подзащитной я не могу ввиду конфликта интересов.
В итоге Архитектора и одного из участников нападения на дом Анны заключили под стражу по обвинению в похищении и истязании мужчины, который имел неосторожность на них работать. Находятся они в СИЗО по сей день.
Архитектор — последний не допрошенный свидетель обвинения оказался в зале суда под конвоем, получив возможность прорепетировать собственный суд. Былой лоск и самоуверенность он растерял, говорил тихо, сослался на давность событий и на большую часть вопросов не ответил.
Перейдя к доказательствам защиты, мы уже в который раз допросили Анну, исследовали документы о доходах потерпевшего, о ДТП и ремонте за счёт страховой. Суд по ходатайству защиты назначил дополнительную судебную экспертизу, по результатам которой стоимость восстановительного ремонта автомобиля снизилась до неприличных семи тысяч рублей.
Прокурор, посовещавшись с руководством, исполнил приём «выстрел себе в ногу» и попросил суд вернуть дело прокурору… в связи с отсутствием в обвинении указания мотива действий Анны.
Сторона защиты вынуждена была вести себя последовательно и признать, что такой недостаток действительно существует — но о нём говорилось в апелляционной жалобе на первый приговор ещё два года назад, и вообще прокуратура имела возможность выявить его при изучении дела с обвинительным заключением.
Дело в январе 2024 года вернулось прокурору, а оттуда — в полицию. В июне Анну вызвали «побеседовать», по-дружески советуя прийти без адвоката, дескать «ничего такого» обсуждаться не будет. Анна, наученная горьким опытом, сообщила о вызове мне. Увидев у дежурной части нас двоих, следователь заметно погрустнел и не выражающим никакой надежды голосом высказал предложение прекратить дело «за давностью». Мы с Анной предложили ему изучить её ответ на этот вопрос в протоколе судебного заседания и удалились. После этого про нас забыли.
В ноябре я написал жалобу на имя руководителя следственного отдела, посетовал на длительный срок производства по делу и отсутствие известий. Из поступившего ответа следовало, что весь 2024 год дело жило очень активной жизнью, обо всех решениях нас уведомляли по почте. Как бы между делом к ответу на жалобу приложили постановление о прекращении уголовного преследования в отношении Анны за её непричастностью к совершению преступления.
Дело в цифрах:
4 с половиной года в работе
30+ судебных заседаний
20 с лишним ходатайств
1 приговор
1 отмена в апелляции
1 возврат прокурору
1 сожжённый дом
3 экспертизы по оценке одного и того же
2 свидетеля под стражей
Рабочее время государевых людей (дознавателя, следователя, прокуроров, суда и секретарей) исчислению не поддаётся ввиду отсутствия методик подсчёта — хоть я и убеждён, что в такой ситуации стоимость этого времени нужно взыскивать с тех, кто отправил в суд явный процессуальный труп.
Всего этого могло не быть при условии, что участковый и дознаватель на первоначальном этапе проявили бы хоть чуточку эмпатии и здравого смысла. Практика очередной раз показала, что погоня за «палками» к хорошему не приводит.
Тем не менее, мы получили «под ёлочку» решение с реабилитацией, а государству предстоит раскошелиться на возмещение морального вреда за незаконное уголовное преследование.