Эта публикация предназначена для коллег-защитников по уголовным делам, собирающихся серьезно практиковать в военных судах Южного военного округа, дабы облегчить им шоковое состояние от происходящего там правового беспредела.
Оказывается, что на фоне некоторых военных судов наши гражданские общеуголовные суды по уголовным делам, которые мы почти все время ругаем в своих публикациях, это верх компетенции, объективности и беспристрастности. Да, да, без всякой иронии и сарказма.
Так получилось, что за всю свою более, чем десятилетнюю адвокатскую практику исключительно по уголовным делам я ни разу не сталкивался с работой военных судов. Был более или менее успешный опыт работы в апелляции по одному уголовному делу, но не более того.
В моем, тогда еще обывательском представлении военный суд – это элита судейского корпуса. О работе этого элитного судейского корпуса мне хотелось немного бы рассказать.
Конечно, это может касаться отдельного военного суда, но после того, как приговор без проблем устоял в апелляции в Южном окружном военном суде, я понял, что это, судя по всему, системная проблема. Не буду говорить обо всех нарушениях норм процессуального и материального права и доказанности вины моего подзащитного, которая, к слову, доказана не была совершенно.
Смысла говорить про то, что обвинительный приговор суда не подтверждался доказательствами, рассмотренными в судебном заседании, и оценки доказательств с точки зрения их достаточности для вынесения этого обвинительного приговора в нашей правовой системе, по моему мнению, уже просто нет, тем более это не является предметом обжалования как в судах кассационной инстанции, так и в ЕСПЧ.
К моему глубокому сожалению, все наши суды по уголовным делам, даже исходя из моей личной практики, давно уже перешли черту, когда слово защиты против слова обвинения, в соответствии с презумпцией невиновности, означало недоказанность вины.
В моей личной практике появилось уголовное дело, когда слово осужденного опровергалось просто ничем. Обвинение отказалось от показаний закупщика наркотических средств – единственного свидетеля обвинения, что не помещало суду вынести обвинительный приговор в части сбыта наркотических средств и влепить доверителю 10 лет лишения свободы.
Суд сказал в неформальной беседе, что ему срочно нужно в отпуск, а тут оправдываться нужно, отписываться, в общем в апелляции разбирайтесь. Ага, в нашей апелляции разберутся, как же…
Честно говоря, я, после вступления в уголовное дело, который рассматривал Ростовский-на-Дону гарнизонный военный суд, на стадии судебного следствия, после нескольких судебных заседаний, стал лихорадочно перечитывать УПК РФ, пленумы Верховного суда РФ и иные нормативно-правовые документы – может военные суды работают по каким-то другим уголовно-процессуальным законам? Вроде нет, закон для всех, ОН – един.
Мой подзащитный действующий военнослужащий, осужденный вместе с тремя подельниками, также действующими военнослужащими, по ч.4 ст. 160 УК РФ на 2 года 6 месяцев лишения свободы и штрафу за якобы имеющийся факт хищения продуктов с продовольственного склада воинской части, путем недополучения части продуктов, которые впоследствии якобы реализовывало лицо, заключившее со следствием досудебное соглашение о сотрудничестве.
О некоторых существенных процессуальных нарушениях, безусловно влияющих на правосудность и законность поставленного Ростовским-на-Дону гарнизонным судом и засиленного судом апелляционной инстанции Южного окружного военного суда приговора, хотелось бы поговорить подробнее:
1. Хочу сразу открыть страшную военную тайну. В военных судах Южного военного округа перед допросами свидетелей-лиц, заключивших досудебное соглашение о сотрудничестве, вопреки нормам УПК РФ, суды предупреждают их об уголовной ответственности по ст. 307-308 УК РФ.
Согласно представленной мне копии протокола судебного заседания по данному уголовному делу в ходе судебного следствия были допрошены в качестве свидетелей Е.Е. и Д.Ю., в соответствии с обвинительным заключением – лица, в отношении которых уголовное дело выделено в отдельное производство в связи с заключением с ними досудебного соглашения о сотрудничестве.
При этом, согласно протоколу судебного заседания, ни Е.Е., ни Д.Ю. судом не разъяснялись требования ст. 56.1 УПК РФ и в нарушение требований ч. 7 ст. 56.1 УПК РФ Е.Е. и Д.Ю. были незаконно и необоснованно предупреждены судом об уголовной ответственности по ст. 307-308 УК РФ, о чем у последних были отобраны расписки.
Допрашиваемые лица, таким образом, а ходе допроса были необоснованно поставлены судом под угрозу применения меры уголовной ответственности, которой на самом деле нести не могли в силу закона.
Существует устоявшаяся судебная практика, согласно которой данные показания судами всех юрисдикций всегда признаются недопустимыми доказательствами. Но, видимо, военные суды работают в каком-то особенном правовом поле.
2. На момент моего вступления в уголовное дело в суде первой инстанции все четверо, тогда еще подсудимых, уже находились под стражей. Как они туда попали, это очень интересная и показательная история. До определенного момента все подсудимые благополучно находились на подписке о невыезде, которую никоем образом не нарушали.
Пока государственный обвинитель не принес в очередное судебное заседание письмо, подписанное руководителем очень серьезной силовой структуры РФ о том, что у этой структуры есть некая оперативная информация, о том, что двое из четверых подсудимых оказывают давление на свидетелей. Суд по ходатайству государственного обвинителя, видимо, на всякий случай взял под стражу всех четверых.
Защитой, естественно, было заявлено обоснованное и законное ходатайство об истребовании материалов ОРМ, подтверждающих причастность осужденных к давлению на свидетелей, как минимум для последующей оценки спорных доказательств.
Напомню, согласно позиции Верховного суда РФ, указанной, например, в апелляционном определении № 21-АПУ14-10 от 14 января 2015 г.:
В силу ст. 89 УПК РФ в процессе доказывания запрещается использование результатов оперативно-розыскной деятельности, если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам уголовно-процессуальным законом.
Справки и рапорты правоохранительных органов о наличии у них той или иной информации, добытой оперативным путем, без указания источника ее получения и проверки этой информации конкретными оперативно-розыскными мероприятиями, не являются доказательствами, предусмотренными уголовно-процессуальным законом.
Но военные суды, как я уже говорил выше, видимо, работают в другой процессуальной реальности, и судом было явно необоснованно и демонстративно незаконно отказано защите в ходатайстве с устным обоснованием, после которого дальнейшие потуги защиты донести до суда свою позицию и позицию Верховного суда РФ показались как никогда призрачными. Суд на полном серьезе ответил мне на мое ходатайство: Вы что не доверяете генералу?
3. Хотелось бы рассказать о том, как в Ростовском военном гарнизонном суде реализуются конституционное право на равноправие и состязательность, на примере права на вызов и допрос свидетелей защиты на тех же условиях, что и свидетелей обвинения.
В соответствии со ст. 6 Конвенции от 4.11.1950 г. «О защите прав человека и основных свобод»: Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона.
Согласно п. d ч. 2 этой же части Конвенции:Защита имеет право допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него.
В данном уголовном процессе прокурор, он же государственный обвинитель, работал в очевидно более комфортных условиях, созданных для него судом. Помимо административного ресурса, связанного с должностным положением прокурора как сотрудника прокуратуры Южного военного округа, суд оказывал стороне обвинения полное содействие, удовлетворяя практически все ходатайства обвинения, в том числе явно незаконные и очевидно необоснованные.
Что касается, например, вызова свидетелей обвинения, то помимо очевидного административного ресурса должностного лица прокуратуры, как было сказано выше, судом по просьбе государственного обвинителя неоднократно направлялись свидетелям обвинения повестки, осуществлялись приводы и розыск свидетелей. Прокурор, к слову, представлял доказательства почти год. Защита от силы пару месяцев.
При этом почти все свидетели защиты по данному уголовному делу являются действующими военнослужащими и у защиты просто не было физической возможности для обеспечения их явки в суд.
Показательны вопросы прокурора и суда тем немногочисленным свидетелям защиты – военнослужащим, которых нам удалось вызвать в судебное заседание.
Как вы здесь оказались? Командир части в курсе где вы? Вы в отпуске? Кто вас отпустил в служебное время? Общались ли с защитниками до допроса? Кто вам оплатил проезд? И т.д. и т.п.
На мое ходатайство о содействии суда в вызове свидетеля защиты, заключающееся в выдаче повестки для свидетеля, которую сторона защиты намеревалась вручить свидетелю лично, суд ответил отказом.
В моем ходатайстве о направлении повесток свидетелям защиты – действующим военнослужащим суд, очевидно, действуя в интересах стороны обвинения, также необоснованно ответил отказом, мотивировав свое решение тем, что ходатайство не конкретизировано при этом, заочно решив, что показания данных свидетелей не имеют значения для уголовного дела.
Вот так конституционное право на равноправие и состязательность сторон уголовного процесса реализуется в военных судах Южного военного округа.
Все мои усилия объяснить военному прокурору и военному суду, что помимо нарушений норм Конституции РФ, УПК РФ, таким отношением к равноправию и состязательности в судебном процессе нарушаются положения п. d ч. 2 ст. 6 Конвенции от 4.11.1950 г.
«О защите прав человека и основных свобод» и в соответствии со сложившейся практикой ЕСПЧ данное судебное разбирательство является несправедливым, что влечет за собой незаконность итогового решения по данному уголовному делу, вызвали только удивление, раздражение и абсолютно искреннее непонимание, того, чего я от них хочу.
4. Суд в приговоре, видимо по сложившейся традиции с некоторыми гражданскими судами общей юрисдикции и вопреки требованию Пленума Верховного суда РФ от 20.11.2016 г. № 55 «О судебном приговоре», забыл указать и соответственно оценить важные доказательства защиты, приобщенные к материалам уголовного дела и исследованные в ходе судебного следствия.
Меня поразило другое, суд забыл про некоторые доказательства обвинения, также исследованные в ходе судебного следствия. Показания ключевых свидетелей просто не нашли своего отражения и оценки в приговоре.
Не стоит говорить о том, что показания данных свидетелей, по форме свидетелей обвинения, по сути свидетелей защиты, доказывали невиновность моего подзащитного. Так, например, суд забыл в приговоре указать и оценить показания свидетеля, заведующего склада, из которого якобы происходило хищение и который лично выдавал продукты моему подзащитному в полном объеме, согласно накладных.
Какая-то странная и очень выборочная забывчивость, вам не кажется? По крайней мере, в моей личной практике гражданские суды общей юрисдикции такой вольности не допускали. В аналогичных случаях приговоры вышестоящими инстанциями в гражданских судах общей юрисдикции либо отменялись, либо изменялись.
5. В соответствии со ст. 11, 243 УПК РФ суд не только обязан разъяснять участникам уголовного судопроизводства их права, обязанности, но и обеспечивать возможность осуществления этих прав. При этом, председательствующий руководит судебным заседанием, принимая все предусмотренные законом меры по обеспечению состязательности и равноправия сторон.
Согласно ст. 9 УПК РФ (Уважение чести и достоинства личности): В ходе уголовного судопроизводства запрещаются осуществление действий и принятие решений, унижающих честь участника уголовного судопроизводства, а также обращение, унижающее его человеческое достоинство либо создающее опасность для его жизни и здоровья.
Никто из участников уголовного судопроизводства не может подвергаться насилию, пыткам, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению.
Исходя из положения ч. 2 ст. 21 Конституции РФ:Никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию.
В соответствии со ст. 3 Конвенции от 4.11.1950 г. «О защите прав человека и основных свобод»:Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию.
К чему это я все? Меня в Ростовском-на-Дону гарнизонном военном суде поразило то обстоятельство, что ходе судебного процесса подсудимые, заключенные под сражу, систематически были подвержены жестокому и бесчеловечному обращению, которое заключалось в том, что они с 6 утра до окончания судебных заседаний по данному уголовному делу, а по факту до момента их доставления в СИЗО в ночное время, не имели возможности поесть, отдохнуть и справить свои естественнее надобности.
Все перерывы в ходе судебных заседаний военный суд объявлял исключительно исходя из процессуальной необходимости по уголовному делу, например, уход в совещательную комнату и предоставление времени для ознакомления участников процесса с материалами уголовного дела.
Судебные заседания во всех случаях проходили с утра и зачастую до момента, когда заключенные под стражу сообщали суду через защитников о невозможности дальнейшего участия в процессе в связи с плохим самочувствием, вызванным чувством голода и отсутствием возможности справить свои естественные надобности, либо по ходатайству защиты о недопустимости бесчеловечного и жестокого обращения в отношении заключенных под стражу доверителей, но во всех случаях не ранее 16.00.
Ни разу в ходе судебного следствия судом не предоставлялась подсудимым возможность для отдыха и приема пищи в обеденное время. Чувство голода, усталость и отсутствие возможности удовлетворить свои естественные потребности, очевидно, причиняли подсудимым нравственные и физические страдания, что, по мнению защиты, является жестоким и бесчеловечным обращением.
И также, очевидно, лишали подсудимых возможности в полной мере реализовать свои права на защиту. Думаю, в судах общей юрисдикции подсудимые – гражданские лица уже давно бы устроили скандал, а здесь служивые люди, ветераны боевых действий, привыкшие стойко терпеть тяготы армейской службы, вот и терпели.
В моей личной практике всегда все гражданские суды общей юрисдикции – и районные, и областные, и Верховный суд РФ – предоставляли подсудимым время на обеденный перерыв не менее получаса. В любом случае этот вопрос, а именно возможность проводить судебный процесс в обеденное время, обсуждался с участниками процесса.
Я все время вспоминал присказку: «Война войной, а обед по расписанию». С кем воевал военный суд в данном процессе, понять не сложно. Адвокаты, кстати, тоже вместе с подсудимыми сидели в этом процессе с утра до вечера без обеда. Некоторые, как оказалось позднее, с обострившимся диабетом.
Данные факты, по моему мнению, свидетельствовали о нарушении прав на защиту осужденных, так как в ходе судебного процесса по данному уголовному делу были нарушены требования ст. 9 УПК РФ, ч. 2 ст. 21 Конституции РФ, ст. 3 Конвенции от 4.11.1950 г. «О защите прав человека и основных свобод» и осужденные подвергались жестокому и бесчеловечному обращению, что делает судебный процесс и соответственно итоговое решение незаконным.
6. Занятно было, когда уважаемый государственный обвинитель необоснованно, но с разрешения суда, оглашал показания подсудимых, ранее данные ими в качестве подозреваемых и обвиняемых по уголовному делу. Ладно уже с ними с противоречиями, вы хотя бы статью УПК РФ укажите, на основании которой вы оглашаете протоколы, воскликнул я.
Прокурор, почему-то моряк, целый капитан первого ранга, между прочим, был очень удивлен вопросом, но с оптимизмом, достойным иного применения, ответил, что на основании ст. 281 УПК РФ...
После того, как я онемел, а суд поперхнулся, государственный обвинитель стал судорожно что-то искать в телефоне, пока ему сам суд не подсказал, на основании какой же статьи УПК РФ государственный обвинитель оглашал показания.
«Слава Богу, хоть суд в курсе норм УПК РФ», – искренне подумал я, ведь работая под девизом «Вы что не доверяете генералу», знать УПК РФ, Конституцию и, не приведи господь Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, совсем не обязательно.
7. При этом, напомню, все мною описанное это лишь маленькая часть того, что мы скромно называем существенными процессуальными нарушениями в этом уголовном деле. Все это действо венчалось тем, что в начале моего участия в данном уголовном процессе мне пришлось ютиться как бедному родственнику на скамейке для слушателей вместе со своими папками, сумками и ноутбуком.
В ответ на происходящее в ходе судебного следствия мне пришлось заявить этому суду отвод, первый за всю мою десятилетнюю адвокатскую практику. Честно говоря, у меня руки чесались приобщить вместе с заявлением об отводе суда копию постановления Пленума Верховного суда РФ № 51 от 19.12.2017 г. «О практике применения законодательства при рассмотрении уголовных дел в суде первой инстанции», о существовании которого прокурор и суд, видимо, не знают, или знают, но почему-то не используют в работе.
Впрочем, отвод ожидаемо был отклонен, но при этом после отвода наш самый гуманный и беспристрастный военный суд хотя бы стал предоставлять подсудимым свободное время в обед, когда они могли поесть, отдохнуть и просто справить свои естественные надобности, а мне нормальное рабочее место. Не Бог весть какое достижение, но все же…
Это, конечно, военного суда уже не касается, но меня поразило то, что в обед, тогда еще подсудимым, ФСИНом предоставлялся в виде сухого пайка – жестяные банки без этикетки с какой-то субстанцией. Это все. Ни открывалки, ни тарелки, ни ложки, ни вилки и т.п. Тебе дали, жри как хочешь, конечно, если суд на это еще время даст…
Далее, естественно, обвинительный приговор для всех обвиняемых с реальными сроками и штрафами. К слову, объем моей апелляционной жалобы превышал объем приговора суда первой инстанции, которую, впрочем, суд апелляционной инстанции Южного окружного военного суда оставил без удовлетворения, как, впрочем, и жалобы остальных защитников и осужденных.
Подчеркну, все доводы защиты суд посчитал несостоятельными, удовлетворив при этом все то, о чем просил прокурор в своем апелляционном представлении.
В описательно-мотивировочной части определения суд апелляционной инстанции ожидаемо налил много воды про законность и обоснованность приговора суда первой инстанции, про его объективность и беспристрастность, после чего мне так и захотелось воскликнуть: «Мои же вы золотые!».Как видно из протокола судебного заседания, в ходе судебного разбирательства в соответствии со ст. 15, 244 и 274 УПК РФ обеспечено равенство прав сторон, которым суд первой инстанции, сохраняя объективность и беспристрастность, в условиях состязательного процесса создал необходимые условия для всестороннего и полного исследования обстоятельств дела.
Все представленные сторонами доказательства исследованы судом, все заявленные участниками судебного разбирательства ходатайства разрешены в установленном законом порядке, а содержащиеся в исследованных судом доказательствах противоречия выявлены и устранены.
В приговоре дана надлежащая правовая оценка всем исследованным доказательствам как в отдельности, так и в совокупности, указано, какие доказательства суд положил в его основу, а какие отверг, приведены убедительные мотивы принятого решения, а приговор соответствует требованиям ст. 304, 307-309 УПК РФ.
«Мои золотые!», а как же доказательства защиты, которые суд первой инстанции целыми блоками проигнорировал? А доказательства обвинения, не нашедшие своего отражения в приговоре? А ведь все они очень важные, влияющие на итоговое судебное решение? А как же подсудимые, которых суд первой инстанции по своей инициативе морил голодом до заявления мною отвода этому суду, и т.д. и т.п.?
При этом суд апелляционной инстанции по аналогии с судом первой инстанции снизошел до опровержения лишь некоторых доводов защиты, очень небольшой части. Рассматривать все доводы защиты и процессуальные нарушения, в том числе существенные и влияющие на законность итогового решения, видимо, не барское дело для военных судов всех юрисдикций.
Но даже то, что было якобы опровергнуто судом апелляционной инстанции, оставило больше вопросов, чем ответов. Например, позиция военного апелляционного суда по поводу необоснованного и незаконного предупреждения лиц, заключивших досудебное соглашение о сотрудничестве об уголовной ответственности по ст. 307, 308 УК РФ перед их допросом в суде.
То обстоятельство, что, помимо этого, ФИО22 и ФИО36 предупреждались судом об уголовной ответственности по ст. 307, 308 УК РФ, лишь подтверждает достоверность данных ими показаний.
Я даже не знаю, как этот коллегиальный юридический перл апелляционной инстанции Южного окружного военного суда комментировать. А почему бы военному суду господ ФИО22 и ФИО36 перед допросом также не предупредить об уголовной ответственности по ст. 131 УК РФ (Изнасилование) и заодно по ст. 245 УК РФ (Жестокое обращение с животными), да что там мелочиться, надо было предупредить их об уголовной ответственности сразу по всем статьям Особенной части УК РФ, это ведь по логике коллегии апелляционной инстанции Южного окружного суда должно было бы максимально повысить достоверность показаний ФИО22 и ФИО36…
И вообще причем здесь достоверность, когда речь в апелляционной жалобе шла о недопустимости данных доказательств?
Мне кажется, некоторые судьи гражданских судов общей юрисдикции по уголовным делам сейчас хлопают в ладоши и радостно кричат:А что так можно было? А то ишь моду взяли некоторые свидетели–досудебщики отказываться от ранее данных показаний или пользоваться ст. 51 Конституции РФ при допросах в судебном заседании, а тут им раз и уголовная ответственность за все, попробуй тут увильни.
По факту получается, что, согласно позиции апелляционной инстанции Южного окружного суда вместо исключения явно порочного доказательства, полученного в виду очевидной некомпетентности суда первой инстанции, этот самый суд первой инстанции нужно наградить за новый уголовно-процессуальный лайфхак по искусственному повышению достоверности показаний свидетелей обвинения – лиц, заключивших досудебное соглашение о сотрудничестве – путем их необоснованного предупреждения об уголовной ответственности, которую в силу закона они не несут.
Я не удивлюсь, если их действительно наградят, классность, например, повысят или грамоту дадут: «За особое служебное рвение на ниве повышения достоверности доказательств стороны обвинения, путем понижения их допустимости», а этот лайфхак, как пример положительной судебной практики в борьбе со стороной защитой, опубликуют в юридическом журнале «Вестник военного права» в разделе «Уголовный процесс».
Про отказ суда первой инстанции в содействии в вызове свидетелей защиты – действующих военнослужащих суд апелляционной инстанции Южного окружного военного суда разъяснил следящее:
В соответствии с ч.3 ст. 86 УПК РФ защитник вправе самостоятельно собирать доказательства путем опроса лиц с их согласия, истребования справок, характеристик, иных документов от органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и организаций, которые обязаны предоставлять запрашиваемые документы или их копии.
В материалах дела отсутствуют какие-либо документы, подтверждающие, что защитники предпринимали попытки воспользоваться предоставленным им правом (объяснения потенциальных свидетелей, адвокатские запросы командованию), в связи с чем суд первой инстанции, не выступая на стороне защиты, обоснованно отказал в розыске и вызове указанных в ходатайстве лиц, рассмотрев ходатайство в соответствии с порядком, установленным ст. 256 УПК РФ.
Про то, как суд первой инстанции почти год выступал на стороне обвинения, оказывая всякое содействие в вызове и розыске свидетелей обвинения, суд апелляционной инстанции, естественно, промолчал.
В общем так, дамы и господа, по мнению судебной коллегии апелляционной инстанции Южного окружного военного суда, проблемы государственного обвинения, на минуточку, действующих сотрудников прокуратуры Южного военного округа, с вызовом свидетелей – действующих военнослужащих этого же Южного военного округа – это общие проблемы, а проблемы защиты с вызовом свидетелей, тех же действующих военнослужащих – это личные проблемы защиты, которые, по мнению апелляционного суда, легко решаются с помощью адвокатских опросов и адвокатских запросов.
У несчастных военных прокуроров – государственных обвинителей нет таких серьезных привилегий и видимо поэтому им можно и нужно оказывать содействие в уголовном процессе, всячески оберегать, помогать и в нужный момент подсказывать, какой же статьей УПК РФ они пользуются, необоснованно оглашая и исследуя доказательства.
Защитники, по мнению суда апелляционной инстанции, в силу наличия у них существенных прав и привилегий, предусмотренных ч.3 ст. 86 УПК РФ, должны суетиться сами, а именно штурмовать воинские части в поисках свидетелей защиты, прикрываясь от боевых выстрелов военных караулов бланками объяснений и отстреливаясь бумажными шариками, скатанными из адвокатских запросов. Вот такие состязательность и равноправие в уголовном процессе по-военному.
По итогу могу сказать следующее. У меня появилось сильное подозрение на то, что этот шедевр военно-юридической мысли, который язык не поворачивается назвать приговором, и апелляционное определение устоят и в военной кассации. Видимо, в военных судах весь этот уголовно-процессуальный беспредел просто поставлен на поток.
Что касается ЕСПЧ, с большей долей вероятности жалобы как на несправедливое судебное разбирательство, так и на жестокое и бесчеловечное обращение по данному уголовному делу, исходя из устоявшейся судебной практики ЕСПЧ, будут удовлетворены со всеми вытекающими отсюда процессуальными и юридическими последствиями. Но на это уйдут годы, которые не вернуть, так же как репутацию, свободу и нормальную человеческую жизнь.
Прав как никогда старина Станислав Ежи Лец:
Не везде, где дорожает мясо, растет ценность человека.