Найти юриста / адвоката / эксперта
Публикация для подзащитных или как ваши слова могут разрушить защиту
На тему этой публикации меня натолкнула статья «Почему вам не нужен лучший адвокат?»
СИЗО— это не только стены и решётки. Это ещё и особое состояние ума, которое часто подталкивает подзащитного к опасным ошибкам. В условиях ограниченного пространства, недостатка информации (информационный голод), резкого сужение круга общения и отсутствия привычных занятий, мозг может начать генерировать хаотичные мысли, пытаясь найти выход. Возникает так называемая Регрессия — возврат к детским формам поведения с перекладыванием ответственности на других людей (для подзащитных по УД — на потерпевших в первую очередь, реже на соучастников и свидетелей).
У «первоходов» часто возникает псевдодеменция - резкое снижение интеллектуальных способностей, иногда вплоть до пуэрилизма – детское поведение. Например, ребенок бьет стол, о который он ударился. Эти расстройства проявляются как защитная реакция психики человека на так называемый пенитенциарный стресс.
Отказ от признательных показаний
Цитата из объяснений подзащитного:
«…подписал всё, что сказали. Меня запугали до ужаса, я трус и слабак».
Как это оценивает суд:
В деле почти всегда имеются первоначальные объяснения или признания, данные в условиях задержания и/или сразу после возбуждения дела.
В протоколах сотрудники указывают: «сам выразил желание дать объяснения, диктовал самостоятельно».
Отсутствие своевременных жалоб на давление (поданных сразу после задержания или при первом контакте с адвокатом) лишает подобные доводы убедительности.
Формально «непроцессуальные объяснения» не должны иметь доказательственного значения, однако на практике они часто воспринимаются как первичное признание, к которому суд склонен доверять больше, чем позднему отказу.
Судья неизбежно задаст вопрос: «Почему об этом не сообщили адвокату? Почему не было жалоб администрации СИЗО или врачу?». Отсутствие таких следов в материалах дела будет истолковано как подтверждение добровольности.
Психологически формулировки вроде «я слабак» воспринимаются не как доказательство угроз, а как оправдание смены позиции.
Ключевой вывод:
Поздний отказ от признательных показаний без реальных подтверждений (жалоб, медицинских данных, свидетелей давления) почти всегда трактуется судом как недобросовестное изменение линии защиты. Первоначальные показания будут признаны более достоверными, поскольку даны «ближе к событию» и при участии адвоката.
Важно помнить:
Допрос — это всегда форма насилия. Дыба, кнут и раскалённые клещи остались в учебниках истории, но психологическое давление, усталость, дезориентация и следственные приёмы — никуда не делись. Современный допрос — это более «цивилизованный» арсенал, но его цель та же: получить нужные следствию показания. Кстати, немногие знают что добиваются палачи во время пыток — ведь понятно, что под пытками можно получить любые показания, как отличить придуманные показания для избежания дальнейших пыток от правдивых? Если интересно, я напишу, но эта тема другой публикации.
Почему возникает иллюзия «правильных слов»
Сенсорная депривация и ограниченные контакты заставляют многократно прокручивать события и придумывать «удобные» версии.
Тревога и неопределённость запускают самообман: человек убеждает себя в том, что его объяснение убедительно.
Отсутствие обратной связи формирует ложную уверенность: «если это звучит логично для меня, значит, поверят и судьи».
По некоторым категориям дел невозможно даже «обкатать» свои мысли на сокамерниках — значит, критики нет вообще.
В итоге субъективная логика кажется непробиваемой, но в суде она звучит обвинительно.
Опасность «обкатки версии» на адвокате
Некоторые подзащитные полагают: «Если адвокат поверил в мою версию события преступления, значит, и судья поверит». Это глубокое заблуждение.
Адвокат — не судья и не «тестовая публика» для доверительных рассказов. Его задача не в том, чтобы поверить или не поверить рассказу подзащитного, а в том, чтобы проверить его на прочность перед материалами дела и нормами УПК РФ.
Лично я никому не верю — ни подзащитному, ни свидетелям, ни потерпевшему, ни даже следователю. Верить — значит заранее принять позицию одной из сторон. Адвокат не имеет на это права: он обязан мыслить критически, сопоставлять факты, искать противоречия и строить защиту не на «вере», а на доказательствах.
Именно поэтому даже самая логичная и стройная версия доверителя сама по себе ничего не значит, если она не подтверждается документами, заключениями экспертиз и иными процессуальными доказательствами, которые могут быть восприняты судом в порядке ст. 74 УПК РФ.
В уголовном процессе выигрывает не тот, кому верят, а тот, чьи доводы подтверждены доказательствами, процессуально надлежащим образом оформленными в деле.
Иллюзия жалости суда
Многие подзащитные пытаются апеллировать к жалости: жалуются на здоровье своё или родителей, плачут, рассказывают о трудностях в камере. Им кажется, что такие слова «не повредят», даже если суд останется равнодушен. Но практика показывает: они не только не помогают, но и вредят.
Оценка суда:
Непрямая апелляция к жалости. Фраза «Помогите, мне плохо, мама болеет…» воспринимается как просьба о снисхождении по мотивам сострадания, а не как аргумент по существу обвинения. Судья обязан оценивать доказательства, а не эмоции. Такая просьба лишь демонстрирует отсутствие рациональной защиты.
Фокус на себе, а не на деле. Вместо того чтобы опровергать обвинение, подсудимый уводит внимание в сторону. Суд воспринимает это как косвенное признание вины либо как отсутствие твёрдой позиции.
Проигрышный психологический образ. Подсудимый, просящий жалости, выглядит слабым и зависимым. Суду проще довериться стороне, которая выступает твёрдо и логично, чем тому, кто просит о пощаде.
Я всегда говорю своим подзащитным-первоходам: вы попали в иной мир, о котором не имеете представления. Здесь знакомые вам слова значат иное. Даже порядок слов меняет смысл. То, что вам кажется правильным и естественным, в суде часто оборачивается против вас.
Чем грозит оглашение несогласованного с защитником текста в суде
Ваши записи и объяснения могут быть восприняты как:
отсутствие раскаяния;
попытка переложить вину на потерпевших;
косвенное подтверждение умысла на совершение преступления;
подрыв собственной линии защиты.
Результат: позиция разрушена, смягчающие обстоятельства не учтены, наказание приближается к максимуму.
Как вести себя в суде
Отвечайте только на прямые вопросы — кратко и по существу.
Если вопрос непонятен — не угадывайте, прямо скажите: «не понял».
Не выходите за рамки согласованной линии.
Не рассказывайте новых подробностей без согласия защитника.
Не готовьте и не произносите «самодельные речи». В суде это не помогает.
Помните: в соответствии со ст. 47 и 53 УПК РФ вы имеете право в любой момент консультироваться с защитником. Пользуйтесь этим правом.
Про «самодеятельность» доверителей
С этим сложнее всего. Иногда даже адекватный подсудимый уверен: он обязан лично «донести правду». На деле же его слова часто только усугубляют ситуацию.
Я всегда объясняю: это моя профессиональная оценка, но окончательное слово остаётся за ним. Адвокат обязан разделять позицию доверителя (кроме случаев самооговора). В конце концов, сидеть будет он, а не я.
Итог
В изоляции мысли обманывают.
Несогласованный текст губит защиту.
Красноречие подсудимого редко спасает.
В суде побеждает не красноречие подсудимого, а работа адвоката.
Уважаемый Владимир Владимирович, Вы совершенно правы — наши подзащитные, особенно в условиях ИВС / СИЗО находятся в полной дезориентации и склонны больше верить операм / следователям / сокамерникам, чем неизвестным им пока адвокатам, и готовы подписывать всё, что угодно, лишь бы вырваться из застенков...
И увещевать их бесполезно. Если уж будущий доверитель не удосужился обзавестись контактами хорошего адвоката «на всякий случай» и оплатить предварительную консультацию-инструктаж, то ожидать от него разумного и взвешенного поведения не имеет смысла… остаётся надеяться на элементарное чутьё и благоразумие, хотя бы в том, чтобы не давать вообще никаких объяснений / показаний пока не проконсультируется со СВОИМ адвокатом ;)
Уважаемый Иван Николаевич, Да, беда общая. Формально — «добровольно», «никто не подсказывал», «физическая сила не применялась». Фактически — человек в ИВС или СИЗО, дезориентирован и готов подписать что угодно, лишь бы поскорее «вырваться». Даже не догадываясь, что это желание удлиняет срок.
Наш УПК устроен так, что добровольность показаний определяется не состоянием человека, а записью в протоколе. Бумага спокойнее, чем любой живой человек — и суд доверяет именно ей.
Адвокат по назначению видит не дыбу, а только строчку «сам изъявил желание дать объяснение». И даже если задержанный вздрагивает на каждом слове — это уже не фиксируется.
Запретить адвокатам по назначению подписывать протоколы допросов при первых признаниях? Формально — вроде бы нереально: всё выглядит «чисто». Никто не бил при адвокате, головой по асфальту не волокли, телесных повреждений не зафиксировано. А если и есть повреждения — тут же появляется рапорт: «в ходе задержания применялась физическая сила и специальные средства – наручники…».
Единственный выход — заранее иметь своего адвоката и знать железное правило: «ни слова без защитника». Всё остальное превращается в борьбу с протоколом, который всегда выглядит убедительнее живых воспоминаний. Да и правило «ни слова без защитника» не работает при первых часах «беседы» задержанного и опера наедине. Но пока культура профилактической юридической защиты у граждан на нуле — мы обречены снова и снова разбирать эти «добровольные признания».
Уважаемый Владимир Владимирович, помню, как на заре своей адвокатской деятельности, когда я еще занималась уголовными делами и когда еще была та самая пресловутая непрерывность и каждое заседание начиналось с начала, мне попался подзащитный по назначению, который все 13 раз (в каждом судебном заседании) менял показания. Это выглядело нелепо. Что-то объяснять ему было тщетно.