Два волоса — это много или мало? Если на голове, то мало. Если в тарелке с борщом, то много.
Сразу отвечу на поставленный в заголовке вопрос: в нашей правовой системе (курсивом выделено специально, чтобы обратить внимание на это очень важное условие) 2% оправдательных приговоров — это не мало. Я бы даже сказал, что в идеале в нашей правовой системе оправдательных приговоров не должно быть вовсе. Но это в идеале, который недостижим. Поэтому в гомеопатических дозах они присутствуют.
О чем эта статья? Она о том, что завывания некоторых общественных и политических деятелей о ничтожно малом количестве оправдательных приговоров как об олицетворении страшных пороков нашего правосудия — чушь. Вернее, чушью это можно назвать только в исполнении людей, бездумно подобное повторяющих. Изначально же это, я думаю, осознанная ложь «борцов с режимом», небрезгливых в выборе методов.
Для яркости картинки они на всех заборах пишут примерно следующее: «Люди, посмотрите, при Путине оправдательные приговоры выносят даже реже, чем при Сталине!» Ну, то есть, Путин хуже даже «кровожадного людоеда Сталина». А вот в цивилизованном мире (это, конечно же, США) посмотрите — оправдательных приговоров процентов 20 минимум!
И полетела эта изначально ложь, а в продолжении глупость и пошлость, по соцсетям. И каждый теперь с видом профессора имеет что сказать о правосудии.
На вопросы возмущенного читателя предупредительно отвечу: защитником или даже сторонником «кровавого режима Путина» я не являюсь, а недостатки и пороки нашего правосудия мне хорошо известны, но малое количество оправдательных приговоров — не из их числа.
Количество оправдательных приговоров вообще ни о чем не говорит, и вроде бы, это уже начали понимать. Не понимает тот, кто не разбирается в уголовном процессе. Между прочим, это простой способ вычислить дилетанта: кто активно педалирует тему количества оправдательных приговоров как характеристики правосудия, с тем об уголовных делах лучше не разговаривать.
Да, и кстати… Вот говорят, что в Германии, в цивилизованной, то есть, стране, около двух процентов оправдательных приговоров. Повод задуматься...
Поскольку тема эта за годы «борьбы с режимом» обросла толстым-претолстым слоем вранья и глупости, погружаться в нее через эту толщу придется постепенно на примерах, далеких от юриспруденции. Поехали!
Как я менял машину
К дизельным машинам я всегда относился с недоверием и ездил на бензиновых. Последняя была мощная, под 240 лошадиных сил, но из-за большой массы динамика была — так себе. А тут сподобился купить дизельную с жалкими 170 «лошадями», после привычных 240-ка сулившими разочарование предпенсионной езды, подслащенной экономией топлива.
Как же я ошибался! 170 дизельных «лошадок» оказались настоящей ракетой, по сравнению с которой 240 бензиновых — ничтожный «овощ». Как же так? Получается, что такая общепринятая единица измерения, как «лошадиная сила», не отражает динамических качеств автомобиля? А ведь мы на нее ориентируемся при покупке...
Отражает. Но не полностью. Есть еще одна «цифра» в характеристике двигателя, и она гораздо менее известна автолюбителям. Кому-то вообще не известна, и потому назовем ее тайной цифрой. А от нее — ох, как много зависит! Это крутящий момент, который у дизельного двигателя гораздо выше, чем у бензинового, и именно потому дизельная машина с жалкими 170 лошадиными силами оказалась динамичнее 240-сильной бензиновой.
Для наглядности перед скобкой указана явная цифра (мощность в лошадиных силах), в скобках — тайная цифра (крутящий момент):
- бензиновый мотор — 238 л. с. (320 Н*м)
- дизельный мотор — 170 л. с. (400 Н*м)
Что получается? Получается, что для объективной оценки динамики надо знать не только явную цифру из рекламного буклетика, но и тайную цифру из технической документации. В совокупности. А по моим личным ощущениям второе даже важнее.
К чему я все это? А к тому, что в нашем уголовном процессе кроме явной цифры (количества оправдательных приговоров) также есть тайная цифра, сильно меняющая картину. Профессионалы — уголовных дел мастера — понимают, о чем я говорю, и возможно, им дальше читать будет не интересно.
Для тех, кому еще интересно, я продолжу.
Как в Вилларриба и Виллабаджо моют посуду
Теперь мы перенесемся в эти две удивительные деревни, народным промыслом которых, насколько нам известно, является мытье посуды. И там, и там для этого существуют большие ванны водой. А вот способ подачи воды сильно отличается.
В Вилларриба чтут традиции. Воду для мытья посуды там таскают из близлежащего озера ведрами. Наполнили ванну, теперь можно мыть? Нет, конечно. Хоть природа в тех краях и чудесна, а вода в озере прозрачна, абсолютно чистой ее назвать все же нельзя, и потому для мытья посуды она не годится. Ее сначала надо очистить.
Жители Вилларриба делают это вручную. И у них здорово получается — даже в этой прекрасной воде они старомодными сачками вылавливают процентов 20 грязи. И только после этого приступают к мытью посуды.
В Виллабаджо все по-другому. В ведрах там воду никто не носит. Заезжий немец им соорудил водопровод от самого озера до ванны. Мало того, в этом водопроводе он установил систему фильтров для очистки воды, чтобы в ванну она поступала уже полностью очищенной, пригодной для использования.
При этом предусмотрительный немец учел и возможные технические сбои в системе фильтрации водопровода, и человеческий фактор (забудут своевременно поменять картридж в фильтре), и потому сачок рядом с ванной все-таки оставил. Для самой тонкой финальной очистки.
И пунктуально следовавшие его инструкциям жители Виллабаджо сачком пользовались, кропотливо отлавливая грязь, проскользнувшую через фильтры в трубе. Но при всем их старании улов был ничтожно мал по сравнению с аналогичным в Вилларриба — 1-2%, не более. Молодец, немец!
Подведем итоги. Кто победил в этом соревновании по очистке воды? Вилларриба или Виллабаджо? Да никто не победил. И там, и там посуда мылась в одинаково чистой воде, которая изначально была одинаково грязной. Разница в том, что в Вилларриба вся грязь (20%) осела на сачках. А в Виллабаджо сачки были практически чистыми (2% загрязнений), поскольку почти всю грязь (18%) чуть раньше остановили фильтры водопровода.
То есть, победила дружба! Разными путями две деревни пришли к одному результату.
В стране правосудия
В этой стране заняты не посудой, а правосудием. Но в ней также есть свои Вилларриба и Виллабаджо.
В Вилларриба чтут традиции, и правосудие там работает по старинке. Живет в этой деревне англосаксонская правовая семья — Англия и ее бывшие колонии, включая Северную Америку и Австралию. Случись там преступление, полицейские сразу тащат злодея в суд и там уже «вручную» разбираются, а действительно ли он злодей, или им так только показалось. И порою, примерно в 20% случаев, суд приходит к выводу, что полицейские ошиблись, притащили невиновного, и выносит оправдательный приговор.
В отличие от любителей традиций и старины англичан, заправляющих в Вилларриба, в Виллабаджо рулят сторонники прогресса и механики немцы. Живет там романо-германская правовая семья — это страны континентальной Европы с Германией во главе, включая и нас, грешных.
И соорудили здесь немцы «досудебный трубопровод», по которому уголовное дело через систему фильтров идет в суд. А суд выполняет роль уже последней инстанции, фильтра тонкой очистки, выбраковывающего 2% уголовных дел, проскочивших через фильтры досудебного производства, на которых оседает основная масса брака (18%).
В отличие от Вилларриба, здесь злодея, даже пойманного на месте преступления, в суд сразу не тащат. Тащат его в полицейский участок, где начинают разбирательство. Чтобы во всем разобраться до суда. А суд — это уж так, отдел технического контроля, не более.
И длится это досудебное разбирательство месяцами и даже годами. Со всеми необходимыми допросами и экспертизами. И если вдруг окажется, что тот, кого поймали, не злодей вовсе, то его, не доводя дело до суда, отпускают с наилучшими пожеланиями на все четыре стороны, а разбирательство заканчивают.
До суда же в Виллабаджо доходят только многократно со всех сторон проверенные, прошедшие все фильтры «досудебного трубопровода» дела, не оставляющие сомнений в виновности подсудимого, которого суд при таких обстоятельствах осуждает легко и непринужденно. Однако и здесь порой, редко-редко, в 2% случаев обнаруживаются недоработки досудебных фильтров, пропустивших в суд невиновного. И суду приходится выносить столь непривычный для него оправдательный приговор.
Каковы же итоги соревнования Вилларриба и Виллабаджо в правосудии? Да все как с мытьем посуды. И там, и там из 100 человек, попавших в руки полицейских, 20 невиновны. Но если в Вилларриба, где пойманных сразу тащат в суд, там это и обнаруживается (20% приговоров оправдательные), то в Виллабаджо, где долгое досудебное разбирательство, 18 человек отпускают до суда и только 2-х оправдывает суд (2% приговоров оправдательные).
То есть, здесь, как и при оценке автомобильных моторов существует не только явная цифра (количество оправдательных приговоров, указано перед скобкой), но и тайная цифра (количество оправданий до суда, указано в скобке):
- Вилларриба — 20% (0%)
- Виллабаджо — 2% (18%)
Теперь понятно, что количество оправдательных приговоров (явная цифра) без учета количества оправданий до суда (тайная цифра) несет в себе ноль целых, ноль десятых информации.
На этом можно было бы и закончить, но хочется еще хотя бы очень бегло описать поставленные немцами в Виллабаджо, а значит и у нас, фильтры, сводящие практически к нулю количество оправдательных приговоров.
Фильтры «досудебного трубопровода»
Фильтры установлены последовательно по ходу движения трубы от ее начала до конца. Этим маршрутом и мы проследуем.
1. Отказ в возбуждении уголовного дела (ст. 148 УПК РФ)
Ошибается, кто думает, что уголовное дело возбуждается автоматически подачей заявления потерпевшим или когда полицейские сами обнаружат преступление. Совсем не так. Само оно не возбуждается, его возбуждает чиновник правоохранительных органов, принимая об этом решение.
Может возбудить, а может ведь и отказать. И потерпевший будет ходить на него жаловаться, быть может и годами, но так ничего и не добьется — уголовного дела не будет. И таких потерпевших, обивающих пороги, много. Они пишут и пишут, как пострадали от преступления, с требованием привлечь виновного, а им в ответ — отказ за отказом.
Почему чиновник отказывается возбуждать уголовное дело? Потому что он думает наперед — думает о судебной перспективе этого еще не возбужденного дела. Получится ли довести его до обвинительного приговора? А если нет, то стоит ли кашу заваривать?
Как чиновник решает эту задачку? Он проводит проверку заявления потерпевшего, в том числе опрашивает как заявителя, так и его обидчика, еще какие-то мероприятия проводит, даже экспертизы. Это практически полноценное расследование, и все с одной целью — чтобы понять, есть ли судебная перспектива.
То есть, фактически исход дела (обвинительный приговор) во многом предрешается, когда еще и дела-то нет. И если такой исход для чиновника не очевиден, то он предпочитает отказать — не возбуждает уголовное дело. Мы ведь все хотим заниматься только тем делом, которое приносит результат, причем желательно при минимуме усилий с нашей стороны. Если же результат призрачен, то и заниматься не хочется.
Это очень серьезный фильтр. Преодолеть нежелание правоохранителей возбуждать уголовное дело бывает очень и очень тяжело. Для меня как адвоката, наверное, нет более неприятной работы, чем добиваться в интересах потерпевшего возбуждения уголовного дела. Уж лучше обвиняемого защищать, каким бы пугающим ни был обвинительный уклон нашего правосудия.
2. Прекращение уголовного дела (ст. 212 УПК РФ)
Наконец, возбудили уголовное дело, началось расследование. Можно считать, что обвинительный приговор уже в кармане? Как бы не так... Если следователь в результате многомесячной работы по делу придет к выводу о невиновности обвиняемого, то есть — опять же об отсутствии перспективы обвинительного приговора, он дело прекращает, а обвиняемого отпускает.
Часто ли работает этот фильтр? Нет, не часто. Потому что, повторюсь, еще до возбуждения уголовного дела его перспектива просчитывалась. И если позднее она вдруг растаяла, то либо ситуация серьезно изменилась, что бывает нечасто, либо ошиблись в расчетах.
Однако, по некоторым категориям уголовных дел их прекращение — совсем не редкость. Вот, давайте В. В. Путина послушаем:
За 2014 год из почти 200 тысяч уголовных дел по так называемым экономическим составам до суда дошли лишь 46 тысяч, еще 15 тысяч дел развалились в суде. То есть приговором закончились 15% дел.Еще раз: только 15% уголовных дел закончились обвинительным приговором! А 85% развалились по пути к нему. Это многократно больше, чем средний показатель по Виллабаджо, где, напомню, 18% оправданий до суда.
Справедливости ради надо назвать причину этой аномалии. Уголовные дела, о которых говорил президент, возбуждались не для судебной перспективы, а с целями, далекими от целей уголовного правосудия, в том числе для шантажа обвиняемых и «отжатия» у них имущества, о чем и сказал В. В. Путин.
3. Возвращение уголовного дела на дополнительное следствие руководителем следственного органа (ст. 39 УПК РФ)
Наконец, следователь провел расследование, оснований для прекращения дела у него нет, а значит — дело надо направлять в суд для получения вожделенного обвинительного приговора.
Но сначала его должен проверить начальник следователя — руководитель следственного органа. Все ли в порядке? Не напортачил ли где следователь? Не придется ли за него краснеть? А ну, как вынесет суд вместо обвинительного оправдательный приговор из-за глупых ошибок следователя... И если руководитель следственного органа такие ошибки находит, то он не пропускает дело в суд, а возвращает следователю. На доработку.
Этот фильтр работает, по-моему, не очень. Или, правильнее сказать, его работу мы не очень видим. Потому что следователь и его начальник сидят в соседних кабинетах, и потому фильтрацию документами не оформляют — все происходит неформально с применением ненормативной лексики. Впрочем, иногда им и документы приходится писать, когда по-другому уже не получится, но это детали, на которых мы останавливаться не будем.
4. Возвращение уголовного дела на дополнительное следствие прокурором (ст. 221 УПК РФ)
Если дело по окончании расследования, благополучно миновав матюки руководителя следственного органа, продолжает свой путь в суд, то оно прежде попадает на стол прокурора. И тот решает, передать его в суд или вернуть следователю как непригодное для судебного рассмотрения, то есть не имеющее перспективы обвинительного приговора.
Как адвокат-защитник очень люблю этот фильтр, считаю его очень эффективным. Это шанс перетащить прокурора на свою сторону. Нет, так-то он, конечно, за следователя, но только до определенного предела, чтобы не в ущерб себе — на амбразуру за него не полезет.
В отличие от следователя и его руководителя, изначально «замазанных» уголовным делом, прокурор девственно чист. Дело он видит перед собой впервые, его подписей в деле нет, свое мнение по делу он не высказывал и согласия на его возбуждение или предъявление обвинения не давал.
И теперь он решает, подписаться под этим делом или, быть может, лучше не надо… Ведь ему по этому делу в суде обвинение поддерживать. Не сесть бы в лужу… Не подставит следователь? Не вылезут ли в суде его фальсификации? Что тогда? «Оправдак» словить из-за глупого «следака»? Нет уж...
Прокурор должен проверить дело и в случае обнаружения его «токсичности» лучше от него избавиться, вернув следователю. Но не подписывать его в суд!
Почему я как защитник люблю этот фильтр? Потому что могу в его работе активно поучаствовать — проделать за прокурора работу по выявлению «токсичности» дела. Инструменты у меня есть. И результаты доложить прокурору. И вежливо так попросить: прокурор, не подписывайся под этим делом — хуже будет.
5. Возвращение судом уголовного дела прокурору (ст. 237 УПК РФ)
Это последний фильтр на пути уголовного дела к приговору. Но самый мощный. На тот случай, если непригодное для обвинительного приговора дело как-то проскочило все предыдущие фильтры, потому что они не сработали. И им это дорого будет стоить — гнев суда, которому подсунули «некондицию», будет страшен. Страшнее для них только оправдательный приговор.
— Вы что — грозно сдвинув брови, прорычит судья прокурору — хотите получить оправдательный приговор?
— Нет, только не это! — жалобно завизжит прокурор (которого я, кстати, предупреждал — см. выше) — все, что угодно, только не это!
— Тогда забирайте свое … и проваливайте!
И прокурор, схватив дело под мышку, побежит прочь из суда зализывать свои раны и отыгрываться на следователе, его руководителе и «том придурке, который разрешил это дело возбудить».
То есть, при некачественной работе фильтров в ходе движения дела по «досудебному трубопроводу» в сторону суда, в обратном направлении пойдет «обратка», очень для них болезненная. Так задумали немцы. Чтобы фильтры работали, и дело к приговору подходило в рафинированном виде. Чтобы приговор получался исключительно обвинительным.
А оправдательный приговор — это на самый-самый-самый крайний случай. Которого, по задумке, и быть не должно.