Любите ли вы Александра Андреевича Добровинского, как люблю его я? Смотреть и слушать его лекции, которых много в интернете — одно удовольствие. Эстетическое как минимум. А практическая польза? Для меня, работающего по уголовным делам, в которых он, судя по всему, ничего не понимает?
Он позиционирует себя, и, видимо, не без оснований, как специалиста по ведению переговоров. И когда-то давно его старый наставник научил его, что единственное оружие при ведении переговоров — это шантаж и насилие. Только шантаж и насилие! У идущего на переговоры должен быть рычаг давления на оппонента. Нет рычага — не надо идти на переговоры, от них надо уклониться любыми способами.
Здорово! Но мне-то, «уголовнику», что с этого знания? Хотя, постойте… И тут меня осенило, что я давно уже неосознанно в своей работе применяю именно эти приемы. А мои отношения со следователем, прокурором, судьей — ни что иное, как переговоры. А поскольку эти переговоры очень неравные (как принято говорить, от слова «совсем»), то без рычага давления я давно уже на них не хожу. Нет рычага — сижу и помалкиваю, адвокатской риторикой никого не мучаю (также от слова «совсем»).
А ведь в университете диплом писал о судебной речи… Тьфу, ты… Глупость-то какая!
Почему мне не интересен суд присяжных
Общим местом стало говорить, что спасет нас только суд присяжных. И только в нем адвокат может что-то доказать, в чем-то убедить. Может быть, может быть… Это если адвокат ставит себе задачей доказать и убедить… А правильна ли постановка такой задачи?
Загадка
Небольшая зарисовка...
Спорят прокурор и адвокат, какого цвета перед ними стена. Прокурор говорит, что синего, а адвокат — что голубого. Кто победит в споре? — спрошу я читателя этих строк.
Ну, — скажет читатель, — для ответа на этот вопрос мне надо сначала посмотреть на эту стену, какого она цвета...
Да не надо никуда смотреть! При такой постановке вопроса я с закрытыми глазами скажу, что победит прокурор, какого бы цвета стена ни была. В наших условиях так. Просто потому, что прокурор сильнее. Это спор неравных. Таковы наши реальные условия, и только из них мы будем исходить. В споре «синяя или голубая» победит тот, кто сильнее.
Меняем условия задачи...
Спорят прокурор и адвокат, черная стена или белая. Опа! Посмотрите, насколько тяжелее становится прокурору. Посмотрите, как расправляются плечи адвоката. О, смотрите, он уже мускулами поигрывает!
Конечно, прокурор по-прежнему сильнее. Но представить черное белым гораздо труднее, чем голубое синим, согласитесь. И для себя я решил, что это — та поляна, на которой стоит играть. А вот играть в «синее-голубое» не стоит, это зыбкая почва и позиция на ней слабая и заведомо проигрышная.
Отгадка
Спор «синее-голубое» — это спор о доказанности обвинения. Прокурор считает, что доказано. Адвокат считает, что не доказано. Очень субъективно. И эта субъективность заложена в уголовно-процессуальный закон (ст. 17 УПК РФ):
Статья 17. Свобода оценки доказательств
1. Судья, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью.
2. Никакие доказательства не имеют заранее установленной силы.
Ну? Неужели не понятно, в какую сторону будет повернуто это внутреннее убеждение? Неужели не очевидно, кто выиграет?
А адвокату в этом споре остается только жалкий в своей беспомощности жанр интервью в коридоре суда про то, что "… не доказано… у обвинения нет доказательств… мы будем обжаловать...".
Что на это суды говорят? Не особо утруждаясь, они пишут: "… доказательства защиты суд оценивает критически..." — и все! Всем знакомо, я думаю.
Нет, в такие игры я не играю. Или играю только факультативно. Или только «на безрыбье».
В суде присяжных с этим, конечно, получше. Но тренд тот же. Где заложена большая доля субъективности в оценке, там всегда выиграет тот, кто сильнее. То есть, прокурор.
Мое же кунг-фу, как говорили герои фильмов времен видеосалонов — это спор о «черном-белом», то есть о соблюдении закона — как материального, так и процессуального. Потому что закон написан черным по белому, и субъективный фактор в его оценке присутствует, но в несравнимо меньшем размере.
Да, это игра на ошибках противника, в которой мы, вроде бы, попадаем в зависимое от него положение: а вдруг он не ошибется? Сразу скажу: не видел такого. За 20 лет работы в уголовном процессе я не видел ни одного дела без нарушений закона. Ни одного!
Эти нарушения бывают жирные и сочные, а бывают — так себе. Их надо уметь находить, это как у грибников: один возвращается из леса с полной корзинкой, другой — с пустой. Их надо уметь фильтровать, отделяя крепкие от червивых и вовсе поганок. Но оно того стоит! Такой суп можно сварить...
Да, это требует искусного мастерства, которому учатся годами. Да, это тяжелейший труд, не сравнимый с пустословием об «отсутствии доказательств» (чугунный от корпения над делом зад, красные от монитора глаза и вывернутые наизнанку мозги). Но и результат несравнимый...
Итак, кому нужен результат и кто готов терпеть указанные тяготы и лишения, добро пожаловать в мир шантажа и насилия!
Основной инстинкт
Для начала давайте рассмотрим нашу жертву — судью, прокурора, следователя. В среде правозащитников, прочих «борцов с режимом» и временно примкнувших к ним родственников подозреваемых и обвиняемых принято считать, что они — вурдалаки и упыри, единственным смыслом жизни которых является удовольствие от распития чужой крови.
Это не так. Ими движет совсем другое, и до крови попавших в их сети граждан, как и вообще до этих граждан, им нет абсолютно никакого дела. А есть им дело до их семьи, друзей, кредитов на несколько лет вперед. Они хотят просто спокойно жить, ходить на работу, получать зарплату, по возможности карьерно расти, и чтобы все у них было спокойно и хорошо.
А еще они очень стремятся дослужиться до пенсии, которая, во-первых, наступит для них в 2 раза раньше, чем для обычных граждан, а во-вторых, она немаленькая. Вы знаете, какая пенсия у судьи? Очень неплохо быть 40-летним пенсионером, ежемесячно получающим сумму, равную зарплате среднестатистических мужа и жены вместе взятых.
В общем, это чиновники. Люди вполне благоразумные и умеренные. Они могут быть глупыми, могут быть бессовестными… Но вот чего у них не отнять — это инстинкт самосохранения. Без него там не выжить. Безопасность превыше всего, как говорят рассудительные производители известного шведского автомобиля. «Отморозки» в этой среде встречаются, но не задерживаются как не отвечающие требованиям безопасности. Ведь главные достоинства государственной службы — это стабильность и защищенность.
А потому они никогда не полезут туда, где можно «вляпаться». И вообще они постоянно боятся (знаете ли вы об этом?) и беспрестанно озираются, потому что любой «косяк» или «залет» может поставить под сомнение благополучность их существования. На особенно хардкорных должностях чиновники с эквилибрической ловкостью ежедневно уворачиваются от того, что им может «прилететь» с любой самой неожиданной стороны.
Ситуацию усугубляет отношение государства к своим служилым людям. Прямо скажем, скотское отношение. Тут не до пития крови каких-то там людишек (подозреваемых и обвиняемых), которые в этой системе играют роль статистической погрешности. Главная задача — самосохраниться и доползти до пенсии.
Итак, что мы имеем? Мы имеем человека, которого, как и любого из нас, беспокоит собственное благополучие. Ко всему, что этому благополучию может угрожать, он относится в высшей степени внимательно. И если вы придете к нему и скажете: "Друг, туда не ходи — там тебе будет больно, очень больно" — и приведете убедительные аргументы, которые он оценит сам или с помощью более умных и профессиональных коллег, он вас обязательно послушается. Обязательно! И сделает, как вы ему посоветуете.
А если вдруг не послушается, и ему станет больно, то в следующий раз он будет вам в рот смотреть и научит этому окружающих.
Шантаж и насилие
Надо очень хорошо понимать, чего боятся наши оппоненты, и исходя из этого определять точку приложения силы. Ниже приведены самые известные и распространенные методы давления. Более тонкие и частные случаи требуют креатива на месте.
Судья
Боится отмены приговора. Вы, возможно, обращали внимание на периодически появляющиеся в публичном пространстве идеи лишать мантии за, например, 3 отмены. В силу явного неприкрытого идиотизма подобных идей практического воплощения они не имеют. Но, тем не менее, каждая отмена приговора — это жирный минус в карьере судьи.
Кстати, именно по этой причине судьи боятся выносить оправдательные приговоры — высока вероятность отмены, ведь сторона обвинения, также владеющая приемами шантажа и насилия, всей своей мощью навалится на апелляционную инстанцию. Судье — человеку маленькому — такие приключения не нужны. Лучше худо-бедно вынести приговор обвинительный, но с минимальным наказанием, чтоб никто не жаловался, гарантировав тем самым себя от его отмены.
Поэтому наша задача — еще до приговора найти основания его будущей отмены и обоснованно изложить их судье. Судья должен расхотеть идти на приговор. У него должно возникнуть желание срочно избавиться от этого «токсичного» дела, отправив его обратно прокурору в соответствии со ст. 237 УПК РФ. В том числе даже по надуманным основаниям.
Прокурору это не понравится? Конечно. Но для него это все же лучше, чем оправдательный приговор. Поэтому если мы нашли действительно серьезные нарушения, и судья их воспринял, то он сможет объяснить ситуацию прокурору, и тот «рыпаться» не будет. После подобных разъяснений прокурор, бывает, сам ходатайствует о возвращении ему дела, и судья это ходатайство благосклонно удовлетворяет. У меня так было по этому делу, закончившемуся реабилитацией, и по этому делу.
Таким образом, наше оружие для воздействия на судью — ст. 389.15 УПК РФ, закрепляющая основания отмены приговора, и 3 следующие за ней статьи, раскрывающие эти основания. При этом ст. 389.16 УПК РФ — это все-таки о «синем-голубом» и потому работает не ахти как. А вот ст. 389.17 УПК РФ и ст. 389.18 УПК РФ — то, что надо, «черное-белое».
Прокурор
Боится оправдательного приговора и возвращения судом дела в порядке ст. 237 УПК РФ. Причем первого он боится больше, потому что если второе — это просто «косяк» в работе, хоть и жирный, то первое — это крах, свидетельствующий о несоответствии занимаемой должности. Благо, на счастье прокурора, у него имеется возможность, как было указано выше, по договоренности с судом и при отсутствии возражений защиты первое заменить вторым и тем самым смягчить свое наказание.
Поэтому наше оружие на прокурора — это ст. 237 УПК РФ. При ознакомлении с делом по окончании расследования (ст. 217 УПК РФ) ищем нарушения, из-за которых суд вернет дело прокурору. И не прячем их в рукаве до суда, а идем с ними к прокурору, который еще не «замазан» этим делом, еще не подписался под ним — не утвердил обвинительное заключение. И спешим предупредить его, чтобы он ни в коем случае не марался, иначе в суде ему будет «а-та-та»...
И если наши доводы убедительны, то прокурор, руководствуясь описанным выше инстинктом самосохранения, не утвердит обвинительное заключение и вернет в соответствии со ст. 221 УПК РФ дело следователю для дополнительного следствия. А поскольку следователь по непонятным пока для меня причинам с каждым новым дополнительным следствием совершает все больше ошибок, то наше упорство в их выявлении и представлении прокурору может быть вознаграждено тем, что обвинительное заключение по делу не будет утверждено никогда. Мой личный рекорд в этой дисциплине — 9 «доследов».
Следователь
Являясь первым звеном пищевой цепочки чиновников уголовного процесса, он боится всего. И оправдательного приговора, и возвращения судом дела прокурору, и возвращения прокурором ему дела на дополнительное следствие. Он всегда будет «крайним» и за все в ответе.
Но поскольку он «замазан» делом с самого начала, каким бы «токсичным» оно ни было, шантажировать его тяжело. Ему просто не на кого переложить ответственность. Даже если опера принесли ему фальшивые материалы ОРД, раз он их принял и возбудил по ним уголовное дело — уже «вляпался», уже виноват, уже отвечать.
А семь бед — один ответ. И бедный следователь, как загнанный заяц, зажмурившись от страха, тупо ломится вперед. Конструктивный диалог с таким невозможен. Только если по каким-то маленьким частным вопросам. Здесь — да, можно поторговаться. Но дело прокурору он с обвинительным заключением все равно передаст.
Может, конечно, организовать себе «внутренний дослед» (на дополнительное следствие ему дело вернет его руководитель, не донося до прокурора). Но потом все равно понесут прокурору. Хотя и «внутренний дослед» защите может быть полезен. Поэтому «кошмарить» следователя доводами, предназначенными прокурору и судье, можно и нужно.
Важное примечание
Поскольку мы идем шантажировать и насиловать противника, который гораздо сильнее нас, наше оружие должно быть мощным и исправным. Отсюда — 2 правила:
- Наши доводы должны безупречно соответствовать закону. Никаких адвокатских лукавых «натяжек-подтяжек», никаких даже «фифти-фифти». Все выявленные нарушения закона записываем на листке бумаги в порядке убывания их убойной силы, получившийся список делим пополам и нижнюю его часть безжалостно выкидываем в мусорную корзину или в долгий ящик до лучших времен.
- И, конечно, не врать! Помним, что все наши доводы будут рассмотрены под микроскопом как определяющие судьбу чиновника, которому они адресованы, а не абсолютно ему безразличного обвиняемого.