Найти юриста / адвоката / эксперта
Очевидную незаконность предостережения зам.прокурора Вологодской области Ашурбекова Т.А. я изложил ранее.
В связи с отказом судьей Балаевой Т.Н. (единоличный состав суда) признать его незаконным и такой же позицией вышестоящих судов, в КС РФ РФ была направлена индивидуальная жалоба .
Позиция Заявителя по предмету жалобы о неконституционности ст.25.1. Закона о прокуратуре была изложена следующим образом.
В соответствии со статьями 6, 22 и 25.1. Закона в их взаимосвязи и с Указанием Генпрокуратуры, предостережение это мера прокурорского реагирования, содержащая властное требование прокурора (его заместителя) в адрес должностного лица прекратить достоверно установленную подготовку противоправных деяний и содержащая предупреждение о наступлении ответственности, в случае не исполнения этого требования, т.е. не прекращения подготовки противоправных деяний.
Из Закона и Указания следует, что законным основанием для объявления предостережения является только достоверно установленный факт подготовки противоправных деяний.
Такого законного основания для объявления мне предостережения у должностного лица не имелось. Факт подготовки противоправных деяний им не был установлен, требование о прекращении подготовки противоправных деяний мне не было предъявлено, ответственность за неисполнение требования прокурора не разъяснена.
Суд подробно воспроизвёл оспариваемую норму закона, Указание, текст предостережения, но основанием для его вынесения определил факт ведение аудиозаписи, не назвав эти действия подготовкой противоправных деяний, а наоборот, подтвердил возможное использование мною аудиозаписей для защиты моих прав. Но защита прав не является противоправным деянием.
Суд сделал выводы о том, что каких-либо ограничений для меня предостережение не содержит, конкретных обязанностей на меня не возлагает, препятствий к осуществлению прав не создает. Что мне не вменили состоявшийся факт нарушения закона, а лишь предостерегли от совершения нарушений закона на будущее время.
Трактуя ст.25.1. Закона, суд посчитал, что в соответствии с ней предостережение имеет характер предложений о недопустимости нарушения закона и направляется лицу в целях предупреждения правонарушений.
Оспариваемая норма (ст.25.1.Закона) действительно называется «Предостережение о недопустимости нарушения закона» и содержит в тексте цель применения этой меры прокурорского реагирования — предупреждение правонарушений. Направляется в письменной форме как предостережение о недопустимости нарушения закона.
Но исходя из статей 6, 22 и ч.2 ст.25.1. Закона предостережению присуще не предложение, а требование, заложенное в этой мере прокурорского реагирования. А именно, властное требование прокурора (его заместителя), наделенных законом полномочиями, о прекращении достоверно установленной подготовки противоправных деяний.
Но никак не предложение прекратить такие действия.
В ином случае это не мера прокурорского реагирования, т.к. в виде «предложения» она не направлена на пресечение подготовки противоправных деяний и на предупреждение правонарушений.
Таким образом, по моему мнению, исходя из содержания статей 6, 22 и 25.1. Закона в их совокупности, по сути предостережение это требование о прекращении подготовки противоправных деяний. И фактически это не предостережение, а требование прекратить подготовку противоправных деяний.
Но такое содержание в ст.25.1. Закона четко и однозначно не изложено, оно недостаточно ясно и в нем отсутствует недвусмысленность. Это вызвало в данном случае разное толкование и оценку предостережения с моей стороны и со стороны должностного лица.
Причем должностное лицо мои многочисленные заявления с просьбой разъяснить, какие противоправные деяния я готовила, проигнорировало, на судебные заседания не являлось и не исполнило обязанность, предусмотренную ст.249 ГПК РФ, доказать законность предостережения.
Суд, обязанный разрешить мой спор на основании Конституции и законов Российской Федерации, по не понятной причине взял за основу позицию должностного лица.
Очевидно, что при таких обстоятельствах гарантию от незаконных и произвольных решений судебных органов и действий должностных лиц прокуратуры может обеспечить только ясность и недвусмысленность ст.25.1. Закона.
Общеправовой критерий формальной определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы (формальной определенности закона), обусловленный природой нормативного регулирования в правовых системах, основанных на верховенстве права, непосредственно вытекает из закрепленных Конституцией Российской Федерации принципа юридического равенства (статья 19, части 1 и 2) и принципа верховенства Конституции Российской Федерации и основанных на ней федеральных законов (статья 4, часть2; статья 15, части 1 и 2).
Неопределенность содержания правовых норм влечет неоднозначное их понимание и, следовательно, неоднозначное применение, создает возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения и ведет к произволу, а значит – к нарушению указанных конституционных принципов, реализация которых не может быть обеспечена без единообразного понимания и толкования правовой нормы всеми правоприменителями (Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 25 апреля 1995 года № 3-П, от 15 июля 1999 года № 11-П, от 11 ноября 2003 года № 16-П и от 21 января 2010 года № 1-П).
Необходимость соблюдения принципа правовой определенности подчеркивает и Европейский Суд по правам человека при применении содержащихся или вытекающих из Конвенции о защите прав человека и основных свобод общих принципов, лежащих в том числе в основе оценки соответствия ее положениям внутригосударственного права.
Согласно позициям Европейского Суда по правам человека закон во всяком случае должен отвечать установленному Конвенцией стандарту, требующему чтобы законодательные нормы были сформулированы с достаточной четкостью и позволяли лицу предвидеть, прибегая в случае необходимости к юридической помощи, с какими последствиями могут быть связаны те или иные его действия (Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 27 мая 2008 года № 8-П).
В связи с изложенным, по моему мнению, ст.25.1. Закона не соответствует Конституции, т.к. не соответствует условиям ясности и недвусмысленности нормы права, не соответствует, как показала практика в конкретном случае, единообразному пониманию и толкованию её всеми правоприменителями, не соответствует принципу верховенства права и принципу юридического равенства, принципу формальной определенности права.
Требование к Конституционному Суду РФ.
На основании изложенного прошу проверить на соответствие Конституции РФ по содержанию статью 25.1. Закона и признать эту статью не соответствующей ч.1 ст.17, ч.1 и ч.2 ст.19, ч.1 ст.21, ч.2 ст.45 и ч.3 ст.55 Конституции Российской Федерации.
Позиция Конституционного Суда РФ (кратко)
В целях предупреждения правонарушений и при наличии сведений о готовящихся противоправных деяниях прокурор вправе объявить должностному лицу предостережение о недопустимости нарушения закона, в котором указывает требования о соблюдении действующего законодательства.
Данное регулирование не содержит неопределенности и не предполагает возможности произвольного принятия названной меры прокурорского реагирования.
И далее обычный вывод — отказать в принятии жалобы к рассмотрению, т.к. она не может быть признана допустимой (немножко другими словами, но суть та же).
С таким выводом о недопустимости я всегда не согласен, но это отдельная тема для обсуждения.
Сейчас не об этом, а о загадке.
КС РФ, исключая неопределенность нормы и возможность произвольности её применения, сделал вывод: следовательно, ст.25.1 не может рассматриваться как нарушающая конституционные права заявительницы в указанном ею аспекте.
Обратите внимание на слова «в указанном ею аспекте». Т.е., из этого, по мнению КС РФ возможно следует, что, если бы жалоба была изложена в другом аспекте, то она, возможно была бы рассмотрена как нарушающая конституционные права заявительницы!
В жалобе поставлен вопрос о неопределенности, не ясности и двусмысленности ст.25.1.
КС РФ посчитал, что таких недостатков в статье нет. Я не согласен, но не об этом речь.
А какой другой аспект может иметь место в данном случае?
То, что заявительница, объявлением ей не соответствующего закону предостережения, без суда и обеспечения конституционных гарантий фактически признана готовящей противоправные деяния, хотя она их не готовила?
Или то, что объявлением не соответствующего закону предостережения, нарушено её конституционное право (созданы препятствия) защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом (ч.2 ст.45)?
Или то, что в предостережении не указан конкретный факт подготовки противоправных деяний?
Или то, что в предостережении не указаны конкретные требования прокурора о соблюдении действующего законодательства?
Или, еще что?
А может их все вместе указать в новой жалобе? Но это излишне, т.к. нужно четко определить относимость нового аспекта к компетенции КС РФ. Иначе последует ссылка на относимость аспекта к компетенции суда общей юрисдикции.
Первых два из названных, вроде ближе к компетенции КС РФ, третий — это основание для предостережения, четвертый — обязательная составная часть предостережения и проверка (оценка) в отношении их (третьего и четвертого) пожалуй определенно не входит в компетенцию КС РФ.
Хотелось бы узнать Ваше мнение, уважаемые «праворубцы», по этой загадке!
В связи с отказом судьей Балаевой Т.Н. (единоличный состав суда) признать его незаконным и такой же позицией вышестоящих судов, в КС РФ РФ была направлена индивидуальная жалоба .
Позиция Заявителя по предмету жалобы о неконституционности ст.25.1. Закона о прокуратуре была изложена следующим образом.
В соответствии со статьями 6, 22 и 25.1. Закона в их взаимосвязи и с Указанием Генпрокуратуры, предостережение это мера прокурорского реагирования, содержащая властное требование прокурора (его заместителя) в адрес должностного лица прекратить достоверно установленную подготовку противоправных деяний и содержащая предупреждение о наступлении ответственности, в случае не исполнения этого требования, т.е. не прекращения подготовки противоправных деяний.
Из Закона и Указания следует, что законным основанием для объявления предостережения является только достоверно установленный факт подготовки противоправных деяний.
Такого законного основания для объявления мне предостережения у должностного лица не имелось. Факт подготовки противоправных деяний им не был установлен, требование о прекращении подготовки противоправных деяний мне не было предъявлено, ответственность за неисполнение требования прокурора не разъяснена.
Суд подробно воспроизвёл оспариваемую норму закона, Указание, текст предостережения, но основанием для его вынесения определил факт ведение аудиозаписи, не назвав эти действия подготовкой противоправных деяний, а наоборот, подтвердил возможное использование мною аудиозаписей для защиты моих прав. Но защита прав не является противоправным деянием.
Суд сделал выводы о том, что каких-либо ограничений для меня предостережение не содержит, конкретных обязанностей на меня не возлагает, препятствий к осуществлению прав не создает. Что мне не вменили состоявшийся факт нарушения закона, а лишь предостерегли от совершения нарушений закона на будущее время.
Трактуя ст.25.1. Закона, суд посчитал, что в соответствии с ней предостережение имеет характер предложений о недопустимости нарушения закона и направляется лицу в целях предупреждения правонарушений.
Оспариваемая норма (ст.25.1.Закона) действительно называется «Предостережение о недопустимости нарушения закона» и содержит в тексте цель применения этой меры прокурорского реагирования — предупреждение правонарушений. Направляется в письменной форме как предостережение о недопустимости нарушения закона.
Но исходя из статей 6, 22 и ч.2 ст.25.1. Закона предостережению присуще не предложение, а требование, заложенное в этой мере прокурорского реагирования. А именно, властное требование прокурора (его заместителя), наделенных законом полномочиями, о прекращении достоверно установленной подготовки противоправных деяний.
Но никак не предложение прекратить такие действия.
В ином случае это не мера прокурорского реагирования, т.к. в виде «предложения» она не направлена на пресечение подготовки противоправных деяний и на предупреждение правонарушений.
Таким образом, по моему мнению, исходя из содержания статей 6, 22 и 25.1. Закона в их совокупности, по сути предостережение это требование о прекращении подготовки противоправных деяний. И фактически это не предостережение, а требование прекратить подготовку противоправных деяний.
Но такое содержание в ст.25.1. Закона четко и однозначно не изложено, оно недостаточно ясно и в нем отсутствует недвусмысленность. Это вызвало в данном случае разное толкование и оценку предостережения с моей стороны и со стороны должностного лица.
Причем должностное лицо мои многочисленные заявления с просьбой разъяснить, какие противоправные деяния я готовила, проигнорировало, на судебные заседания не являлось и не исполнило обязанность, предусмотренную ст.249 ГПК РФ, доказать законность предостережения.
Суд, обязанный разрешить мой спор на основании Конституции и законов Российской Федерации, по не понятной причине взял за основу позицию должностного лица.
Очевидно, что при таких обстоятельствах гарантию от незаконных и произвольных решений судебных органов и действий должностных лиц прокуратуры может обеспечить только ясность и недвусмысленность ст.25.1. Закона.
Общеправовой критерий формальной определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы (формальной определенности закона), обусловленный природой нормативного регулирования в правовых системах, основанных на верховенстве права, непосредственно вытекает из закрепленных Конституцией Российской Федерации принципа юридического равенства (статья 19, части 1 и 2) и принципа верховенства Конституции Российской Федерации и основанных на ней федеральных законов (статья 4, часть2; статья 15, части 1 и 2).
Неопределенность содержания правовых норм влечет неоднозначное их понимание и, следовательно, неоднозначное применение, создает возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения и ведет к произволу, а значит – к нарушению указанных конституционных принципов, реализация которых не может быть обеспечена без единообразного понимания и толкования правовой нормы всеми правоприменителями (Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 25 апреля 1995 года № 3-П, от 15 июля 1999 года № 11-П, от 11 ноября 2003 года № 16-П и от 21 января 2010 года № 1-П).
Необходимость соблюдения принципа правовой определенности подчеркивает и Европейский Суд по правам человека при применении содержащихся или вытекающих из Конвенции о защите прав человека и основных свобод общих принципов, лежащих в том числе в основе оценки соответствия ее положениям внутригосударственного права.
Согласно позициям Европейского Суда по правам человека закон во всяком случае должен отвечать установленному Конвенцией стандарту, требующему чтобы законодательные нормы были сформулированы с достаточной четкостью и позволяли лицу предвидеть, прибегая в случае необходимости к юридической помощи, с какими последствиями могут быть связаны те или иные его действия (Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 27 мая 2008 года № 8-П).
В связи с изложенным, по моему мнению, ст.25.1. Закона не соответствует Конституции, т.к. не соответствует условиям ясности и недвусмысленности нормы права, не соответствует, как показала практика в конкретном случае, единообразному пониманию и толкованию её всеми правоприменителями, не соответствует принципу верховенства права и принципу юридического равенства, принципу формальной определенности права.
Требование к Конституционному Суду РФ.
На основании изложенного прошу проверить на соответствие Конституции РФ по содержанию статью 25.1. Закона и признать эту статью не соответствующей ч.1 ст.17, ч.1 и ч.2 ст.19, ч.1 ст.21, ч.2 ст.45 и ч.3 ст.55 Конституции Российской Федерации.
Позиция Конституционного Суда РФ (кратко)
В целях предупреждения правонарушений и при наличии сведений о готовящихся противоправных деяниях прокурор вправе объявить должностному лицу предостережение о недопустимости нарушения закона, в котором указывает требования о соблюдении действующего законодательства.
Данное регулирование не содержит неопределенности и не предполагает возможности произвольного принятия названной меры прокурорского реагирования.
И далее обычный вывод — отказать в принятии жалобы к рассмотрению, т.к. она не может быть признана допустимой (немножко другими словами, но суть та же).
С таким выводом о недопустимости я всегда не согласен, но это отдельная тема для обсуждения.
Сейчас не об этом, а о загадке.
КС РФ, исключая неопределенность нормы и возможность произвольности её применения, сделал вывод: следовательно, ст.25.1 не может рассматриваться как нарушающая конституционные права заявительницы в указанном ею аспекте.
Обратите внимание на слова «в указанном ею аспекте». Т.е., из этого, по мнению КС РФ возможно следует, что, если бы жалоба была изложена в другом аспекте, то она, возможно была бы рассмотрена как нарушающая конституционные права заявительницы!
В жалобе поставлен вопрос о неопределенности, не ясности и двусмысленности ст.25.1.
КС РФ посчитал, что таких недостатков в статье нет. Я не согласен, но не об этом речь.
А какой другой аспект может иметь место в данном случае?
То, что заявительница, объявлением ей не соответствующего закону предостережения, без суда и обеспечения конституционных гарантий фактически признана готовящей противоправные деяния, хотя она их не готовила?
Или то, что объявлением не соответствующего закону предостережения, нарушено её конституционное право (созданы препятствия) защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом (ч.2 ст.45)?
Или то, что в предостережении не указан конкретный факт подготовки противоправных деяний?
Или то, что в предостережении не указаны конкретные требования прокурора о соблюдении действующего законодательства?
Или, еще что?
А может их все вместе указать в новой жалобе? Но это излишне, т.к. нужно четко определить относимость нового аспекта к компетенции КС РФ. Иначе последует ссылка на относимость аспекта к компетенции суда общей юрисдикции.
Первых два из названных, вроде ближе к компетенции КС РФ, третий — это основание для предостережения, четвертый — обязательная составная часть предостережения и проверка (оценка) в отношении их (третьего и четвертого) пожалуй определенно не входит в компетенцию КС РФ.
Хотелось бы узнать Ваше мнение, уважаемые «праворубцы», по этой загадке!
Уважаемый Анатолий Васильевич, а почему не выложили полный текст жалобы и Определения?
Это точно Определение или ответ Секретариата?
Это определение. Раньше всегда получал предварительно ответ Секретариата, текст которого после повторного обращения в своей основе перекочевывал в текст отказного определения, отчего создается впечатление, что отказные определения пишет тот же Секретариат.
Суть жалобы заключается в правовой позиции заявителя, которая изложена. Остальное не так существенно: какой закон обжалуется, обоснование допустимости и прочее. В Определении вся первая страница как обычно жирным и крупным шрифтом название суда, состав суда, краткая вводная часть, а четвертая страница — два пункта: отказать и обжалованию не подлежит.
И везде полные ФИО заявительницы, поэтому не стал выкладывать несущественные вводную и заключительную части определения. Заявительница не хочет афишировать свои данные, а с номером и датой определения его найти можно очень быстро.
Уважаемый Анатолий Васильевич, предлагаю Вам, рассмотреть возможность, отдельным блоком, оформить запрос о соответствии норм статье 68 п.1 Конституции Рф, так как в норме закона говорится о предостережении лица, готовящего правонарушение, но не содержится требование к прокурору указать в каких действиях содержится нарушение закона, и указать ссылку на норму права, нарушенную лицом
чьи действия расходятся с законом.
данный закон примененный в данном конкретном деле, наглядно показывает, что по надуманному заявлению одной из конфликтующих сторон, другой стороне может быть вынесено предостережение всего лишь по субьективному мнению прокурора.
Без императивного требования нормы обязывающей прокурора указывать нарушенную норму права, в уникальном стечении обстоятельств в данном конкретном деле, обжалуемая норма противоречит ст.2 ст.18 и ст.68 п.1 в их совокупной взаимосвязи.
доработаете, если представляет интерес.
Спасибо уважаемый Игорь Александрович, за предложение!
Уважаемый Анатолий Васильевич, поставил себя -это мне запретили диктофон., в течение дня регулярно в голове всплывало в разных вариантах вот результат.
Предостережение прокурора запрещает мне защищать свои права всеми не запрещенными. Конституция дает мне право собирать информацию кроме информации с грифом секретности. Я и прокуратура равны перед законом и судом.
Если я действиями закон не нарушал, прокурор нарушил мои права запретив и не указав в чем состоит нарушение и норма примененная должна быть дополнена, обязанностью прокурора указывать нарушенную норму закона, допущенную гражданином пр реализации своего права на защиту.
Простите за некоторою корявость.
Отсутствие обсуждения полагаю неверием адвокатского сообщества в позитивные перемены в КС РФ.Сожалею, но это так.
Этот вариант, более наглядный и затрудняет возможности для отписок.
А консультанты КС РФ представляют вариант ответа для утверждения кому пибо из членов КС.Это просто мои предположения.
Уважаемый Игорь Александрович, практически со всем, что Вы сказали, согласен.
Так надеялся хоть на небольшое обсуждение и взгляды со стороны! Но…
Аспект, респект, проспект — неопределённо как-то. Что такое «аспект» и что они имели ввиду под этим словом относительно определённости нормы? Если точку зрения заявителя, то это полная фигня, точка зрения может быть любой, а нарушение права всегда реально. К примеру, я могу думать, что меня обокрали, вытащив кошелёк, а на самом деле я его забыл в такси… (со всеми вытекающими). И что? Мне откажут в рассмотрении жалобы на норму права запрещающую ментам искать потерянное в общественном транспорте только по тому, что мой «аспект» видит кражу?
Кажется все аспекты рассмотрения жалоб в КС РФ выходят из нежелания вообще что-то рассматривать.
А в чём собственно загадка? По моему всё предельно ясно сказано: отстань с дурацкими вопросами и не мешай людям составлять отчеты о выполнении плана.
С этим можно согласиться, вспоминая об обжаловании мною в КС РФ конституционность «оперативного эксперимента» (из Закона о ОРМ), которому вообще никакого определения не дано, в отличие от «следственного эксперимента» (по УПК РФ). Делай оперативный эксперимент как хочешь, что и делали, откровенно провоцируя человека на дачу взяток.
А потом, не боясь ничего, рассекретили аудиозаписи и приобщили их к материалам уголовного дела. А там черным по белому провокация! И это стало пожалуй главным доказательством для осуждения человека по откровенно спровоцированным взяткам.
По существу Вашего замечания, уважаемый Алексей Анатольевич!
Я думаю над вторым заходом в КС РФ и тщательно анализирую ситуацию. Поэтому и к
коллегам на сайт обратился, что бы что-то, хоть капельку, хоть что-то сказали, что бывает резко поворачивает сформировавшийся стереотип мышления по ситуации! Свежий взгляд, как свежий ветер!
Ведь до чего дошло, Генпрокуратура откровенно защищает Ашурбекова Т.А., по сумашедшему игнорируя закон и конкретное Указание, подписанное Чайкой Ю.Я. И никто не стреляется, хотя все погоны, и звезды на них, носят. Вроде офицеры!
Даже не постеснялись облпрокурорские и центральноаппаратчики ГП РФ сообщить о принятии решения о прекращении переписки по предостережению. Разбираюсь с этим.
Действительно — отстань, заткнись и прочее. Чем не коррупция!
На новом здании КС РФ забыли написать: Оставь надежду всяк сюда писавший (перефраз из Божественной комедии Данте Алигьери)
Уважаемый Алексей Анатольевич, судя по всему Алигьери не виноват.
Может Зорькина поменять достаточно будет.