Обратился ко мне гражданин С., и поведал свою историю: бытовой конфликт с супругой, в результате развод без его участия и полный запрет супруги на общение с ребенком. А ребенка гражданин С. любит и желает участвовать в его воспитании.
Попытка наладить контакт с бывшей супругой привела к заявлению в полицию и включение номера С.., в черный список телефона бывшей супруги.
Обращаясь с иском в суд, мы обосновали свою позицию ст. 66 Семейного кодекса РФ, которая определяет право родителя, проживающего отдельно на общение с ребенком, если это общение не причиняет вред психическому и физическому здоровью ребенка.
К судебному заседанию мы запаслись положительными характеристиками на Истца, справкой с психоневрологического диспансера о том, что гражданин С.., не состоит на учете.
При получении справки из диспансера столкнулась просто с неуемным любопытством персонала: нотариальную доверенность рассматривали едва ли не всем учреждением, а еще персонал очень уж интересовался для какой цели нужна эта справка. Стандартный ответ — для судебного разбирательства мед. персонал не устраивал, пришлось вежливо объяснить, что есть понятие профессиональной тайны.
Я была изначально уверена в заключении мирового соглашения, поэтому подошла к Ответчику с предложением мира в коридоре суда. Но после категоричного отказа моя уверенность в этом пошатнулась.
В предварительном судебном заседании, стороны вполне ожидаемо решили высказать свои обиды, забыв, что расторжение брака уже произошло и мы собрались по другому поводу..
Суд был великолепен, судья доходчиво объяснила Ответчику о том, что ребенку нужна не только мама, но и папа, к судье присоединилась и представитель опеки, уверенность Ответчика в своей правоте пошатнулась.
Вручив Ответчику визитку и предложив звонить в любое время для обсуждения условий мирового соглашения, была приятно удивлена, что через неделю Стороны остыли и договорились миром.
В итоге, на следующее судебное заседание мы представили суду мировое соглашение, которое и было утверждено судом.