Нормы отечественного законодательства о правовой защите участников уголовного судопроизводства, по утверждениям разработчиков, соответствуют международно-правовым стандартам. Кроме того, положения Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, Федерального закона «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства», ряда других нормативно-правовых актов во многом восприняли в этом вопросе опыт развитых в правовом отношении государств. С другой стороны, они не чужды традиционной национальной специфики.
Закономерно, что бурное развитие этого сегмента законодательства привело к всплеску научного интереса к нему. За последние годы в России защищено сразу несколько докторских и кандидатских диссертаций, так или иначе затрагивающих проблематику обеспечения безопасности участников уголовного судопроизводства. Среди них выделяются, в частности, исследования Гаврилова Б.Я., Новиковой М.В., Янина С.А. и др. На уровне монографических и журнальных публикаций обращают на себя внимание работы Брусницына Л.В., Степанова А.А., Епихина А.Ю. и др.
Не смотря на различия в подходах и оценках, перечисленные авторы солидарны в том, что данный правовой институт, в том числе и в рассматриваемом в настоящем сообщении аспекте, еще далек от совершенства. Как свидетельствуют эмпирические данные диссертантов, лишь 4 % потерпевших и 6 % свидетелей верят в возможность реализации права на защиту от давления со стороны преступника (его близких родственников, друзей и т.д.).
С другой стороны, около трети (32%) этих же лиц опасаются давления со стороны работников правоохранительных органов. Примечательна также оценка эффективности применения псевдонима в уголовном процессе данная судьями: 44% из них считают данную меру малоэффективной, другие 44 % – достаточно эффективной, остальные затруднились ответить[1].
Значимость рассмотрения вопросов, связанных с сокрытием персональных данных лиц, так или иначе содействующих правосудию, в рамках расследования уголовного дела обусловлена еще и следующим соображением. Не смотря на обилие предусмотренных законом организационных форм обеспечения безопасности свидетелей, потерпевших и иных участников уголовного судопроизводства, в следственно-судебной практике предпочтение придается именно анализируемым процессуальным гарантиям.
Напомню, что в соответствии с ч. 3 ст. 11 УПК РФ в отношении участников уголовного судопроизводства и его близких родственников могут применяться, в частности,
следующие меры безопасности:
— сокрытие данных о потерпевшем, его представителе или свидетеле в протоколе следственного действия (ч. ст. 166 УПК РФ);
— предъявление лица для опознания в условиях, исключающих визуальное наблюдение опознаваемого за опознающим (ч. 8 ст. 193 УПК РФ);
— допрос свидетеля в суде без оглашения подлинных данных о его личности и (или) в условиях, исключающих визуальное наблюдение свидетеля другими участниками судебного разбирательства (ч. 5 ст. 278 УПК РФ).
В качестве оснований для принятия таких мер защиты процессуальный закон указывает на достаточность данных о том, что потерпевшему, свидетелю или иным участникам уголовного судопроизводства, а также их близким родственникам, родственникам или близким лицам угрожают убийством, применением насилия, уничтожением или повреждением их имущества либо иными опасными противоправными деяниями.
В этой связи обращает на себя внимание, что так называемая «привилегия осведомителя», сформировавшаяся в государствах развитого правопорядка, главным образом, как способ защиты информации о лицах, негласно сотрудничающих с полицией на основании общественного долга или на контрактной основе, а равно сыщиков, работающих «под прикрытием», у нас носит универсальный характер. Кроме того, ее применение не связано с какими-либо строго определенными легальными условиями, а обусловлено аморфной формулировкой – «достаточные данные».
Как следствие, отечественное законодательство не в полной мере согласуется с международно-правовыми стандартами в этом вопросе, предусмотренными в ряде актов ООН и Совета Европы и в достаточной степени конкретизированными в прецедентной практике Европейского Суда по правам человека. В соответствии с ними использование при отправлении правосудия по уголовным делам данных, сообщаемых анонимами, должно носить исключительный характер и жестко регламентироваться процессуальным законодательством, поддерживая благоприятный баланс между нуждами уголовного судопроизводства и правами его участников.
На необходимость применения отечественного законодательства в соответствии с положениями международно-правых актов, в том числе Конвенций ООН от 15 ноября 2000 г. против транснациональной организованной преступности и от 31 октября 2003 г. против коррупции, относительно недавно указал Конституционный Суд Российской Федерации. Остается только сожалеть, что орган конституционного правосудия при вынесении определения от 17 июля 2007 г. № 622-О-О отказался признать неконституционными анализируемые положения ч. 9 ст. 166 и ч. 5 ст. 278 УПК РФ по мотивам их недостаточной правовой определенности.
С другой стороны, о каком соблюдении баланса между нуждами уголовного судопроизводства и правами его участников может идти речь, когда даже раскрытие подлинных сведений о лице, дающем показания, на основании обоснованного ходатайства стороны в соответствии с ч. 6 ст. 278 УПК РФ зависит от усмотрения суда? Как тут не вспомнить известную фразу, служащую концептуальной основой континентальной системы права: «Лучший закон есть тот, который менее всего предоставляет произвола судье, и лучший судья есть тот, который менее всего оставляет на собственное усмотрение»[2].
С другой стороны, при использовании в процессе доказывания фигуры «анонимного свидетеля» вероятность недостижения истины по делу значительно возрастает.
Поясню на примере. А. обвинялся в открытом хищении сотового телефона у Б. с применением насилия. При инциденте присутствовала подруга Б. некая В., полностью подтвердившая заявление потерпевшей о грабеже.
Также в ходе предварительного следствия установлено, что непосредственно перед «преступлением» между фигурантами имела места ссора на почве отказа Б. и В. от оплаты А., оказанных им услуг такси. В ходе предварительного расследования обе девушки заявляли о поступающих в их адрес угрозах со стороны А. и его знакомых. Тем не менее, данные о них не были изъяты из уголовного дела. Дело поступило для рассмотрения по существу в Индустриальный районный суд г. Хабаровска. После его принятия к производству защитнику с использованием персональных данных потерпевшей через торгово-розничную сеть удалось выяснить серийном номере (IMEI) якобы похищенного сотового телефона. На основании серийного номера далее было установлено, что по сведениям оператора сотовой связи после грабежа «утраченный» телефон почему-то продолжал использоваться вместе с sim-картами, зарегистрированными на Б.и. В.
По результатам судебной проверки полученной информации, подтвердившей, что телефоном после «хищения» продолжали пользоваться потерпевшая и свидетель, последовал отказ от обвинения.
Возникает вопрос, к реальному или условному наказанию был бы приговорен А., выступи Б. и В. по делу в качестве «анонимных свидетелей»?
В качестве общего вывода. В целях снижения риска недостижения истины по уголовному делу в вопросе обеспечения безопасности участников уголовного судопроизводства имеется реальная необходимость смещения акцентов и предпочтений с применения процессуальных способов их защиты, предусмотренный УПК РФ, на способы организационные, введенные в действие Федеральным законом «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства».
[1] Новикова М.В. Обеспечение безопасности участников уголовного судопроизводства как гарантия осуществления правосудия в современных условиях. // Автореферат диссертации на соискание учетной степени кандидата юридических наук. Екатеринбург. 2006.
[2] Бэкон Ф. Об устройстве и усовершенствовании наук. СПб. 1894. Т. 1. С. 596.