Обычно это сочетание понимается как перечисление. То есть свобода, дескать, и мысли и слова, в том смысле, что отдельно может существовать «свобода мысли» и отдельно «свобода слова».
Под «свободой слова» я признаю общепринятое толкование данной дефиниции. Это есть свобода вербального выражения мысли, письменное выражение ее же и, наверное, изобразительное (в самых разных формах).
Обратите внимание, свобода слова определяется через мысль. Действительно отдельно свобода мысли не могла бы описываться законодателем ввиду того, что ее объективизация пока невозможна, а законы, как известно, описывают объективную реальность, данную нам в ощущении.
Таким образом, можно сделать справедливый и абсолютно логически строгий вывод о том, что в рассматриваемой правовой норме имеет место логическая конъюнкция.
Иначе говоря, по отдельности мысль и слово (в широком смысле) в качестве охраняемых объектов рассматриваться не должны. Защищаются мысль и объективирующее ее слово только вместе. С этим согласны и комментаторы. См. например, комментарий к Конституции Российской Федерации / под общ. ред. В.Д. Карповича М., 2002. С. 188-189.
А теперь, подумаем, может ли быть слово без мысли?
Вернее даже иначе, может ли слово не коррелироваться с предшествующей ей мыслью?
Собственно ответы на оба вопроса должны быть положительными. Оно и понятно. Существуют дети с разрушенным мозгом, но они что-то «гулят» и что-то могут изобразить на бумаге.
Во-вторых, компьютерные тексты уже стали самостоятельным источником знаний. Некие знания, вырабатываются без участия человека. Известное возражение: «Там алгоритм, задан человеком», и результат работы «машины» — это, дескать, опосредованная мысль создателя. Однако, имея ввиду эксцессы современных компьютерных программ, с этим уже трудно согласиться.
В третьих, слова душевно больных. Не случайно, в определении невменяемости законодатель специально разрывается связь мысли и слова, как частного вида действий (ст. 2.8 КоАП РФ, ст. 21 УК РФ «лицо … не могло осознавать фактический характер … своих действий либо руководить ими». Как говорится, не отдавало себе отчет!
Итак, если слово без мысли не защищается, то возможна цензура вербальной деятельности как минимум лиц, не имеющих полной дееспособности. Душевно больных и детей — раз, продуктов компьютерной революции – два.
Так оно и происходит. Если душевно больной будет нелитературно самовыражаться в общественных местах, его изолируют, скажем, осторожнее, должны были бы изолировать, в медицинское учреждение психиатрического профиля. Вопрос, о том, что из-за пробелов в законодательстве это не всегда возможно, оставим за рамками данного юридического эссе.
Нет сомнений, что такая изоляция (в зависимости от состояния больного — постянная или временная) была бы целесообразна для защиты общественной нравственности. Знаю, что есть «свободопоклонники», которые со мной бы поспорили, и которые в силу слишком широко, а потому ложно, понятых заповедей своей религии (они молятся священной книге: «Всеобщая декларация прав человека» (принята на третьей сессии Генеральной Ассамблеи ООН резолюцией 217 А (III) от 10 декабря 1948 г.) и во имя нее готовы терпеть любое личное унижение и растление своих детей.
Но их аргументы давно известны и меня-православного никак не убеждают, у меня другие заповеди — Евангельские.
Но от религиозного спора вернемся к строго юридической аргументации.
Итак, свобода слова уже, как выясняется, не абсолютна.
Складывается следующая ситуация. Больных надо изолировать (на время обострения), детей – воспитывать, вырвавшиеся «на свободы» компьютеры отключать от сети …, а взрослые и здоровые пусть, получается, самовыражаются, как хотят, так как если у гражданина мысль соответствует словам, то его защищает Конституция РФ.
Есть в этом какое-то противоречие, вы не находите? Почему то, что запрещено больным, допустимо здоровым?
Как-то рука сама тянется написать соответствующий законопроект. Например, о запрете слов, которые в приличном обществе издавна считались неприличными. Крика будет полно.
— Ах, запрет мата в Интернете закроет путь к самовыражению для половины российских «мастеров слова».
-Ах, Пушкин, ах, Барков.
Да, как у вас почитатели рука поднимается сравнивать?
Но эта статья юридическая, поэтому споры о вкусах оставим в стороне.
Только для примера. На странице этой публикации ХУДОЖНИК СЛОВА Ирина Нестерова порадовала меня стихом небезызвестного Художника слова сильно послепушкинской поры Дмитрия Быкова.
Я так понял, что это комментарий к моей статье, художественно переосмысленный и адресованный лично мне (лирический герой – Алексей) или всем Алексеям, не поддержавшим митинги «Белой ленты».
Лирический герой охарактеризован художником Димоном (у них так принято) следующим образом:
Несущаяся слепая курица-дура, каркающая ворона, глупый пингвин (это уже было, но Димон, кажется по кличке «Что за базар?!», — наверное, как и я, читает только свое).
Птичья тема, в целом возражений не вызывает, ну, видит меня художник в перьях, пусть его.
Правда с рифмой у художника полная беда: гламура – дура, хорошенько – Лукашенко, Инете – имети (?). Ну, ничто в виршах не указывает на старословянскую стилизацию, просто, видимо у Димона мал словарный запас.
Но есть и гадости: хоть убей термины «гандон» и «жопа», не вызываются текущими творческим задачами подготовки к митингу демократической интеллигенции.
А как вам сама по себе рифма: «Гапон-гандон».
Адвоката обидеть каждый может.
Поэтому вынужден ответить тем же оружием, что б знали, что любой юрист, в любой момент способен ответить подобному «художнику слова» (ну, не пишется про Димона – поэт, клавиши заедают), на его поле.
Потому как нет ничего проще, чем ТАК писать. Это вам не судебная речь. Там думать надо!
Пародия написана от имени Димона.
Когда на митинг я пошел,
Гапон на заумь мне явился.
Предостерег. Я разозлился.
Урок истории? Балда!
Я — демократ! ГИП-ГИП -УРА!
Решил писать я о Гапоне,
Острее темы не нашел,
Но не заладилось. Аршин…
Аршином русским не измерить
Всю глубину моих мыслЕй
Подать мне ширь ее полей,
Ее – головушки моей.
О, мой простор! О, череп мой!
Одна извилина стрелой
Несет меня к стиха вершинам
От рифмы — к рифме …
Поп Гапон… М-м…
Гапон – тритон.
Гапон – притон.
Фи! Право, что я за гандон?
Гандон? Гандон!
Гапон – гандон!
Ура! Шедевр!
О, Муза, блин!
Писать ТАК буду до седин.
Какой Гапон? Какой гандон?
Я гимны буду сочинять
И их на митингах вещать.
А кто не выучит – сто крат,
Тот, право, и не демократ.
Я белой лентою совьюсь
И зашиплю, как соловей
Демократических полей.
И разовьюсь,
И раскричусь,
И курицею пронесусь.
О, как люблю ее бульон!
За вирши дайте мне мильён!
Этот опус написан сегодня начисто без правки за 10 минут в коридоре Останкинского суда, и я не собираюсь его редактировать, хотя улучшения напрашиваются. Не мое это дело.
Теперь вы понимаете, что цензура неизбежна? Чтобы стихоплеты и адвокаты не могли писать друг про друга всякие гадости.
Закончу вполне серьезно. Если законна цензура «самовыражения» больных людей и незаконна цензура здоровых или недообследованных, то логично отменить в Интернете хотя бы анонимность.
Анонимность как право безнаказанно гадить в наши с вами компьютеры.
И к цензуре (часть 5 ст. 29 Конституции РФ) запрет анонимности точно отношения не имеет.