Найти юриста / адвоката / эксперта
В отечественном уголовном процессе всё более частым явлением становятся дела, по которым заключаются досудебные соглашения о сотрудничестве: законодатель предусмотрел для тех, кто готов помогать государству в раскрытии преступлений, по сути, дополнительный вид «особого порядка», который предусмотрен гл.40 УПК, но не распространяется на особо тяжкие преступления.
В принципе, ничего плохого в подобном механизме нет, и с гражданской точки зрения на борьбу с преступностью можно лишь приветствовать его практическое использование. Другой вопрос, что правоприменители, как всегда, извратили замечательную идею, превратив досудебное сотрудничество исключительно в механизм проталкивания обвинения в отношении тех подозреваемых, которые вину не признали и позиция которых – доказывание своей непричастности к преступлению. Заключившие же соглашение с прокурором (назовём их «сдельщиками»), вопреки возможному желанию прочих соучастников бороться, выторговывают себе преференции: будь то изменение меры пресечения с ареста на другую, обещание условного наказания и прочее, не задумываясь о юридических последствиях своего выбора для иных фигурантов.
Так, благое начинание, как это нередко происходило и с другими новеллами российской юриспруденции, вновь опошлилось и де-факто превратилось в полуфабрикат «преюдиции», столь вожделенной стороной обвинения, несмотря на позицию Конституционного Суда, завещающего коллегам из общей юрисдикции принимать решения каждый раз на основе принципов презумпции невиновности, оценивать весь объём доказательств и не предрешать виновности по судебным актам, вынесенным в отношении соучастников …
В моей практике было уже несколько дел, по которым роль «сдельщиков», сводилась исключительно к тому, что они только лишь давали показания, а чаще всего обыкновенно оговаривали, интересующих следствие лиц («объекты сделки»), и действительно за это получали минимальные сроки, не связанные с реальным лишением свободы.
Ни в одном случае «сдельщики»:
— не способствовали розыску имущества, нажитого преступным путём;
— не выдали часть собственного дохода от правонарушения;
— никоим образом не помогли установить неизвестных следствию соучастников;
— не указали на местонахождение улик или вещественных доказательств.
Знатоки процесса справедливо заметят: да, ведь это в полной мере отвечает запрету, установленному ч. 4 ст. 317.6 УПК! Спору нет, но… «Государственные интересы в области правоохранительной деятельности превыше всего», — так говорят судьи, столь явно в России сочувствующие обвинению.
В результате получается, что на выходе защита «объекта сделки» имеет в процессе гораздо более усечённые возможности, т.к. «сдельщик», чьё дело уже рассмотрено:
— получает статус свидетеля в новом процессе;
— может физически не присутствовать в суде (например, по причине этапирования в колонию, невозможности явки и т.п.), что порождает существенные ограничения в его допросе;
— «соблюдает» условия сделки, жёстко стоя на позиции обвинения, несмотря на контрулики.
Описанная проблема весьма актуальна, поскольку вышеперечисленные обстоятельства оказываются для судей гораздо более весомыми, нежели доводы защиты о мотиве к оговору и отсутствии иных доказательств, нежели показания «сдельщика». К слову сказать, мимика и жестикуляция последних в момент допроса нередко говорят сами за себя: мне будет сложно забыть одного из таких, с ладоней которого натурально явно, одна за одной, сочились капли пота, будто это вечно протекающий деревенский рукомойник…
Дабы нивелировать возникший дисбаланс, необходимо внести изменения в УПК, которые могли бы гарантировать хоть какую-то справедливость разбирательства в отношении «объекта сделки», например:
— подсудность суда присяжных, если кем-то из фигурантов было заключено досудебное соглашение о сотрудничестве и его эпизод уже окончился приговором;
— зафиксировать в гл. 40.1 УПК чёткие критерии оценки исполненности досудебного соглашения (добровольная выдача улик; вещественных доказательств; имущества, нажитого преступным путём; участие в ОРМ с целью объективного подтверждения собственных показаний)
— закрепить в гл. 40.1 УПК обязательность участия «сдельщика» в каждом судебном заседании по делу лиц, в отношении которых им оказано содействие в изобличении.
В противном случае, и без того слабая состязательность защиты и обвинения продолжит уничтожаться, превращая подсудимых и их адвокатов в окончательных правовых импотентов, которые существуют в системе координат российской Фемиды лишь в качестве декорации соблюдения законности и приверженности судей основополагающим принципам теории уголовного права.
В принципе, ничего плохого в подобном механизме нет, и с гражданской точки зрения на борьбу с преступностью можно лишь приветствовать его практическое использование. Другой вопрос, что правоприменители, как всегда, извратили замечательную идею, превратив досудебное сотрудничество исключительно в механизм проталкивания обвинения в отношении тех подозреваемых, которые вину не признали и позиция которых – доказывание своей непричастности к преступлению. Заключившие же соглашение с прокурором (назовём их «сдельщиками»), вопреки возможному желанию прочих соучастников бороться, выторговывают себе преференции: будь то изменение меры пресечения с ареста на другую, обещание условного наказания и прочее, не задумываясь о юридических последствиях своего выбора для иных фигурантов.
Так, благое начинание, как это нередко происходило и с другими новеллами российской юриспруденции, вновь опошлилось и де-факто превратилось в полуфабрикат «преюдиции», столь вожделенной стороной обвинения, несмотря на позицию Конституционного Суда, завещающего коллегам из общей юрисдикции принимать решения каждый раз на основе принципов презумпции невиновности, оценивать весь объём доказательств и не предрешать виновности по судебным актам, вынесенным в отношении соучастников …
В моей практике было уже несколько дел, по которым роль «сдельщиков», сводилась исключительно к тому, что они только лишь давали показания, а чаще всего обыкновенно оговаривали, интересующих следствие лиц («объекты сделки»), и действительно за это получали минимальные сроки, не связанные с реальным лишением свободы.
Ни в одном случае «сдельщики»:
— не способствовали розыску имущества, нажитого преступным путём;
— не выдали часть собственного дохода от правонарушения;
— никоим образом не помогли установить неизвестных следствию соучастников;
— не указали на местонахождение улик или вещественных доказательств.
Знатоки процесса справедливо заметят: да, ведь это в полной мере отвечает запрету, установленному ч. 4 ст. 317.6 УПК! Спору нет, но… «Государственные интересы в области правоохранительной деятельности превыше всего», — так говорят судьи, столь явно в России сочувствующие обвинению.
В результате получается, что на выходе защита «объекта сделки» имеет в процессе гораздо более усечённые возможности, т.к. «сдельщик», чьё дело уже рассмотрено:
— получает статус свидетеля в новом процессе;
— может физически не присутствовать в суде (например, по причине этапирования в колонию, невозможности явки и т.п.), что порождает существенные ограничения в его допросе;
— «соблюдает» условия сделки, жёстко стоя на позиции обвинения, несмотря на контрулики.
Описанная проблема весьма актуальна, поскольку вышеперечисленные обстоятельства оказываются для судей гораздо более весомыми, нежели доводы защиты о мотиве к оговору и отсутствии иных доказательств, нежели показания «сдельщика». К слову сказать, мимика и жестикуляция последних в момент допроса нередко говорят сами за себя: мне будет сложно забыть одного из таких, с ладоней которого натурально явно, одна за одной, сочились капли пота, будто это вечно протекающий деревенский рукомойник…
Дабы нивелировать возникший дисбаланс, необходимо внести изменения в УПК, которые могли бы гарантировать хоть какую-то справедливость разбирательства в отношении «объекта сделки», например:
— подсудность суда присяжных, если кем-то из фигурантов было заключено досудебное соглашение о сотрудничестве и его эпизод уже окончился приговором;
— зафиксировать в гл. 40.1 УПК чёткие критерии оценки исполненности досудебного соглашения (добровольная выдача улик; вещественных доказательств; имущества, нажитого преступным путём; участие в ОРМ с целью объективного подтверждения собственных показаний)
— закрепить в гл. 40.1 УПК обязательность участия «сдельщика» в каждом судебном заседании по делу лиц, в отношении которых им оказано содействие в изобличении.
В противном случае, и без того слабая состязательность защиты и обвинения продолжит уничтожаться, превращая подсудимых и их адвокатов в окончательных правовых импотентов, которые существуют в системе координат российской Фемиды лишь в качестве декорации соблюдения законности и приверженности судей основополагающим принципам теории уголовного права.
Уважаемый Вадим Вячеславович!
1. Спасибо за прекрасное изложение проблемы.
Ваша публикация ещё раз демонстрирует, что адвокаты-практики лучше других правоведов вникают в законодательные «ляпы», так первыми страдают от них.
2. Адвокатское начальство не претендует на законодательную инициативу.
Поэтому наши вздохи о лучшей процессуальной доле не имеют прагматического «выхлопа».
наши вздохи о лучшей процессуальной доле не имеют прагматического «выхлопа»Уважаемый Анатолий Кириллович, тема «досудебки» активно обсуждается, в том числе на самом высоком уровне. Предложения по ее изменению есть и вполне дельные. Это дело времени.
Насчёт законодательной инициативы: лично я регулярно обращаюсь со своими идеями в профильные комитеты ГД и СФ. Правда парламентарии ещё ни разу не ответили взаимностью… видимо правосудие для них — последняя проблема, стоящая внимания.
Уважаемый Вадим Вячеславович, проблемы есть, но с вами я категорически не согласен.
Уважаемый Алексей Анатольевич, полностью поддерживая Вас. Умею положительный и результативный опыт реализации заключенного досудебного соглашения о сотрудничестве по ч.5 ст. 228.1 УК РФ. Результат и в сфере борьбы с преступностью был огромный, и сдельщик получил 4 условно по ч.5 ст. 228.1 — это тоже очень и очень хорошо.
А вот предложение Вадим Вячеславовича — закрепить в гл. 40.1 УПК обязательность участия «сдельщика» в каждом судебном заседании по делу лиц, в отношении которых им оказано содействие в изобличении — кране вредно и недопустимо.