Конституционная защита или государственное лицемерие

Так ли на самом деле бесстрастен закон, как об этом пишут учебники по праву, когда дело касается защиты этого самого права и конкретного человека от посягательств со стороны государства?

Во что я верю, жизнь любя?
Ведь невозможно жить, не веря.
Я верю в случай и в себя,
и в неизбежность стука в двери.
***
Я взял табак, сложил бельё –
к чему ненужные печали?
Сбылось пророчество моё,
и в дверь однажды постучали.
© Игорь Губерман. Тюремный дневник.

Небольшое авторское отступление:

О проблеме, описанной в настоящей статье, извещены путём подачи жалоб и заявлений: все руководители органов полиции, оперативные сотрудники из которых принимали участие в нарушении прав моего доверителя, орган собственной безопасности ГУВД, председатель Московского городского суда Егорова О.А., председатель квалификационной коллегии судей гор. Москвы Ишмуратова Л.Ю., прокурор гор. Москвы и прокурор округа, следственное управление СК РФ, уполномоченный по правам человека в РФ Москалькова Т.Н., совет по правам человека при Президенте РФ, Гоcударственная Дума Федерального Собрания РФ и др. органы, упомянутые в статье.

Как думает читатель, кто-нибудь заинтересовался существующей реальной проблемой бесправия российского гражданина при достаточно громких декларациях Конституции РФ и российских законов о якобы всесторонней защите этого гражданина при проведении оперативно-розыскных и процессуальных мероприятий?

Кого-то из упомянутых лиц затронула проблема жуткого расхождения между словами и делами государственной власти там, где вопрос стоит о защите подчинённого ей (власти) простого человека? Как бы не так!

У нас гораздо быстрее откликаются на всякую чепуху, типа кинофильма о балерине Кшесинской и нарушений прав юного царевича Николая II, чем на беды живого человека из нашего времени, живущего под страхом стука в дверь (читай эпиграфы к статье).

Вот где гарантия, что завтра не постучат к вам в дверь, уважаемый читатель? А нет такой гарантии, потому что все полученные нами ответы – сущие отписки, формалюга высшей марки. Нынешней власти дела нет до того, что многие нормы закона о правах человека не могут быть реализованы, потому что противоречат другим нормам, не соответствуют существующей политике правящей партии с её, к примеру, новыми «законами Яровой», потому что в дилемме человек и власть приоритет всегда и везде остаётся за властью.

Потому проблема остаётся не просто не разрешённой, а не разрешённой, но мастерски прикрытой фиговым листком правового лицемерия о якобы обеспеченном в законе принципе всесторонней защиты граждан от произвола и беззакония правоохранительных органов. Очередной наш с доверителем шаг – обращение к общественности, как к последнему доводу.

Кому же ещё защищать в России простого человека, как не самому обществу. Может быть, после этого дело сдвинется с мёртвой точки….

Мать ли учения повторение?

Начинаю свою статью с вопроса: читатель, ты думаешь упомянутое в эпиграфе к этой статье предсказание относится к страшным временам репрессий и правового произвола 1937 года или к другим подобным временам?

Стал бы я писать об этом… Хватит уже мусолить прошлое: что было – то было. Написанные поэтом слова относятся к эпохе так многими любимых ныне «брежневских, спокойных, тихих, застойных лет», к тому времени, когда и культ личности уже давным-давно был осуждён, и самая лучшая конституция страны (1977 г.) с её социально-правовыми декларациями, как будто бы уже вовсю действовала.

Но действовала так, что это отнюдь не помешало органам госбезопасности однажды рано утром постучать к автору (и не только к нему, стучали и к другим) в дверь и увезти на чёрном воронке в места не столь отдалённые на целых пять лет … очень плодотворной работы на благо общества. Но даже и не об этом времени – моя статья.

Она о сегодняшней ситуации кем-то усиленно нагнетаемого повального страха в стране перед международным терроризмом и внутренним экстремизмом, она о том, что никто, оказывается, и сегодня не застрахован от внезапного «стука в дверь».

Потому что, как и прежде, нет в ней таких сил (и органов), которые могли бы осуществить надёжную защиту граждан не только от такого стука, но и от проникновения в их жилища незваных гостей с солидными ксивами. Для того, чтобы подтвердить этот печальный вывод, приведу свежий пример из собственной адвокатской жизни.

Кстати, не такой уж и редкий, а даже наоборот, очень типичный и ныне весьма распространённый в практике работы полиции.

Обследование по судебному повелению…

Незадолго до празднования нового года, то есть совсем недавно, рано утром, когда все члены семьи моего доброго знакомого художника-реставратора, а в прошлом служителя православной церкви ещё спали, в его дверь раздался повелительный стук. Ну точь-в-точь, как у Игоря Губермана. А, когда хозяин открыл её, ему сообщили, что, согласно судебному постановлению, в жилище должно быть произведено «обследование».

Заметим, не обыск, что для простого гражданина более доступно для понимания, а именно «обследование». Что это такое, какое такое «обследование», что должно быть обследовано: межпанельные швы, прочность стен, безопасность газовой плиты и электрических розеток … Или шкафы, тумбочки, карманы, одежда в гардеробе … (тогда почему это не обыск?) Или вообще всё, что может находиться под паркетом или над подвесным потолком? Ну совершенно не ясно. А ведь в условиях такой правовой неопределённости это мероприятие и проводится.

В описанном случае незваные гости из полицейского управления одного из округов Москвы вызвали понятых (представителей общественности) и без приглашения вошли в квартиру. Что интересно, так это то, что никаких копий постановления о данном оперативно-розыскном действии хозяину квартиры ни в момент вторжения в неё, ни позже, сколько человек ни добивался этого, ему не вручили.

Не предусмотрено законом, и всё тут! Что искали в квартире незнакомые люди, в связи с каким преступлением или подозрением в таковом, изрядно напугав детей и жену хозяина, они не сообщили также.

Потому что, судя по беспорядочным рысканиям по комнатам, они и сами толком не знали, что им нужно искать и как «оно» — это искомое выглядит. Разумеется, при таком поиске они ничего и не нашли, о чём составили соответствующий Акт обследования жилого помещения, и, попугав народ, спокойно удалились восвояси.

Хорошо ещё, что хоть за время проведения мероприятия не уложили всех «лицом в пол», как такие «маски-шоу» нередко случались в 90-е годы. Дескать, и за это «спасибо» скажите.

Или по ложному доносу.

В связи с такой бесцеремонностью вторжения в жилище хозяин квартиры вознамерился потребовать привлечения к уголовной ответственности лиц, виновных в ложном доносе на него. С этой целью в соответствии с Федеральным законом от 12.08.1995 г. № 144-ФЗ (в ред. от 06.07.2016 г) об ОРД (оперативно-розыскной деятельности) он попросил начальника УВД, подписавшего постановление об обращении в суд, сообщить, кто конкретно, когда, на основании каких документов (заявлений, устных сигналов или иной официальной информации) направил в полицию ложные сведения о нём и его квартире, в которой якобы подготавливается, совершается или совершено противоправное деяние или имеются другие основания для производства вышеназванного ОРД.

Разумеется, в УВД лишь посмеялись над этой наивностью и со ссылкой на судебное решение дали человеку формальную отписку. Интересно другое.

То, что согласно упомянутому выше судебному постановлению, с которым хозяин каким-то чудом всё же под большим секретом ознакомился, проведение в отношении его оперативно-розыскных мероприятий разрешил судья Московского городского суда Широков А.И. на основании имеющихся данных и объяснения некоего Пр-ва (кто такой, не указано). Постановление о проведении обследования в жилище вынесено сроком 10 суток.

Что имелось в виду, когда указывался этот срок: то ли в течение 10 суток сотрудники полиции каждый день могли приходить в квартиру для «обследования», то ли судья так обозначил срок действия своего постановления, из данной фразы совершенно ничего понять было невозможно.

Из судебного постановления также усматривалось, что оперативно-розыскное действие в квартире моего доверителя проведено в связи с имевшейся информацией (но не указывалось, какой именно?) о признаках (но каких именно, не говорилось) подготавливаемого, совершаемого или совершённого (так подготавливаемого, совершаемого или уже совершённого, какого конкретно, тоже — ни слова) противоправного деяния: о лицах, подготавливающих, совершающих или совершивших противоправное деяние; о событиях и действиях (каких именно?), создающих угрозу государственной, военной, экономической, информационной или экологической безопасности (какой именно безопасности? Или всех видов безопасности сразу?) Российской Федерации.

Вот такой, с позволения сказать, судебный акт, разрешающий вторжение в жилище, был использован оперативными службами в упомянутом случае. Что это, как не профанация судебного контроля?

Вторжение в частную квартиру – зло

Вспоминаю, когда, ещё работая следователем военной прокуратуры, приходилось готовить постановления об обыске в жилищах. С какой тщательностью мы подходили тогда к процессуальному обоснованию этого следственного действия. С ещё большей тщательностью подходили прокуроры, санкционируя такие мероприятия.

Мы всегда, помимо закона, руководствовались на сей счёт мудрыми словами не модного ныне Ф.Э. Дзержинского: «Вторжение вооружённых людей на частную квартиру …… есть зло, к которому и в настоящее время необходимо ещё прибегать, чтобы восторжествовали добро и правда. Но всегда нужно помнить, что это зло, что нашей задачей, пользуясь злом, — есть искоренить необходимость прибегать к этому средству в будущем!» В последующие же годы законодатель почему-то подобную деятельность прокуратуры поставил под сомнение, полностью нивелировал её и решил, что только суд может теперь являться подлинной гарантией от незаконного или даже формального вторжения в жилище человека со стороны правоохранительных органов. Ну и где ныне эта судебная гарантия? А где прокурорский надзор, декларируемый упомянутым выше 144-ым законом?

Формализм вместо надзора и контроля

Будучи адвокатом, я имел возможность за почти четверть века убедиться в том, что ныне и прокурорское реагирование, и судебные решения, выносимые в так называемой контрольной сфере деятельности, превратились в такие формальные процедуры, что говорить о каком-либо судебном и прокурорском контроле в таких случаях становится уже, мягко говоря, неприлично.

Когда мы попытались было по ходу проводимых действий оперативно обжаловать их, мне один из прокурорских работников так и ответил: «А в чём, в сущности, дело, сотрудники полиции что: повредили мебель, вели себя бестактно, кого-то оскорбили, иным образом нарушили права хозяина квартиры? Они выполняли свою работу, предусмотренную Федеральным законом от 12.08.1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности».

Приблизительно также же формально, как и предыдущий прокурор, ответила уже на официальную жалобу заместитель прокурора округа Н.П. Могилёва. Более того, очевидно, считая нас неграмотными, прокурорский работник почти на целую страницу привела цитату из действующей статьи 12 упомянутого закона, согласно которой предусмотрена защита сведений об органах, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность.

Но почему-то, заботясь о защите сведений, прокурор упустила другие нормы этого закона, которые предусмотрены для защиты граждан, попадающих в подобные передряги.

Моральный и нравственный вред

И невдомёк этим прокурорским работникам, что, несмотря даже на корректность и вежливость сотрудников, проводящих обследование-обыск, сам факт вторжения в квартиру большого количества посторонних людей с оружием и в форме, привлечение к этому действию соседей и вообще демонстративное публичное действие полиции в отношении гражданина создало в лице жителей дома негативное представление о нём, как о подозрительном неблагонадёжном человеке, которым интересуется полиция и у которого производят мероприятия, по своей форме напоминающие обыск.

Подобные действия не просто подрывают авторитет любого человека, они крайне негативно сказываются на моральном состоянии, причиняют глубокие нравственные страдания и существенный моральный вред не только самому гражданину, у которого проводится так называемое обследование, но и членам его семьи, присутствовавшим во время проведения ОРД.

Так всё же — закон или лицемерие?

Да и в самом законе есть ст. 3, предусматривающая в качестве основного принципа оперативно-розыскной деятельности опору на конституционные принципы законности, уважение и соблюдение прав и свобод человека и гражданина, а также на сочетание гласных и негласных методов и средств.

Как бы на первый взгляд ни казалась эта нома общей, но на самом деле она выдвигает перед органами, осуществляющими ОРД, и прокурорами прямое требование соблюдения Конституции РФ в части, касающейся прав человека, а также обязанность сочетания гласных и негласных методов. То есть, если есть возможность проверить поступивший в отношении человека сигнал иным методом, без публичного вторжения в жилище, то этим методом и надо воспользоваться в первую очередь.

Есть в законе и статья 5, напрямую обязывающая соблюдать права и свободы человека и гражданина при осуществлении ОРД. В частности, в этой норме говорится, что органы (должностные лица), осуществляющие оперативно-розыскную деятельность, при проведении оперативно-розыскных мероприятий должны обеспечивать соблюдение прав человека и гражданина на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, неприкосновенность жилища и тайну корреспонденции.

Видим, что неприкосновенность жилища является одним из главных барьеров для вторжения в него с оперативно-розыскными целями.

Не допускается осуществление оперативно-розыскной деятельности для достижения целей и решения задач, не предусмотренных настоящим Федеральным законом. Этими же нормами должен был руководствоваться и судья, выносящий решение об удовлетворении или неудовлетворении запроса оперативных служб.

Закон, вводя норму о неприкосновенности жилища и допуская, что изъятие из этого запрета возможно не иначе как по решению суда, несомненно, имеет в виду, что это решение должно быть должным образом обоснованным, а не повторяющим слово в слово диспозицию правовой нормы без указания конкретных фактов. Подобным же образом должен поступать и прокурор, на которого, согласно ст. 21 закона, возложен прокурорский надзор за оперативно-розыскной деятельностью.

Засекреченный донос

Очень важное значение имеет формирование самого основания для инициации ОРМ в органах, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность.

Эти основания формируются различными способами, в том числе и путём получения информации от агентурных служб и лиц, содействующих раскрытию преступления. Но бывает и тоже не редко, что информация в полицию поступает от злопыхателей, конкурентов, злобных соседей, сослуживцев, и эта информация несёт в себе частный и зачастую очень субъективный характер направленного действия.

Оперативные службы вместо регистрации такой информации в установленном порядке с присвоением ей номера КУСП и предупреждения её подателя об уголовной ответственности за заведомо ложный донос, бывает, секретят её, изменяя статус с официальной на неофициальную, оперативную.

Происходит такое не с простыми жалобщиками, а или с бывшими «своими» сотрудниками, по каким-либо причинам заинтересованными в положительном для них исходе дела, или в силу коррупционных связей, или по иным подобным причинам, отнюдь не государственного значения.

После таких процедур, как правило, и начинают оперативно-розыскную работу. Вспоминаю одно из уголовных дел в отношении бывшего подполковника МВД Игнатова и его сообщников, которые таким вот образом с помощью прикрывавшего их руководства из ЦРУБОПа фабриковали оперативную информацию на защищаемого мною гражданина С., а затем инициировали против С. различного рода ОРМ с целью вынудить последнего передать им право на владение сетью бензозаправочных станций в гор. Москве.

Разумеется, в таких случаях, если информация не подтверждается, лица, в отношении которых проведены оперативно-розыскные мероприятия, подобно моему доверителю, превращаются в своего рода потерпевших граждан, так как несут существенные моральные и репутационные потери, а лица, поставившие ложную информацию в силу своей засекреченности остаются безнаказанными. Государство, таким образом, становится в позу защитников своих информаторов, а не реальных потерпевших от их ложных доносов лиц.

Принципиальный прокурорский надзор в подобных случаях без труда мог бы установить подтасовку и принять меры к устранению нарушения закона. Да где он, этот принципиальный прокурорский надзор? А если этот надзор непринципиальный?

Тогда потерпевший получает лишь отписку со ссылкой на ст. 12 закона, которая переписывается прокурором в ответ на жалобу на целую страницу. Для пущей важности. Как это случилось и с моим доверителем. Вот и вся защита. 

Для кого писаны нормы? 

Есть в ч. 4 ст. 5 закона и такое требование: «Лицо, виновность которого в совершении преступления не доказана в установленном законом порядке, то есть в отношении которого в возбуждении уголовного дела отказано либо уголовное дело прекращено в связи с отсутствием события преступления или в связи с отсутствием в деянии состава преступления, и которое располагает фактами проведения в отношении его оперативно-розыскных мероприятий и полагает, что при этом были нарушены его права, вправе истребовать от органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность, сведения о полученной о нем информации в пределах, допускаемых требованиями конспирации и исключающих возможность разглашения государственной тайны…».

Однако, надо справедливо заметить, что, если уж орган, осуществляющий ОРД, сформировал свою позицию и возбудил дело оперативного расследования, то добиться у них требуемых сведений – затея нереальная и полностью бесперспективная.

Например, за всю мою адвокатскую деятельность я не встречал ни одного такого случая. Вот и в этот раз на запрос о лицах или лице, предоставившем ложную информацию о моём доверителе, и начальник УВД, и прокурор, осуществляющий прокурорский надзор, от выполнения этой просьбы откровенно уклонились.

Вот вам и закон. Где же искать истину далее?

Конечно же, в суде, — ответят Вам те, куда вы обратитесь со своей очередной петицией. На этот счёт в той же ст. 5 (часть 4) есть такое положение: «В случае, если будет отказано в предоставлении запрошенных сведений или если указанное лицо полагает, что сведения получены не в полном объеме, оно вправе обжаловать это в судебном порядке.

В процессе рассмотрения дела в суде обязанность доказывать обоснованность отказа в предоставлении этому лицу сведений, в том числе в полном объеме, возлагается на соответствующий орган, осуществляющий оперативно-розыскную деятельность».

А в части 5 говорится: «В целях обеспечения полноты и всесторонности рассмотрения дела орган, осуществляющий оперативно-розыскную деятельность, обязан предоставить судье по его требованию оперативно-служебные документы, содержащие информацию о сведениях, в предоставлении которых было отказано заявителю, за исключением сведений о лицах, внедренных в организованные преступные группы, о штатных негласных сотрудниках органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, и о лицах, оказывающих им содействие на конфиденциальной основе».

Однако при рассмотрении подобной жалобы гражданина, судья рассматривающий её, вынужден ссылаться на постановление своего коллеги, который на основе затребованной информации разрешил проведение ОРД. Ведь это постановление, пока оно не отменено, для нового состава суда имеет преюдициальное значение.

Значит, само собой, напрашивается вывод о том, что первоначальное постановление, разрешающее ОРД, должно быть отменено. С этим после произведённого в квартире моего доверителя обследования он и пошёл в Московский городской суд с апелляционной жалобой на постановление судьи Широкова А.И.

Однако первоначально апелляцию у него не приняли, поскольку у жалобщика отсутствовало само постановление судьи Широкова А.И., которое, как указано выше, ему не вручалось и с которым он не был ознакомлен. В последующем, когда мой доверитель обратился непосредственно к председателю суда Егоровой О.А. с просьбой выдать это постановление ему на руки и полученного ответа о том, что такие постановления лицам, у которых проводится ОРД, не выдаются, уже с приложением этого ответа апелляционную жалобу приняли.

Однако вскоре от судьи Московского городского суда Л.А. Амплеевой был получен ответ о том, что в соответствии с ч. 5 ст. 9 Федерального закона об ОРД судебное обжалование постановлений, разрешающих проведение ОРД, не предусмотрено.

Смысл судебного обжалования 

А теперь зададимся вопросом для студентов первого курса института: а какой смысл тогда обжаловать отказ в предоставлении информации, по которой стало возможным нарушение конституционных прав человека, если невозможно обжаловать первичное постановление, разрешившее такое нарушение конституционных прав?

Разве что для того, чтобы получить очередное отказное постановление суда. А потому мы должны поставить также вопрос, а не декларативная ли это норма, которая изложена в ч. 4 и 5 ст. 5 закона? Ответ один: смысла обжаловать нет, поскольку норма закона, дающая право на обжалование, если и не декларативная, то уж во всяком случае совершенно не действующая.

Вернись в начало того конца, которым заканчивается начало 

А потому в связи с такими вот «открывшимися» обстоятельствами возникает лишь один единственный вывод: чтобы человеку в нынешних условиях защититься от подобных действий правоохранительных органов, ему должны помочь в этом …. сами же органы. Только они, да еще представители Фемиды, которой, конечно же, надо вернуть повязку на глаза, могут защитить человека от внезапного стука в дверь.

Я ни в коем случае не ставлю под сомнение право и обязанность соответствующих структур вести оперативно-розыскную работу и понимаю, что руководитель полиции или органа государственной безопасности никому не обязан называть фамилий своих секретных агентов, которые действуют по соответствующим кличкам и на основании секретных инструкций.

Но у этих агентов, как правило, есть соответствующие информаторы-лжесвидетели, которые поставляют им ложные сведения, а эти лжесвидетели никакими секретными сотрудниками не являются. И живут они или рядом с нами в наших же домах, или где-то поблизости.

Действуют же они отнюдь не с целью обеспечения государственной безопасности и общественного порядка, борьбы с терроризмом и другими подобными химерами, а исключительно в интересах сведения счётов, в рейдерских целях, даже бывает с целью «повышения эффективности» органов полиции в раскрытии преступлений. В данном случае мнимых или спровоцированных преступлений.

Вот их-то и нужно выводить на чистую воду и добиваться их осуждения за лжесвидетельство и ложные доносы.

И их никто не имеет права покрывать и спасать от заслуженного наказания, ни руководство полиции, ни прокуроры, ни судьи, нередко стряпающие свои разрешительные постановления без глубокого изучения представляемых им ходатайств сотрудников оперативных служб. Прощать лжесвидетельств и ложных доносов не должен никто, оградить от них должно гражданское общество, должна прокуратура, должны суды.

Ибо, если ныне дать волю таким методам работы, то, хотим мы того или не хотим, но придётся вновь возвратиться к известным нам временам. А это были не лучшие времена в истории страны. Надо подправить и некоторые нелогичные положения в законе об ОРД, чтобы у людей всё же имелась возможность обжаловать явно несуразные и нелепые судебные акты, разрешающие то, что принципиальными судьями могло и должно было быть отвергнуто в самом начале их судебно-контрольной деятельности.

Если же мы снова станем прятаться за завесы государственной тайны, эфемерной опасности терроризма, экстремизма и других подобных страшилок, то тут уж точно всерьёз и надолго вернёмся к старым временам, и снова неизбежность стука в двери и чёрные воронки по утрам станут непременными атрибутами нашей и без того безрадостной жизни.

Вы этого хотите, уважаемые читатели?