Коррупционные преступления всегда вызывают повышенный общественный резонанс, а публикации о них даже злорадство некоторой части населения, но в реальности далеко не все сообщения в СМИ о «торжественной встрече» взяткодателя и взяточника доблестными сотрудниками правоохранительных органов на поверку оказываются именно такими, как их нам преподносят журналисты. Это именно такое, нетипичное дело.
Мой доверитель — сотрудник одной из транспортных компаний, которые занимаются подачей и уборкой вагонов различным грузоотправителям, организацией процессов погрузки и формирования железнодорожных составов («маршрутов») и их отправки грузополучателям на основании договоров транспортно-экспедиционного обслуживания.
Компания-грузоотправитель заключила с компанией-экспедитором, в которой работает мой доверитель договор о транспортно-экспедиционном обслуживании для формирования двух железнодорожных маршрутов, предназначенных для доставки угля в одну из сопредельных стран.
Казалось бы — самая обычная, даже рутинная ситуация, но в ходе работы выяснился нюанс — в отношении отправки грузов в пункт назначения, у железнодорожников имелись какие-то «мутные» ограничения, хотя прямого запрета не было.
Естественно, и у грузоотправителя и у экспедитора были определённые сомнения в том, что вагоны с углём благополучно доедут до станции назначения, и между контрагентами возникла некоторая нервозность.
Грузоотправителю хотелось спокойствия и гарантий, а экспедитору было важно «сохранить лицо» и избежать репутационных рисков для своей компании, известной на рынке как надёжный контрагент.
Представитель грузоотправителя обратился к моему клиенту с просьбой «как-нибудь договориться с железнодорожниками и порешать вопрос», а так же сообщил, что готов заплатить за успешное прохождение её груза до конечной точки.
Мой доверитель не нашел ничего лучшего, чем попросить одного из своих знакомых железнодорожников поспособствовать в отправке и прохождении двух железнодорожных составов до станции назначения, так же сообщив о том, что «люди готовы заплатить». Знакомый моего доверителя согласился, и работа закипела.
Погрузка и отправка обоих составов прошла нормально, и оба они благополучно прибыли в пункт назначения.
Все участники этой поставки были довольны, и представитель грузоотправителя перечислил на банковскую карту моего доверителя обещанную сумму, а он в свою очередь, перечислил их на карту своего знакомого железнодорожника.
Вот тут-то всё и «завертелось» — задержания и долгие «разговоры по душам» со всеми участниками поставки, вопросы по каждой банковской транзакции а так же о роли каждого фигуранта, предложения «не усугублять», сотрудничать со следствием, чистосердечно признаться и сдать контрагентов потому что всё уже и так известно и доказательств собрано предостаточно, отпираться бесполезно… всё как всегда.
Мой доверитель, сославшись на плохое самочувствие, усталость и юридическую неграмотность, отказался отвечать на вопросы немедленно и попросил дать ему возможность немного поспать и подумать, пусть даже в камере.
Удивительно, но его отпустили домой, взяв с него только честное слово, что утром следующего дня он явится к следователю для дачи показаний, после чего немного погуглив и посоветовавшись со своими знакомыми, отправился прямиком ко мне и мы заключили соглашение об оказании ему юридической помощи по уголовному делу.
К моменту первой встречи со следователем для меня было очевидно, что у следователя имеются:
- Все банковские выписки по счетам всех фигурантов и даже их ближайших родственников, то есть отрицать факт перечисления денег между ними было бессмысленно.
- В отношении железнодорожника проводился целый комплекс ОРМ в ходе которых получены и задокументированы данные о перемещениях и встречах фигурантов, содержании их телефонных (ПТП), и возможно не телефонных (НАЗ) переговоров.
- Все документы связанные с оформлением поставки угля.
Постановление о возбуждении уголовного дела ещё не вынесено — проводится проверка в порядке ст.ст. 144-145 УПК РФ.
После разъяснения доверителю сложившейся обстановки и возможных вариантов дальнейшего развития событий, а так же уяснения (со слов доверителя) наиболее вероятных вариантов поведения остальных фигурантов, была выработана общая позиция по делу — использование примечания к ст. 291 УК РФ.
Ещё до начала первого допроса, моим подзащитным было написано собственноручное заявление следователю:
«Я, (ФИО) добровольно сообщаю, что (дата) перечислил на карту «железнодорожника» деньги в сумме ХХХХХ рублей за содействие в отправке вагонов.
Я не знаю, являются ли эти деньги взяткой или законной оплатой услуг, но прошу разобраться в этом вопросе по закону и дать мне письменный ответ».
Следователь принял и собственноручно завизировал это заявление, второй экземпляр которого я подшил к материалам своего адвокатского производства.
Как в первоначальном объяснении, так и во всех последующих протоколах допросов моего доверителя, очень подробно отражены все его действия, и все известные ему действия других фигурантов, все факты перечислений денежных средств, встреч, разговоров по телефону, но на вопросы о предположительных действиях других фигурантов, мой подзащитный ничего ответь не мог, а выдумывать, и уж тем более врать, не стал.
Ключевыми вопросами, на которые мой подзащитный не смог ответить, были:
- Какие действия совершил «железнодорожник» для обеспечения беспрепятственной погрузки и отправки вагонов?
- С кем «железнодорожник» договаривался о беспрепятственной погрузке и отправке вагонов?
- Какие действия «железнодорожник» обещал совершить для беспрепятственной погрузки и отправки вагонов?
Единственным ответом на все подобные вопросы был ответ — «я не знаю», хотя в протоколы и не вошли предположения и догадки, высказанные моим доверителем: «наверное молился», «ну он же переживал», «он интересовался» и «как-то наверное содействовал, а может быть и нет — я точно не знаю и даже не интересовался этим».
Поскольку мой доверитель откровенно каялся и добросовестно помогал в расследовании, и эта его позиция была согласована со мной, я тоже, как мог, помогал следствию, задавая подзащитному вопросы, которые следователь либо перефразировал и вносил в протокол от своего имени, либо оставлял для других фигурантов:
Например: «Была ли у «железнодорожника» реальная возможность повлиять на процесс погрузки и отправки вагонов на той станции, где фактически происходило формирование составов, в то время, как сам «железнодорожник» работал совершенно на ДРУГОЙ?».
Как оказалось, никто из должностных лиц РЖД и фигурантов этого дела не смог положительно ответить на этот вопрос, в результате чего следствие как-то «забуксовало», но для выяснения значения разных слов и междометий, упорный следователь назначил лингвистическую экспертизу материалов ПТП, которая так же не смогла ответить на вопросы, что же на самом деле имели в виду подслушанные говоруны...
В итоге, действия моего доверителя, которые вначале планировалось квалифицировать то ли по ч. 2, то ли по ч. 4 ст. 291 УК РФ, стали плавно трансформироваться в ч.1 ст. 291.1 УК РФ.
Однако, после того, как следствие убедилось в том, что сам «железнодорожник» не только не совершал никаких реальных действий в интересах грузоотправителя, но и не мог, и даже не намеревался их совершать, а его действия были квалифицированы следствием как мошенничество (ч.3 ст. 159 УК РФ), мой доверитель стал свидетелем, и в отношении него было вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.
P.S. Для моего доверителя эта история закончилась на удивление хорошо, но он сделал выводы и твёрдо решил больше никого не просить о содействии.
Как ни странно, но искреннее и добросовестное содействие моего доверителя следствию, помогло и самому «железнодорожнику», поскольку санкции ст. 290 УК РФ, по сравнению со ст. 159 УК РФ, значительно строже...